автордың кітабын онлайн тегін оқу Приличные люди
Евгений Магадеев

Евгений Борисович Магадеев

Приличные люди

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Еще пара часов — и Костя Михеев станет отцом. Приехав поддержать товарища, Андрей Лапшин признается, что и сам стоит на пороге перемен: поначалу не задавшееся знакомство с красавицей Ликой Титовой поставило крест на бурной холостяцкой жизни Андрея. Казалось бы, у обоих друзей впереди только приятные хлопоты… И тем удивительнее, что все дальнейшие события шаг за шагом подведут историю к трагическому финалу.

18+

Пролог

Баба Шура навострила уши. Все верно, прямо над головой неистово топали и орали. Второй раз за двое суток!

Вообще-то, жаловаться на соседей сверху было бы грехом, обычно они вели себя тихо. Но бабе Шуре эти ребята попросту не нравились: приехали незнамо откуда и тут же купили себе двухкомнатную квартиру — легко, будто это ничего не значит. А ведь полвека назад бабке было примерно столько же, сколько им сейчас — и что? Пара квадратных метров в задрипанном общежитии. Это уж потом, ближе к пенсии, деду повезло, умаслил кого-то в руководстве завода, выклянчил новостройку. Вот так оно и должно быть: потрудишься пару десятилетий на благо общества — тогда и думай о личном комфорте. А у этих верхних еще молоко на губах не обсохло — и гляди ты, собственная квартира! Даже не однушка.

А как они разговаривают? Одно только слово — «Здрасьте!» — и больше ничего. О здоровье не справятся, помощи не предложат. Разве ж это дело? Сложно им, что ли, старушку уважить? «Как Ваши суставы, баба Шура? Не ноют нынче?» Да они, поди, ни одного соседа по имени-то и не знают. Вот предыдущие жильцы никогда не отмалчивались, хорошие были люди, приличные. Иногда, правда, выпивали сверх меры — но это нормально, со всеми случается. Зато дверей не запирали и гостей принимали охотно. Бабка, бывало, захаживала к ним за солью — не по необходимости, а так, общения ради. Одалживала им денег до получки — отчего не одолжить? А потом они куда-то съехали и жилплощадь свою продали; так и вышло, что на их месте обосновалась неприветливая мелюзга.

— Слышишь, дед? — проворчала баба Шура, отмеряя половником жиденький бульон. — Опять наверху собачатся. Авось поубивают там друг друга наконец.

— Да что ты такое несешь, дура старая? — огрызнулся на нее старик. — Нельзя такие вещи говорить, беду накликаешь. — Аккуратно отрезав немалый ломоть от буханки черного хлеба, он отложил нож и прислушался. — Все тебе, бабка, мерещится: ни слова, ни писка.

— Это потому что ты глухой!.. Хотя сейчас вот действительно умолкли.

— Поганая ты тетка, Шура. Невзлюбила ребятишек — и гнобишь теперь из-за каждого шороха. Можно подумать, они тебе житья не дают. Ну покуролесили разок. Девочка там — сущий ангелочек. Да и юноша…

— Этот юноша, — баба Шура театрально хмыкнула, — послал меня на три буквы и глазом не моргнул. Я ж тебе рассказывала.

— Послал — значит, было за что. Ты ему, никак, под руку гундела, он и сорвался.

— И ничего я не гундела, — пробормотала бабка, но от дальнейших комментариев воздержалась. Тяжело опустившись на табурет, она неловко поерзала, дабы привести в порядок подол домашнего платья, и молча приступила к еде.

— Завтра на рыбалку пойду, — спустя минуту проговорил дед. — Василь Петровичу позвонить надо, он тоже собирался.

— Куда вы в такую стужу-то? Дома сидите. Для кого по телевизору биатлон показывают?

— Сама смотри свой биатлон, — отмахнулся старик. — Я лучше на свежем воздухе побуду. А в коробке загнить — еще успеется.

«Надо же надышаться перед смертью», — про себя добавил он и едва заметно улыбнулся. Потом живо представил себе мостик через обледенелую протоку — и улыбнулся шире. По-хорошему удочки можно было и не брать.

Наверху завопили — горько, истошно.

— Хосссспаде, — старушка вскочила из-за стола и небрежно перекрестилась. — Ну что же такое творится?.. Погляжу-ка.

Дед безразлично повел головой: ни останавливать Шуру, ни тем более составлять ей компанию ему совсем не хотелось. Бабка суетливо скинула тапки, влезла в поношенные зимние сапоги и, скрежетнув дверной ручкой, вылетела в подъезд.

Пронзительное верещание не прерывалось ни на секунду. Карабкаясь по ступеням, баба Шура вслушивалась в этот вой — определенно женский, даже девичий — и все больше убеждалась, что ее гадкая мечта, по-видимому, сбылась: в этот самый миг у соседей кого-то били, а может, уже и прикончили. Она надавила на кнопку звонка, и визги слились в унисон с электронным чириканьем; потом оба звука внезапно оборвались, и вскоре на пороге возникла девочка, зареванная и совершенно потерянная.

— Помогите! — всхлипнула она, поднимая на Шуру обезумевшие глаза.

Бабка, не разуваясь, проследовала на кухню, где ее взору открылось до жути противоестественное зрелище. На полу, аккурат посреди комнаты, в неправильной позе лежал тот самый парень, который накануне покрыл бабу Шуру матюками. От виска его начиналось багряное месиво; продолжалось оно и на линолеуме, где свежая кровь омерзительно смешивалась с чем-то наподобие блевотины. Запаха рвоты, однако, не ощущалось. Приглядевшись, старушка сообразила, что неаппетитные кусочки еды были всего-навсего недожаренными овощами, разбросанными там и сям по всей кухне. В углу обнаружилась и сковородка, перевернутая вверх тормашками. «Тюкнула, вестимо», — подумала бабка, поглядывая то на рыдающую девицу, то на бездыханное тело. Но вслух произнесла:

— Все будет хорошо, деточка. Все будет хорошо… Идем отсюда, не надо на него смотреть.

Маленькими шажками они перебрались в дальнюю комнату, где баба Шура усадила девушку на раскладной диванчик. Та сразу уткнулась лицом в трясущиеся ладони, будто пытаясь отгородиться от реальности. Это вполне устраивало старушку; улизнув в прихожую, она сгребла с полочки хранившуюся там связку ключей и выскочила на лестничную площадку. Потом заперла соседскую квартиру снаружи и вприпрыжку побежала к себе — вызывать полицию.

— Ангелочек… — презрительно пробормотала баба Шура себе под нос. — Ну ничего, в тюрьме-то тебе крылышки мигом поотрывают.

Часть 1

Еще час назад Костя Михеев пообещал себе, что больше не будет досаждать людям. Всего-то и требовалось: уставиться в телевизор, дотерпеть до полуночи, покормить кота — и баиньки. Разумеется, все пошло наперекосяк: ни на одном из сотни каналов не нашлось ничего достойного, а самым увлекательным из недостойного оказался сериал про спецназ. Этого хватило минут на десять, а потом началась реклама, и отвлекаться снова стало не на что; голова наполнилась ненужными мыслями, вернулась тревога.

Костя понажимал кнопки на древнем телефоне. Руки сами тянулись в очередной раз набрать жену, однако Михеев старательно сдерживал свои порывы. В обед он отвез ее в роддом и с тех пор названивал почти непрерывно, отчего градус нервозности только повышался. В ходе последнего разговора Антонина откровенно психовала и даже порывалась хамить, недвусмысленно намекая, что ее следует оставить в покое. Ну хорошо, это было выполнимо… По крайней мере, так показалось Михееву, когда он услышал из трубки грозное «Ты достал уже!»

Вторично беспокоить Лапшина тоже не хотелось. У того наверняка были свои планы на вечер, куда веселее пережевывания одной и той же скудной темы, пусть даже она и касалась пополнения в семействе лучшего друга. Даром что недавно перемены произошли и в жизни самого Андрея Лапшина: к нему переехала девушка. Не такое уж и беспрецедентное событие, по правде говоря. В плане стабильности на личном фронте Михеев, несомненно, опережал товарища — и это была, пожалуй, единственная сфера, в которой он не чувствовал себя отстающим.

Как же поступить-то? Сидеть сиднем — не вариант. А может, вызвать такси и умчаться в роддом? Так Костя мог бы находиться рядом с Антониной, быть в курсе новостей — и жена не стала бы на него за это злиться… Или стала бы? Все-таки пользы от Михеева — ни на грош, а нездорового ажиотажа в палате и без него предостаточно. Умел бы Костя оставлять волнение дома, не возить его с собой, вопрос был бы решенным. На практике же ситуация выходила весьма неоднозначной. По счастью, ничто не мешало обсудить ее с другом, у которого наверняка были свои планы на вечер…

— Андрей Романыч, ты прости, что снова трезвоню, — просипел Костя, как только Лапшин оборвал вереницу гудков своим дежурным «да». — Я поеду, пожалуй. Волнительно как-то.

С того конца донесся неопределенный вздох, выражавший то ли недоумение, то ли упрек; а за ним последовало четкое указание:

— Нечего тебе там делать. Никуда не уходи, я скоро приеду с бутылкой коньяка. Готовь закуску.

***

Хрущевка Михеева всегда поражала Андрея чудным обстоятельством: в ней была предусмотрена одна-единственная раковина — конечно же, на кухне. Почему-то хозяев это не смущало: из года в год они мыли руки над ванной, мучая допотопный смеситель с непостижимо длинным носиком. У Лапшина сия конструкция вызывала ассоциации со сказками о великанах. Вот он пробрался в логово чудовища, все вокруг титаническое; даже обычный рукомойник настолько огромен, что Андрей мог бы поместиться в нем целиком…

Увы, иллюзия сохранялась ровно до тех пор, пока в поле зрения не попадало что-то еще помимо ванны. Квартиру Михеевых ну никак нельзя было назвать гигантской. По шкале от одного до десяти, где один — халупа, а десять — хоромы, Лапшин поставил бы ей максимум троечку, да и ту с натяжкой. С изрядной такой натяжкой. И хотя формально две комнаты — это ровно вдвое больше, чем одна, по факту каждая из них была настолько крохотной, что снос перегородки напрашивался сам собой. Михеевы, впрочем, до этого не додумались. А может, и нарочно отказались от перепланировки с прицелом на потомство.

— Когда, сказали, Антонина разродится? — уточнил Андрей, вытирая руки о махровое полотенце.

— Вроде к утру должна уже, — послышалось со стороны кухни. Костя строгал там сыр и колбасу — только сейчас, а ведь Лапшин велел ему озаботиться заранее. Наверное, Михеев до последнего не верил, что друг приедет его поддержать. — Ты только не говори ей, что мы тут пили.

— Так мы еще и не пили, — даже не порываясь помочь Михееву, Андрей плюхнулся на стул, выудил из сахарницы кубик рафинада и закинул его себе в рот. — А все из-за чего? Кто-то из нас двоих не подсуетился, когда надо было. И вот мы занимаемся приготовлениями — а должны бы разливать по третьей. Давай уже рюмки, не томи.

— Я серьезно, Андрей. Не говори Антонине, она не одобрила бы.

— Подкаблучник.

— Семейная жизнь — это череда компромиссов.

— Особенно если ты подкаблучник.

— Почему я слышу какие-то обвинения от человека, который совсем не разбирается в предмете? Может, это не у меня, а у тебя за спиной восемь лет успешного брака?

— Справедливо, — Андрей пожал плечами и наполнил рюмки до краев. — Жаль, цена этого феерического успеха — добровольное тюремное заключение. Свидания с друзьями строго по расписанию — о да, за это явно стоило побороться! Хотя ты прав, я в этом предмете абсолютный ноль. Наверное, пока чего-то не понимаю, не дорос еще… Ну, за семейные ценности!

Лапшин никогда не знал всей правды о метаморфозах, некогда постигших его товарища. Всему виной, безусловно, была женщина — вполне конкретная женщина, первая и, видимо, последняя в жизни Константина. Она вклинилась в размеренный ритм его повседневности, как только друзья доучились до третьего курса, — и, постепенно расширяя свое влияние, в конце концов поглотила Костю без остатка. Имелась, однако, в этой истории деталь, о которой Андрей даже не догадывался: перемены могли бы быть не столь резкими, если б не его собственная импульсивность.

***

Ночевки в доме Лапшина воспринимались Антониной без энтузиазма. Неизбежное зло. Она предпочитала проводить время с Костей на нейтральной территории, либо приглашать его к себе. В первом случае приходилось мириться с вечной пустотой в карманах Михеева — зачастую ему не хватало даже на билеты в кино, не говоря уже о кафе и ресторанах; во втором же романтическая атмосфера вдребезги разбивалась о присутствие родителей Антонины, не имевших обыкновения проводить вечера культурно. А поскольку душа и тело не терпели долгого целомудрия, девушка безропотно соглашалась на временное сожительство с Андреем и его скверными бабами, каждый раз новыми. Хочешь тискаться — жертвуй самолюбием, таким был ее компромисс. А Антонина знала, что без череды компромиссов никакого семейного счастья не построишь.

Лапшин и Михеев познакомились еще на первом курсе. Оба из глубинки, оба физики. Правда вот, социальные слои разные: папа Андрея владел собственной пивоварней; папа Кости владел приемами вольной борьбы, но они не очень-то пригождались сторожу детского сада. Когда старшие Лапшины узнали, что их чадо перебирается в большой город ради учебы, они тут же купили ему квартиру недалеко от университета, причем довольно комфортную. Когда старшие Михеевы узнали, что их чадо перебирается в большой город ради учебы, они купили две бутылки водки и шумно отметили это дело. И все же пропасти между ребятами не было. Случайно оказавшись за одной партой на лекции по матанализу, они быстро нашли причины сделать из этого традицию. Потом начали понемногу общаться и вне занятий. Однажды Андрей затронул тему домоводства — дескать, лампочки в туалете уж больно часто перегорают, — и наткнулся на полное непонимание со стороны товарища. Тот считал его проблемы смехотворными — и, по сути, не преуменьшал. Расписывая тяготы общежитского быта, Михеев не стремился достичь какого-то конкретного результата. По крайней мере, он точно ни на что не намекал. Но Лапшин воспринял его рассказ как руководство к действию и почти вынудил Костю перебраться из общежития на просторы своей двушки. Взамен потребовал убираться да кашеварить — и ни копейки в довесок. Сущие пустяки.

Такой была легенда в изложении Михеева, но Антонина верила в нее с трудом. За благодетельностью Андрея просто должны были скрываться корыстные мотивы, пускай девушка и не понимала, какие именно. Среди множества гипотез не трещала по швам ровно одна — донельзя эфемерная, так что Антонина не решалась озвучить ее перед Костей. До поры до времени.

— Привет, медсестричка! — задорно бросил Андрей, завидев частую гостью в дверном проеме. Привычно развалившись на диване, он держал левой рукой бутылку пива. Правая же рука, лежавшая на плечах очередной подружки, беззастенчиво проникала в разрез ее черной кофты, а там, наверное, и глубже, под чашечку бюстгальтера.

— Антонина, приветик! — осклабилась девка. Это была Камилла, всюду округлая темноволосая официантка из местного кабака. После того, как Лапшин подцепил ее прямо в рабочую смену, Камилла появлялась у него дома с завидной регулярностью. Даже Антонина видела ее уже раз в пятый — какое небывалое постоянство для Андрея!

В противоположность Лапшину, Косте этим вечером было явно не до утех. Согнувшись над столом в соседней комнате, он исступленно водил ручкой по страницам тетради. Иногда прерывался и начинал выводить каракули на отдельном листочке. Получалось красиво: изящные греческие буковки сменялись латинскими, за ними следовали непонятные вензеля. Красиво, но жутковато. Слава Богу, Антонина в этом ничего не смыслила; уж лучше капельницы ставить.

— Математика? — поинтересовалась она, облокачиваясь о край столешницы.

— Квантовая механика, — ответил Михеев, не поднимая взгляда. — Завтра сдавать.

— А почему Андрей прохлаждается?

— Он уже два часа как закончил. Мы договорились решать на скорость, но соревноваться с ним бесполезно. Все равно обгонит.

— Понятно… Камилла снова здесь.

— И вчера была. И позавчера.

— Хм. А она неплохо закрепилась. Держится уже дольше, чем Катя и Люба вместе взятые. И что Андрей в ней нашел?

— Сиськи, Антонина. Андрей нашел в ней сиськи.

— Да? Ему этого достаточно? А как же внутренний мир?

— Господи, да кого это волнует?.. — Костя придвинул к себе пухленький томик с обветшалой обложкой и, распахнув его примерно на восьмидесятой странице, начал изучать какие-то формулы. — Внутренний мир не пожамкаешь. И лежать на нем неудобно.

— Это слова Андрея?

— Нет, это мои слова.

— Значит, со мной ты тоже только из-за сисек?

— Нет, — Михеев наконец откинулся на спинку стула и посмотрел Антонине в глаза. — Я с тобой не из-за сисек.

«Ясное дело, — грустно подумала она. — Я же плоская, как доска». Из-за стены послышалось веселое гоготание, и Антонине пришлось сделать над собой усилие, чтобы не принять его на свой счет. Если бы даже парочка, расположившаяся на диване, умела читать мысли, вряд ли именно Антонина стала бы объектом их пристального внимания.

— Все, я сдаюсь, — неожиданно объявил Михеев. — Мозги кипят, ничего не получается.

Он с хрустом оттолкнул от себя бумаги и помассировал ладонями скулы. Вид у него при этом был почти виноватый: так опростоволоситься перед дамой! Поглаживая Костю по взъерошенной макушке, Антонина осторожно проговорила:

— Почему ты не обратишься за помощью к Андрею? У вас разные варианты?

— Один на всю группу… Я уже дважды к нему обращался. Когда он объясняет, кажется, что все легко и просто. Все понятно. Потом возвращаюсь сюда — и как отрезало. Знаешь, какое ощущение? Будто у него там кулек семечек, я набираю горсть, а пока иду, все по пути рассыпаю на пол.

— Ну так еще раз сходи. Мыслей, в отличие от семечек, не убывает, когда ими делишься.

Костя нехотя поднялся, утрамбовал свои записи в пачку и пошел советоваться с товарищем. Антонина последовала было за ним, но рассудила, что окажется лишней: это ж как дать ребенку денег на шоколадку и за руку подвести его к продавцу! Мудрые матери наблюдают за происходящим у прилавка незаметно, исподтишка. Так и Антонина повисла на косяке, откуда комната Лапшина обозревалась полностью.

— Опять? — недовольно процедил Андрей, завидев Костю с бумагами под мышкой. — Ты хотя бы продвинулся? Или по-прежнему на четвертой задаче?

— По-прежнему. Я не знаю, почему не получается. Вроде все правильно делаю.

— Ну-ка… Вот этот коммутатор — неправильный, тут должен быть оператор момента. Почему нуль-то? Как ты вообще этого добился?

— Посчитал.

— Значит, пересчитай. На выходе — ахинея, следовательно, есть ошибка. Ищи.

— Да я уже все перепробовал.

— И что? — интонацию Андрея пронзила морозная нотка. — Что ты предлагаешь? Может быть, возьмешь из моей сумки решение, отксеришь его и сдашь копию?.. Давай я тебе еще раз — надеюсь, последний, — разложу все по полочкам. И ты сам доведешь вычисления до конца.

— У меня голова трещит, — пожаловался Михеев. — Я потом научусь, обязательно. Обещаю. Но завтра мне надо все сдать, а я сам не успею, не справлюсь. Я не прошу списать, но найди хотя бы, где у меня ошибка.

— Вот тут, — Лапшин выставил перед собою листок и указательным пальцем постучал по одной из верхних строчек. — Видишь?

— Нет, — выдохнул Костя. На его щеках заалел бесформенный румянец. — Это же из книжки. Мы на практике так решали…

И в эту секунду бомба разорвалась. Андрей молниеносно сорвался с дивана, взвился, нечаянно шлепнув Камиллу по лицу костяшками пальцев. «Да какой же ты тупой!» — яростно выпалил он в адрес Михеева. После чего бросил его расчеты себе под ноги и лихим пинком отправил всю стопку под комод. С еле слышным «дебила кусок» на устах он бодро прошагал мимо Антонины и уединился на кухне, хлопнув напоследок дверью.

Девушки озабоченно переглянулись.

***

Потушив настольную лампу, Костя разделся до трусов и потихоньку пробрался под одеяло. Антонина лежала к нему спиной и мерно посапывала, не подавая никаких признаков бодрствования, — и все же в глубине души Костя надеялся, что она еще не спит. Этот отвратительный, унизительный день, как ему казалось, не имел ни малейшего права закончиться ничем. За свои мытарства юноша ожидал награды, пускай даже не совсем заслуженной. Он осторожно провел кончиками пальцев по грубому кружеву белой ночнушки, легко прикоснулся к изгибу узких бедер девушки — но она не отреагировала. Пришлось действовать настойчивее. Поглаживая через плотную ткань ягодицы Антонины, Михеев губами припал к ее шее, вдохнул аромат ее спутавшихся волос. От нахальных локонов тотчас повеяло едким запахом лака, в ноздрях предательски защекотало. Костя не чихнул. Набравшись смелости, он подтянул повыше подол ночнушки, завел руку на внутреннюю сторону бедра, чмокнул Антонину в мочку уха. Она бессвязно проворчала что-то сквозь сон и, повернув голову, подставила губы для поцелуя. Михеев не стал ее разочаровывать. Постепенно девушка позволила положить себя на лопатки, вроде бы призывая партнера к наступлению, — и внезапно отстранилась.

— Как успехи? — спросила она, успокаивая прерывистое дыхание.

— Ты о чем? — Костя предпринял попытку снова прижать ее к себе. Антонина воспротивилась и, приподнявшись на локтях, отползла к изголовью дивана, чем окончательно остудила пыл кавалера.

— Я так поняла, тебе завтра сдавать задачи. Как с этим успехи?

— Никак. Я сделал три из восьми, но они валяются под шкафом. Ты знаешь, как это случилось. Доставать не буду — все равно трех на зачет недостаточно… Это не беда, куплю потом решения у старшекурсников. А штрафное задание за просрочку, может, полегче будет. Обычно оно полегче.

— Угу… Ты никогда не задумывался, почему Андрей не берет с тебя плату за жилье?

«Потому что не испытывает финансового голода», — собирался сказать Михеев, но осекся. Антонина неспроста лавировала между темами, а связи он пока не улавливал. Надо было прощупать почву, а не бросаться в омут с головой.

— У тебя наверняка есть версия, — предположил Костя. — Если так, то я с удовольствием послушаю.

— Ты только отнесись к моим словам серьезно. Этот разговор давно назревал — и вот, сегодня назрел. Андрей — он из того типа людей, кому важно чувствовать себя выше других, чувствовать себя королями. Такие люди имеют обыкновение самоутверждаться за счет окружающих. Для них это острая необходимость. Я не говорю, что вся эта крутость Андрея — что-то напускное, несуществующее. Он очень умный человек, талантливый; ты им восторгаешься, и наверняка не ты один. Но ему мало таким быть — ему нужно ощущать это и всячески подчеркивать. Он меняет женщин как перчатки — и это не банальная причуда, а потребность. А как иначе доказать себе, что ты мачо, что все кругом тобою восхищаются? Можно, конечно, завести себе друга — но не абы какого, толкового. Чтобы можно было говорить себе: «он хорош, а я еще лучше». Иногда такого друга можно прилюдно оскорбить, и он бесхребетно снесет любые обиды. Даже останется благодарен. А король воспитает в себе чувство превосходства, утвердится во вседозволенности. Королю нужна свита, и он готов за нее заплатить.

— Он платит только за воду и электричество. Ну еще по мелочам. Не много бы он сэкономил, заставив меня скидываться каждый месяц… А ты что, отрабатывала эту тираду перед зеркалом?

— Я много думала. И ты зря смеешься. Для женщин это хорошо известный прием: заводишь себе страшную подружку и блистаешь на ее фоне. Только вот подружкам никогда не достаются парни, этого даже в планах нет. Они всего лишь инструмент, их используют, а потом выбрасывают на свалку. Приличные девушки так не поступают, им на других не наплевать; и только шлюхи считают, что все средства хороши.

— Отлично, теперь Андрей шлюха.

— А ты его страшная подруга. Пойми, до Андрея мне дела нет, я за тебя переживаю. Такие, как Андрей, все равно рано или поздно получают по заслугам — карма-то нечистая. Но ты хороший человек, у тебя шикарное будущее. Ты можешь очень многого добиться. Пока всякие дегенераты с раздутым эго потрясают своими драгоценными причиндалами, ты сделаешь карьеру, обзаведешься семьей. У приличной девушки нет обходных путей, она всего добивается сама: учится быть мудрой, терпеливой, учится быть красивой. То же и с приличными парнями: на них не сыплется манна небесная; они не рассчитывают на врожденный дар, на свою исключительность. А вместо этого молча, смиренно трудятся. И однажды в их жизни начинаются чудеса. Начнутся и в твоей, потому что ты старательный, целеустремленный. У тебя есть потенциал. Но если ты сам повесишь на себя второй номер, согласишься быть подпевалой и мальчиком для битья, — ничего не получится. Пока над тобой нависает фигура Андрея, ты будешь оставаться в ее тени, чувствовать себя маленьким и невзрачным. Если хочешь вырасти, тебе придется освободиться от этого ошейника.

Костя понимал, к чему клонит Антонина. Но проявлять инициативу в диалоге по-прежнему не рвался: мало ли? Уже второй раз за вечер его отчитывали, словно напроказившего школяра — а ведь он по наивности своей размечтался, что Антонина поможет ему забыть о недавнем позоре! Отвратительный, унизительный день.

— А знаешь, почему ты не справился с задачами? — продолжала девушка. — Тебе кажется, что Андрей поблизости, и он в случае чего подстрахует. А полагаться ты должен только на себя, на собственные силы. Когда тебя страхуют, ты немного халтуришь, не выкладываешься на полную катушку.

— Но ты сама велела мне сходить к Андрею за советом.

— Да… Тут важно не то, обращаешься ты к нему или нет. Важно, каким образом ты это делаешь. Он цыкнул на тебя — и ты сразу капитулировал, начал мямлить. Ты не можешь поспорить с ним на равных, потому как веришь, что он умнее, что он изначально прав. Ты настолько убежден в его победе, что даже не пытаешься побороться. Вот такое вот сильное влияние на тебя имеет Андрей. Это дурное влияние. Пора что-то менять.

— Ты намекаешь, что мне нельзя с ним контактировать? — решился вдруг Михеев. — Хочешь, чтобы я перестал общаться с Андреем?

— Хочу, — Антонина скрестила руки на коленях.

— Но ведь он мой единственный друг.

— Найдешь себе новых. Тоже плюс.

— А где я, по-твоему, буду жить?

— Для начала переедешь ко мне, поживем с родителями. Потом ипотеку возьмем, если не разбежимся, — тон девушки не был ни требовательным, ни категоричным. Больше ласковым. — Я не ставлю перед тобой ультиматумов, не предлагаю выбирать — либо я, либо Андрей. Ты ведь и сам прекрасно видишь, что Андрея в твоей жизни слишком много, и добром это не кончится. Не прогоняй его, не избегай; можете созваниваться и периодически встречаться. Так или иначе, вы будете видеться на парах. В этом нет ничего страшного, даже яды в малых дозах бывают полезны. Но за дозировками надо тщательно следить, хорошо?

— Я подумаю, — пообещал девушке Костя и попытался дотронуться до ее щеки. Антонина перехватила могучую ладонь и сухо коснулась ее губами.

— Подумай, я не тороплю. А пока давай спать, это был крайне утомительный день. Мы оба устали. Спокойной ночи.

Натянув одеяло до подбородка, она повернулась к Михееву спиной и сладко задремала.

***

Застежка лифчика щелкнула, и Лапшин выбросил его куда подальше. Сидя на Андрее верхом, Камилла страстно провела языком по его щетине.

— Я сучка? — прошипела она прямо в ухо.

— Сучка, — без колебаний отозвался Андрей. — Такая сучка, что еще поискать.

Он жадно вцепился в набухшие соски, и девушка застонала, смешно наморщив носик. Цветом ее грудь походила на миленького поросенка, да и размером уступала не особо. Андрей снова сжал пальцы на сосках, на этот раз сильнее, до верной боли; Камилла резко вскинула голову, отчего ее длинные темные волосы взметнулись и, прочертив в воздухе стремительные дуги, легли на рельефную девичью спину. Пользуясь моментом, Лапшин левой рукой ухватился за горло Камиллы, а правой размашисто шлепнул ее по мясистой ягодице. Стоило Андрею выпустить шею подружки из тисков, как она ринулась вперед, навалилась на него всем весом, пытаясь опрокинуть навзничь. Он удержался и, грубо толкнув ее в плечо, перевернул на спину, потянулся зубами к пышной груди. Камилла отплатила ему той же монетой и, позволив себя укусить, по инерции скатила парня за край кровати, где он гулко грохнулся на пол.

Девушка захохотала.

— Это тебе за Костю, — пропела она, глядя на Лапшина сверху вниз.

— А что ж ты за него раньше не заступилась? — Андрей заложил руки за голову, явно не планируя подниматься. — Несвоевременное наказание — признак заторможенной идиотки.

— Ну ты и мудак! При твоем характере друзья — на вес золота. Думаешь, Костя вечно будет терпеть твои выходки? Наори на него еще пару раз, назови тупым — и его терпение лопнет.

— А как его называть? Он тупой. Это правда! Хочешь, чтобы я жалел его чувства? Может, мне вести себя политкорректно, говорить «человек с ограниченными интеллектуальными способностями»?

— Просто не обижай его.

— Без проблем. Все детство родители убеждали Костю, что он молодчинка. Спору нет, для алкашей такой ребенок — вообще дар небес. Потом учителя ему рассказывали, что он самый лучший, — ну в деревенской-то школе, еще бы! Пройдет пара лет — Костя женится на какой-нибудь бабе. На той же Антонине, к примеру. И уже эта баба станет распаляться, какой у нее хороший работящий муж, и получку-то в дом несет, и на сторону не смотрит. Сокровище, а не мужик. И никто, решительно никто не скажет ему «Костя, ты тупой!» Напротив, ему будут систематически внушать идею, что он этакий венец творения. Рано или поздно он уверует в эту чушь… Ты знаешь, вокруг меня постоянно ошиваются глупые люди. Но я с такими не вожусь. Костя тоже не семи пядей во лбу, и, тем не менее, с ним у меня давняя дружба. Почему? Да потому что он дурак — и знает об этом. Он это признает. Когда напоминаешь ему, что все плохо, он начинает шевелиться. Говоришь ему «ты тупой!» — он не злится, а думает, как бы стать немного умнее… Может, и злится, конечно. Кто ж его знает? Но суть не в этом. Если я не буду обижать Костю, он остановится в развитии, перестанет напрягаться. И что дальше? По состоянию на сегодняшний день лучшее, что его ждет, — работа на кафедре. И речь тут вовсе не о грандиозной академической карьере, нет. Единственный итог: в университете станет одним безграмотным профессором больше, вот и все.

— То есть ты утверждаешь, что криками и оскорблениями оказываешь Косте услугу?

— Да. Я даю ему шанс развиться, стать немного лучше.

— Господи, Андрей… Что за бред? Посмотри правде в глаза, ты никого не делаешь лучше. Ты просто вспыльчивый, неуравновешенный болван, который ищет оправдание своим поступкам.

— А ты просто очередная сучка, которая запрыгнула ко мне в постель и теперь пытается учить меня жизни.

— Ну все, с меня довольно!

Лицо Камиллы пропало из виду, и Лапшин по звукам догадался, что она поспешно собрала вещи и начала одеваться в дальнем углу комнаты. Приподнявшись над краем кровати, он увидел, как она застегивает молнию на символической юбке.

— Куда ты? — с досадой проговорил юноша. — Тебе же нравится, когда я называю тебя сучкой!

— Андрей, ты скотина! — Камилла резво собрала волосы в хвостик и стянула их резинкой. — И как я могла с тобой связаться? С тобой же минуту поболтаешь — и сразу понятно: скотина! Ты — скотина и мудак! Можешь считать, что я тебе сейчас услугу оказываю, даю шанс развиться.

— Ты такая сексуальная, когда шумишь, — подобно опытному хищнику, Андрей держался от девушки в паре шагов. Не сокращал дистанцию, зная, что если спугнуть антилопу, догнать ее уже не удастся.

— Не надейся, что я останусь. Я, может, и сучка, но не до такой же степени!

Один рывок — и жертва обездвижена. Камилла вскрикнула, извернулась, но выскользнуть из суровых мужских объятий не смогла. Каким-то чудом высвободила руку, влепила Андрею смачную оплеуху, но тот даже не шелохнулся.

— Этой ночью ты моя, — прошептал он, не ослабляя хватки. — Завтра делай, что захочешь, но сегодня ты моя собственность.

Она вдруг перестала биться, обмякла, и Лапшин ощутил, как жаркое тело Камиллы послушно повинуется его воле. Без лишних сантиментов он бросил ее на кровать лицом вниз, повыше задрал юбку и обеими руками дернул на себя колготки, туго обтягивающие бедра девушки. Заодно с ними соскользнули и трусики, оголив роскошные округлости ягодиц…

Наутро Камилла никуда не исчезла. Андрей провстречался с ней еще два месяца, пока она не надоела ему окончательно.

***

На кухню с опаской прокрался бело-рыжий котяра, покрутился у ног Лапшина, понюхал его носки. Затем вернулся ко входу, где стояла пластиковая плошка, и угрюмо уставился на ее пустоту.

— Я тоже зверя заведу, — как бы невзначай отметил Андрей.

— Даже так? — Михеев открыл холодильник и озадаченно порылся в его недрах. Извлек оттуда початую банку дешевого корма в консервах и вытряхнул содержимое в плошку, попутно разбрызгав жижу на обои. Судя по изобилию уже имевшихся на стенах пятен, между Михеевым и опрятностью стоял не только алкоголь. — Не слишком на тебя похоже. Наверное, Лике неуютно на новом месте? Ты ведь говорил, у ее родителей собаки?

— Две: ротвейлер и померанский шпиц.

— Хехе, папа и мама!

— Вроде того… Но насчет моей затеи ты не угадал, не обольщайся. Лика тут не замешана. Разве что косвенно.

— Значит, питомца хочешь лично ты?

— Лично я. Мне кажется, это честно: у тебя в доме появится ребенок, а у меня кошечка. Или черепашка, я еще не определился.

— Какие-то странные шутки ты шутишь. Допустим, Лика — не первая, кого ты удостоил чести варить себе борщ. Но черепашка… Это уже звоночек. Ты, дружище, часом не заболел?

— Не знаю. Может, это и болезнь. Я думаю, пора мне остепениться, войти в какую-то колею.

— Бросить покер, найти нормальную работу?

— Даже и не мечтай! — Андрей тщеславно ухмыльнулся. Отчасти потому, что непослушные кожурки мандарина перед ним наконец-то образовали слово «жопа». — Но масштабы катастрофы ты оцениваешь верно. Мы с тобой люди, мягко говоря, не посторонние, поэтому выложу все без утайки: замыслил я жениться.

— Ух ты! Ну… поздравляю! — Михеев протянул Андрею свою лапищу, и тот, закинув в рот последнюю дольку мандарина, ответил на рукопожатие. — С родителями невесты уже общался? Благословили?

— Поставим их перед фактом, когда время придет.

— А вот это зря. Все-таки личность ты неординарная, многих бесишь… Я клоню к тому, что не всякая мамаша поощрит такой… альянс.

— Ой, да ладно, я завидный жених: из уважаемой семьи, не глупый, не бедный, не урод. Не курю, между прочим… И, как бы то ни было, ты дюже опережаешь события.

— Лика не в курсе, что она невеста?

— Вообще никто не в курсе, кроме тебя. Так что отныне ты хранитель тайны.

— И надолго?

— До Дня святого Валентина, то есть до вторника. Я уже забронировал столик в ресторане.

— Ну да, посидите, припомните, с чего все началось…

— Не береди-ка рану, купидон ты хренов! Держи вот рюмку. Давай, за семейные ценности!

— Было уже.

— Так то было за твои. А теперь за мои выпьем.

Они влили в себя по двадцать граммов коньяку и на какое-то время притихли. Сидели, припоминали, с чего все началось.

***

Выбирая место в аудитории, Лика всегда старалась обосноваться поближе к преподавателю. Так же вели себя и девчонки-выскочки с курса. «Надо быть на виду», — говорили они. Мол, на экзаменах зачтется халявой. Лика Титова себя к выскочкам не относила, да и к поблажкам испытывала равнодушие. Просто на первых рядах было лучше слышно. Лучше видно. Для Лики все это было весомее легких оценок, даром что ее средний балл и так никогда не опускался ниже пяти.

Титовой действительно нравилось учиться, и на пары она ходила без всякого принуждения. Единственное исключение составляла дисциплина, скрывавшаяся за неблагозвучной аббревиатурой «КСЕ» — «концепции современного естествознания». С точки зрения Лики, доцент Михеев был воплощением идеала преподавания, но с добавлением приставки «анти»: ориентировался он исключительно по бумажкам, запинался на каждой фразе, диалога со слушателями не было и в помине. Вот о том, владеет ли Михеев предметной областью, девушка судить не рисковала: все-таки в некоторых вопросах филологу с физиком не тягаться. Ну и кандидатская степень — это какое-никакое свидетельство авторитета. И все же многое из того, что Константин Анатольевич рассказывал на лекциях, вызывало в Лике приступы подозрительности, и она проверяла его по учебнику. Расхождений не наблюдалось. Вообще никаких, даже в формулировках. Тут уж одно из двух: либо Михеев не поленился зазубрить целые главы, либо ему не претило читать лекции по ксерокопиям.

В общем, Лика не очень-то понимала, как еженедельная пытка естествознанием в исполнении доцента Михеева поможет ей стать хорошим журналистом. Поэтому известие о смене формата занятий было принято на ура: теперь только доклады и никакой диктовки под запись. Титовой досталась тема «общая теория относительности». Было довольно-таки увлекательно. Выступив одной из первых, она обеспечила себе зачет по предмету, но наглеть не стала: бесперебойно ходила на все пары, слушала доклады однокурсников.

— И вот в июле две тысячи двенадцатого года, — щебетала у доски Марина Павленко, — ученые объявили, что бозон Хиггса на самом деле существует и весит сто двадцать пять гэвэ. Его обнаружили в ходе опытов, проводимых на Большом адронном коллайдере, который является крупнейшим в мире ускорителем заряженных частиц и расположен недалеко от Женевы. И хотя некоторые исследователи до сих пор настроены скептически, у большинства специалистов не вызывает сомнений, что вопрос об экспериментальном подтверждении теории Хиггса можно считать закрытым, а ответ — положительным. Это одно из величайших достижений человечества за всю его историю, наряду с изобретением колеса, открытием законов Ньютона и доказательством Великой теоремы Ферма. Сегодня мы твердо убеждены, что «частица Бога» — не просто красивая гипотеза. Она реальна, как и мы с вами! Шагнув от гениальной догадки Питера Хиггса до ее блестящего подтверждения, мы празднуем начало новой эры…

— Да е-мое, Константин Анатольевич, — подобно грому средь ясного неба, грянул некто на задворках аудитории. — Заткни ты уже это недоразумение! Уши кровоточат.

Любопытные студенты как по команде скрутились буквой «зю», желая узреть возмутителя спокойствия. Им оказался мужчина в неброской, но элегантной рубахе с закатанными рукавами, ухоженный ровно до такой степени, чтобы, с одной стороны, не вызывать отвращения, с другой — не утрачивать сходства с биологическими предками. На вид он был почти ровесником доцента Михеева или около того. Довольно симпатичный.

— Уважаемые дамы и четверо господ! — возвестил Константин Анатольевич, отделяясь от насиженного подоконника. — Сегодня у нас в гостях человек-легенда. Позвольте вам представить: Андрей Романович Лапшин. Кандидат физико-математических наук, автор нескольких десятков научных публикаций. Примерно у каждого пятого дипломника на физфаке тема как-то связана с той абракадаброй, которую некогда в одиночку накалякал Андрей Романыч. Потом он ее, правда, забросил на полпути. А чем он занимается сейчас, я вам не скажу, это было бы непедагогично… Итак, давайте поприветствуем Андрея Романыча и попросим его выйти к доске. Судя по всему, у него есть комментарии к докладу Павленко.

Казалось, мужчина только этого и ждал. Его ботинки ритмично зацокали по широким деревянным ступеням, а богатая мимика лица выразила всю гамму чувств от насупленной деловитости до детского восторга. Он важно продефилировал мимо доски — тут Лика заметила, что обувь у Лапшина не из дешевых, — и вспорхнул на возвышение перед кафедрой, словно рок-звезда на сцену.

— Спасибо за теплый прием, — заговорил Андрей Романович, отряхивая хохолок на макушке. Хорошо поставленная речь выдавала в нем опытного лектора. — У меня, безусловно, есть комментарии к тому, что лепетала здесь милая мадемуазель, но я не стал бы называть докладом эти фекалии, вышедшие из гориллы после того, как она сожрала свои предыдущие фекалии. Хотя, если не придираться, то девочка молодец: почитала википедию — а значит, как минимум, читать она умеет. Уже недурственно для филолога. Еще бы поднатужилась — и знала бы, что «гэвэ» — это гигаэлектронвольт. Но женщине простительно.

Зардевшаяся Марина бочком выбралась из центра внимания и, доковыляв до ближайшей парты, мимикрировала под непричастного наблюдателя. Титова не завидовала ее участи, но в душе была рада, что этой беспринципной подлизе наконец-то дали на орехи. Как говорится, справедливость торжествовала.

Тем временем Андрей Романович перешел от издевательства над докладчицей к импровизации на тему ее доклада.

— Как будущие представители творческой профессии, вы склонны многое утрировать, — величаво излагал он. — Доказательство Великой теоремы Ферма — неслабое упражнение для мозга. Настолько неслабое, что справились с ним только в те годы, когда я уже научился худо-бедно читать и писать. Вас, может, еще не было на свете, но я застал эти события лично. Представьте: ничем не примечательный день, уроки с восьми тридцати, после обеда — футбол и покатушки на велосипеде. Я ложусь спать, а наутро открываю глаза — и все какое-то новое, непривычное. Даже воздух — насыщенный, ароматный! «Мама, что со мной?» — спрашиваю я, маленький мальчик, еще не осознающий величия момента, готовый списать необычные ощущения на переедание конфет. Но мама-то взрослая, она все понимает. И потому улыбается самой белоснежной улыбкой, тоже новой, непривычной. «Теорема доказана, сынок! — ликует она. — Мы на пороге новой эры». Я чищу зубы, взваливаю на плечи портфель — а он легенький, как пушинка. Красота! Бреду по улице — ни одного бомжа, ни одного алкаша. И куда они все подевались? Великая, воистину великая теорема!.. Вы так себе это представляете, граждане филологи? Спешу вас разочаровать: на следующий день я тоже крючился за партой, гонял с ребятами в футбол и катался на велике. Никаких изменений. «Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет». Уже двадцать с лишним лет минуло, а изменений по-прежнему никаких… Парадоксально, но людям почему-то нравится считать себя дураками. Им нравится верить, что в мире много-много дядек, которые гораздо умнее их самих, которым виднее. И эти дядьки обязательно придумают что-то такое, чтобы мир стал лучше: сочинят поэмы, откроют законы, изобретут перпетуум-мобиле. Но грустная правда заключается в том, что нам не на кого полагаться. Мы сами и есть эти дядьки. В вашем случае — преимущественно тетки, ну да не важно. Станет ли мир лучше — зависит не от мифических героев, не от немногих избранных, а от каждого из нас в отдельности. Хотя бы потому, что мир этот не один, их семь миллиардов. Семь миллиардов крохотных взаимодействующих между собой миров! Принимать на себя безоговорочную ответственность за все, что творится в твоем мире, быть кузнецом собственного счастья, не превращая индивидуальное в коллективное, — это нелегко, но это признак зрелости ума. А переваливать проблемы на взрослых, кем бы они ни были — родителями, учеными, политиками, — это признак затянувшегося детства. Является ли открытие бозона Хиггса величайшим достижением человечества? Нет. Оно является достижением весьма немногочисленной группы людей, и подмазываться к их успехам совершенно негоже. Равно как и требовать, чтобы вслед за их жизнями изменились и ваши. А из достижений человечества в целом пока можно перечислить только семь: гордыня, гнев, зависть, алчность, уныние, блуд, чревоугодие. Знакомый список?.. Мы не празднуем начало новой эры. К сожалению, история человечества испокон веку остается неделимой. Так что, госпожа Павленко и прочие впечатлительные особы, обращаюсь к вам. Перестаньте разглагольствовать о вещах, которые не имеют к вам никакого отношения. Перестаньте превозносить события, которые никак вас не коснутся. Перестаньте восторгаться тем, чего вы даже не понимаете. «Человек» — звучит гордо, пока это существительное не поставят во множественное число… Ну, чего притихли? Где аплодисменты?

Лика бурно захлопала в ладоши. Вдохновенная диатриба незнакомца тронула ее до глубины души. Девушка даже забыла, что находится в зале не одна: вот сидит она, Лика Титова, а вот Андрей Романович, такой рассудительный, суровый и… привлекательный.

А ведь если бы Титова огляделась по сторонам, ей стало бы очевидно, что она чествует оратора в нелепом одиночестве. Целый поток созерцал ее овации, но присоединиться так никто и не надумал. Уж слишком запутанные вещи пропагандировал хамоватый физик, аплодировать тут было решительно нечему. А коли у Титовой минутное помешательство — так это ее личное горе.

***

Визит Лапшина в университет не случайно был намечен на четверг, то есть на самый разгар учебной недели. Иронично, что занудная преамбула в виде полпары КСЕ в его планы вообще не входила: памятуя об ужасах парковки на территории студенческого городка, Андрей нарочно вышел из дома пораньше, а не то приехал бы точно к сроку. Откуда ему было знать, что за лето парковку существенно расширили, покрыв асфальтом каждый незанятый клочок земли? В былые годы Андрею приходилось часами колесить по округе в поисках малюсенькой прогалины; сегодня хватило каких-то пятнадцати минут. До конца третьей пары оставалась еще уйма времени — и как его скоротать? По корпусам шататься небезопасно, так недолго наткнуться на кого-то из прошлой жизни. Погулять по улице? Самое то для октября, но оделся Лапшин не по погоде. И тут Михеев прислал сообщение с координатами сотни молоденьких девчонок-филологов. Ну, в такой компании и КСЕ потерпеть не зазорно.

А вот истинной жемчужиной четверга было расписание Кости, где между третьей и пятой парами зияла дыра. Как правило, такие окна расстраивали преподавателей, но для Михеева это значило ровно одно: два часа на собственные нужды без возможности контроля со стороны жены. С начала семестра он успел уже многое: совершил рейд по окрестным закусочным, купил себе зажигалку «Зиппо», о которой давно мечтал. Даже посмотрел кино на большом экране — преступная расточительность, по меркам Антонины. Благо, она не догадывалась о связи между дырой в расписании и назревающей дырой в семейном бюджете, а то бы загрызла супруга без жалости.

На этой неделе досуг Михеева не предполагал каких-либо затрат, и тем не менее превосходил по дерзости все предыдущие забавы вместе взятые. Мало того, что Антонина приняла бы в штыки уже само упоминание о Лапшине, так еще и занятие товарищи выбрали совершенно с ее точки зрения неприемлемое: заперлись в кабинете Михеева, дабы предаться азартным играм. Но с точки зрения парней ситуация выглядела в корне иначе. Михеев издавна подкалывал Андрея, мол, не может быть такого, что от покера появляется какой-то доход. А на возражения Лапшина, чье благосостояние почему-то не пошло на убыль после увольнения с кафедры, Костя отвечал намеками на полосы везения, которые не могут длиться вечно. В конце концов, карты раздаются случайно, игрок на них не влияет. Какое уж тут мастерство? А фортуна — штука своевольная и непостоянная.

Короче говоря, Михеев сам напросился на разгром. Андрей уже трижды одолел его без видимых затруднений и уверенно приближался к четвертой победе.

— Не жалеешь, что бросил мне этот идиотичный вызов? — подтрунил он над незадачливым товарищем, загребая очередной банк. — Или тебя так давно не били, что ты соскучился по чувствам боли и унижения?

— Осади, еще не вечер, — отмахнулся Костя и размеренно потасовал колоду. — Жалеть, между прочим, я не стану ни при каком исходе.

Тут он не лукавил. Пятой парой ему предстояла морока с первокурсниками инженерно-технологического, которые, будучи посаженными за экран компьютера, тут же открывали текстовый редактор и вводили слово «мультиканальный». Оставшиеся полтора часа они хором гоготали, сетуя на отсутствие эффекта. К их великому неудовольствию, программа уже знала такое слово, не подчеркивала его красным и не предлагала разбить на два: «мультик» и второе. Видимо, какой-то добрый человек поведал юнцам эту знаменитую байку, но забыл просветить их, что она стала неактуальной еще при царе Горохе. Не менее лютые безобразия творились и на дообеденных парах, а посему никакое срамное поражение не отменяло удовольствия от игры.

— И о чем вообще жалеть? — начал развивать свою мысль Костя. — Ты нынче такой спектакль устроил, а у меня билеты в партер. Видел бы ты рожу этой Павленко! Так себе, конечно, подготовилась. Тебе бы на месяц пораньше к ним завалиться, когда Титова выступала. Вот у нее был доклад! Обычно гравитация ассоциируется у филологов с Хокингом или какой-то другой околонаучной фигней. А она, представь себе, вывела уравнение Эйнштейна через принцип наименьшего действия.

— Ого! Не кисло. И тензор Риччи свернула, как полагается?

— Ну… что-то такое делала. Я, честно говоря, сам не разбираюсь.

— Фееричная мадам. А сегодня она была?

— Естественно. Рукоплескала тебе с первого ряда.

— Ух ты… Неожиданно. Я думал, у такой незаурядной барышни должна быть, по меньшей мере, бородавка на носу.

— Долой стереотипы! Титова — куколка-красотка.

Михеев бесстыже облизнулся: похоже, напряжение игры перетянуло на себя все внимание парня, а на соблюдение приличий ресурсов уже не хватало.

— Но-но! — шутливо пригрозил ему Андрей. — Поосторожней с эпитетами. У женатого мужчины закрадываются мысли об интрижке?

— При чем тут интрижка? Я просто описываю то, что вижу. Куколка — она и есть куколка, разве нет?

— Разве да, — согласился Лапшин. — Куколка. Ангелочек.

— Ага! Значит, она тебе понравилась. А почему не подкатил?

— Ну как тебе сказать… Она не в моем вкусе. Слишком чистая, что ли… Зачем мне девушка, до которой будет страшно дотронуться? Мой удел — не ангелочки, а чертики в юбках.

— А между тем я иду в олл-ин.

— Молодец. Я коллирую, вот тебе две пары. Показывай своего туза.

— Блин, да как так-то?! — обескуражено воскликнул Михеев. Бросив перед собой карты рубашкой вверх, он шмякнул по кнопке электрочайника. — Ладно, ты иногда угадываешь мою комбинацию. Интуиция — великое дело. Но почему у тебя всегда на руках что-то старше?

— Потому что у меня есть мозги, Константин. Покер — игра навыка, а не удачи. Досадные случайности — не редкость, но на статистику они решающего влияния не оказывают. Поэтому главное — мастерство игрока.

— Да не может такого быть, — воспроизвел свою любимую мантру Костя. — Давай еще раз сыграем.

— Не хочу. Времени в обрез. Кроме того, ты допускаешь такую кучу глупейших ошибок, что мне с тобой неинтересно.

— Так давай на деньги сыграем, будет тебе интерес.

— Ты рехнулся? Не стану я с тобой на деньги играть. Потом еще расхнычешься, претензии предъявишь. Да и что с тебя, бюджетника, возьмешь?

— Ну… тогда, может, на желания?

— Например?

— Хм… Как ты сказал насчет куколки? Тебе страшно к ней прикасаться? Вот, если проиграешь, подойдешь к ней в коридоре и прилюдно поцелуешь взасос.

— Даже не надейся. Это изнасилование какое-то. Нельзя ли обуздать твою фантазию хотя бы рамками закона?

— Значит, идеологически ты играть согласен, будем торговаться о цене. Смотри, какой вариант: если проиграешь, то я приглашу куколку сюда, и ты спросишь у нее… во сколько тебе обойдутся ее услуги эротического характера! Заметь, никакого рукоприкладства.

— Все равно нет. И вообще, почему ты так рьяно вцепился в эту Титову? Тебе что, неймется отомстить ей за недоступность? Никто тебя к алтарю силком не тащил; разводись — и щупай девок хоть до посинения.

— Да мне Титова безразлична. Просто хочу поставить на кон что-то осязаемое, стимулирующее. И вроде не промахнулся. Вот ты утверждаешь, что поражение тебе не грозит, а куколка не в твоем вкусе. И все равно занервничал, задергался. Получается, ставка для тебя осязаема.

— Коварный ты, Костя, мужик!.. Ну ладно, вот тебе встречное условие: проиграешь — обмотаешься туалетной бумагой с головы до пят, аки мумия. И в таком вот виде прочитаешь поточную лекцию. Только, чур, без халтуры, обмотаешься полностью. В качестве исключения для носа, глаз и рта можешь оставить щелочки. Полтора часа без учета перерыва, ни больше, ни меньше. Устраивает?

— Устраивает.

***

Первые две руки показались Андрею стандартными. Сначала, будучи на баттоне, он выбросил восемь-три разномастные — заведомо верное решение, учитывая шизофренический стиль игры соперника. Потом Костя раздал ему десять-семь одномастные и открылся лимпом. Андрей не стал выпендриваться на префлопе и пассивно прочекал. Так же он поступил и на флопе, когда на борд легли две оверкарты с какой-то мелочью, совершенно неподходящих мастей. Михеев поставил пятьдесят при банке двадцать, а Лапшин уже отметил для себя раньше, что овербэты в его исполнении свидетельствуют скорее о хорошем попадании во флоп, нежели о безрассудном блефе. В общем, это был довольно легкий фолд.

В итоге к третьей руке Андрей подошел со стэком девятьсот восемьдесят пять, лишившись только трех красных фишек. И тут он раздал сам себе пару тузов. Костя не знал, что такое «адаптироваться к стратегии противника», а за размерами ставок не следил в принципе — в этом Лапшин уже удостоверился. Значит, можно было открыться рэйзом покрупнее, скажем, шестьдесят при блайндах пять-десять. Не слишком алчно, к тому же оптимально в психологическом плане: для колла Михееву понадобились бы только две зеленые фишки или одна синяя, а с такими количествами он не церемонился.

Вопреки ожиданиям, Костя не просто заколлировал, но и добавил две синие фишки сверху. Преодолев искушение выставиться сразу, Андрей поднял до четырехсот — и вот тут уже Михеев только уравнял, да и то после долгих колебаний.

Лапшин машинально сжег верхнюю карту и выложил на флоп туза, двойку и четверку радугой. Не великолепно. Наличие туза на борде давало шансы на то, что Костя тоже попал с чем-то наподобие туз-дама, туз-валет. Но опыт предыдущей игры не внушал оптимизма: диапазон трибэта Михеева включал в себя что угодно, но только не бродвеи. С ними он явно предпочитал пассивные розыгрыши, вероятно, полагая, что заманивает противника в ловушку. Рэйзил Костя преимущественно средние пары — за непониманием, как обращаться с ними на постфлопе; и чистые блефы — ну это потехи ради. Такому диапазону с борда ничто не подходило. Разве что Михеев зацепился мелкими карманками, тогда у него мог быть сэт или гатшот. Первое — шикарно, второе — не очень. А с другой стороны, при эффективном стэке меньше размера банка все это не играло особой роли. Костя уже вовлекал себя в авантюры и похлеще: отважно коллировал олл-ин с восьмиаутовым дро на терне, верил в непобедимость пары валетов. С учетом поправок на кретинизм его положение становилось до одури зыбким.

Пока Андрей оценивал перспективы добора на флопе, Михеев выставился сам. Очаровательно. Мысли Андрея тотчас переключились на оценки другого рода: сколько понадобится рулонов туалетной бумаги, чтобы мумифицировать тушу взрослого мужчины? Сияя в предвкушении, он сделал колл на все оставшиеся фишки.

Михеев раскрыл бессмысленные пять-три разномастные, а борд так и не спарился до самого ривера.

***

— Константин Анатольевич, вызывали? — предварительно постучавшись, Лика приотворила дверь ровно настолько, чтобы заявить о своей персоне.

— Заходи, Титова, не стесняйся, — он продублировал свой призыв вальяжным жестом и отхлебнул кофе из кружки в стиле «Икеа».

Импозантный товарищ доцента Михеева тоже был здесь. В интерьер убогой преподавательской каморки он вписывался примерно так же органично, как золотые купола церквей в панорамы промышленных районов. Лика сделала над собой усилие, чтобы не коситься в сторону незнакомца.

— У меня к тебе такое предложение, Титова, — Михеев потянулся за чайником, чтобы изготовить себе новую порцию пойла. — На следующей неделе кафедра астрофизики проводит семинар, посвященный ранним стадиям эволюции Вселенной. Я подумал, тебе может быть полезно его посетить или даже поучаствовать. Раз ты увлекаешься проблемами гравитации и космологии, тебе наверняка будет интересно.

— Простите, Константин Анатольевич, — замялась Лика, — но я ничем таким не увлекаюсь.

— А как же твой доклад? Он был очень подробным и познавательным. Не у каждого физика хватило бы сноровки на такие сложные выкладки.

— Спасибо, я польщена. И все же, с Вашего позволения, откажусь. Я прошла через общую теорию относительности как через испытание, убедилась, что это мне по плечу. А теперь хочу сконцентрировать усилия вокруг основной специальности.

— Ну на нет и суда нет, мое дело — предложить. Надумаешь гармонично развиваться — обращайся.

«Непременно, — фыркнула про себя Лика. — За гармоничным развитием — именно к Вам». Поблагодарила, попрощалась и засеменила к выходу.

Путь ей преградил Андрей Романович, доселе изображавшей из себя живую статую.

— У меня тоже есть вопрос, — неловко проговорил он, как бы по принуждению. — Правда, совсем из другой сферы.

— Слушаю Вас, — Лика обворожительно улыбнулась.

— Вы… Сколько Вы возьмете с меня деньгами, если я… захочу провести с Вами ночь?

— Не поняла.

— Ну… Сколько Вы стоите как… проститутка?

Девушка поежилась. Он и вправду такое сказал?.. Господи, опять на те же грабли. С чего Лике вечно мерещилось, будто мужланы выплескивают свою энергию избирательно, а не без разбору? Будто они щепетильно выверяют, на кого должно, а на кого не должно распространяться их наглое, циничное поведение? Будто похабщина — это оружие, которым они обороняются, а не нападают? Давно пора зарубить себе на носу: дефицит воспитания невосполним, а его проявления всеобъемлющи. С Семеном, парнем Лики, была аналогичная история: хрупкая девочка запала на брутального наглеца. Классика! Здорово, когда такой мужчина доминирует над соперниками, ведет себя как хозяин положения. Но потом он оборачивается к тебе — и никакого преображения! Зверь не становится ни нежным, ни ласковым. Та же маска, то же амплуа. Воркуешь о любви, а он плюет тебе в лицо. Романтика! Идиллия!

Теперь вот новое разочарование. Ну ясное дело, типаж-то схожий. Лапшин, конечно, и постарше, и гораздо умнее Семена. Кажется культурным. А по существу все один в один: дурные манеры, злые хулиганские шуточки, самовлюбленность, граничащая с нарциссизмом. А самое печальное, что проблема-то не в мужиках, а в той, кого они привлекают! Можно до бесконечности развенчивать идеалы, но потом все повторится вновь: мимолетное увлечение, горькое раскаяние… Можно сколько угодно читать умные книжки, надеясь растормошить в себе утонченную натуру, но самка всегда останется самкой.

Дура!

***

Лапшин помчался за нею сразу, как только Лика, сломленная обидой, вылетела из кабинета. Михеев за его спиной разразился мерзким хихиканьем. Комедия удалась ему на славу.

Титова потерянно маршировала прочь по людному коридору. Надо было бежать за нею, скорее догнать! Но Андрей оцепенел. Он впервые мог любоваться этим ангелом, не отрывая глаз. И пускай косяки студентов, проплывавшие мимо, легко отслеживали направление его пристального взгляда, это не имело ни малейшего значения; они могли язвить, сколько им влезет. Андрей пялился, беззастенчиво пялился на Лику, сокрушаясь лишь о скудности ракурса. Впрочем, и сзади, разумеется, было, на что посмотреть.

Печатая шаг, Титова прошествовала к дамской комнате и, сердито рванув на себя ручку двери, скрылась из виду. Это заставило Андрея прийти в себя. Расталкивая толпу, он в несколько прыжков преодолел расстояние до туалетов. На миг растерялся, когда выходящая пухленькая студентка скорчила ему жуткую мину, — однако отступать было уже поздно. Собравшись с духом, Андрей просочился внутрь.

— Эй! — прикрикнула на него белокурая девица. — Ты чего сюда приперся? Вали нахрен!

Лапшин пропустил ее негодование мимо ушей. Девица шустро натянула трусы и, продолжая нецензурно поругиваться, устремилась наутек.

Воняло мочой. Андрей не так представлял себе здоровый антураж для извинений.

— Поговаривают, в женском туалете радиационный фон всегда немного выше, чем в мужском, — обыденно произнес он, желая разрядить обстановку. — Не знаешь, почему?

Лика отрицательно помотала головой. Она стояла у окна, прислонившись к облезлой деревянной раме; притворялась, будто всматривается вдаль, — известная уловка, чтоб не разреветься. Глаза ее выдавали — влажные, но оттого не менее прекрасные.

— Прости за этот дурацкий эпизод, — понуро выдавил из себя Лапшин. — Я круто облажался. Знаю, это прозвучит странно и нисколько меня не оправдывает, но все те гадости, что я тебе сказал, — не добровольная выходка, а карточный долг. Я проиграл тебя в карты.

«Дичь какая! Что я несу?» — мысленно ужаснулся Андрей. Девушка его жалкую попытку тоже не зачла: уткнувшись лицом в основание ладони, она беззвучно зарыдала, и капельки слез покрыли ее щеки безутешными дорожками.

— Ну не надо, перестань, — Андрей сокрушенно схватился за голову. — Ты же ангел, а ангелы не плачут. Это запрещено законами природы. Ангелы беззаботно парят над землей, выше суеты, выше таких недотеп, как я. Ты самое чистое, самое светлое, самое яркое создание из всех, что я встречал в своей жалкой жизни. Ты настоящий ангел с крыльями, а вовсе никакая не проститутка…

Опять ахинею сморозил. Надо было срочно заткнуться, пока не ляпнул еще какую-нибудь глупость. Коря себя за неумение сглаживать углы, Андрей неуклюже, словно боясь обжечься, приобнял девушку за плечи. Конечно, не обжегся — но в мгновение ока наполнился чем-то согревающим, лучистым. Он разомлел и погрузился в странную безмятежность; его окутали пуховые перины, материнская забота и доброта.

Продлилось это наваждение недолго: Лика отпрянула и растворилась в университетской многолюдности. А Лапшин наведался напоследок к Михееву и опрокинул кофе на увесистую кипу наработок к его новой статье.

***

— Тут поворачиваем? — пробасил Пашка и кивком указал на проселочную дорогу, которая ответвлялась от трассы и уходила куда-то в лес.

— Дальше, дальше, — Семен покуксился. Пашка уже по третьему разу норовил завезти его в неведомую глушь. — Там будет нормальный перекресток, со светофором.

Хлипкая передняя панель девятки противно дребезжала, содрогаясь от звуков музыки. Исполинский сабвуфер, занимавший половину багажника, без устали взрывался на каждой сильной доле, раскачивал бесцветное уныние холодной осенней ночи. Его ритмичное буйство приносило Семену умиротворение. Однако до полного спокойствия парнишке было далеко; его кислая, нахмуренная физиономия отчетливо указывала на то, что на разборку он ехал не от избытка свободного времени.

Проснувшись давеча в районе полудня — после пятничного клубного веселья надо было хорошенько отоспаться, — Семен совершил свой обычный утренний ритуал. Открыл страницу социальной сети, вышел из своего аккаунта и вколотил в форму авторизации логин своей девушки. В качестве пароля она использовала слово «кулебяка»; Семен узнал об этом из бумажки, найденной в ящике письменного стола Лики. Вообще-то, в ее сообщениях нечасто попадались оригинальные фрагменты. Мужиков она с подружками не обсуждала, о Семене высказывалась либо нейтрально, либо положительно. Скука смертная — но ревнивца это не останавливало, и поиски криминала в диалогах девушки стали его ежедневным развлечением. Как показала практика, не напрасно.

Километровая переписка начиналась таинственным посланием от Лики Титовой некоему Андрею Лапшину: «Привет. Извинения приняты. Теперь можешь сам подумать, во сколько тебе обойдется ночь со мной. Деньгами не предлагать». Ну не шлюха ли? Это вступление датировалось одиннадцатью утра вчерашнего дня, и с того момента реплики сыпались, как из рога изобилия, добавлялись попеременно обоими участниками диалога с периодичностью минут пять. Так продолжалось до самого вечера, когда неиссякаемый, казалось бы, словопоток закономерно сменился четырехчасовым затишьем. Как раз на этот период собеседники договорились о встрече. План был таков: Андрей Лапшин забирает Лику из университета на машине, откуда они вместе отправляются в едальню. А потом он, наверное, чпокает ее на заднем сиденье своего драндулета.

Вот же стерва мелкая! Три месяца динамила Семена, трепалась о какой-то там любви — и что в итоге? Отдалась первому встречному за ужин в ресторане! Три месяца Семен был вынужден сочинять порнографические басни, лишь бы не признаваться друзьям, что его держат на голодном пайке. Три долгих месяца — и все безрезультатно! И для кого она себя хранила? Для этого тридцатилетнего лоха, с которым переспала на первом же свидании?

По факту, измену Лики ничто не доказывало: в переписке об этом не упоминалось, не было даже пространных намеков. Но все равно парнишка свято верил в отсутствие альтернатив. Ну а чем еще заниматься четыре часа подряд? Кушать пиццу и посасывать коктейли из трубочки? Нет, если его девушка и посасывала что-то прошлым вечером, то это явно были не коктейли. Какой позор! Кипя от ярости, Семен дал себе обещание отбить Лику обратно, оттрахать ее во всех позах, а потом сразу бросить. Поделом этой шлюшке, так ей и надо!

Но для начала следовало серьезно потолковать с ухажером Лики. По счастью, связаться с ним труда не составило, ведь у Семена была ссылка на страницу Андрея Лапшина в социальной сети. Тот не стал выкобениваться, однако настоял на том, чтобы отложить разборку до воскресенья. Дескать, суббота — не лучший день для сатисфакций.

— Вот тут направо. Сильно не разгоняйся. Как увидишь по левой стороне вывеску «Огонек» — туда и рули, прямо к воротам.

— Хорошее место, — протянул Пашка. — Тихое. Запомни на будущее.

На площадку перед заброшенным детским лагерем они вкатили без опоздания, но там их уже поджидали. В промежутке между ржавым забором и вывороченными из земли бетонными столбами притулилась дряхлая белая «Нексия». Владелец машины полулежал на крышке капота, придерживая кистью здоровую металлическую штуковину, нижний конец которой упирался в асфальт. Он приветственно пошевелил в воздухе пальчиками, когда ксеноновые фары ослепили его в упор. Недовольно скривился, но жмуриться не стал.

Семен вышел из девятки и нарочито громко хлопнул дверцей. Продемонстрировал свою блатную походку, выработанную годами тренировок, свирепо напряг мускулы.

— Ну здравствуй, Андрей Лапшин, — напористо начал он. Потом пригляделся к силуэту массивной железяки в руках конкурента и удивленно спросил: — Это что такое?

— Кувалда, — невозмутимо констатировал мужчина. — Драться будем.

— Но нас же больше, — несуразно парировал Семен и нервно тряхнул головой в сторону Пашки.

— Зато я вооружен, — Лапшин постучал ногтями по рукоятке грозного инструмента. Рукоятка ответила глухим побрякиванием.

Неподалеку тарахтел мотор какой-то установки. На трактор не было похоже: слишком гулко и размеренно. Да и поздновато для сельскохозяйственных работ. Скорее всего, какая-нибудь вентиляция или автоматическая поливалка. Может, насос. «Да соберись ты уже! — приказал себе окаменевший Семен. — Сфокусируйся! Размажь этого придурка по стенке!» Но конкретного плана у него не было. Разве что боевой товарищ придет на выручку? Однако Пашка тоже стоял как истукан.

— Послушай, мальчик, — нарушил молчание Лапшин. — Ежели дело дойдет до мордобоя, то я, честное пионерское, не знаю, кто из нас победит. Вы удалые накачанные парни, вас двое. Но и я вроде не промах. Боксом пару лет занимался. Хреновину вот эту притащил. Не знаю, кто кого переломает. Но есть одна потрясающая закавыка: мне по барабану. Цель-то какая? Решить, кому достанется девушка? Допустим, я вас обоих успешно изувечу. Тогда, по мнению Лики, я буду героем, который бился в неравной схватке и все же вышел победителем. Ну, значит, я могу постоять за себя и, главное, за нее. Исход очев

...

Ұқсас кітаптар

Евгений МагадеевСлезы пасмурного неба

18+

автордың кітабын онлайн тегін оқу Приличные людиЕвгений Магадеев