Двуликие наглецы
Февральский понедельник. На улице синеватое небо. Лишь фонари горят да освящают небольшие заснеженные участки тротуара. Жизнь потихоньку идёт: люди работают, дети учатся.
Облокотившись о стену, Никита, шестиклассник, который любит рисовать что в голову взбредёт, ожидал, когда его пригласят в кабинет директора.
Вот выходит учитель по географии и говорит, что Антон Юрич подзывает к себе. Тот послушно, ничего не говоря в ответ, заходит в обитель настоящего дьявола, ибо директор всегда ходил с серьезной и даже зловещей рожей. Даже когда он беседовал, его вид был очень и очень строгим и серьезным.
Каждый боялся его, и потому старались не попадаться на глаза.
Вот Никита садится за стул, стоящий напротив учительского стола. Возле стула находится еще один точно такой, словно под копирку, стул; к стене был приставлен шкаф, где за стеклянной витриной стояли на верхних полках подписные книги русских классиков, а на нижних — всякие папки с документами.
Мужчина в очках, с растрёпанными волосами и неухоженной щетиной, сидел и что-то заполнял в своём блокноте. На столе валялись какие-то бумаги, стикеры с номерами телефонов. На подоконнике стояла ваза с затухшими цветами. До сих пор Антон Юрич не поднимал свои глаза на Никитку. У того возникло чувство, что его не замечают.
В дверь вновь постучались. Директор глубоко вздохнул и умолк. После короткой паузы дверь открыл одноклассник Никиты, который был виновником в случившемся.
— Можно? — спросил парень.
Антон Юрич устало кивнул головой. Одноклассник Никиты и двое его друзей зашли в кабинет.
— Садитесь, — проговорил Антон Юрич, не слишком строго, но и не слишком радостно.
Одноклассник самоуверенно сел; двое его друзей стояли подле двери. Антон Юрич же отложил письменные принадлежности, взял книжку и, сев таким образом, что ноги висели на подлокотнике, принялся за чтение.
Никита сидел в ожидании какого-то ужаса. Тут в руку его кольнули карандашом, и одноклассник передал записку, в которой говорилось:
Проговоришься, и твою лошадиную морду никто не узнаёт, т.к. она превратится в ослиную. Понял?
Никита не знал, как на это ответить. С одной стороны, у него проскальзывала мысль, что надо бы двинуть этому сорванцу, чтоб не смел так больше ни с кем
