Согласно популярной фразе неизвестного автора, восходящей к одному из тезисов американского философа и политолога Ноама Хомски, авторитарные режимы прошлого для поддержания своей устойчивости на 80 % опирались на насилие и на 20 % на пропаганду, а неоавторитарные режимы XXI века – на 80 % опираются на пропаганду и на 20 % – на насилие. Без сомнения, это прогресс.
становиться более открытыми, либо окукливаться и пытаться сохраниться в максимальной степени в том виде, в котором система себя застала. Выбор между самосохранением и развитием, изоляцией и открытостью, восприятием внешнего мира как угрозы или ресурса, и различные сочетания элементов этих стратегий – длящийся сюжет российской политической истории. Ирония истории состоит в том, что реформаторские действия государственной власти совсем не всегда приводили к тем результатам, какие были запланированы. И наоборот: очень часто стремления и действия, направленные на то, чтобы ни в коем случае не меняться, стабилизироваться и сохраниться, приводили к политическим изменениям, в том числе радикальным. Чтобы оставаться на месте, надо бежать вдвое быстрее, и ничто так не пожирает ресурсы, как сохранение статус
Если у мышления по исторической аналогии вообще есть практическая польза, то она будет лежать в поиске не сходств, но различий: если вам кажется, что один исторический период чрезвычайно похож на другой, сравните их и постарайтесь определить, чем они отличаются. То, что останется после отшелушивания внешнего сходства, и есть самое важное. Это зерно трансформации, из него вырастает будущее.
Поскольку фактов, даже научно подтвержденных, почти неограниченное количество, а ум человеческий склонен к выстраиванию причинно-следственных связей (часто ложных), то почти любая концепция исторического процесса может найти себе убедительное обоснование.
В России возникает своеобразный контраст между низким уровнем влияния общества на принимаемые властью решения и высоким уровнем транспарентности самой власти.
