Оглавление

Глава 1

— Милый, ты не видел мой телефон? Да куда ж ты запропастился? — роясь в сумочке, пробормотала она. — Черт, я уже опаздываю!

Уже начиная злиться, Амира швыряла все на полках.

— Не ты опаздываешь, а мы. Телефон лежит там, где ты его оставила, на тумбочке возле дивана, — спокойно сказал Иван. — И да, вот еще, надень какое-нибудь украшение.

— Вот еще! Ты же знаешь, я не люблю цацки!

— Эти «цацки» я дарю тебе уже на протяжении пяти лет. Можешь ты мне сделать приятное и уже начать их надевать?

— Вань, я не знаю, что надеть, и ты сам сказал, что мы опаздываем, –напяливая кеды буркнула она.

— На вот это. И пожалуйста, сними с себя эти кеды, надень туфли, хотя б те, что мы купили недавно.

— Ты шутишь, что ли? Что за повод-то такой издеваться над моими ногами сегодня? — отстраняя его руку с украшениями, возмутилась Амира.

— Ты можешь сделать хоть раз что-то без вопросов? Это секрет! Слышишь, сек-рет.

— Ну, раз секрет, то надевать я ничего не буду, — упрямо натянув кеды, сказала она.

Они спустились на просторную многоуровневую подземную парковку. В правом ряду блестел новенький автомобиль BMW последней модели, в котором послушно открылись двери. Амира плюхнулась на пассажирское сиденье, тут же достала телефон и начала строчить СМС подруге (и по совместительству коллеге), чтобы та ее прикрыла, если нагрянет начальство, и сказала, что она будет буквально с минуты на минуту.

Оксану эта эсэмэска совсем не удивила: Амира частенько опаздывала, да и с дисциплиной у нее случались проблемы, но она была ассом в своем деле. А еще была очень доброй, уж Оксана-то знала это не понаслышке. Они многое пережили вместе: искали работу, жилье, делили комнату в общежитии, вместе голодали там, делясь всем, что было — поддержкой, оптимизмом и пофигизмом. Потом снимали одну комнату в квартире. На аренду отдельной квартиры, хотя бы и однокомнатной, им всегда не хватало: они спускали все деньги на ерунду и развлечения. Да еще Оксанка тратила на одежду — ее гардероб ломился от разных шмоток. Куда же Амира девала значительную часть честно заработанных, подруга не знала — догадывалась только, что случайно увиденный чек о переводе денег на чей-то счет был неслучайным и, видимо, не единственным. Но Амира бывала не на шутку скрытной, если вопрос касался чего-то личного, а Оксана не любила лезть не в свои дела. Их обоих это устраивало. Много раз они выручали друг друга, и вот уже давно Амира переехала к своему парню, а Ксюха по привычке иногда покупала вместо одного круассана на завтрак два…

— Как ты быстро едешь, — слегка упрекнула Амира Ивана.

— Сама сказала, мы опаздываем. Да еще никак не привыкну к этим пятистам «кобылам» — их нужно объезжать.

Спокойный и даже сдержанный в обычной жизни Иван выплескивал свои эмоции при помощи бешеной езды и прочих адреналиновых вещей. Амира этого не понимала, хотя поначалу тоже гоняла вместе с ним, забывая о благоразумии — со страстью впиваясь в руль и вжимая педаль в пол. Но сейчас ее трудно было заставить погонять, и вообще она все чаще предпочитала водительскому рулю руль велосипедный. Сегодня она не рискнула ехать на велосипеде: небо хмурилось, намекая на дождливые выходные.

— Когда тебе отдадут машину?

— Не знаю, — беспечно ответила она. — Я еще не звонила им.

— Понятно, — бросил Иван, обгоняя очередную машину и успевая проехать в последнюю секунду на желтый свет. — Да достал он меня, пусть теперь волочится в конце, где ему место! Я позвоню по твоей машине. Если тебе что-то доверить, то машину можно не увидеть и к Новому году.

— Хм-м… — пробормотала она, шмякая по клавиатуре на телефоне.

— С кем ты все переписываешься? — приподнял бровь Иван. — У тебя есть любовник?

— Фу на тебя! — ответила Амира, недовольно убирая телефон, и чуть расстроенно добавила: — Просто на работе мне некогда этим заниматься…

— Ладно, приехали.

Амира тут же вспорхнула с сиденья.

— Да, малыш, ты забыла кое-что на заднем сиденье.

— Забыла? — распахивая заднюю дверку, переспросила Амира. — Ты их взял с собой? Боже, ну зачем?

Она достала один пакет с обувью и другой, чуть поменьше, с украшениями и нарядной блузкой.

— Мы вечером встречаемся с моими родителями, — просто сказал Иван.

— С родителями? Прекрасно, что ты мне вообще об этом сказал! А мы собирались разве?

— Да, давно не виделись. Я позвоню, как буду подъезжать.

Амира недовольно хлопнула дверью и поплелась в офис.

— Привет. — Она брякнулась в свое кресло.

— Здорово! Тебя пронесло, еще никто не спрашивал о тебе, но все равно пожалуйста.

— Ах, да ну брось! Ладно, спасибо, подруга!

Оксанка довольно хмыкнула.

— А ты чего такая кислая? Сегодня же пят-ни-ца!

— Да, но вместо того, чтобы с удовольствием тянуть пятки на диване, расслабляясь после тяжелой недели, мы потащимся на встречу с предками Вани.

— Ну и что? А что за повод?

— Откуда мне знать, из него иногда и слова не вытянешь…

Амира вздохнула, а Оксана подумала про себя, что не больно-то чем он в этом отличается от самой Амиры. Кем-кем, а молчуньей ее подруга была еще той. Не то чтобы она всегда молчала — нет, она любила поболтать. Раньше, когда они жили вместе, они могли часами валяться в выходные, ленясь встать и приготовить наконец завтрак, — болтали о всякой ерунде и даже не спали ночами и разговаривали. Но были вопросы, от которых Амира пряталась куда-то в панцирь, и, что она на самом деле думает или чувствует, было сложно понять.

— Ну, посидишь, попьешь вина на ужин — не вагоны же тебе разгружать.

Амира ухмыльнулась:

— Да лучше вагоны… Ну ладно, в конце концов, Ивану будет приятно, ты права, от меня не убудет. — Включая компьютер, она покосилась на пакет с одеждой.

Наряжаться она не любила. Этот дресс-код на работе, обязательные «прикиды» для клубов или встреч с друзьями — все это ее угнетало. Если бы ей дали волю, Амира носила бы только джинсы с майкой и кеды. Она любила за это пятницу, когда на работе разрешался неформальный стиль. Хотя в глубине души ей нравилось случайно ловить свое отражение в зеркале. Кроме того, Иван любил, когда она наряжалась, денег он на нее никогда не жалел, чуть ли не насильно отправляя на шопинг и в салоны красоты, а иногда и сам выбирал ей одежду.

При этом сам он одевался очень сдержанно и однообразно: брюки, рубашки, зимой жилеты и свитера, летом максимум вариативности — это поло.

У него был пример — его мать, всегда элегантная и красивая, делающая прически и имеющая варианты одежды на все случаи жизни. Причем наряды для торжественных случаев никогда не повторялись — она никогда не позволяла себе дважды надеть одно и то же платье, скажем, на премьеру спектакля и на чей-то юбилей или день рождения. Она обладала безупречным вкусом и чувством меры, которые передались и ее сыну, поэтому он с таким удовольствием наряжал Амиру.

Его семья была очень обеспеченной, а сам Иван работал в преуспевающей иностранной IT-компании. Можно сказать, что он сам себя обеспечивал, если не считать просторной квартиры в центре Москвы — подарка родителей и последней машины, которую он купил сам, но не без помощи отца. Конечно, он был единственным сыном, мать его обожала и желала самого лучшего. И его девушка под определение «лучшего», по-видимому, не подходила — ее мать Ивана считала ошибкой, чем-то случайно оказавшимся рядом с сыном.

Амира была, безусловно, красива, но эта красота казалась какой-то дикой, слишком броской. Смуглая, со смоляными волосами и черными, антрацитовыми глазами — невозможно было пройти мимо, даже если она была небрежно одета. Все в ней было как будто бы слишком: пухлые губы, большие глаза, пышная грудь и при этом тонкая талия. Она была лениво-сексуальна.

«Немудрено, что Иван на нее запал. Но это не может быть серьезным увлечением», — думала мать. Женой своего сына она видела изящную утонченную девушку из хорошей семьи, с хорошими генетическими данными. О корнях же этой «дикарки» ей не было ничего известно. В самом начале знакомства Иван сказал, что ее родители погибли, других родственников у нее нет и чтобы больше этот вопрос не затрагивали, так как для Амиры это болезненно.

И тем не менее сегодня они снова собирались ужинать вместе, а мать Ивана все ждала, когда сын позвонит и скажет: «Мам, привет, я хочу вас познакомить со своей новой девушкой. Вообще-то, ты ее знаешь, мы давно знакомы, она дочь…»

И тут мысли матери начинали путаться в поисках подходящей партии, но, перебирая всех знакомых, она не находила никого удовлетворяющего ее требованиям, кто мог бы стать достойной спутницей сына.

Рабочий день прошел как обычно. Вечером Амира быстро переоделась в туалете, надела украшения и чуть подкрасила губы. Герман из отдела закупок даже присвистнул при виде ее:

— Детка, возьми меня с собой, мы будем танцевать до упаду!

— Ох, отвали Герман, — закидывая за плечо сумку и на ходу доставая жвачку, отмахнулась Амира.

— А что, мне кажется, мы хорошо смотримся вместе, — поравнявшись с ней и фамильярно закинув руку ей на талию, продолжил он.

— Только учти, ровно в двенадцать ночи моя шикарная карета превратится в тыкву, а я сама — в замухрышку, — скидывая его руку, отшутилась она.

На помощь подоспела Оксанка:

— Герочка, может, ты меня подвезешь до Насовихи?

— Я тебе не Гера, — раздраженно ответил он. — Все знают, что меня просто бесит, когда меня так называют. Ладно, подвезу, но учти, ровно в двенадцать моя карета превратится в тыкву.

— Что это с ним? — спросила Оксанка Амиру. — Он что, перегрелся перед монитором сегодня? Да-а, пора тебе в отпуск!

— Мне пора, Иван приехал!

— Давай веселее, устрой сегодня зажигательный вечер для его мамочки!

— Ну, это как получится, эта мегера меня терпеть не может.

— Ну а ты будь сплошной милотой, ей назло.

— О-о-о, брось, я давно не маленькая девочка, я не пропаду. Пока!

У Ивана в машине играла новомодная мелодия, а сам он был в приподнятом настроении. На сиденье лежали цветы — красивая композиция из чайных и оранжевых роз.

— Это мне?

— Ну конечно тебе. Я подумал, что давно не дарил тебе цветов.

Цветы приятно контрастировали с ее смуглой кожей, дополняя и оттеняя ее красоту. Амира была очаровательна, но Иван все равно нашел повод ее покритиковать:

— Тебе бы пошли собранные волосы к этому наряду и этим сережкам. Не хочешь их собрать?

Романтический настрой, как пыльца, тут же слетел с Амиры.

— Зачем ты все время мне делаешь замечания? Я не понимаю. Почему ты тогда вообще со мной, если ты все время меня переделываешь и учишь? — начала заводиться она. — Не проще тебе найти кого-то другого, кого не надо учить, кто знает, как одеваться, и безошибочно определит, какая прическа подойдет к этим сережкам?!

— Не проще.

— Что?

— Не проще найти кого-то другого, — просто ответил невозмутимый Иван.

— И это все, что ты мне скажешь?

— Послушай, не стоит так реагировать на все мои замечания. Ты можешь просто их послушать и сделать, как я говорю.

— Не могу, — упрямо пробурчала Амира, надув губы, как ребенок.

Он не мог на нее злиться в этот момент, хоть она его, бывало, жутко бесила.

— Послушай, давай только не перед встречей с моими родителями. Я уже начинаю думать, что ты сама ищешь повод поругаться со мной. Ты не хочешь видеться с ними?

— Знаю, знаю, я свинья, прости, милый. Ты тут не при чем, я действительно раздосадована. И дело не в твоих родителях.

Они поцеловались и быстро помирились.

— А знаешь, я подумал, что мы давно уже с тобой не отдыхали, — сказал Иван, повернувшись к ней, пока они стояли на светофоре.

— Ну да, — как-то незаинтересованно ответила Амира, погруженная в свои мысли.

— Эй, ты где? — мягко трогая ее за щеку, спросил он.

— Я, что?.. Знаешь, надо подумать… Может, еще не время отдыхать.

— Ты меня удивляешь. — Иван не стал углубляться в эту тему, так как они уже приехали.

— Ого-о, мы что в «Кр`истал» приехали? Ты мне не говорил, — удивленно приподняв бровь, проговорила Амира.

— Да, я сам не выбирал, его выбрала мама.

— А… — Амира подчеркнула интонацией всю глубину мысли.

— Да, ты же знаешь мою маму, я сам не люблю весь этот пафос.

— Ну-ну, — недоверчиво пробормотала она, отстегиваясь и чуть поправляя прическу.

Слова Ивана все же задели ее, и теперь она, стараясь не выдать своего с ним согласия, закрепляла волосы наверх японской заколкой. Волосы волной спускались на плечи, обнажая ее лицо, красоту которого подчеркивали удлиненные серьги от Картье, мерцающие блеском бриллиантов.

Она не любила подобные заведения из-за напыщенности, сквозившей во всем, и снобизма гостей и персонала, даже людей, принимавших одежду в гардеробе. Казалось, что все, кто сюда приходил, выполняли какую-то миссию, а не просто рассчитывали вкусно поесть, выпить и поболтать. И от витавшей в воздухе искусственности и натужности общения, если не находилось того, кто мог бы разбавить эту атмосферу, Амире становилось скучно и невыносимо тягостно.

Частично это было вызвано поведением матери Ивана, Георгины. Она любила очень тонко провести черту между ней и ими, всем своим видом показывая, насколько Амира не соответствует этому миру — миру денег, власти и величия (последнее было скорее мнимым). Амира терпела, как терпит щенок, пришедший за хозяином туда, где ему неуютно и некомфортно. И делала она это исключительно из любви к Ивану. Он знал, какие угольки дымятся в ней — в любой момент может разгореться огонь все время тлеющего конфликта между ней и его матерью. Его семья еще не забыла, как в день знакомства с девушкой Ивана его мать устроила излюбленную оскорбительную пикировку, в ответ на что Амира закинула ноги прямо на стол, уронив тарелку самой Георгины.

Неудобства это принесло немало, но зато шокированная Георгина, не ожидавшая такого поведения, отстала от Миры, причем очень быстро и очень надолго, как не отставала еще ни от кого на памяти Ивана.

Конечно, потом она высказала и сыну и мужу, как сильно возмущена и какого она мнения о Мире, но Иван только посмеялся. Он был молод и влюблен по уши, и ему даже нравилась дикая эпатажность Миры.

Естественно, это не было основной причиной, по которой ее невзлюбила Георгина, — эпатаж был скорее защитой для Миры, со временем она становилась более гармоничной и спокойной, и если бы ее спросили, смогла ли бы она так поступить снова, то она вряд ли ответила бы утвердительно.

— Мам, пап, привет!

— Сынок, дорогой, ты немного опоздал.

Георгина сразу оценила роскошные серьги Амиры, скользнув по ней беглым взглядом. И хоть выражение лица было явно не в пользу девушки, все же она отметила про себя безупречный вкус наряда и украшений — ничего лишнего, и при этом все идеально сочетается.

— Мы вместе давно не встречались, — оптимистично начал Иван.

Все вместе и каждый по отдельности демонстрировали вежливость и изображали согласие, при этом каждый думал о своем и никто, кроме самого Ивана, никакой радости от встречи не испытывал. Амира и мать Ивана, как две скрещенные шпаги, встретились взглядами. Отец, Анатолий Сергеевич, лишь подумал, что сегодня был идеальный вечер для встречи с любовницей, но его пришлось отменить. Он был раздосадован этим. Сын позвонил и объявил об ужине так, как будто его давно планировали. Георгина была уже в курсе и согласна, поэтому у него не оставалось выбора. И теперь немного угрюмо и по привычке изучая меню, он на самом деле думал о том, что должен был сейчас окунуться в мир шелка и нежности в кровати у Виктории, его пиар-менеджера.

— Ну, кто что будет пить?.. — вздохнув, спросил он.

— Я думаю, нам можно шампанского, — ответил за всех Иван.

— А, ну конечно, когда плачу я, мы пьем шампанское Cristal, — неудачно пошутил Анатолий Сергеевич.

Георгина пнула его под столом, а Иван, смущенный словами отца — он еще переживал из-за того, что недавняя покупка машины не обошлась без участия родителей, — воскликнул:

— Я и сам могу заплатить!

— Сынок, дело не в этом, ты же знаешь. Ты можешь заказать сейчас хоть свежий акулий плавник на ужин, и его тут же тебе доставят. Но так не будет всегда, если, конечно, ты не согласишься работать на меня.

Так начинался их давний спор, и Иван был раздосадован, что тема вечера уходит в малоприятную для него сторону. Обуздав свой первый порыв ощетиниться и, как всегда, начать перепалку с отцом, он лишь сказал:

— Как хорошо, что акулий плавник есть у отца, его даже не надо заказывать…

Все немного нервно рассмеялись этой шутке, оставив осмысление на потом.

Георгина, соскучившись по сыну, все время что-то шептала ему на ухо, а Иван живо кивал и отвечал, но было понятно, что этот разговор только для них одних, и Анатолий Сергеевич демонстративно повел плечами, ловя взгляд Амиры и давая ей понять, что они в одной лодке. Хотя лодки у них были как раз разные.

Они перешли к заказу блюд и напитков, потом обсудили последние новости. Амира все время сидела с чуть опущенными плечами, и взгляд ее был то ли зачарованный, то ли расстроенный.

Под открытую бутылку шампанского слово взял Иван. Торжественно прокашлявшись и попросив минутку тишины, он полез в карман пиджака (да, для этого случая он даже надел пиджак). Немного нервничая и не сводя глаз с Амиры, он начал:

— Дорогие родители, Амира, я очень рад, что мы собрались все вместе в этот замечательный день, который отмечен для нас с Амирой счастливой встречей пять лет назад.

Георгина удивленно захлопала глазами, а Амира наконец отвлеклась от своих грустных мыслей и теперь, кроме Ивана, никого не замечала рядом с собой.

— Я не просто так вас всех позвал… А-а-а, ма-ам, па-ап, я хочу объявить вам, что намерен сделать предложение этой девушке и, если она согласится, просить вас дать свое согласие и благословить на брак.

Иван тщательно подбирал слова, он явно готовился к этой речи.

— Вы, конечно, можете меня осудить и сказать, что мы слишком молоды и нам еще многое предстоит узнать друг о друге. И наверное, это так, но я хочу узнавать, делиться горестями и радоваться всему хорошему, я хочу, чтобы мы были вместе и могли подставить друг другу плечо, ругаться и мириться — и быть рядом… Что скажешь, дорогая? — доставая кольцо, обратился он к Амире.

Его речь была адресована вовсе не родителям. Он знал ревность матери и решил предупредить ее своим предисловием. Георгина была сражена, повержена, и в то же время она как будто расчувствовалась: слова сына вызвали непрошеные воспоминания об их браке с мужем… О, как давно это было… И как это было весело…

Глава 2

…Георгина была из не очень обеспеченной семьи, но с положением в обществе. Она познакомилась с будущим мужем, уже зная о нем все, но в то же время подпадая под пьянящий магнетизм его властной натуры… Луна стояла в какой-то дымке. Он набросил ей на плечи свой пиджак, так как она предложила немного прогуляться, когда они подъехали к дому…

Она планировала эту встречу, планировала познакомиться с этим перспективным, подающим надежды молодым человеком. Можно сказать, что она тщательно подбирала кандидатуру будущего мужа.

Георгина с детства отличалась особой избирательностью и расчетливостью. Она не позволяла себе принимать решения впопыхах, ее никогда не захлестывали эмоции, она была крайне практичной и приземленной. Еще в раннем возрасте из разговоров отца и матери она поняла, как важно иметь положение в обществе и при этом быть состоятельным человеком.

Она слышала постоянные ссоры отца с матерью из-за катастрофического отсутствия денег, а вернее, их нехватки на чрезмерные расходы матери Георгины, предпочитающей жить на широкую ногу и не желающей менять свои привычки из-за неожиданной смены финансовых возможностей. На отца сыпались упреки и оскорбления, что он не может обеспечить семью так, как полагается; в ход шли сравнения с семьями друзей, знакомых, где ситуация несколько отличалась от их собственной.

Мать Георгины одевала себя и дочь как принцесс, — мол, они того заслуживают, — при этом сам глава семейства не позволял себе даже покупку нового костюма. Дабы вырваться из долговой ямы, которая становилась все глубже, он проводил на работе дни напролет, а иногда оставался в офисе ночевать. Но его фирма все-таки разорилась. Тогда он пошел на отчаянный шаг — начал играть на бирже, и хотя чаще проигрывал, чем оставался в выигрыше, все же этих доходов хватало на жизнь, а вот на покрытие долгов безнадежно недоставало.

И тут сыграла доля везения или упрямая вера в то, что непременно что-то выгорит. Серьезные деньги он получил совершенно случайно: один бизнесмен, задолжавший ему крупную сумму, отдал все разом в долларах. Поначалу отец Георгины не сильно обрадовался валюте, в которой видел для себя больше проблем: не в ходу она была. Но на следующее утро он узнал, что деньги, оказывается, возвратились к нему в троекратном размере… Он перечитал газету несколько раз, прежде чем поверил. В обменные пункты начали выстраиваться очереди, и, боясь все опять потерять, он предпочел сразу обменять все доллары на рубли.

Этих денег ему хватило наконец, чтобы покрыть долги. Еще и осталась небольшая сумма, о которой он ничего не сказал супруге: уж она-то нашла бы повод ее потратить. Скрыв от семьи свой «левый» заработок, он купил за бесценок помещение у одного разорившегося бизнесмена и открыл в нем маленький магазин одежды. Этот магазинчик какое-то время позволял им держаться на плаву. Спустя несколько лет его пришлось продать, но, как оказалось, это было самое выгодное за все время вложение: стоимость помещения невероятно выросла из-за соседства с элитным московским рестораном. Ресторатор и выкупил у отца Георгины помещение, чтобы расширить свой и так немаленький ресторан.

Так мать Георгины поселила в голове и в душе дочери основополагающий, по ее мнению, принцип власти денег, а заодно и ощущение их постоянной нехватки. Даже когда финансовое положение их семьи стабилизировалось и все наладилось, отношения отца с матерью нисколько не улучшились, скорее, наоборот, ухудшились, ведь матери Георгины все время казалось, что денег мало и все не так, как она заслуживает. Семья начала разваливаться на глазах — отец постепенно спивался, а мать, создавая для окружающих иллюзию благополучия, игнорировала мужа и полностью ушла в светскую жизнь. Теперь она заботилась лишь о том, чтобы дочь не пошла по ее стопам и вышла замуж не по любви, а за богатого.

Сама Георгина любила отца, но с молоком матери впитала все ее постулаты, поэтому руководствовалась прежде всего соображениями практичности и ставила во главу угла материальный достаток и стабильность. Она не заводила сомнительных знакомств и, заботясь о своей репутации, не гуляла допоздна с кавалерами, старательно посещала мероприятия, где, по ее мнению, можно встретить нужных людей и приобрести максимально полезные связи. Очень быстро она приметила для себя «того» человека — его можно познакомить с родителями, за него не стыдно пойти замуж, а главное, он способен обеспечить новую ячейку общества.

Георгина знала, что не блещет красотой, но она очень умело обыгрывала свои несовершенства — не слишком тонкую талию и толстоватые ноги — красивыми нарядами, которые делали ее вполне изящной и очаровательной. Кроме того, она обладала чистыми, правильными чертами лица, что придавало ей аристократичности. Среди знакомых она слыла остроумной девушкой, которой лучше не попадаться на язык. Георгина не имела тщеславных планов относительно работы по профессии, свою будущую жизнь она видела исключительно в рамках семьи, а главной своей ролью считала создание образцовой ячейки общества, обеспеченной и живущей как аристократы.

С будущим мужем Георгина встретилась случайно (или почти случайно) на гулянке у его друга по случаю отъезда родителей в отпуск и потому пустой квартиры. Компания друзей накупила крабов, омаров, лангустов, красной и черной икры, дорогого шампанского, бренди и устроила вечеринку. Тогда Анатолий и познакомился с милой и очаровательной принцессой, очень скромной, как ему показалось, и воспитанной. Именно о такой девушке для него мечтала мать. И при этом она показалась ему вполне современной и лишенной предрассудков (о, как он заблуждался!).

Георгина между делом рассказала ему о себе, о том, что она учится на последнем курсе университета, о своих мечтах… О чем она мечтала, Анатолий, впрочем, вскоре забыл, поскольку выпил изрядное количество алкоголя. На середине вечера Георгина засобиралась домой: она никогда не позволяла себе задерживаться слишком долго. А еще она не теряла головы, как остальные девушки, и категорически отказывалась от выпивки, чем тоже понравилась Анатолию.

Он не хотел так быстро с ней расставаться, и как-то так получилось, что он поехал с Георгиной в такси провожать ее до дома. Потом он уже не помнил, чьей инициативой это было на самом деле. Пока они ехали, Анатолий успел немного протрезветь и, хоть и был очарован девушкой, все же подумал, что она ему не настолько понравилась, чтобы покинуть веселую компанию, где все только начиналось, и ехать неизвестно куда и неизвестно зачем…

Видимо, некое разочарование отразилось на его лице, и Георгина тут же увлекла его рассказом об одном интересном случае, произошедшем в их городе, потом заговорила о другом… И Анатолию уже казалось, что без нее он явно лишится знания о чем-то важном — вот это, к примеру, он может пересказать своим друзьям, это тоже может пригодиться… Может быть… А скоро концерт джазовой музыки, впервые в их городе выступает тот-то и тот- то, и это очень значимое событие — вся элитная и более-менее интеллектуальная молодежь, та, что разбирается музыке, там будет… И ему показалось в тот момент, что это очень важно и не пойти на концерт невозможно: он, как и все молодые люди, в то время увлекался новой музыкой, хотя мало что в ней понимал. Ну и конечно, он не мог не пригласить на концерт эту чудесную девушку! Как он мог теперь пойти без нее, с кем-то другим, ведь именно она его так кстати просветила и как будто приобщила к чему-то культурному и модному одновременно.

Когда они вышли из такси, Анатолий расплатился по счетчику. Медленно соображая, правильно ли он дал денег водителю, не обманул ли тот его в километраже, прикидывая, в какой части Москвы находится, он уже попал под волнующее очарование новой знакомой с необычным именем. Георгина ненавязчиво предложила ему прогуляться — ночь выдалась такая теплая, — и молодой человек согласился. Он задумчиво шел рядом с ней, еще не ощущая романтического настроя, но почему-то чувствуя, что доволен собой, что вроде все идет правильно: ласковая ночь, красивая девушка, приятная прогулка…

Георгина что-то негромко ему рассказывала — про фруктовый магазин рядом и что к нему по утрам теперь огромная очередь, так как завезли бананы, а иногда бывают и ананасы, но их обычно кто-то скупает заранее, и простым смертным мало что остается. Она еще о чем-то рассказывала — Анатолий уже не припомнит о чем. Помнит только, что он, как джентльмен, дал ей свой пиджак, так как она слегка озябла, несмотря на теплую ночь, помнит, как смотрит на ее лицо, освещенное луной, с ровными, правильными чертами…

Конечно, она не заставляла его сердце биться быстрее, но ему с ней было как-то спокойно. Постепенно он включился в разговор, рассказал пару историй из своей жизни и пару раз украдкой заметил румянец на ее щеках… Румянец был настоящий: Георгина, несмотря на всю свою предусмотрительность и приземленность, все-таки была очарована этим молодым человеком, таким искренним, ярким, немного импульсивным… В нем чувствовалось что-то такое, о чем она только читала в книгах, но никогда сама не замечала, — какая-то энергичность и желание жить на всю катушку!.. Поэтому Георгина в тот вечер мобилизовала все свои способности, весь свой арсенал очарования, чтобы понравиться ему, заинтересовать собой, что в конечном счете и произошло.

Как опытный музыкант, она находила нужные струны, верные клавиши, и он делал именно так, как она хотела. Они вместе сходили на концерт джазовой музыки, а потом на день рождения ее подруги, которая была на том вечере, где они познакомились, — а как же иначе, ведь «именно она нас познакомила»… Потом были совместные походы в кино…

Но, несмотря на большое количество времени, которое они проводили вместе, Анатолий не спешил знакомить Георгину со своими родителями: он понимал, что этот шаг неминуемо будет означать серьезность его намерений. А у него был ветреный нрав, встречаться так долго с одной и той же девушкой ему еще не приходилось. Однако постепенно он, не без участия самой Георгины, стал считать, что их отношения не просто так, ради приятного времяпрепровождения, что она и есть та самая девушка, на которой стоит жениться. Вся проблема состояла в том, что жениться он не спешил и уходил от темы каждый раз, когда Георгина хоть и отвлеченно начинала говорить о будущем, делая упор на местоимение «мы»…

Георгина стала для него идеальной девушкой. Она готовила образцовые оладушки, когда он заходил хотя б и ненадолго в гости, говорила правильные вещи о том, как многого он может достигнуть, — и попадала прямо в цель, которою являлось сердце тщеславного и амбициозного парня. Сама она считала, что Анатолий отличная партия для нее, и, несмотря на отсутствие глубоких чувств, поддалась потребностям молодости и увлеклась молодым человеком. Она поверила в то, что изначально сама же и придумала: что именно он сделает ее счастливой, вытащит из безнадеги и скверных, не царских условий, в которых она жила. Свою будущую жизнь с ним она представляла не иначе как на той картинке из журнала, которая хранится под подушкой: молодой человек на фото обнимает известную кинозвезду, и они стоят рядом с кабриолетом…

Георгина уже с трудом терпела спивающегося отца и, следуя тактике своей матери, игнорировала его, а вот мать предпочитала слушать, хотя, откровенно говоря, сильных дочерних чувств к ней не испытывала. Но как не следовать ее советам и наставлениям, если они помогут ей найти путь к лучшей жизни! Мать всегда говорила, что Георгина достойна самого лучшего: лучших нарядов, лучших украшений, лучшего жениха, что она будет одеваться в меха и шелка, купаться в дорогих духах, посещать светские мероприятия, и для этого ей нужно быть иконой стиля — а уж в этом мамочка разбиралась! Георгина верила, что отец сделал мать несчастной, ее жизнь невыносимой, что именно он один в ответе за их финансовую нестабильность и много чего другого, что сильно усложнит жизнь повзрослевшей принцессы.

Знакомство с родителями Анатолия произошло неожиданно. Она намочила платье, когда шла вдоль дороги после недавнего дождя, и ее окатил водой грузовик, на полной скорости «форсировавший» лужу на обочине. Так как Георгине нужно было в тот день на занятия в университет, Анатолию, гулявшему вместе с ней и оказавшемуся свидетелем бедствия, ничего не оставалось, как позвать девушку к себе домой, чтобы поправить ситуацию, — они как раз оказались неподалеку. Этого уж Георгина подстроить не могла, да и придумать лучше не сумела бы.

Они зашли домой к Анатолию, и Георгине сразу понравилась квартира, свидетельствующая о достатке тех, кто в ней живет. Она пошла в ванную, чтобы переодеться в рубашку Анатолия, а потом застирать и просушить платье.

Осмотрев платье и решив, что, в принципе, все не так уж и плохо — на нем почти незаметны разводы от воды, Георгина принялась оценивать себя в зеркале и пришла в ужас! В рубашке Анатолия она выглядела как колхозница: пухлые ноги, далекая от совершенства талия, покатые широкие плечи… Совсем не такой она привыкла себя показывать людям, тщательно подбирая одежду, чтобы скрыть широкую кость. Понимая, что в таком виде она может все испортить, Георгина медлила и не выходила из ванной комнаты, надеясь, что мокрые пятна на платье скоро высохнут. Затем, услышав голос Анатолия и решив, что он уже зовет ее, все-таки вышла…

Она вышла и сразу столкнулась нос к носу с мамой Анатолия. Изумлению обеих не было предела! Георгина, конечно, хотела познакомиться с его родителями, но только не в таком виде! Мама Анатолия, освободившись пораньше с работы и придя домой, сразу заметила босоножки в прихожей. Она нисколько не удивилась, зная, что ее мальчик обладает ветреным нравом и любит женский пол. Но полуголая девица в рубашке сына?.. Это повергло ее в шок: вряд ли они чай пили в таком виде.

Несмотря на то что сын вместе с девушкой долго убеждали мать в случайности произошедшего — Георгина ведь просто зашла просушить платье, — она в это совершенно не поверила. Вечером в семье Анатолия состоялся серьезный разговор, и мать с отцом настояли на том, что нужно познакомиться с этой девушкой, а может, уже и с ее родителями… И хоть на самом деле между молодыми людьми ничего не было, мать Анатолия подозревала самое худшее: вдруг девушка уже беременна от их сына?

Скоро состоялась и свадьба. Георгина тем летом как раз получила диплом, и перед ней стоял выбор, куда двигаться дальше, а молодой амбициозный Анатолий уже подрабатывал на фирме отца — копил деньги на автомобиль. Машину он так и не купил, поскольку потратил все деньги на свадьбу, но молодые получили его от родителей Анатолия в качестве свадебного подарка.

Отдельного жилья у них не было, но своенравная Георгина не хотела жить с родителями Анатолия. Ей кругом виделась рука его матери, казалось, что она не имеет права голоса в этой семье, что мать всем и всеми управляет, а главное, помыкает сыном Анатолием — а эту роль Георгина отводила самой себе. Не так она представляла свою семейную жизнь…

Конечно, Георгине следовало бы благодарить свекровь, ведь именно после ее неожиданного возвращения с работы вектор их отношений повернулся в сторону свадьбы — сам Анатолий жениться еще не собирался… Кроме того, пока они жили с родителями Анатолия, ей ни о чем не приходилось заботиться: быт давно налажен, продукты, причем самые лучшие, покупали родители, они же постоянно подкидывали молодым денег и, в принципе, не вмешивались в их жизнь и не докучали советами.

Однако Георгина, проводившая большую часть времени дома, так как она получила диплом, но нигде не работала, постоянно видела в созданном чужими стараниями укладе одни недостатки. Интерьер, который ее сначала восхищал, начал надоедать, родители раздражали, и она стала потихоньку «обрабатывать» мужа с целью склонить его к переезду.

Анатолий и сам был не против переехать и почувствовать себя более самостоятельным и свободным. Ему нравилось жить с родителями, но это накладывало множество ограничений: он не мог позвать друзей, когда хотел, не мог сидеть с ними допоздна, не мог, наконец, начать настоящую семейную жизнь с Георгиной… Та всего стеснялась, живя под одной крышей с его родителями, — не ходила дома в халате или в сорочке, всегда тщательно одевалась перед тем, как выйти из комнаты. Да и наедине с Анатолием вела себя скованно: боясь, что к ним в комнату могут зайти в любой момент, спать ложилась в длиннющей сорочке, под самые пятки, и о том, какая она на самом деле, Анатолию приходилось лишь догадываться…

Настояв на переезде, молодые сначала сняли квартиру. Позднее родители купили им скромную однушку — правда, далековато от центра. Анатолий был рад, а Георгина опять нашла причины для недовольства: квартиру выбирала не она сама, а мать Анатолия, она была не в том районе и не такой, какую хотелось или, по крайней мере, в которой можно было бы временно пожить. Анатолий не понимал, что не устраивает молодую жену: она же так хотела переехать, тем более им больше не нужно тратить деньги на аренду квартиры, машина у них есть — можно поехать отдыхать на Черное море. Георгина предложение мужа восприняла без энтузиазма, а накануне запланированного отъезда неожиданно простудилась.

Вместо прекрасного отдыха с купанием в море и танцами по вечерам на дискотеке Георгина провалялась все две недели в номере пансионата. Впрочем, Анатолий бегал купаться один под постоянные стоны жены, недовольной тем, что ее оставляют одну. Однажды он познакомился на пляже с привлекательной девушкой, которая загорала рядом. Она ему так понравилась, что он уже сочинял повод вечером уйти от Георгины и отправиться с новой знакомой на танцы. Но жена, почуяв неладное, устроила такой скандал, какого не было вообще ни разу с момента их знакомства. Вернулись они из отпуска совсем не в том настроении, в котором уезжали. Анатолий был разочарован в жене: не так он все представлял и не этого ожидал от казавшейся ему когда-то очаровательной и веселой девушки. А с Георгины после этой ссоры на морском курорте как будто сняли слой благородного металла — ссоры и придирки стали регулярными, она уже не стеснялась заявлять мужу в открытую о своем недовольстве.

Позднее она немного успокоилась. Познакомилась с одной молодой парой, которая жила неподалеку и у которой было все, о чем мечтала сама Георгина: известность, жизнь на широкую ногу, интересные встречи, которые они проводили у себя дома. Молодой кинорежиссёр и его жена, актриса, вели полубогемный образ жизни, и Георгина на время отвлеклась от домашних неурядиц, окунувшись в общение с новыми знакомыми. Они ходили к ним вместе с мужем, и Анатолий был рад, что жена наконец успокоилась и стала похожа на себя прежнюю — вновь была очаровательной, общительной, приятной и умной собеседницей.

Георгина исподволь наблюдала за этой семейной парой, за их образом жизни и неумело начала их копировать. Она стала устраивать вечера и посиделки у себя дома, хоть скромной однушки для этого очень часто не хватало. Георгина ненадолго поверила, что это именно то, к чему она стремилась в семейной жизни, и на время как будто успокоилась и выглядела довольной…

Спустя некоторое время Георгина узнала, что беременна, и их жизнь с Анатолием снова поменялась. Ее начала мучить тошнота, она не могла ничего есть — от любой попавшей в желудок пищи ее тут же выворачивало наизнанку. Ненадолго ей становилось легче, но ровно до того момента, как она снова что-то съедала… Георгина сделалась мрачной, злой и неудовлетворенной… И Анатолий, еще раньше столкнувшийся с «прелестями» ее характера, тут вообще решил, что попал в какой-то ад…

Каждый день она мучила его придирками, раздражением, резкими сменами настроения и скандалами по пустякам. Она обвиняла его в своей тошноте, в том, что она не может нормально спать, есть, лежать, встречаться с друзьями — в общем, во всем, и он, не зная, куда деваться от сварливого нрава жены, иногда оставался ночевать у родителей или друзей.

Как-то неожиданно, заедая галетную печенью соленым огурцом, Георгина поймала себя на мысли, что полчаса назад она уже ела — и никакой тошноты и прочих неприятных явлений. Прошло еще несколько дней спокойствия, и постепенно к ней вернулось ее обычное здоровое состояние. За эти несколько месяцев жуткого токсикоза она очень сильно похудела, как никогда в своей жизни, и была этим особо довольна. Животика видно еще не было, поэтому она начала с удовольствием покупать новые платья, красуясь стройной фигурой. Муж снова увидел довольную жену, ухоженную и красивую, и на время у них наступило перемирие.

Дни летели незаметно, Георгина внезапно очень сильно набрала в весе. Радуясь своей худобе и тому, что ее наконец перестало тошнить, она накидывалась на еду. Особенно ее тянуло на мучное — она могла есть одну за другой булочки, пирожки, печенье, заедать все это макаронами и при этом совсем не чувствовала сытости. Георгину посадили на жесткую диету, она снова начала страдать и свое плохое настроение каждый раз вымещала на муже. Все же последние три месяца беременности прошли для молодой семьи спокойно. Георгина притихла, — видимо, гормоны наконец стабилизировались — и даже была все время в приподнятом настроении в преддверии нового события. Она стала мягче, добрее, женственнее, так что Анатолий полностью расслабился и отшучивался в кругу друзей, что у беременных скачут гормоны.

Роды прошли тяжело. Так тяжело, как Георгина даже представить себе не могла! Эту боль вынести она была не в силах, ее крики слышало все родильное отделение. Затем ей поставили капельницу со снотворным, и она ненадолго забылась. Когда действие снотворного прошло, боль с новой силой накрыла ее. Она теряла сознание, впадала в забытье и никак не могла разродиться. Казалось бы, у нее были хорошие физические данные для родовой деятельности, но этого, видимо, было недостаточно. Врачи предложили ей сделать кесарево сечение, чтобы закончить ее страдания. Кроме того, они считали, что это необходимо по медицинским показаниям. Но Георгина и слышать не хотела об операции — боялась шрамов и рубцов — и даже в полубессознательном состоянии, задыхаясь от боли, твердила, что запрещает делать ей кесарево. Ее уговаривали, пугали страшными последствиями, но ничего на нее не действовало. В итоге Георгина смогла родить сама — хорошенького крепкого мальчика с отличным весом и ростом. Но тяжелые роды не прошли без последствий: позднее ей сказали, что, ослушавшись врачей и отказавшись от кесарева сечения, она родить больше не сможет…

Георгина лежала одна в палате — об этом договорились родители мужа. Сам Анатолий стоял под окнами с огромным букетом цветов и долго махал им, надеясь, что она выглянет. Но Георгина, совершенно обессилившая, так и не подошла к окну… Ей не хотелось видеть мужа: какая-то исстрадавшаяся за роды ее часть возненавидела его. В то же время ребенка она сразу полюбила, полюбила всем своим существом, и направила на него всю свою заботу и все свои мысли. Она, как орлица, нависла над ним и не давала никому подходить без особых причин. Она запретила его пеленать, сказав медсестре, что не даст лишать будущего мужчину свободы действий. Опять ей грозили, ругали, пугали, но она никого не слушала. Кормила Георгина исключительно грудью, отказавшись от докармливания, чем также возмущала персонал больницы.

Мальчик родился чудесный, с розовыми ручками и ножками, пухленькими щечками, маленьким носиком, с очень чистыми и четкими чертами, которые уже просматривались на крошечном личике младенца. Он вскрыл в Георгине такие чувства и качества, о которых она сама и не догадывалась. Ей виделась кругом опасность, она все время переживала за малыша и боялась отлучиться от него даже на мгновение. Ее постоянно мучили кошмары, что кто-то его отнимает, крадет, увозит, и Георгина, которая и так мало спала, потому что должна была постоянно кормить грудью, не высыпалась еще и из-за этих тревожных, путаных снов.

Когда она вернулась с младенцем домой, ее отношение к супругу резко поменялось. Георгина стала холодна и отстраненна, не проявляла никакой нежности и заботы, видя в Анатолии лишь источник дохода. Все ее покупки теперь были в основном для сына. Еще до родов она накупила через знакомых кучу распашонок и ползунков отличного качества, сейчас же ей нужна была самая лучшая кроватка, самая дорогая коляска, лучшие игрушки, и это несмотря на то, что малышу пока, кроме погремушек, ничего и не надо было. Ей хотелось для сына лучших вещей, и она договаривалась, чтобы все это привозили из Италии, Франции, Польши…

Нервозность между супругами росла еще и из-за того, что с появлением ребенка однокомнатной квартиры с крошечной кухней им стало не хватать. Все было завешано пеленками, ползунками и марлечками. Помимо этого, все время занятая сыном Георгина совершенно не ухаживала за мужем — не готовила ему еду, не стирала и не гладила его одежду, а в ответ на его возмущенные замечания говорила, что и так устает все это делать для ребенка, чтобы делать еще что-то для мужа.

Если отношения между супругами и до появления ребенка были не самые близкие и теплые, то после рождения сына они совершенно отдалились. Встречи с друзьями прекратились: Георгина не хотела никого видеть, да и в их однушке это было неудобно. Она постоянно удалялась на кормление ребенка, потом валялась с ним на кровати, часами любуясь сыном. На приглашения друзей в гости тоже все время отвечала отказом, считая, что не может оставить ребенка ни свекрови, ни своей матери: вдруг с сыном в ее отсутствие что-то случится…

Сын стал для нее предметом поклонения, особенно после того, как она узнала, что больше не сможет иметь детей, — удвоенной и даже утроенной любовью она окружила своего Ванечку, который стал для нее всем: ее гордостью, ее отрадой. От супружеской жизни Георгина постоянно отказывалась, и интерес к мужу у нее не возникал, даже несмотря на то, что сын постепенно рос.

Анатолий ревновал жену к сыну, он не мог найти дома ни поддержки, ни любви, ни понимания. Жена полностью ушла в материнство, в то время как у него самого отеческие чувства появились отнюдь не сразу — первое время он даже боялся брать сына на руки. Вдобавок Георгина все время была рядом с Ванечкой, ограждая его от любых возможных неприятностей, — она даже мужа не оставляла наедине с сыном.

Но постепенно, казалось, их жизнь стала налаживаться. Георгина опять начала следить за собой и села на диету, так как после родов она безобразно поправилась. Они вновь стали выходить в свет, занялись поиском новой квартиры. Дела у Анатолия шли в гору, и их финансовое благополучие очень радовало Георгину. Она снова стала благосклонно общаться с мужем, при этом, однако, все свое тепло и заботу отдавая сыну. Мужа она воспринимала лишь как человека, обязанного ее с сыном содержать и делать все, что она хочет, планируя их семейную жизнь в одностороннем порядке. И если у нее были какие-то чувства к Анатолию раньше, когда они познакомились, то теперь они как-то незаметно пропали — то ли затухли, то ли она сама их задушила в себе, считая больше ненужными.

Георгина очень хорошо проводила светские встречи, умела поддержать беседу, тонко увести ее в нужное русло, помочь мужу в приобретении нужных знакомств и в общении с партнерами. Но на этом ее роль в начинаниях и делах мужа заканчивалась. Она не знала, что такое истинная теплота, доверие и поддержка в семье, и ценила лишь материальную составляющую, а потому не откликалась на непонятные для нее требования мужа о понимании.

Каждый раз, когда Анатолий пытался по-настоящему сблизиться с женой или поговорить с ней по душам, он натыкался на такую холодную стену непонимания, что в конечном счете отбросил все попытки достучаться до своей «Снежной королевы», как он поначалу с любовью ее называл. Георгина с искусством опытного дипломата очень последовательно вела его к своим собственным представлениям о жизни в семье и отведенным им ролям, каждый раз тонко, но однозначно давая понять, что говорить стоит, а что нет, что уместно, а что совершенно некстати, лишая их отношения искренности и теплоты настоящего чувства и приближая их семью к глянцевым представлениям о ней.

В конце концов, полностью разочаровавшись в семейных отношениях, отец Ивана начал искать настоящие чувства на стороне. Но, уже испорченный жизнью с Георгиной, вкусив яда лицемерия и продуманной фальши, он не мог отличить истинной симпатии от показной, лживой. Видя во всем подвох и стремление девушек к наживе, он и в этом разочаровался, удовольствовавшись мелкими непродолжительными интрижками с холодным расчетом.

Глава 3

…И сейчас, по прошествии стольких лет, Георгина по-прежнему заботилась лишь о сыне и искренне интересовалась только им.

Узнав новость о том, что сын хочет жениться, и не на ком-то из хорошей, известной семьи, а на девушке с неизвестным прошлым и сомнительными генами (от «цыганского» взгляда Миры ее иногда кидало в холодный пот), Георгина была сражена наповал. Уже дома она все высказала мужу.

Анатолий, как обычно, прошел в их роскошную гостиную, на ходу снимая пиджак и небрежно кидая его в кресло, нисколько не беспокоясь, помнется он или нет, так как в их доме хозяйство давно вела домработница. Он подошел к мини-бару и по привычке налил немного виски. Побледневшая Георгина села на диван, нервно теребя украшение на груди.

— Мы не можем этого допустить, — только и сказала она и снова углубилась в свои мысли.

— Что? — небрежно переспросил Анатолий, закрывая сообщение от своей любовницы на телефоне и не сильно интересуясь тем, что говорила ему жена.

— Как всегда, ты меня не слышишь!

— Ой, только не заводись, как обычно! У меня был тяжелый день, я устал, у меня было много переговоров, — ты понятия не имеешь о моей работе!

— Вот и слава богу, что не имею, а то я бы давно с тобой развелась! — поджала губы Георгина.

— Что? Это ты о чем?

— Сам знаешь о чем. Я просто терплю и делаю вид, что не замечаю! Мне главное, чтобы это не просочилось в свет, чтобы обо мне не заговорили как об очередной дуре, у которой муж бегает направо и налево! Как будто есть другие, которые не бегают?! Хотя, может, и есть, но у них, наверное, другие недостатки: наркотики, выпивка, прочие извращения… Одной семьи вам всегда не хватает, — тихо, как будто сама с собой, говорила Георгина.

— Что? Это ты про семью будешь говорить?! Ради бога, я тебя умоляю, не выворачивай мне мозги, как ты это делаешь все годы нашей совместной жизни, — все одно и то же, как заезженная пластинка! И да, тебя действительно интересует даже не то, способен ли я сходить налево, а только чтобы никто ничего не узнал! Дорогая Георгина, наши с тобой годы совместной жизни — это же сплошной фарс!

— Вот именно фарс! Фарс — это то, что происходит сейчас в жизни у нашего Ванечки! Как может эта девушка, эта грязная оборванка, которую он неизвестно где подобрал, быть достойной партией нашему сыну?! Он достоин самого лучшего! Лучшего! А она кто? — полностью пропустив драматичное резюме мужа об их совместной жизни, возмущалась Георгина.

— Что не так с этой девушкой? Что не так с ними всеми, с кем встречался Иван? Ты просто трясешься над ним, а он давно уже вырос! Кажется, он ясно дал нам понять серьезность своих намерений — не лучше ли нам все принять, как есть? Это же его жизнь, не так ли? Пусть попробует семейной жизни… Может, у него все сложиться иначе… — с горечью добавил Анатолий.

— Тебе, как обычно, все равно! Тебя вообще не интересует жизнь Ивана! Ты никогда им как следует не занимался! Ты даже не можешь уговорить его пойти работать у нас, у тебя… Это же уму непостижимо: у нас целая империя, которую нужно развивать, а он со своими талантами, со своими мозгами где-то пропадает, в какой-то чужестранной компании, занимается, на мой взгляд, ерундой… Но это все неважно — он просто ищет пока себя, ему нужно что-то попробовать, а потом он поймет, что должен работать в нашей компании! Надо только дать ему правильно это понять! Да и с девушкой так же! Да, это временно, я уверена, а потом он поймет, что ему эта девушка не пара!

— Что ты там все бормочешь? Все никак не успокоишься, что Иван выпорхнул из-под твоего крылышка?! Вырвался, я бы сказал! Ему повезло, ведь он может еще вырваться! А я уже никуда не денусь!

— Прекрати молоть чушь! Куда ты без меня? Ты же пропадешь! Да и Иван тоже. Он пока еще ничего не знает об этой жизни, он должен прислушиваться к моим советам!

— Твои советы, моя дорогая Георгина, уже никому не нужны!

— Да? Давай тогда прекратим этот бессмысленный разговор, а общаться и разговаривать с семьей Тельманов будешь ты сам, да? Я не буду вмешиваться — все, так и решим. И мне не нужно правильно настраивать жену Тельмана и говорить о ваших благополучных делах, приглашать их к нам за город в следующие выходные, заодно помогать ей с деликатной проблемой, о которой я прознала…

— Деликатной проблемой?.. Э-э-э-э, что это за проблема? — Анатолий был озадачен.

— А зачем тебе это знать — ты же теперь все сам, сам?.. Да, и не забудь о нашем соглашении, ведь ты помнишь о нем, верно?..

— Эх, как же ты меня достала, ты же просто мегера!

— Мегера, у которой ты в руках! Одно твое неосторожное движение, и ты останешься без своей любимой компании!

— Да что ты сможешь сделать там без меня?

— Ты во мне сомневаешься? Я-то уж точно справлюсь. За годы жизни с тобой я уже едва ли не больше тебя знаю о компании и нашем бизнесе! Я тебе обещаю, что оставлю тебя в одних штанах, нет, лучше в трусах, будешь всеобщим посмешище