Пролог: «Билет в никуда»
Дождь в Питере — это не вода. Это жидкая тоска. Он просачивается под воротник, въедается в кости, напоминает: ты здесь чужой, даже если родился в подъезде с облупленными амурами на фасаде.
Я стоял на Московском вокзале, сжимая чемодан, купленный в «Пятерочке» за триста рублей. Внутри — две футболки, паспорт с вырванной страницей, и билет. Не туда, куда хотел. Просто отсюда.
Поезд шептал: «Уезжай, пока не стало поздно». Я верил, что побег — как пересадка сердца: вырежешь гнилое, вставишь новое. Не знал, что память — это вирус. Она плывет в крови, даже если сменишь имя, город, континент.
***
Первая ночь в Ханое. Я сидел в баре у порта, где ром пах керосином, а мухи садились на край стакана, как старые знакомые. Бармен — вьетнамец с лицом, будто вырезанным из коры — спросил: — Ты откуда? — Ниоткуда, — ответил я, а он засмеялся, показав зубы, черные от бетеля. — Ниоткуда — это тоже место. Там всегда ветрено.
Он научил меня двум правилам:
Никогда не спрашивай имя.
Никогда не верь тем, кто говорит «навсегда».
Позже, когда я нашел «Белый Дракон» с вывеской-призраком, понял: бары — это церкви для тех, кому некуда молиться. Здесь оставляют монеты вместо свечей, а исповеди смешивают с виски.
Но тогда, в первую ночь, я просто смотрел, как дождь смывает с улиц следы. Мои следы. И думал: стану водой. Исчезну. Превращусь в пар.
Не получилось.
P.S. Иногда, чтобы найти себя, нужно потерять всё. Даже страх потерять.
