Ярый тур Всеволод! Бьёшься ты впереди, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, — там лежат поганые головы половецкие. Расщеплены шлемы аварские твоими саблями калёными, ярый тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл честь и богатство, и города Чернигова отчий золотой престол, и своей милой жены, желанной прекрасной Глебовны, свычаи и обычаи!
Игоря, который скрепил ум силою своею и поострил сердце своё мужеством, исполнившись ратного духа, навёл свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.
Ибо Боян вещий, если хотел кому песнь воспеть, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминал он, как говорил, первых времён усобицы. Тогда напускал десять соколов на стаю лебедей, и какую лебедь настигали — та первой и пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю
«О ветер, ветрило! Зачем, господин, веешь ты навстречу? Зачем мчишь хиновские стрелочки на своих лёгких крыльицах на воинов моего милого? Разве мало тебе бы под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет в Путивле-городе на забрале, приговаривая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы насады до стана Кобякова. Прилелей же, господин, моего милого ко мне, чтобы не слала я к нему слёз на море рано!»
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: «Светлое и трижды светлое солнце! Всем ты тепло и прекрасно: зачем, владыко, простёрло ты горячие свои лучи на воинов моего лады? В поле безводном жаждою им луки скрутило, горем им колчаны заткнуло?»
