Меня обрадовало то, что на второй год моя тяга сократилась вдвое, и ещё вдвое в третий. Я всё ещё немного избит и измучен, но, по большому счёту, мне не на что жаловаться. Спустя все эти годы, когда я многим злоупотреблял, врезался в деревья на скорости восемьдесят миль в час, прыгал с домов, переживал передозировки и инфекции печени, я чувствую себя лучше, чем десять лет назад. У меня остались какие-то старые раны, мои шрамы, но это ничего, я двигаюсь дальше. И когда меня посещают мысли вроде: «Чувак, чёртов номер в мотеле и наркотики на пару тысяч долларов приведут тебя в порядок», я просто смотрю на свою собаку и вспоминаю, что Бастер никогда не видел меня под кайфом
Пробыв в Мичигане месяц, я решил позвонить Фли, просто чтобы спросить, как дела. Мы поприветствовали друг друга, а затем я рассказал ему о моих ломках, собраниях и о том, что я уже не принимаю наркотики.
– Что значит ты не принимаешь наркотики? – спросил Фли, – Совсем ничего? Даже траву?
– Да. Я даже не хочу. Это называется умеренность, и мне это нравится, – ответил я.
– Это какое-то безумие. Я так счастлив за тебя, – сказал он.
Я спросил, как шли дела у группы, и он сказал мне, что они взяли нового вокалиста с татуировками. Но по его голосу я мог сказать, что он им не очень нравился. Меня это особо не волновало. Никаким путём, не при каких обстоятельствах я не пытался вернуться в группу.
Фли, должно быть, услышал что-то в моём голосе в тот первый звонок, это что-то он не слы
В период моего пребывания в Армии Спасения я осознал, что если я не хочу продолжать то, чем занимался ранее, то мне придётся расстаться с Дженнифер. Я действительно хотел оставаться чистым, я не обвинял её в своих проблемах, но знал, если останусь с ней, мои шансы остаться чистым резко уменьшатся.
Я продолжал посещать собрания, когда жил с мамой, и понял, что алкоголизм и наркозависимость это самые что ни на есть болезни.
Прямо в тот момент со сцены объявили победителя в номинации группа года: Red Hot Chili Peppers.
«Мы победили! Мы выиграли эту грёбаную награду!» – поздравил я самого себя. Я посмотрел на парней, а они уверенно шли на сцену с большими улыбками на лицах, в своих причудливых костюмах и шляпах. Каждый из них получил свою награду и произнёс небольшую речь вроде: «Спасибо LA Weekly. Спасибо, Лос-Анджелес, мы круты. Увидимся в следующем году». Никто из них не упомянул о брате Энтони, который сделал всё это вместе с ними и тоже заслужил часть награды. Всё это выглядело так, будто меня и не было с ними все эти три года. Ни одного чёртова звука о парне, которого они вышибли две недели назад. Ни «Покойся с миром», ни «Да хранит Бог его душу», ничего
Когда мы прилетели в Мичиган, я всё ещё был под кайфом. Я увидел свою маму в зале ожидания и подошёл к ней, но она не смотрела прямо на меня, потому что я выглядел так, будто вылез из могилы.
– Привет, мам, – Её взгляд, полный шока, ужаса, страха, грусти и недоверия был невыносим, – Давай сразу поедем в клинику, – попросил я.
Мы подъехали к зданию и спросили у работника, в каком здании здесь лечат метадоном. Нам ответили, что клиники штата Мичиган прекратили использовать метадон уже шесть месяцев назад. Действительно плохие новости для меня, потому что в обычное время я бы пошёл куда-нибудь и достал бы себе наркотики. Но я не мог. Я едва ходил, а у меня в кармане не было ни пенни
– Энтони, мы выгоняем тебя из группы. Мы хотим играть музыку, а ты, видимо, нет, поэтому тебе придётся уйти. Мы найдём нового вокалиста и будем продолжать, поэтому мы тебя выгоняем.
У меня в голове на секунду всё прояснилось, я понимал, что у них есть все права, чтобы уволить меня. Это был очевидный шаг, как ампутация грёбаной ноги из-за гангрены во имя спасения остального тела. Я просто хотел, чтобы меня помнили и признавали за те два или три года, которые я провёл в Red Hot Chili Peppers в качестве одного из основателей группы, парня, который создал что-то, записал два альбома, несмотря на то, что будет после. Часть меня действительно хотела уйти из группы. И то, что у меня больше не будет никакой ответственности, и я смогу отрываться и принимать наркотики с Ким, сильно облегчало для меня решение
Но затем Джек Айронс, наш первый барабанщик, решил вернуться в группу. Это шокировало меня не меньше, чем в своё время возвращение Хиллела. По-видимому, что-то произошло с What Is This, и это пошатнуло уверенность Джека. Он не был человеком, который бросал что-либо ради карьерного роста. Как бы то ни было, он скучал по нам, любил нас и хотел играть с нами музыку. Итак, он вернулся, и мы снова начали писать музыку оригинальной четвёркой.
