Мне решительно не дано довести до конца ничего, разве что покончить с дыханием.
С. Беккет
Одуванчик — тарахшакук. Родовое название Taráxacum происходит от латинизации арабского (tharakhchakon) или персидского (talkh chakok) — названия другого сложноцветного
Вот всё, что я знаю: кончики пальцев
нужно держать в тепле
Не двигаться:
молчать, прислушиваться, видеть, ждать, возможно
составить перечень того, что смысл еще имеет. (Это —
моя жена, наш будущий ребенок, лето...)
Вентилятор на стуле бормотал о прохладе
Ты можешь больше не беспокоиться.
Всё, что бывает с нами (бывает, ну и что?), ничем
не выделяется особым из череды случайностей,
происходящих и с другими
моя «жизнь в искусстве» лгать и желать нежеланного
Мне всё удается. Сердце мое
бьется крепко, ритмично, говорит уходящему дню:
пошел прочь.
Случаются ночи, но что мне до них? Я мимо иду,
теряю то, что нашел, безразличный.
Греют многие вещи и многие остужают.
Время само по себе, я ему не судья.
Его стремление вдаль ласкает меня — как
ветерок в жаркий полдень, твои
тонкие пальцы, ручей. Ты не один,
пока рядом нет никого. Глаза всегда врут,
как и слух, как и речь; отвернись,
отвернись насовсем, дай мне руку, забудь,
умирая с каждым новым закатом. Свет
как иллюзия, вдумайся, что ты моргаешь.
Смотри не смотря, говори с тишиной, слушай легкими.
Тень — это ты, ты — это слово, дальше — трава,
корни дерева, лес категорий, небо, которое
соответствует небу. Лаз в этот мир, как всегда, на глазах,
но мы видим только цветастую пленку пейзажа, маску,
глагол.
Кто заслонил нам себя, кто открыл?
Издевательство длится:
жизнь плетет свою нить, превращая нас медленно в кокон.
Что будет дальше, ты знаешь? Мне повезло, мне легко,
я не верю в судьбу,
в отливы, которых не видел, в тебя.
Тебя нет. Но если ты есть —
мое одиночество, черт побери, безгранично.
В итоге
мир остается собой, и в этом вся прелесть,
и этого не передать
Ты говоришь: любовь. Ты говоришь:
сарацины под лапами сфинкса, и выбора нет
