Оглавление

5. 1
6. 2
7. 3
8. 4
9. 5
10. 6
11. 7
12. 8
13. 9
14. 10
15. 11
16. 12
17. 13
18. 14
19. 15
20. 16
21. 17
22. 18
23. 19
24. 20
25. 21
26. 22
27. 23
28. 24
29. 25
30. 26
31. 27
32. 28
33. 29
34. 30
35. 31
36. 32
37. 33

Георгий Протопопов
Интраэльские истории

Перед вами — избранные истории о событиях и судьбах нашей славной Интраэлии, живые свидетельства эпох, чудом дошедшие до нас, настоящие жемчужины, удивительным образом найденные в пучинах мифических морей.

Несмотря на разрозненный характер историй, все они объединены общей судьбоносной для всех и каждого канвой и в непосредственной манере приоткрывают завесу тайны над легендарными свершениями и доселе скрытыми деяниями всех последних времен. И, что наиболее ценно, эти свидетельства от настоящих участников самых важных для всей Большой и Малой Интраэлии исторических событий дошли до нас практически в неизменном виде, словно живое дыхание минувшего.

Кто-то говорит, к сожалению.

И наша первая история начинается на одном исключительно загадочном острове, но потом, на волнах воспоминаний, уносится в далекое и героическое прошлое.

Интраэлика

Эта история — о войне

Пусть Охра говорит, что хочет, а я думаю, самое время прозвучать правде. Да и какие причины что-то скрывать? Дела давно минувших дней, все такое, сам понимаешь.

Мы сидим здесь, и хрен его знает, сколько еще просидим; «Невозможный» черт его разберет, где шаландается; времени навалом, и остров этот — гадский, поэтому заткнись и слушай. Возражений нет.

Далеко-далеко отсюда, на востоке, в самом сердце Большой Интраэлии есть одно чудесное место. «В самом сердце» — это почти буквально. Если ткнешь пальцем в центр Всемирной Карты, то вот почти там, сразу за Задушей горами. А насчет того, что место чудесное… ну… оно было таким… до известных событий. И вот об этих событиях я тебе расскажу. Хрена ли ты здесь, в своем захолустье сможешь представить, какая там кипела жизнь. Днями, а особенно ночами. Не пойми меня неправильно, твой Астравгард — довольно милое место; море, острова, песочек вон — чем не курорт? — но сюда бы инфраструктуру какую-никакую, рекламу да серьезные вложения — в общем, есть, где развернуться. А пока же, ты уж прости, твой край — это деревня. В отличие от того места, о котором я собираюсь тебе рассказать. Там, как ты понимаешь, все это было, я имею в виду, вложения и многое прочее. Одним словом, там была жизнь. И какая жизнь! Со всех концов приезжали люди, чтобы оставить свои деньги, а взамен приобрести незабываемые впечатления, которые смогут скрасить последующие периоды их унылых жизней. Ну да, примерно так это и работает. И имя чудесного города было на слуху у всех.

Но не теперь. Не теперь.

Ткни пальцем, куда я сказал, и что ты там видишь? Город называется Затрапезно, все так, но это он сейчас так называется, потому что так звали одного человека… но я до этого вскоре доберусь. А прямо сейчас ты должен знать, что ныне город этот ничем не примечателен. Не примечателен, сука, ничем. Разве что статуей этого самого, сука, в центре.

Эмоции, друг мой, эмоции. Ладно, слушай.

В ту далекую пору никто еще не называл меня Женералем, в основном звали по имени — Статус, а чаще того — Адъютант. Статус Адъютант. И уже тогда я служил, само собой. Не секрет, что ратному делу я посвятил всю свою жизнь. Это — мое призвание, как ты мог бы сказать. И даже в те времена, ушедшие, как по весне снег, которого ты, должно быть, никогда и не видел, я, хотя и был молод, достиг, тем не менее, определенных высот и имел достойный и весьма высокий чин и вес в армейских кругах. Ну да, я был адъютантом, как ты верно догадался. Что ж, а моим непосредственным командиром был человек по имени Затрапезно.

Если позволишь, я бегло его опишу.

Ты когда-нибудь видел жабу? Конечно, видел, вон их сколько у вас орет в каждой луже. Или кто там у вас орет?.. Вот только жаба красивая в сравнении с моим командиром. Хотя квакал он ровно так же. Ладно, представь некрасивую жабу. Ну, собственно, как-то так. Этого достаточно.

Затрапезно был приземист и… широк, лыс, как колено… влажные глаза навыкате, тонкогубый, но по-настоящему огромный рот. Не единожды во время бесед с командиром я воображал, как из его рта выстреливает длинный язык, припечатывая какую-нибудь муху. И да — бородавки, все как надо, полный комплект.

Но в форме он был хорош, этого не отнять. В форме он был внушителен, грозен и могуч. Выглядел решительным, по-хорошему жестким и не терпящим компромиссов военачальником. Это впечатление ни коим образом не соответствовало его духовному и душевному, если ты понимаешь, о чем я, содержанию, но, вынужден признать, что столь разительный контраст долгое время вводил в заблуждение и меня. Поначалу ведь я даже гордился службой при нем.

Между тем бронзовая с позолотой статуя Затрапезно, которая ныне украшает центральную площадь одноименного города, по-видимому изображает какого-то совершенно постороннего, довольно мифологизированного персонажа. Сваявший ее скульптор явно не видел оригинал. Иначе поселившиеся в его душе кошмары едва ли позволили бы его руке и резцу порхать с такой беспечной легкостью.

История, мой юный друг, порой творится дикими, случайными и непредсказуемыми вещами и поступками и при этом для нее совершенно не важна какая бы то ни было правда. История вообще не особенно любит факты, и эту мысль мне хотелось бы донести.

Боже, иногда я начинаю говорить почти как Охра. Это заразно, я полагаю. Помаши ручкой, пусть она себе хмурится. А тем временем я позволю себе вкратце обрисовать истоки конфликта. А мой рассказ именно о конфликте. Вооруженном, мать его, конфликте. Ибо какая же история без него?

Каждый знает, что пресловутый и столь необходимый всем Макгаффин благополучно пропал в стародавние времена. И с тех пор обедневшее и осиротевшее человечество повсеместно ищет его в тоске и надежде. Неизбывная боль, пустота в одиноком сердце, непреодолимое стремление обездоленной души. Так говорят. Не все, конечно, большинству-то и дела нет, если уж смотреть правде в лицо. Да что там большинству — всем! Нахрен никому он не сдался на самом-то деле. Но как образ он весьма хорош. Для поэтов и для всяких там фриков. Но иногда случается, что почти так же хорош он и как инструмент, как оправдание и прикрытие для разнообразных и довольно грязных политических игр.

Иными словами, однажды путем тонко и точно рассчитанных информационных вбросов и атак возник ничем по определению недоказуемый слух, что местонахождение Макгаффина наконец раскрыто. К вящей радости всего человечества, казалось бы, но не тут-то было. Как следовало из непроверенных, но крайне необходимых определенным кругам слухов, ценный артефакт находится в одном процветающем и очень богатом городе в самом сердце Большой Интраэлии, и власти города давно и намеренно и даже злонамеренно скрывают сей возмутительный факт. Потому, мол, город и процветает.

На выдвинутую гневную и, пожалуй, заранее подготовленную ноту власти города отозвались полным, безграничным и вроде как искренним недоумением. Что, естественно, еще больше усилило подозрения. Если уж прогрессивное человечество положило взгляд на твои закрома, нет смысла доказывать свою правоту. Какой туризм, какая индустрия развлечений? Всем же понятно, что вы жиреете за счет Макгаффина. А что самое подлое, ни с кем не хотите делиться. Где, спрашивается, справедливость? Мы же все хотим, чтобы по справедливости, да?

В общем, почва была старательно подготовлена, и потому никого не удивило, что сразу несколько объединившихся для благородной цели городов — государств выдвинули ультимативное требование: верните общенациональную ценность в лоно развитой цивилизации! А иначе, сынок, война. Понятное дело, что власти теперь уже несчастного города не смогли ничего вернуть. Знаешь ли, порой несколько сложно предоставить то, чем не владеешь, сплошь и рядом такое происходит, говорю тебе. Но на это ведь и был расчет, следишь за мыслью?

Ладно, чего кота тянуть за эти самые? Объединенным войском свободных городов поставили командовать генерал генеральского Затрапезно. Я же, совершив стремительный взлет в своей карьере, совсем незадолго до этого стал его адъютантом.

Помню, как одним слегка туманным ранним утром мы высадились на побережье спокойного внутреннего моря. Наше войско было велико, и поэтому высаживались мы добрую половину дня, и это не считая тех, кто добирался посуху, но я ступил на берег еще до восхода солнца, поскольку в мою задачу входило проследить, чтобы моему командиру поставили подобающий шатер. С этим, кстати, возникли небольшие сложности, пришлось поцапаться с ленивыми подрядчиками, но к нашей истории это отношения не имеет. В целом же я, как и многие, был преисполнен оптимизма. Цель нашей кампании не казалась сколько-нибудь трудной, а уж тем более недостижимой. Красивый курортный город, как прекрасная жемчужина лежал перед нами, и мы готовы были взять его, сорвать словно созревший восхитительный плод.

Кто ж знал, что это был только первый день из мучительно долгих шестисот восемнадцати дней осады?

Любая война проистекает из чьей-то жадности или зависти, но ход ее зависит и от иных базовых человеческих чувств, а также от ума либо же, напротив, от глупости. То, о чем я говорю тебе по поводу этой конкретной войны, противоречит всему, чему тебя учили в школе, всем якобы общеизвестным историческим фактам, и ты не прочитаешь об этом нигде, ни в одной своей дурацкой книжке, но и верить всем моим словам ты при этом не обязан. Никто из нас не может быть всецело объективен. Некоторые просто могут знать о правде чуть больше, чем остальные. Я всего лишь хочу, чтобы ты думал своей головой и сам для себя решил, какая истина тебе подходит больше. Надеюсь, это для тебя не слишком обременительно?

Моя жизнь — череда бесконечных войн, конфликтов и противостояний. Это мой путь, и я- типичный пес войны. Но всякий путь имеет свое начало, и поэтому вынужден признать, что знаменитая осада, о которой я веду свой рассказ, была первой в моей биографии по-настоящему большой заварушкой. И многого я тогда не знал. Был зелен почти как ты сейчас. Нет, вру, таким как ты, не в обиду тебе будет сказано, я, конечно, не был никогда. Твоей вины в этом нет, люди вообще как-то измельчали, не сочти за придирку.

Вон, глянь-ка на Охру. Куда это она, кстати, собралась? Вот это, скажу я тебе, женщина! И не обращай внимания на некоторые ее странности, у кого их нет? Что ли у меня нет? И не смотри так.

Так, о чем я? Ах, да! Я сказал, что шестьсот восемнадцать дней осады были мучительными и долгими, и это действительно так, но иногда даже в самых беспросветных ситуациях могут найтись светлые стороны. Иногда, к примеру, ты можешь встретить хороших людей и даже приобрести верных друзей. Таких как Охра. Хотя конкретно ее тогда с нами не было, и вот почему она столь равнодушна ко всей этой истории. Зану-у-да! Не слышит. Ну да бог с ней. Ее не было, но были другие, и о них ты обязательно услышишь, а если наш чертов фрегат, наш дивный, белоснежный парусник, неутомимо бороздящий суровые волны соленых морей, как сказала бы Охра в свойственной ей манере, все же появится однажды на горизонте, то и познакомишься с некоторыми из них. Война может разрушить и разбросать множество судеб, но может и связать навечно.

В тот первый день шатер был-таки установлен, огромный, как цирк- шапито, в окружении шатров и палаток помельче, и генерал генеральский Затрапезно явился наконец в свою ставку. Явился при всем параде, а, как я уже говорил, в форме он был бесподобен. Веришь, нет, меня слезы умиления и гордости едва не пробрали, когда я его увидел в ставке. Это, конечно, немало говорит о моем тогдашнем жизненном опыте, о моих высоких юношеских идеалах, вообще о всякой такой хрени, которую время неизбежно рушит, не о такой пубертатной, как в твоем случае, но все же. Ну а с другой стороны, как было не загордиться? Все эти его ордена, регалии и позументы? Армия примерно так и работает, скажу тебе по секрету. Ты просто обязан уважать, ну или хотя бы бояться своего командира. И гордиться, само собой. Потому что во всех бесконечных заслугах твоих отцов-командиров есть и твоя исчезающе малая, но все же частица участия. И при случае тебе даже напомнят об этом какой-нибудь медалькой. Пойми меня правильно, я совсем не пацифист, напротив, я милитарист до мозга костей, в сущности я тот человек, который считает, что любой конфликт можно разрешить подобающе грубой силой, и нет ничего лучше хорошей заварушки, но что касается конкретно той победоносной и блестящей, как написано в анналах, учебниках и беллетристике, кампании… вся гордость, все уважение и даже страх божий, все прошло, и для этого понадобилось гораздо меньше времени, чем шестьсот восемнадцать дней.

Итак, командир входит. Целеустремленный, слегка усталый, мудрый, как не знаю кто. Это был, конечно, сильный момент. Входит и начинает с порога квакать, что несколько подпортило торжественный миг, но к тому времени я уже более-менее попривык к его голосу. И ведь слова-то он сказал в принципе хорошие:

— Господа!.. И дамы елки-палки! Ух ты! Какая была мысль?.. Да! Нам предстоит немало вкусной работы! Я в нас верю! Я весьма! А есть выпить? Бухашечка, ферштейн?

Будучи его адъютантом я немедленно и весьма расторопно поднес ему добрый кубок, который он тут же опрокинул в себя одним махом, после чего с признательностью выкатил на меня глаза, и выглядело это пугающе.

— В горле пересохло, — признался он. — Заботы, заботы.

К его чести должен заметить, что он далеко не был таким уж любителем накидаться, просто иногда накатывало, да и видимо он слегка терялся в новой незнакомой компании. Как бы то ни было, живительная влага подействовала на него благоприятственно, и слегка закосевший Затрапезно утвердился за большим столом, который установили в центре шатра, свесив короткие ножки с высокого стула.

— Прошу вас к столу, — сказал он. — Черт, не так. Мы же не обедать собрались? Садитесь, в общем.

И мы, все остальные, расселись кто где, готовые внимать командирской мудрости. Среди прочих за столом присутствовали: Рилл, он же Подбодрилл, приведший свой отряд горными тропами; Эксцес Карма, также добравшийся посуху из-за Задушей гор; а еще Эскапада со своим отрядом северных воительниц; еще Ябы, могучий по его же словам южный маг; а также Вера Кубизма и Люба Харизма, две из четырех близняшек, прибывшие с нами морем. И плюс к этому на совещании обозначился Элифалиэль, и по поводу него сразу бы хотелось внести некоторую ясность. Я вполне отдаю себе отчет, что в наше политкорректное и толерантное время в любой истории по делу или вообще без нужды, но просто обязан присутствовать эльф. Или на худой конец веган. Ирония в том, что Элифалиэль, будучи чистокровным, матерым, я бы сказал, эльфом, был при этом еще и самым что ни на есть веганом, что для эльфа просто дичь дичайшая. И это истинная правда, я нисколько не выдумываю в угоду новомодным веяниям. Жизнь бывает такова, что даже в самых правдивых историях случаются весьма удачные совпадения. И поверь, я прекрасно знаю, что подобный персонаж делает мою историю еще более трендовой и топовой, но что поделать, это действительно было, из песни слов не выкинешь.

Что ж, мы-таки расселись, и великий и ужасный Затрапезно, собравшись с мыслями, принялся поливать нас своей неподражаемой хореографией и вокализом.

— Ни для кого не секрет, — начал он, — что наш враг силен и хитер. Как доносит разведка, бастионы его крепки и неприступны, войска страшны и многочисленны, а боевой дух высок, что может показаться странным, учитывая на чьей стороне правда и справедливость.

— На чьей? — немедленно подал голос кто-то, кажется, вообще не из сидящих за столом. По-моему, это был один из охранников у входа в шатер или кто-то из рабочих, которые еще не закончили монтировать канделябры.

— Что? — ошарашенно переспросил Затрапезно.

— Не обращайте внимания, — подсказал кто-то другой, а может быть, тот же самый.

— Я и не буду, — согласился наш вождь. — Я мысль потерял.

— Иметь сообщить при внимательном прочтении бастионы учитывая страшная и справедливость, — это уже отозвался наш нетрадиционный эльф.

— Точно, — кивнул Затрапезно. — Спасибо.

— Совершенно удивлял с уважением потому что как есть не приходя.

— Да, продолжим. Враг наш силен, темен и богомерзок. Но мы, — он обвел всех пугающим взглядом, — мы тоже ребята не промах. За нами стоят светлые силы всего свободного мира. Победа будет за нами! На этом все. Всем спасибо и до новых встреч.

Повисла небольшая пауза.

— Мы что-то, — сказала Вера Кубизма.

— Не поняли, — сказала Люба Харизма.

Эскапада, жгучая, стремительная, как языки пламени, вскочила со своего места.

— Где? — крикнула она. — Я ненавижу! Порвем задротов! Ринемся в неравный бой!

Все за столом, включая и самого Затрапезно посмотрели на нее с некоторым страхом, потому что, надо признать, Эскападу все побаиваются. Черный перец, огонь!

Однако побаиваются ее чисто по-человечески, можно сказать, душевно, чего нельзя сказать об Эксцесе Карме. Вот уж кто точно является живым воплощением «зловещей долины». Стоит ему заговорить с кем-то или просто попасться на глаза- все! Нервный срыв, как минимум. У человека, внезапно осознавшего существование Эксцеса Кармы рядом с собой, возникает неясная, но стойкая инфернальная тревога, причину которой невозможно объяснить внятными словами. Вот и за столом совещаний произошло нечто подобное, потому что Эксцес Карма заговорил.

— Великие силы вынуждают меня поддержать данное начинание, — произнес он очень спокойно. — И я поддерживаю. Мы должны как можно скорее освоить выделенные нам человеческие ресурсы.

— Боже мой! — вздрогнул, побледнел и отшатнулся сидящий рядом Ябы, а все остальные как-то съежились на своих местах.

Первым пришел в себя Рилл, весельчак и пропойца Рилл.

— Лицо Ябы было похоже на лицо с картины «Крик», ну, если бы ее сделать в сепии, — заулыбался Подбодрилл, но внимательный глаз мог заметить, что он и сам пытается храбриться.

Ябы тем временем тоже слегка оправился, поэтому смог вполне достойно ответить:

— А вы слышали, что у Рилла в роду были тролли?

— Че это я тролль?

— А че это ты всех троллишь?

— Подождите, — встрял Элифалиэль. — Обыкновенно вставая не надо нарушать. Потом пойдешь. Я будучи рад.

— Верно, — с готовностью согласился Ябы, — мы не о том говорим.

— Да. Когда уже? — спросила Вера Кубизма.

— Можно будет нападать? Каков? — спросила Люба Харизма.

— Наш план? — спросила Вера Кубизма.

— Какие будут указания? — в свою очередь поддержал и я, как верный адъютант, пожирая глазами начальство.

Затрапезно устало провел рукой по лицу, при этом влажно хлюпнув губой.

— Боже ж мой, боже ж мой, — сказал он. — Я ценю ваше рвение, ваш задор. Но и вы должны понять, что так дела не делаются.

И он действительно был похож сейчас на мудрого взрослого, утомленного детскими шалостями. Не знаю, как остальным, а мне даже стало немножечко совестно.

— Вы должны знать, что миссия нам предстоит весьма непростая. Она требует тщательной, обстоятельной подготовки, и мы не имеем права на ошибку. Взгляды всего человечества прикованы к нам.

И он сам на секунду приковал всех своим жутковатым взглядом.

— Из вас всех, — продолжил он, — наверное, только Провернулл это всецело понимает. Привет, Нулл. Здорово ты вчера сказал, конечно.

— Да, он такой, — согласились все. — Этот парень просто что-то.

— Ладно, расходимся. В конце концов, мы только приехали, нам всем не мешает отдохнуть с дороги. Все экскурсии отложим на завтра. Элемент неожиданности все еще на нашей стороне.

Может быть, у каждого и было свое мнение на этот счет, но спорить никто не стал. Субординация, понимаешь. Да и просто по-человечески стало вдруг как-то жаль нашего командира. Это было одно из его врожденных свойств: иногда он вызывал жалость.

— Статус, — обратился он ко мне, когда все вставали со своих мест. — Я вздремну, пожалуй. Покажи, где можно устроиться, и на сегодня свободен.

— Конечно.

Часть командного шатра была отгорожена под его личные апартаменты, и выполнены они были с подобающим его положению размахом, — я специально за этим проследил. Не барокко, но где-то близко. Однако Затрапезно все равно поморщился, когда я провел его за полог, и это заставило меня нахмуриться и спешно оглядеть помещение: что я упустил? Что, кровать под балдахином недостаточно широка? Я же говорил этим подготовщикам! Заказывайте самое лучшее! В городе же есть прекрасные мебельные салоны, и, пока не сомкнулось кольцо осады, с ними еще не поздно связаться.

— Ох, — вздохнул Затрапезно. — Хватило бы простой циновки. Балуете вы меня.

Иногда он бывал похож на человека и, в контексте всего остального, это пугало еще больше.

Когда я вышел на улицу, оказалось, что не все еще разошлись. Небольшая группа стояла прямо на обочине широкого тракта, и я подошел к ним. Кое-кого из этих людей я знал по нашему совместному морскому путешествию, с кем-то познакомился только сегодня.

— О, вот и наш горемыка! — воскликнула Эскапада, завидев меня. — Полюбуйся, Адъютант! Уроды! Вот Уроды!

— Как есть исключительная забота расположения для лучшего покоя? — спросил Элифалиэль.

— Да, он уснул, — отвечал я.

Эльфа, кстати, до сего дня я не знал. Выглядел он как типичный хипстер: короткие, зауженные штанишки, забавная бородка, винтажная шляпа, в общем, совсем не по-военному, но все равно как-то сразу располагал к себе. Я, правда, тогда еще не знал, что он вегетарианец, но даже когда узнал, это не вызвало во мне отвращения. Может быть, правы те, кто говорят, что в жизни надо быть терпимее. Цени ближнего не за то, что он ест, а за то, кто он есть.

— Хера ли спать в такое время, собаки? — выкрикнула Эскапада, от негодования аж выпучив свои прекрасные глаза на эбеново- черном лице. А вслед за этим добавила уже совершенно другим тоном:

— Статус, мальчик, какие у тебя планы на вечер?

Я закашлялся и уже не в первый раз задумался о ее биполярном расстройстве.

— Я как-то даже еще не строил планов, — промямлил я.

Вот видишь, Откад? Между нами, оказывается, гораздо больше общего, чем можно было бы подумать. Я тоже был молод. Не так глуп, как ты, конечно со своей Полиной, ты уж прости, но есть что-то глобально общее во всех этих… даже не знаю, как сказать… Ладно, чего это я? Продолжим наш рассказ.

Я не успел выслушать ответ Эскапады, потому что меня перебил Эксцес Карма.

— Фактическая задержка нашей операции сводит на нет всякий элемент неожиданности, — сказал он. — Наши тактические планы нуждаются в строгой коррекции с учетом новых вводных.

— Господи! — вскрикнули все в один голос.

— Да, какая уж тут, — сказала Вера Кубизма, когда все немного пришли в себя.

— Неожиданность, — сказала Люба Харизма. — Вон уже и торговля.

— Налаживается, — сказала Вера Кубизма.

И действительно, вокруг нас уже потихоньку собирались лоточники, а к нашим строгим армейским палаткам добавлялись всевозможные балаганчики веселых расцветок с зазывающими надписями. Чуть в стороне устанавливали батуты и надувные горки. А по тракту мимо нас в сторону города тянулись бесконечные вереницы обозов. Траффик сегодня был как никогда плотный, и лошади загадили уже всю дорогу. Куда смотрят коммунальщики?

— Откуда столько транспортных средств? — ни к кому не обращаясь, вопросил Подбодрилл.

— Доски везут, не видишь, что ли, дебил? — рявкнула Эскапада.

— Ну да, — кивнул Рилл. Надо сказать, Эскападу он никогда не пытался подкалывать. — Вижу. А фуры-то какие у них крутые. Явно не отечественные. Шестилошадные.

— Доски, — произнес я, доставая из футляра подзорную трубу.

Изумительный белый город лежал вдали, протянувшись вдоль бухты, обрамленной многокилометровой набережной. Свой лагерь мы разбили несколько в стороне, сразу за галечным пляжем у оконечности подковообразной бухты. Лучший вид на город открывался, конечно с зеленых гор, высящихся вдали по другую сторону главного тракта, но и отсюда, с некоторой возвышенности картина открывалась просто чудесная. Очень мирная, я хочу сказать, едва ли не праздничная. Однако я посмотрел в трубу, и все встало на места.

— Ага, вот для чего доски, — сказал я.- Они забор начали строить.

— Очень интересно, — проворчала Эскапада. — Ух ты! «Все по 10»! Кому магнитик с Макгаффином?

— До хрена же леса понадобится такой городище обнести, — заметил Рилл.

— Это бизнес, мой несмышленый друг, — язвительно отозвался длиннобородый маг и волшебник Ябы, как будто все еще чем-то обиженный, брезгливо одергивая свою расшитую звездами мантию. — И очень хороший бизнес, позволю себе заметить, если ты еще не вкурил, Рилл.

— Длинная протяженность рабочих мест для хорошей позволительности имущих нанимательностей, — поддакнул Элифалиэль.

Рилл нахмурился.

— Вы сохранились где-то, что ли? — огрызнулся он, но как-то вяло. Что-то сегодня он явно был не в ударе.

Я между тем разглядывал забор, вернее, тот небольшой участок, который успели возвести. Стройка только началась, и действительно было сложно представить, как этот забор сможет окружить весь город. Но дело делается, когда делается. Установленный участок забора завесили баннерами, чтобы не портить живописный облик. На баннерах были изображены счастливые люди в окружении пасторальных пейзажей, похожие на Свидетелей Иеговы* (* список организаций, запрещённых на территории РФ), а надписи гласили, что власти города приносят извинения за временные неудобства для жителей и гостей города. И кто-то приписал от руки: «и оккупантов». Вот это, я понимаю, чуткость.

Эскапада, кажется, потеряла интерес к нашей милой беседе. Оторвавшись от подзорной трубы, я заметил, что она вертит головой в поисках чего поинтересней, и глаза ее озорно поблескивают. В некоторой тайне даже от самого себя я ожидал повторного вопроса про планы на вечер.

— Ну так что будем делать? — спросила она наконец. Это было не совсем то, но близко.

Однако и здесь ее проигнорировали.

— Посмотрите на этот город, — без особой связи с чем-либо сказала Вера Кубизма. — Какой он самодовольный. Мне кажется.

— Он достоин уничтожения, — сказала Люба Харизма. — Если раньше все делали на века, то сейчас все одноразовое, а это значит, что никто.

— Не думает о будущем, — сказала Вера. — Такова беда всей нашей цивилизации. И поэтому ничего.

— Не жалко, — закончила мысль Люба.

— Прошлым летом их здесь кто-то здорово кинул, — шепнул мне Рилл.

— Наши сучки зрят в корень! — неожиданно яростно закричала Эскапада. После этого она повертела головой, нахмурилась, словно бы потеряв какую-то мысль, и озадаченно спросила:

— А куда это мои северные воительницы подевались? Пойду-ка я их поищу. Как дети малые. Вечно куда-нибудь запихнутся, а потом ищи их.

— Да, я тоже к своим, — кивнул Подбодрил. — Давайте, утырки. Нулл, это тебя не касается. Ты нормальный чувак.

— Пока, ребята. Пока, фитоняшки. Пока, Нулл, — помахала ручкой Эскапада. — Научишь меня потом той штуке?

И все же она медлила, задумчиво, совсем не в своем стиле, глядя вдаль.

— Знаете, я, наверное, в городе остановлюсь, — вдруг решила она. — Сниму домик на какой-нибудь тенистой улочке. Звоните мне, если что. Колокол на перекрестке.

Она медленно пошла от нас и вдруг обернулась.

— Да, это самое. Вечером давайте найдемся. Жду вас у себя, адресок сообщу. Статус, ты обязательно приходи. И Нулл, конечно, без тебя какая гулянка? В общем, жду всех.

И вслед за этим, практически без перехода она заорала, но к счастью это нас уже не касалось:

— Ну куда ты прешь, козлище? Не видишь, здесь люди ходят!

Все разошлись, а я еще какое-то время стоял у обочины. Позади меня шумел на всех парах свеженький с пылу с жару военный лагерь; вдалеке, в городе, тоже кипела своя манящая, но не особенно настоящая жизнь. Делать мне по большому счету было нечего. Затрапезно, я знал, проспит до завтра. На всякий случай я поставил в зоне его досягаемости кувшинчик с вином и ночную вазу. Я даже подписал что где, хотя и знал по опыту, что он все равно может перепутать. Впрочем, на такие мелочи обычно ни он, ни я, не обращали внимания. Так что, я, можно сказать, свободен. Можно тоже отдохнуть, можно пойти погулять, я еще не решил.

Приглашение Эскапады и отдельное упоминание в нем меня грело мою душу. Эскапада мне нравилась.

Ближе к вечеру я пошел в город, а компанию мне составил Эксцес Карма, что сделало прогулку незабываемой в плане открытия новых, неизведанных горизонтов депрессии.

— Возможность экстраполировать первичные данные на вектор системного развития позволяет с вероятностью семьдесят четыре и три десятых процента сделать крайне неутешительные выводы о характере релевантности, — без умолку болтал Карма в таком вот тоне, видимо, пребывая в замечательном настроении; я же, наоборот, находясь в его обществе, всю дорогу вынужденно обливался холодным потом.

— Все это без сомнения очень токсично, — единственный ответ, на который меня хватило за всю дорогу.

Улочка, на которой Эскапада сняла домик, так и называлась: Тенистая. Во дворе росли греческие орехи, слива и шелковица, а сам летний домик уютно прятался в глубине маленького сада. Подальше от шумного центра, в старом квартале, почти на окраине- самое то для спокойного отдыха, и, как пишут в объявлениях, море в шаговой доступности.

— О, привет, Статус! — Эскапада вышла навстречу в коротеньких шортах и топике и расцвела в улыбке, простирая ко мне руки. Это мне тоже понравилось и даже очень.

— Мы с пивчанским, — улыбнулся я в ответ. — И с винишком.

Лицо Эскапады неожиданно перекосилось.

— Господи! — вскрикнула она. — Привет, Эксцес. Проходите. А? Как вам у меня?

— Очень миленько, — сказал я, восхищаясь тем, какая Эскапада сейчас домашняя и пушистая. — Не слишком дорого?

— Да ерунда.

— Я подозревал, что цены могут взлететь с нашим приходом. Тем более в самый сезон. Высокий, так говорят?

— А я вас обманула, по правде сказать. Это мой дом. Года два уже, как отжала.

— А что будет, когда мы захватим город?

— А хер ли изменится, придурок? — вдруг вспыхнула Эскапада, и я понял, что ляпнул глупость, и мои акции только что обвалились неизвестно на сколько пунктов. Карма мог бы сказать, пожалуй, с точностью до долей процента.

— О, как вкусно пахнет! — воскликнул я, чтобы увести ее в другое русло.

Эскапада заулыбалась.

— Это Рилл уже шашлыки замутил. Или кебаб, не знаю.

— Мы опоздали, что ли?

— Не особо. Но теперь уже все в сборе. Сестры, правда, за арбузиком побежали. Или дыней, не знаю. Ябы… колдует что-то. Эльф… что ж, эльф у нас нетипичный. Кажется, в данный момент он ворует кресс-салат у соседей. Гребаные витамины.

Между домиком и летней беседкой Рилл, одетый в одни шорты и сланцы, действительно суетился над мангалом. Увидев меня, он воскликнул:

— Статус! Какой у тебя статус? «Жизнь — боль»? — и заржал во всю луженую глотку, но тут же поперхнулся, потому что возникший рядом с ним Карма очень спокойно произнес чуть ли ему не в ухо:

— Если предположить, что все мы находимся в некой суперпозиции, то какое действие вызовет декогеренцию?

— Твою мать! — закричал Рилл, стремительно бледнея. — Боже! Привет, Эксцесс. Чуть шампуром себя не проткнул. Надо же.

Он покачал головой и, слегка расстроенный, вернулся к своим делам. Я прошел в беседку, где вооруженный ножом Ябы колдовал над закусками. Свою мантию он скинул, а бороду подвязал стильными лентами. Его футболка, легкие штаны и туфли с загнутыми острыми носами были, как и мантия, расшиты золотыми и серебряными звездами. То есть, из образа он по большому счету не вышел.

— О, добрейший вам вечерочек! — воскликнул волшебник. — Мы вас категорически приветствуем!

Он сделал над столом широкий жест руками и, восхищаясь собой, закатил глаза.

— И что вы имеете мне сказать за этот стол? Сказка?

— Просто волшебство, — сказал я.

Ябы заулыбался в бороду.

— Таки да. И заметьте, на любой вкус. Мы же здесь все понимающие люди.

— Эльфа посадим вон с того краю, — выкрикнул Рилл, — и пусть он там жрет свою петрушку! Извращуга! А мы здесь будем мясо хавать.

— Услышанное на любой вкус ненамеренно однозначно, — это уже тут как тут нарисовался Элифалиэль. В руках его и в самом деле была охапка зелени.

Рилл театрально содрогнулся.

— Да где же наши сучки? — спросила Эскапада. — Арбуза уже хочется.

— Гендерно нейтрального арбуза! — засмеялся Рилл.

Ябы отложил нож, пошамкал губами и предложил:

— А не грех ли нам опрокинуть по чарочке?

Все горячо заверили его, что никакого греха в этом не будет и что идея эта весьма здравая, уместная и своевременная.

— Сестры догонятся, — сказал Рилл. — Вон и первая партия как раз готова.

Мы переместились за стол, а спустя немногое время появились-таки Вера Кубизма и Люба Харизма- удивительно юные и светлые в своих сарафанчиках и пляжных шляпках с широкими полями. Глаза нашего эльфа похотливо заблестели при виде их арбузов и дынь. Сестры присоединились к нам, поздоровались со всеми, а потом сказали:

— Совершенно случайно встретили.

— Кое-кого из властей города. Создалось впечатление, что.

— Они готовы капитулировать.

— Вам бы я тоже сдался, маленькие демоницы, — произнес Рилл, наливая по новой.

— И что вы ответили? — спросила Эскапада.

— Мы не уполномочены принимать.

— Капитуляции. На самом деле мы за то.

— Чтобы стереть этот город с лица Интраэлии.

— Ах вы ж, суки! — закричала Эскапада. — Вы это всерьез говорили?

— Основываясь на ваших психологических профилях, — вмешался Эксцес Карма, и все вскрикнули, — можно сделать выводы только о некоторой разумной убыли населения, чем о действительном историческом, географическом и архитектурном вандализме.

— Без сомнения, — заверили сестры, — что-то наверняка.

— Останется нетронутым.

— Вот то-то! — успокоилась Эскапада.

— Наше вам спасибо! — воскликнул Рилл. — А-то я на следующий год сюда в отпуск собрался с семьей.

— И какая же у тебя семья? — поднял Ябы кустистые брови, одновременно занятый фигурной нарезкой арбуза.

— Что? — возмутился Рилл. — А моя бабушка?

— Это очень хорошо, — сказал я. — Давайте выпьем за светлое будущее и за наши замечательные планы.

— Планы находятся в стадии коррекции, — отозвался Карма, и все снова вскрикнули, — но я готов поддержать, невзирая на необоснованность.

— Утешительно пропаганда развенчанным с необходимостью настоять, — вставил свое веское слово Элифалиэль.

— Жуй свой лук-порей, — скривился Подбодрилл.

Едва ли ты в своем акварельно-пастельном быту знаешь, что такое настоящая армейская вечеринка. Она беспощадна и сурова. И она прекрасна.

Уже часикам к девяти, когда совсем стемнело, мы испытали настоятельное желание позапускать салюты в честь нашей скорой победы. В некоторые моменты обычная сдержанность покидает меня, я становлюсь, быть может, чрезмерно шумным, и поэтому, кажется, я кричал громче всех:

— Пойдемте в центр! Быстрее!

В это время сестры за что-то распекали приунывшего Элифалиэля.

— Мы совершенно против.

— Унизительной сексуализации наших персон.

Рилл, а именно он, а не бедняга эльф, вроде как, что-то там такое сказал, благоразумно держался подальше, но я слышал, как он бормотал в темноте, что это времена нынче наступили унизительные, настолько, что и комплимент даме делаешь с опаской. Мое же предложение совершенно неожиданно вызвало горячую поддержку у Эксцеса Кармы, что поначалу напугало и меня, и всех остальных.

— Тактическая рекогносцировка будет вполне уместна в предложенных обстоятельствах, — сказал Карма.

Разговоры смолкли.

— В город! — решила наконец Эскапада. — Немедленно в город!

Энергичной ватагой мы покинули уютный дворик и вышли на улочку Тенистую. Фонари в этом районе горели редко, и поэтому мы весело спотыкались и падали в темноте, пока не вышли на освещенную набережную.

Спустя какое-то время, более для нас несущественное, мы добрались до парка и поющих фонтанов. Фонтаны пели старье, но душевное, и мы принялись подпевать. Элифалиэль прослезился.

— Я исключительно заповедан в настроении любовью! — кричал он.

Сестры взяли меня под обе руки, и это не понравилось Эскападе.

— Кыш, шалавы! — рявкнула она. — Сегодня этот мужик мой!

Сестры наклонили головы и улыбнулись друг другу через меня, но потом все же отошли в сторонку. Рядом с ними сразу же возник Подбодрилл.

— Товарищи по оружию, где мы девали салюты? — рассудительно спросил Ябы.

— Придется тебе наколдовать, — нашелся я.

— Я бы с радостью, но «корочки» не захватил. А без них никак. Да и наряд-допуск надо выписывать. И время уже нерабочее. Проще будет купить, как вы полагаете?

— Купим, — благосклонно согласился я. — И еще винишка надо бы добавить.

— Ну, винишка можно и наколдовать, это святое.

А вокруг нас гудел ежедневный для этого времени года праздник. Толпы людей сновали туда-сюда по площади, привлеченные ресторанами, аттракционами и прочими развлечениями. Аниматоры в костюмах сказочных персонажей прохаживались в толпе, демонстрируя пугающие ужимки и раздавали флайеры. Как будто и не стояло за городом самое мощное за последний исторический период войско. Я правда уже слышал краем уха, что, наоборот, наша армия привлекла в город еще больше туристов. И вот тут, мой несмышленый друг, можно было бы задуматься об истоках нечестного бизнеса и его вероломных маркетинговых ходах. И додуматься можно до всякого. Не может ли совершенно случайно быть так, что и власти оккупированного города так или иначе замешаны в этой грязной схеме с Макгаффином и вторжением? Война всегда кому-то выгодна. Вопрос в том, на сколько частей эту выгоду можно поделить.

Но в те моменты меня это совершенно не интересовало. И вообще не пристало простому вояке задумываться о политике. Что ж, пока мы возились с добытыми салютами под одобрительный гул толпы, выстроившейся и аплодирующей широким кругом, на нас обратили внимание местные стражи порядка. Возможно, виноват в этом был Рилл, который между делом подрался с плюшевым мамонтенком.

— Нарушаем? — спросили нас с виду суровые представители закона.

— Нарушаем, — не стали спорить мы, источая широкие и теплые улыбки.

Стражи пригляделись к нам получше, и спеси в них слегка поубавилось. Да еще раззадоренный и веселый Рилл закричал, пытаясь разжечь фитиль:

— Устроим адский пеплум!

— Вы это, — засомневался командир стражи, — это что — вторжение?

— Все хорошо, начальник, — заверил я. — Сегодня мы просто гуляем.

— Прекрасными методами напоенными очень хорошо! — счастливо засмеялся эльф, приплясывая в своем замечательном настроении. — На моей мягкая родине!

Стражи переглянулись.

— Нам ведь не нужна политическая провокация? — спросил командир у своих.

— Нас не поймут, — согласились с ним. — Не стоит разжигать очаг напряженности.

— Вот и прекрасно, — решил командир. — Ничего не происходит. Они гуляют, это все слышали. Наш гостеприимный город рад приветствовать дорогих отдыхающих.

— На хер! Всех на хер! — закричала Эскапада, да так, что у меня, стоящего поблизости, заложило уши.

Стражи совсем подувяли; они отдали нам честь, бледненько улыбнулись, а их старший сказал:

— Надеемся, вы сможете найти развлечения по своему вкусу. Наш город этим славен. Всего доброго, и хорошего вам настроения.

Они собрались было уходить, но, обернувшись, командир добавил:

— Вы только это… предупредите, когда будете нападать. Ну, что б мы знали.

— Утром, — сказал я, как ответственный адъютант, — все будет известно утром. Или к обеду. И разумеется, о начале штурма, или что там у нас наметится, будет заявлено своевременно.

Похоже, их это устроило, и стражи с суровыми лицами удалились восвояси.

После этого мы радостно пускали салюты, а Эксцес Карма ненадолго задремал в фонтане, который по такому случаю перестал петь, и все, кто подходил выяснить в чем дело, испытывали немалый культурный шок. А после мы оккупировали один небольшой ресторанчик, объявив всем, что это, мать вашу, вторжение, а потом другой, потому что там можно было попеть караоке. Немного зажгли на танцполе, и здесь Элифалиэль всех уделал. Интересно, всем веганам присуща такая — как бы это сказать? — пластика? Хотя должен признать, и без всякого сексизма с моей стороны, что в тверке вне всякой конкуренции были наши близняшки. Ух, как синхронно они это делали! Ну а потом снова пускали салюты, а еще Ябы где-то раздобыл банку с феями, и их мы тоже запускали. Эксцес Карма опять уснул.

Далеко за полночь веселье на площади и в парке пошло на убыль. Рестораны и кафе потихоньку закрывались, аттракционы смолкали, люди расходились по домам. Погасла вся праздничная иллюминация, остались гореть только уличные фонари, и на улице сразу стало тихо и сонно. Мы решили, что нам тоже пора сворачиваться, потому что впереди у нас был вроде как ответственный день. И вот уже мы вновь оказались на почти пустынной уже набережной неподалеку от домика Эскапады. Мы все слегка подустали, но в то же время чувствовали себя отдохнувшими до полного умиротворения. Правда, наш волшебник слегка ныл.

— Умоляю, Эскапада, — говорил он, — задумайся уже насчет приобрести жилье где-нибудь поближе к историческому центру.

— В центре очень дорого, — вполне серьезно отозвалась воительница, — но я рассчитываю, что наша скорая победа даст определенный бонус в этом плане. Иначе хрен бы я во все это ввязалась.

— Очень даже может быть, — кивнул Ябы.

— Подтверждаю, что планы по-прежнему находятся в стадии коррекции, — встрял качающийся и словно бы мерцающий Эксцес Карма, и все вздрогнули, а вместе с тем поняли, что настало время разойтись и нам. Эскапада, как хозяйка сегодняшней вечеринки, прощалась со всеми.

Обняла сестер.

— Пока, обезьянки.

Хлопнула по плечу Рилла.

— Давай, чудовище.

Кивнула Ябы.

— До встречи, великий маг.

Покосилась на Карму, сглотнула.

— Увидимся, дружбан.

Послала воздушный поцелуй эльфу.

— Чмоки-чмоки! До завтра, бро.

Широко улыбнулась.

— Нулл, ты сегодня просто жег! Ты крут! Покедова!

Повернулась и взяла меня за руку.

— Адъютант, ты остаешься.

— Прикольно, — сказал я.

Собственно, так и прошел первый день нашей войны, а все, о чем я не рассказал, пусть останется за кадром. Война, мой друг, — это ад.

Когда я проснулся утром, Эскапада встретила меня в абсолютном милитари: знаешь, стильный тренч, узкие штаны, все цвета хаки, высокие сапоги.

— Подъем! — рявкнула она. — Труба зовет! Скоро такси подъедет.

— Есть попить? — спросил я, сонно моргая. У меня ломило все суставы и ныли все мышцы, как будто меня всю ночь били, что, если вдуматься, было не так уж далеко от истины.

— Держи, — она, бодрая, как торнадо, бросила мне пузатую бутылку с чем-то прозрачным. Я откупорил и принюхался.

— Что это? Пахнет сероводородом, и это еще мягко сказано.

— Это бювет.

— Не буду. От бювета у меня отрыжка и судороги. Я не пил, но точно знаю. А есть просто вода?

— Какая?

— Мицеллярная, елки-палки!

— Пей что хочешь, но помни: сегодня у нас много работы.

— Это да, — поморщился я. — Наверное, Затрапезно уже чем-нибудь разродится.

— Пора бы уж. Война тоже, знаешь ли, денег стоит. Жду тебя на веранде.

До лагеря мы домчались, что называется, с ветерком и здесь расстались: Эскапада пошла проведать своих северных воительниц — посплетничать, как она сказала, — а я отправился прямиком в командный шатер.

За время моего отсутствия лагерь преобразился, что наводило на различные мысли. К примеру, я не рассчитывал, что наш, так сказать, проект с Макгаффином может стать долгосрочным, а основательность и капитальность лагеря исподволь на это намекали. Но была и светлая сторона: такими темпами строительства скоро здесь откроется полноценный парк развлечений, и не надо будет ходить далеко.

У входа в шатер маячили близняшки, свеженькие и чем-то жутко довольные.

— Привет, Адъютант, как дел? Как?

— Эскапада? Уже смотрел отчет о вечеринке?

— В нашей сториз? Листай карусельку.

— Это еще что за хрень? — не понял я.

— Мы еще не знаем, но звучит.

— Клево. Почти так же клево, как.

— Сто тысяч лайков.

Так ничего и не догнав, я покачал головой и зашел в шатер. К моему удивлению наш главнокомандующий уже проснулся, хотя еще даже обеденное время не наступило. Он одиноко и несколько потерянно сидел за столом совещаний, неизвестно чего ожидая.

— О, вы уже на боевом посту! — довольно клишировано попытался сострить я.

— Так ведь это… служба, — по его интонации мне показалось, что он пытается оправдаться, и я заключил, что, похоже, проснулся он только что. Я поздравил себя с тем, что не слишком опоздал.

Затрапезно выкатил на меня мутный глаз, заставив меня внутренне содрогнуться.

— Скажи-ка, Статус, — спросил он, — у вина бывает срок хранения?

— Как-то не замечал, — слегка напрягся я.

Он пошамкал губами.

— Да? Интересно. Сначала, вроде, нормальное было, а потом… моча мочой. Надо будет подыскать качественных производителей. Это же невозможно, как оно быстро портится. Я понимаю, не в холодильнике, но все же.

— Обязательно займусь, — пообещал я.

— Ладно, — задумчивое настроение сошло с лица командира, и он вдруг проявил не особо свойственную ему энергичность, — пора за работу. Все остальное подождет. Ибо мой священный долг неустанно отдавать всего себя во имя великих и праведных целей. Таким образом, до обеда — все равно еще повара не приготовили — успеем кое-что сделать. Я тут наметил нечто весьма важное. Пойдем со мной.

В душе я застонал, потому что рассчитывал немного прилечь, но служба есть служба, ничего не поделаешь.

Когда мы вышли из шатра, близняшки все еще ошивались поблизости. Затрапезно, как мог, пытался чеканить строевой шаг, смешно выбрасывая короткие ножки, подбрасывая в воздух медали и эполеты, а я ковылял позади с большим и тяжеленым знаменем.

— О, у вас перформанс! — восхитилась Вера Кубизма. — А можно?

— С вами? — обрадовалась Люба Харизма.

Затрапезно остановился, повернулся к сестрам всем туловищем, окинул их взглядом. Мимоходом замечу, что близняшки сегодня устроили какой-то косплей и были похожи сейчас не то на супергероинь, не то на персонажей аниме. Как бы то ни было, похоже, их вид пришелся главнокомандующему по душе.

— Не возражаю, — согласился он. — Это всех нас касается.

И мы, уже вчетвером, отправились дальше вдоль забитого фургонами главного тракта в направлении города. В продолжение этого замечательного похода, пока я изнывал под тяжестью знамени, а сестры беззаботно порхали вокруг меня, Затрапезно толкал свою очередную великую речь.

— Перед нами стоят глобальные и, не побоюсь этого слова, героические задачи, — вещал он, продолжая чеканить шаг. — Без малейшей тени сомнения я взвалил на свои плечи эту священную миссию, и вправе требовать такой же полной отдачи и от вас. Что это, Статус?

На пространстве у въезда в город возник небольшой затор, потому что прямо поперек тракта появилось уже что-то похожее на ворота. По пути в лагерь я их что-то не заметил, может быть, потому, что водитель нашего двухлошадного такси предупредил, что объедет пробки. «Вся центральная стоит», — сказал он, но я тогда не придал этому значения.

— Ворота, — сказал я, возвысив голос, поскольку вокруг сделалось как-то шумно, — и забор.

— Да, я вижу, что забор, — нахмурился Затрапезно.

Я глянул в обе стороны от тракта. Строительство продвинулось уже довольно далеко. Не сказать, что основательно, но стук плотницких молотков был отсюда уже почти не слышен, а на заборе появилось еще больше солнечных зеленых лугов, голубого неба и Свидетелей Иеговы* (* список организаций, запрещённых на территории РФ).

Кажется, наш командир слегка растерялся от этого зрелища, да тут еще подошла эта крикливая женщина в очках с толстыми стеклами.

— Вы из какой группы? — воинственно спросила она. — Я же предупреждала, не разбредаться. По графику стоянка здесь не предусмотрена. Немедленно по фургонам!

Затрапезно выкатил на нее глаза, открыл свой широкий рот, квакнул что-то невразумительное и начал бочком отходить в сторонку.

— Женщина, успокойтесь, мы не из ваших, — сказал я. — Не туристы и ни разу не на экскурсии.

Поморщившись, я закинул на плечо древко знамени и поспешил за своим командиром. Экскурсовода я, похоже, не убедил, потому что она увязалась за мной, глядя с большим подозрением. А следом бежали близняшки, искренне забавляясь ситуацией. Окружив тетеньку, они тыкали в нее воображаемыми волшебными палочками и весело хихикали. Однако опытного работника сферы туризма было не так-то легко смутить.

— На место сборов! Живо! — крикнула она, схватила за руку и утащила куда-то в толпу одну из сестер.

Оставшись в одиночестве, вторая, а это была Люба Харизма, мгновенно притухла, а взгляд ее больших кавайных глаз стал настолько потерянным, что больно было смотреть.

— Вы меня тащите? — жалобно спросила она. — Вы что с ума?

— Господи, найди Веру! — воскликнул я.

Люба незамедлительно испарилась, и мы с главнокомандующим снова остались вдвоем. Затрапезно тем временем обернулся, увидел, что женщина нас больше не преследует и остановился, делая вид, что спешил именно в это место, увидев, должно быть, что-то интересное. Впрочем, интересного здесь и в самом деле хватало. Мы оказались у самых ворот и своими глазами смогли увидеть причину затора. Командир стражи и водитель фургона орали друг на друга, намертво перекрыв дорогу. Водитель был незнакомым, а в командире я узнал того самого, который вечером подходил к нам на площади.

— Я тебе говорю, ты идешь с перегрузом! — орал он. — Не положено!

— А я тебе говорю, я всю жизнь тут езжу! — орал в ответ водитель.

— Видишь ворота? — не сдавался охранник. — Раз они стоят, значит, должны быть правила.

— А ты мне не тычь своими правилами! Вы для этого ворота поставили? Честных людей не знаете уже, как еще притеснить?

— Без разрешения не пущу! Да я вообще могу закрыть тебя до выяснения!

— Черт! Ну давай как-то договариваться, что ли?

— Вот с этого и надо было начинать, — сразу потеплел знакомый служитель порядка.

И тут он заметил меня и Затрапезно и слегка побледнел.

— Никуда не уходи, — бросил он преисполнившемуся смиренного фатализма водителю, как будто тот мог что-то поделать, и подошел к нам.

— Это вторжение? — тревожно спросил он.

Я и сам не знал, зачем мы здесь в столь неурочный час и покосился на своего командира, который совсем не желал мне помогать и не проявлял никаких признаков понимания.

— Да нет, мы так, осматриваемся, — осторожно сказал я. — Гляжу, у вас тут забор строят.

Охранник вздохнул с видимым облегчением.

— А? Забор? Нет, забор еще не начали, но скоро начнут.

Тут уже я слегка потерялся.

— А это что? Похоже ведь на забор?

— Это ограждают место строительства забора, — он глянул на меня, как на дурачка. — Любая стройка с этого начинается.

— Я правильно понимаю, вы строите забор, чтобы за ним построить забор?

— Именно так. Вы не подумайте, деньги тут заложены серьезные.

— Что ж, доходчиво и убедительно, — кивнул я.

Затрапезно, в душевном ошеломлении взирающий на новые ворота, начал вдруг подавать признаки жизни: он как-то странно задергался, потом повернулся ко мне, и я без труда прочел на его лице глубокую человеческую драму.

— Вот, что здесь происходит! — вскричал он.

Как же ты не вовремя, подумал я с некоторой неприязнью. Что опять?

— Да! — не унимался Затрапезно. — Теперь мне многое становится понятным!

— Можно я пойду? — спросил командир караула. — Ну, если я вам больше не нужен?

— Что? А, да, конечно, — рассеянно кивнул я, сам с опаской ожидая, куда еще вывернет затейливая мысль главнокомандующего. Можешь назвать это интуицией, я назову это чуйкой. Как говорится, в воздухе витало предчувствие чего-то неотвратимого.

Как раз в этот момент показались снова воссоединившиеся близняшки, и теперь они были настроены не столь беззаботно.

— Это просто какой-то! — воскликнула Вера Кубизма.

— Кошмар! — воскликнула Люба Харизма. — Люди приезжают отрешиться от груза забот, но по большому.

— Счету ничего в их натуре не меняется. А некоторые экземпляры.

— Так и вовсе погрязли в своей беспардонности, глупости и жадности. Этот город однозначно достоин.

— Уничтожения. Когда штурм? Предлагаем.

— Начать атаку немедленно.

Они, конечно, слегка сбили Затрапезно с его мысли, но всем на удивление, он сделался вдруг почти адекватным, если это слово вообще к нему применимо.

— Подождите, мои милые и храбрые подопечные, — сказал он. — Об этом и речь. Я понял сейчас, что враг наш еще более хитер и коварен, чем доносила разведка, а рубежи его даже крепче, чем можно было бы предположить. И еще я, как заботливый и сердечный отец, в ответе за всех вас, мои бойцы и соратники. И поэтому простым штурмом мы вопрос не решим. Нам не нужна бессмысленная бойня, только недальновидные командиры поступили бы так. Мы же, проявив недюжинную смекалку и поистине превосходный стратегический гений, возьмем город измором. Адъютант, записывай!

— Да я запомню, — сказал я.

Затрапезно набрал в грудь побольше воздуха и изрек свое историческое:

— Сим приказываю: сомкнуть вокруг неприступного города кольцо блокады!

— Получается, мы в осаде? — почти обрадованно спросил меня не успевший уйти командир стражи, начавший было нервничать при появлении близняшек и их пламенных призывов.

— Выходит, что так.

— А, тогда ладно. Ну, я пошел.

И он удалился обратно на свой пост у ворот. Я тоже как-то успокоился. Признаться, мне сегодня не особо хотелось воевать. Осада, так осада, подумал я. Это еще куда ни шло.

— Значит, решено! — заключил Затрапезно таким тоном, будто с облегчением сложил наконец с себя непосильную ношу и с наслаждением распрямил усталую спину. — Предлагаю отправиться обратно, здесь нам больше делать нечего. Обед, наверное, уже стынет. Потом можно будет немножко вздремнуть, раз уж мы разобрались со столь сложным вопросом. Думаю, все заслужили небольшой отдых. Ну а вечером что? Может быть, небольшой фуршет по случаю открытия новой фазы нашей благородной кампании?

Скажу тебе, дружок, что у меня не было никаких возражений на этот счет. И как же я заблуждался! Моя чуйка, оказывается, совсем неспроста свербела во мне, предвещая, что ничего хорошего ждать не стоит. Так и получилось. Мимолетное решение вылилось в итоге в те самые шестьсот восемнадцать тягомотных дней знаменитой осады. Я, конечно, ни о чем таком не подозревал и не думал, но насколько это меня извиняет? В жизни ничего нельзя переиграть, но, если бы я и близняшки смогли на чем-то настоять… возможно ли, что история пошла бы совсем по другим рельсам? Было ли это пресловутой точкой бифуркации? Никто теперь не узнает. Так получается, парень, когда думаешь только о своих сиюминутных потребностях, когда жаждешь вкусить бестолковой и преходящей выгоды. Это не моралите, но все-таки мотай на ус.

Так вот… Охра завернула бы что-нибудь изящное, а я скажу простой, избитой фразой: мы переходим к самым печальным страницам нашей истории.

На то, чтобы сомкнуть кольцо осады вокруг города у нас ушло несколько месяцев. Не то, чтобы мы были не в состоянии развернуть войска быстрее, но мы не могли опережать строителей забора, потому что это выглядело бы странно. А у них был свой график строительства, да и тот они безбожно затягивали. Не единожды мне, как адъютанту и заинтересованному лицу, довелось участвовать в рабочих планерках исполнителей и генподрядчиков по вопросам стройготовности. Они были однообразны, и все сводились к тому, на сколько метров мы еще сможем продвинуть забор и войско в обозримом будущем в условиях жесткой оптимизации и дефицита поставок. Я также периодически отчитывался перед своим главнокомандующим генерал генеральским Затрапезно, но он не особенно вникал в то, что, может быть, справедливо считал мелкими деталями, предпочитая общее руководство.

— Ну как движется наша осада? — спрашивал он.

— Да потихоньку, — отвечал я.

— Вот и чудесно.

В то время, когда мы все в той или иной степени подходили к тяжелому экзистенциальному кризису, нашего командира, вроде как, все устраивало. Придя к разумному, по его мнению, компромиссу со своим грузом ответственности, он заметно успокоился и все дни пребывал едва ли не в благодушном настроении. У него даже вошло в привычку выходить поутру на тракт и горделиво смотреть на нашу армию, медленно ползущую вдоль забора.

— Очень хорошо, — приговаривал он в такие моменты. — Не сомневаюсь, что в скором времени враг будет изнурен и повержен. Выражаю глубокую уверенность в идейной последовательности нашей линии.

После этого он, как правило, снова отправлялся на боковую.

Разочарование, это то чувство, которое медленно, но верно зрело во мне подобно диковинному овощу или, вернее того, некой злокачественной опухоли. Я и раньше знал, что в этой жизни главную скрипку играют бездарности, но даже не задумывался, что эта стена может оказаться непробиваемой. Постепенно Затрапезно в моих глазах превращался в некомпетентного военачальника, которому остался лишь маленький шаг до вердикта о служебном несоответствии. Впрочем, я пытался и так, и эдак, под самыми разными углами разобрать сущность его стратегических парадигм. Вдруг это мы все ошибаемся и на самом деле имеем дело с чем-то по-настоящему дальновидным, образцовым и совершенным по своему исполнению, с чем-то воистину шедевральным? Хотел бы я, конечно, однажды прозреть и воскликнуть: «вот это, блин, задумка, командир! Вот это мощь! Вот это, я понимаю, гений!», но ничего у меня не получалось, потому что я по-прежнему видел вокруг себя неприглядную действительность. Разочарование достигло той степени накала, когда я готов был позволить себе, пусть и в неявной форме, попытаться оспорить его непопулярные решения, тем самым усомнившись в их правильности.

Однажды, когда мы в очередной раз вышли на тракт, чтобы командир смог привычно восхититься развертыванием наших войск, я довольно деликатно заметил:

— Движение сегодня просто сумасшедшее.

В самом деле, в город и из города нескончаемым потоком мчались фургоны и телеги с туристами и различными грузами и просто одинокие веселые всадники на своих мустангах. Власти города подняли въездную пошлину из-за осадного положения и ввели выборочный досмотр, чем основательно пополнили свою и без того богатую казну, а в остальном город жил своей обычной жизнью.

Затрапезно не понял моего тонкого намека.

— Да уж, — рассеянно согласился он, — сейчас самый пик сезона. А может быть, здесь так круглый год, я точно не знаю. Пытаюсь читать путеводитель, но… засыпаю. Скучновато как-то.

Я решил действовать чуть более грубо.

— Не стоит ли в таком случае отрезать их… так сказать… от всяких источников… благоденствия? В этом и заключается смысл осады, нет?

Затрапезно глянул на меня столь снисходительно, что мне стало тошно от его самодовольства и непрошибаемой самоуверенности. Знаешь такой взгляд? Типа: ты что, дурак, что ли?

— Мой мальчик, если бы все было так просто, — сказал он, и слова его были такими же тошнотными, как и его взгляд.

Я уже понял, что сейчас меня, мягко говоря, распнут в форме познавательной лекции. Затрапезно повернул ко мне свое туловище и, глядя снизу-вверх, но высокомерно, начал свой моральный блицкриг:

— Позволю себе кое-что прояснить. Разумеется, я понимаю, держать в голове общую картину со всеми ее нюансами и тонкостями, это прерогатива начальства, в данном случае моя, но и мотивировать подчиненных в меру… ээээ… их умственных способностей тоже как бы входит в мою задачу. Видишь ли, мы находимся