Может ли антропологический подход к цензуре сочетаться с приверженностью таким культурно далеким от нее категориям, как свобода слова, закрепленная Первой поправкой к Конституции США? Антропологи часто чувствуют, что разрываются между двумя стремлениями, как две собаки, которые в польском анекдоте встречаются на польско-чешской границе. «Зачем тебе в Чехословакию?» — спрашивает чешская собака. «Я хочу есть, — отвечает польская. — А зачем тебе в Польшу?» «Я хочу лаять», — отвечает собака из Чехословакии. Свобода слова должна давать место для противоречащих друг другу мнений, включая необходимость выживать в этом жестоком мире и при этом противостоять жестокости.
читателя. Стилистическую туманность романа Новака нельзя было исправить, убрав или добавив
хотя Рагвиц не уточняла, какие меры имеет в виду347
Конфиденциальная переписка, которую вели между собой влиятельные лица вдали от чужих глаз, доказывает, что важные дела решались через неформальную сеть личных отношений, действовавшую параллельно жестким структурам партийного аппарата и государственных учреждений305.
наносимый французской экономике, был настолько велик, что директора книжной торговли,
Зато в изучении цензуры за последние сто лет сложились общие подходы5. Рискуя все излишне упростить, я назову два: во-первых, история борьбы за свободу высказывания против государственной и церковной власти, во-вторых, описание всех запретов, касающихся распространения информации.
Может показаться, что цензура неизбежно существует повсюду, но повсюду значит нигде
кроме очевидных упоминаний репрессий при Гитлере и Сталине
Но вместо того, чтобы сосредотачиваться на терминах, я надеюсь понять язык в целом — уловить общий тон культурной системы, ее неоговариваемые оценочные установки и имплицитные ценности через действия, к которым они приводят.
В советской России, как сказал Александр Солженицын, литература была столь могущественна, что «могла ускорить историю»
