Наверное, прикол в том, что она даже не старается понравиться мне. Она такая, какая есть, а я от ее естественности торчу, как нарик, дорвавшийся до дозы.
Она распахивает губы, явно намереваясь возразить, но тщетно, потому что я успеваю накрыть ее рот ладонью. Не желаю слышать ее приторно-сладкий голос, полный унижающего меня дерьма.
– Эй, гляньте… – Что он… – Громов идет, – в шелестящем шепоте за спиной вдруг раздается четкий голос Насти, которая толкает меня в плечо, чтобы я очнулась и оторвала взгляд от пола. И увидела его. Моего Арсения. Будто парящего над паркетом в своей дико сексуальной форме, со всеми этими рельефно выступающими от нагрузки мышцами, горящим взглядом и… Я задыхаюсь. Потому что он с разбегу врезается в мои губы – это почти больно – и целует меня. Давит на талию, прижимая к себе и заставляя выгибаться, чтобы его потная майка прилипла к моему голому животу. Едва не проглатывает меня с головой, жадно кусает, как тот самый бургер на нашем первом и единственном свидании. Рычит что-то нечленораздельное мне в рот, забывается, тянет воздух носом и довольное «м-м-м». Можно все это будет длиться двойную бесконечность, пожалуйста? Нет? Ну ладно. Когда Громов отрывается от меня на пару жалких сантиметров, я все еще чувствую его вкус на губах и фантомные касания языка. Его глаза бегают по моему лицу, будто что-то ищут на нем, а я от удивления распахиваю рот, вспоминая, что мы не одни и не у него в машине, спальне или где бы то ни было. Мы стоим посреди спортивного зала, полного людей, наших знакомых, и они все молча пялятся на нас. Черт!
– Еще скажи, что нет. – Я шучу, но сам весь на взводе. Я был уверен в чувствах Огневой ровно до этого момента. Теперь сомневаюсь. Во всем. Сука, даже в том, что Земля круглая.
– Люблю, – наконец говорит Вика, и у меня груз пятитонный с души падает. Хочется гребаную радугу оседлать и на ней в космос умчать. Это ведь круче трехочкового в финале чемпионата. Пять дурацких букв круче трех оргазмов подряд, которые она мне подарила ночью. Круче нирваны от косяка. Круче, чем…
