2. Эми

Эми Онг мягко провела кончиками пальцев по висевшей в шкафу одежде, решая, какой образ выбрать для вечера. После недолгих раздумий она вытянула из шкафа плечики с красным сатиновым платьем, прижала их к груди и осмотрела свое отражение в большом зеркале, висевшем на внутренней стороне дверной створки.

Это платье ей подарили родители; им очень хотелось, чтобы у дочери был какой-нибудь особенный наряд для вечера, который они устроили в честь ее поступления. Эми приняли на программу по изучению уголовного права в Калифорнийском университете; она выиграла целых две престижные стипендии. Она была старшей из трех дочерей, родившихся у простых китайских рабочих, и первой во всей семье, кто пробился куда-нибудь после школы. Все родственники гордились ею, но удивления эти новости ни у кого не вызвали – Эми всегда была хорошей девочкой, настоящей умницей.

При мысли о семье, оставшейся далеко в Огайо, на Эми накатила волна печали, но она потрясла головой, стараясь избавиться от переживаний. Нужно было вернуться к делу. Платье выглядело достаточно скромным; оно доставало девушке до колена и не имело и намека на какой-либо вырез, но сияющая ткань выгодно подчеркивала ее светлую кожу и длинные темные волосы. Отличный выбор для свидания! Когда идешь куда-нибудь субботним вечером, – например, в приятный голливудский бар, да еще и с красавчиком, – надо постараться выглядеть как следует.

Эми вернула платье на место.

Но не перестараться.

– Вот бы ты никуда не пошла.

Эми подпрыгнула от неожиданности. На одной из кроватей, занимавших большую часть крошечной комнаты, сидела ее соседка, Кейси Тейлор. Она подергивала нитку, торчащую из покрывала; по этому можно было легко догадаться, что она нервничает.

– Черт, – засмеялась Эми. Она приложила руку к груди; ее сердце бешено колотилось. – Я не слышала, как ты вошла, ты меня совсем перепугала!

Кейси не улыбнулась. В ее глазах читалась явная озабоченность.

– Ты ведь еще можешь все отменить.

Кейси, миленькая, но ничем особо не примечательная блондинка, училась на театрально-танцевальном отделении и уже успела получить небольшие роли в паре рекламных роликов, но на этот раз Эми понимала, что подруга совсем не шутит.

Она повернулась обратно к шкафу.

– Ты же понимаешь, что я не могу.

– Да можешь, конечно, – настаивала Кейси, – просто возьми телефон и отправь ему какое-нибудь сообщение. Ну, что-нибудь типа «Как-то не получается сегодня. Или вообще не получится. Не приближайся ко мне больше, неудачник».

– Да у меня даже телефона его нет.

– Тогда скажи ему это в лицо!

– Не могу.

Эми взяла с полки облегающие голубые джинсы и белую маечку и бросила их на свою постель. Выудив с нижней полки пару золотистых босоножек на завязках, она сбросила махровый халат на пол, втиснулась в джинсы и расчесала волосы руками. Сев на кровать, чтобы завязать бантики на сандалиях, она поймала очередной взгляд Кейси.

Наконец та заговорила:

– Слушай, у меня тут через несколько дней еще одна съемка. Там реклама корма для животных. Я бы могла…

– Нет, – отрезала Эми. Но ей немедленно стало стыдно за то, что она так резко ответила подруге. – Дорогая, я все это очень ценю, но мой ответ – нет.

Она поднялась и немного покружилась на месте:

– Как я выгляжу?

– Восхитительно, – угрюмо ответила Кейси.

Эми схватила с прикроватной тумбочки флакончик «Шанель», который они делили на двоих, и побрызгала себе шею и оба запястья. Отсоединив кабель зарядки, она опустила телефон в маленькую сумочку из искусственной кожи (помимо этого, там лежали кошелек, права, расческа, немного косметики, мятные леденцы, ключи от машины и один-единственный презерватив).

– Погоди, – окликнула Кейси. Она открыла нижний ящик тумбочки, пошарила между трусиками и бюстгальтерами и протянула Эми перцовый баллончик. – Возьми хотя бы это.

– Нет места, – Эми показала раздувшуюся сумку и быстро обняла подругу. – Не волнуйся, все будет хорошо. Все всегда хорошо. Не жди меня, ложись.

Она исчезла, не успела Кейси сказать и слова в ответ.

Снаружи было все еще тепло, но у Эми по коже все-таки побежали мурашки. Солнце быстро садилось за горизонт; дневной свет уступал место беззвездным сумеркам.

Гулко стуча каблучками по асфальту, Эми пересекла парковку и нашла свой видавший виды «Мини». Забравшись на водительское сиденье, она повернула ключ зажигания и беззвучно взмолилась, чтобы машина завелась с первого раза. Время поджимало, а заказывать такси до самого Голливуда было бы настоящим безумием.

Мотор затрещал, чихнул и наконец завелся. Девушка испустила вздох облегчения. Ожило радио; из динамиков полилась грустная песня об утерянной любви. Эми стало чуть полегче. Часы на приборной панели замерцали ярко-зеленым; придется опоздать, но он, конечно, ее дождется.

Эми передернуло. Она уже подумывала, не выпить ли пару бокалов вина, чтобы немного успокоиться, но оно явно бы того не стоило.

Салон машины залило янтарным светом ближайшего фонаря, и Эми заметила, что из зеркала на нее смотрят чьи-то очень грустные глаза. Она вздохнула. Пора было с этим заканчивать. Она отпустила педаль тормоза и медленно стала выезжать с парковки.

Эми Онг.

Хорошая девочка. Умница.

Ах, если бы они знали!

3. Джессика

На сайте со списками пропавших без вести жителей Лос-Анджелеса не было никакой особенно полезной информации.

Девочку на фото звали Алисия Лавелль. На момент исчезновения ей было три года. В последний раз ее видели осенью, вместе с матерью, в бакалейной лавке, а затем на почте. Официально в список пропавших она была занесена только на следующий день после некоего события, описанного в заметке как «трагический инцидент» и произошедшего в принадлежавшем ее семье доме.

Это случилось двадцать пять лет назад. С того времени не было получено никаких уточнений по поводу местонахождения Алисии. Джессика перечитала заметку, а затем продолжила изучать снимок, в чем, впрочем, не было особой необходимости. Это личико и так было прекрасно ей знакомо.

Оно принадлежало ей самой.

Джессика видела достаточно собственных старых фото, чтобы представлять, как она выглядела в три года. Но именно на эту карточку она еще никогда не натыкалась.

Она быстро напечатала ответ на пришедшее сообщение: «Кто это? Я вас знаю?»

Через несколько мгновений после отправки пришло следующее письмо – в нем говорилось, что сообщение Джессики не может быть доставлено. Она выключила компьютер.

Положив под кофейную чашку десятидолларовую купюру, девушка сунула ноутбук в большую сумку и вылезла из-за столика. Ноги у нее слегка подкосились: кофе оказался сдобрен щедрой порцией ликера. Стараясь не обращать внимания на странные взгляды со стороны Нэнси, Джессика медленно направилась к выходу.

Температура на улице подбиралась к тридцати градусам; жар от асфальта чувствовался даже через подошвы кроссовок. У Джессики вспотели подмышки – и это даже притом, что она была одета всего лишь в легкую хлопковую футболку. Вытерев мокрые руки о джинсы, она направилась к черному «Сильверадо», припаркованному в тени большого дуба. В закрытом кузове лежали два небольших чемодана и набитая всякими мелочами картонная коробка – все, что у нее было.

Направив машину к выезду со стоянки, Джессика принялась вводить в навигатор нужные буквы и цифры. На этот раз ее путь лежал не в другой штат – со сменяющими друг друга длинными днями и ночами, в течение которых только и видишь, что одни и те же пейзажи, пока что было покончено. Девушка точно знала, куда направляется: на северо-восток, в местечко приблизительно в сорока милях от Сими-Вэлли. Если повезет, на дорогу уйдет не больше часа.

Она свернула на Ист-Лос-Анджелес-авеню и поехала вдоль бесконечных торговых центров и забегаловок, мимо банка и медицинского комплекса. К стволу одного из высаженных на тротуаре деревьев был пластиковыми кабелями примотан очередной портрет Эми Онг. Джессика сделала еще один поворот и повела машину к одному из загородных шоссе.

Вскоре чистенькие домики, подстриженные лужайки и роскошные гаражи Сими-Вэлли остались позади. Впереди показались массивные пики хребта Санта-Сюзанна, усыпанные глинистыми и песчаными пятнами и изобилующие пышной растительностью всех оттенков зеленого. Здешние места разительно отличались от ставших такими привычными Джессике узких серых улочек Нью-Йорка.

Все, что Джессика помнила о своем детстве, сводилось к нескольким тесным квартиркам, в которых они с отцом ютились, пока жили в шумном Куинсе. Это продолжалось до тех пор, пока Тони наконец не наскреб каких-то деньжат, которых хватило на дом в Блиссвилле.

Он умер два года назад. Джессика осталась совсем одна: ни матери (ее она попросту не помнила), ни отца (забыть которого, конечно, было невозможно). Теперь некому было убедить ее в том, что заметка на сайте все еще могла оказаться ошибкой. Она закусила губу – так крепко, что почувствовала вкус крови – и вжала педаль в пол.

* * *

Район Игл-Рок располагался в гористой местности прямо посередине между Глендейлом и Пасаденой. Имя ему дала огромная скала, тень от которой в зависимости от положения солнца иногда напоминала орла с распростертыми крыльями.

Джессика вспомнила, что в одной из местных газет Игл-Рок называли настоящим «кипящим котлом». С тех пор, как сюда переехало много молодых специалистов, цены на жилье взлетели практически до небес, а на каждой улочке открыли по несколько модных баров и ресторанчиков.

Последнее место, где видели Алисию Лавелль, располагалось прямо в центре, на Йоркском бульваре. Джессика повернула прямо туда. По обе стороны от дороги запестрели разноцветные дома в ремесленном и неомиссионерском стиле.

На очередном повороте обнаружились сразу несколько кафе, пресвитерианская церковь и заправка. Но пока Джессике не требовалось питание – ни для тела, ни для души, ни для ее машины Она решительно проехала дальше, миновав ночную аптеку и «Старбакс», и прямо за ними, сразу же после въезда во двор, обнаружила небольшой мотель. Это место явно еще не было затронуто попытками облагородить район. Мотель оказался крошечным, всего на десять номеров, одноэтажным зданием унылого песочного цвета. У входа мигала неоновая вывеска с объявлением об открытых вакансиях и низкой стоимости проживания. Под последней подразумевались двадцать пять долларов за ночь; Джессику это нисколько не смущало. Ей отчаянно хотелось залезть в мягкую постель, – ну и, может быть, взять чего-нибудь покрепче в придачу.

Необъятная лакированная стойка администратора пустовала. Сразу у входа обнаружился небольшой столик с видавшей виды кофемашиной, несколькими бумажными стаканчиками и стопкой каких-то журналов. У большого окна примостился круглый стеклянный столик, зажатый между двумя плетеными и неизменно скрипучими диванчиками.

Дверь позади стойки отворилась. До слуха Джессики долетела старая песня «Роллинг Стоунз» – где-то за стеной негромко играло радио. В дверном проеме появился круглый живот, а затем и весь его обладатель – седобородый мужчина с облаком мягких волос. Выглядел он так, будто имел возможность слушать звучащую песню еще школьником. Улыбка его казалась широкой и приветливой, словно он знал, что в холле обнаружится новый гость.

– Чем могу вам помочь? – спросил он.

– Мне нужна комната на неделю, – ответила Джессика, – или чуть подольше.

Она передала мужчине свой паспорт и кредитку. Тот взглянул на права и провел карточкой по новенькому приемнику, резко выделявшемуся на остальном фоне. Потыкав указательным пальцем по клавиатуре, он вручил Джессике ключ. На номерке оказалась обклеенная остатками золотой фольги пятерка.

– Мое имя Джефф Хоппер, но обычно меня зовут Хоппер или просто Хоп, – представился мужчина. – Никаких Джеффов. Захотите чего-нибудь, только звякните. Номер там указан.

– Хорошо.

Хоппер сделал жест в сторону лежавших на одном из столиков бумажек:

– Если ищете где поесть или хотели бы тут погулять где-нибудь, поищите вон там. Или, если хотите, сам могу что-нибудь рассказать.

– Спасибо, – поблагодарила Джессика, – но я тут по делу.

Хоппер снова улыбнулся и пожал плечами. Она еще раз взглянула на него. Лет явно за шестьдесят. Если он тут давно, то наверняка помнит дело Лавелль, может быть, даже был знаком с Алисией и ее матерью. За последние несколько лет она достаточно пожила в мотелях, чтобы знать, что их владельцы только и делают, что обмениваются с кем-нибудь сплетнями. И они действительно всегда знают очень много.

– Я частный детектив, – объяснила девушка, – интересуюсь делом Лавелль.

– Привет из прошлого, – приподнял бровь Хоппер. – А что это вы?

– Скоро годовщина.

Хоппер почесал бороду:

– Но вроде не какая-то особенная, разве нет? Не четверть века ведь прошло.

– Именно так. Но вообще, когда кто-нибудь все еще числится пропавшим без вести, важен каждый год.

– Ну допустим, – нахмурился мужчина. – Но если вы частный детектив, вас, наверное, кто-то нанял?

Джессика натянуто улыбнулась:

– Давайте остановимся на том, что я работаю по просьбе заинтересованного лица.

Хоппер сделал разочарованную мину, но ничего не ответил.

– Вы тут давно живете? – спросила Джессика.

– Всю жизнь. От люльки до могилы.

– Вы знали семью Лавелль?

– Девочку никогда не видел, но ее родители тут часто где-нибудь показывались.

– Что вы могли бы сказать о матери? Вы были с ней знакомы?

– Тут почти все знали Элеанору еще с тех времен, как она работала в баре у Эйса. Такую не забудешь.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, она была прехорошенькая; поэтому, в частности, Эйс и дал ей это место. Но было в ней еще кое-что… мужчины, кажется, называют это харизмой. Этакое очарование, которое невозможно передать словами. Понимаете, о чем я?

Джессика кивнула, но взгляд Хоппера уже давно был устремлен куда-то за ее плечо – на тридцать лет назад.

– А где Элеанора сейчас? – спросила она.

Хоппер сфокусировал взгляд обратно и свел кустистые белые брови:

– Она мертва.

– Ох, точно, – моргнула Джессика.

На пару мгновений повисла неловкая тишина.

– Последний вопрос, – наконец решилась Джессика.

– Ну.

– Где найти бар Эйса?

* * *

Внутри стоял уютный полумрак. Свет давали только тусклая лампа, висевшая над бильярдным столом в дальнем конце комнаты, и неоновые вывески с рекламой крафтового пива.

Вдоль каждой стены стояли по четыре пары диванчиков; заняты были меньше половины. За одним столом тянула пиво и жевала куриные крылья влюбленная парочка, за другим сидел какой-то старик с колодой карт, за третьим собралась компания разнорабочих в ярких жилетах и грязных ботинках.

Бар Эйса, как и посещенный Джессикой мотель, совсем не походил на место, где не протолкнешься между двадцатилетними хипстерами. Это был старый погребок «для своих». На плаву его, скорее всего, держала только горстка постоянных посетителей, у которых неподалеку были дом или работа.

За барной стойкой обнаружились три высоких стула. В обивке сиденья среднего из них виднелась зияющая дыра, напоминавшая только что выскочивший прыщ. Джессика забралась на самый правый и бросила взгляд на висевший в углу крошечный телевизор. Шли новости, но звук был выкручен до нуля.

На экране что-то говорила в микрофон сильно накрашенная блондинка с начесанными волосами; за ее спиной помаргивала вывеска какого-то мотеля. Бегущая строка внизу экрана гласила: «Последние новости: убийство Эми Онг». Джессика догадалась, что журналисты приехали на место происшествия.

Место блондинки занял симпатичный чернокожий мужчина, выступавший перед несколькими репортерами. Ему было чуть за сорок, может быть, ближе к пятидесяти. Но выглядел он отлично: небольшая щетина, тщательно подстриженные седеющие к вискам волосы, подтянутая – явно благодаря ежедневным тренировкам – фигура. Одет он был в недешевые угольно-черные брюки и рубашку с закатанными рукавами, которые обнажали красивые мускулистые руки. На запястье у мужчины сияли большие золотые часы, на поясе висел крупный значок полицейского. Судя по надписи внизу экрана, это был детектив из полиции Лос-Анджелеса, некто Джейсон Прайс.

Джессика впервые слышала это имя, но определенно хорошо знала его обладателя в лицо – несмотря на то, что виделась с ним всего однажды, в день, который она уже два года безуспешно пыталась стереть из своей памяти.

До этого она ни разу не была на похоронах – просто не знала никого достаточно хорошо, чтобы отправиться провожать их в последний путь. Тони стал первым. Да что греха таить, даже если бы она и знала кого-нибудь как следует, то все равно предпочла бы ограничиться грустной открыткой с соответствующими выражениями. Похороны были попросту не для нее. Только вот когда умирает твой собственный отец, выпутаться из всего этого становится куда сложнее.

Весь тот день она чувствовала себя как актриса, которую наняли сниматься в каком-то случайном фильме, в роли чужой и нежеланной. Глаза всех присутствующих были устремлены только на нее. Они жаждали представления, а она и понятия не имела, что следует говорить, как будто так и не выучила свои реплики.

В церкви было гораздо люднее, чем она ожидала. Погода стояла ужасная, и в зал втиснулось множество людей, которых Джессика не встречала ни разу в жизни. Этого она, разумеется, не ожидала, но Тони всегда был довольно скрытным персонажем. Здесь были элегантные супружеские пары, держащиеся за руки, на которых поблескивали новенькие платиновые кольца с крупными бриллиантами; молодые мамочки, воткнувшие своим младенцам соски, чтобы не осрамиться перед ликом Всевышнего. И много кто еще. Снимая свадьбы и семейные портреты, Тони заработал целое состояние. Должно быть, тем, кто добрался до церемонии, его работы действительно пришлись по вкусу.

На последней скамье сидел одинокий мужчина в новеньком синем костюме, белоснежной рубашке и серебристом галстуке. У него на плечах, словно ледяные кристаллы, блестели капли воды. Лицо у мужчины также было мокрым – правда, от дождя или от слез, сказать было невозможно. Когда посетители стали подходить к гробу и прощаться с Тони, мужчина исчез. Но теперь Джессика без труда сопоставила его с тем, кого показывали по телевизору. Тот мужчина был детективом Джейсоном Прайсом.

4. Прайс

К тому моменту, как Джейсон Прайс встал из-за рабочего стола, на часах уже давно пробило десять. Еще двадцать минут у него ушло на то, чтобы спуститься вниз, сесть в машину и повернуть ключ зажигания. Все тело пронизывала неимоверная усталость, но мозг продолжал работать на пределе своих возможностей.

Добравшись до дома и закрыв за собой входную дверь, он выскользнул из обуви и прошел по отполированному паркету к спальне. Энжи, его жена, уже спала. Он осторожно прикрыл дверь и негромко постучал по другой, располагавшейся напротив; из-под нее виднелась полоска тусклого света. Ответа не последовало, так что Прайс засунул голову внутрь. За дверью с широкой улыбкой сидела его дочь. Она устроилась на кровати, скрестив ноги. Перед ней стоял ноутбук, а на голове блестели огромные ярко-красные наушники – подарок на шестнадцатилетие. Заметив отца, девочка стянула наушники; комнату наполнила приглушенная мелодия одной из песен Джастина Бибера.

– Эй, пап, – позвала Дион, – тебя по телику показывали.

– Правда? – Прайс подвинул пару мягких игрушек и присел на кровать рядом с дочерью. – И как тебе?

Он терпеть не мог давать интервью и старался всячески от них отмазываться, но в этот раз босса, лейтенанта Сары Грейлинг, на месте не было. Пришлось справляться самому.

– Неплохо, – поддразнила Дион, – заметен кое-какой прогресс.

На нее по-прежнему падали мягкие розоватые отсветы гирлянды, протянутой вдоль кровати, но внезапно ее лицо стало хмурым. Улыбка на нем сменилась выражением глубокой задумчивости.

– Ты же поймаешь того, кто сделал это с той девушкой, правда? – спросила она.

– Так точно, милая, – Прайс запустил руку ей в волосы, и девочка состроила гримасу. – Еще десять минут на фейсбук и эту ужасную музыку, а потом в постель, ладно?

– Я не на фейсбуке, а заканчиваю с обзором для выпуска за этот месяц. Завтра нужно сдать, – запротестовала Дион и указала на стопку книг на письменном столе.

Дион была одним из редакторов школьной газеты и отчаянно мечтала о факультете журналистики в Беркли. Сама мысль о том, чтобы отпустить дочь в Сан-Франциско (или куда бы то ни было, если говорить прямо), заставляла внутренности Прайса скручиваться, словно от удара камнем. Он в очередной раз подумал о родителях Эми Онг: через какой ужас, должно быть, они проходили в этот момент.

Семья Эми была оповещена о смерти дочери местными полицейскими. Прайс говорил с мистером Онгом по телефону и постарался убедить отца девушки, что он сделает все возможное, чтобы призвать убийцу к ответу. Он совершенно серьезно собирался сдержать это обещание.

– Что скажешь? – спросил он у Дион. – Стоит что-нибудь почитать?

– Всего понемножку, – ответила та, – есть хороший постапокалиптический роман, а вот романтика в этот раз не очень.

Она подставила два пальца себе к горлу:

– Знаешь, пап, на самом деле я думаю, что тебе ничего особо не понравится. Никаких погонь или взрывов, ничего такого.

В отличие от Дион и Энжи, Прайс действительно не был заядлым читателем. Ему больше нравилось смотреть кино – обычно и с погонями, и со взрывами. Возможно, именно этому он в конечном итоге и был обязан своей профессией.

Он выпрямился и охнул, а затем подчеркнул с особенно строгим лицом:

– Десять минут, юная леди. Я иду в душ, когда выйду, хотел бы видеть свет погашенным.

Дион высунула язык, и Прайс не сумел удержаться от смеха.

В ванной он полностью разделся и засунул всю одежду в корзину для белья, а затем почти до упора повернул кран с горячей водой. Ему в спину и плечи вонзились раскаленные водяные иглы. Намылив все тело, он начал изо всех сил растираться мочалкой, пытаясь избавиться от преследовавшего его аромата смерти и боли – медного запаха крови. Если бы только можно было смыть с себя все ужасные воспоминания!

С Эми Онг произошло нечто ужасное, хоть и не самое худшее из того, с чем Прайс сталкивался за свою практически тридцатилетнюю практику. Хуже всего для него лично было даже не само убийство, а место его совершения.

Прайс был готов поклясться, что больше никогда и носа не сунет в мотель «Дримц». Он был там всего однажды давным-давно, но потратил полжизни на то, чтобы хотя бы попытаться забыть об этом.

Той ночью было жарко и влажно. Занавески на окне еле слышно шелестели на едва ощутимом ветру, проникавшем в крошечную комнатку. Рядом с ним в постели лежала Энжи, его новая девушка. Он проснулся незадолго до рассвета – на прикроватной тумбочке зазвенел телефон. Когда Джейсон ответил, кто-то начал взволнованно что-то шептать в трубку. Он еле убедил Энжи не вставать, сказал, что все в порядке, но руки у него тряслись так, что он еле смог застегнуть пояс.

На дороге он притормозил возле телефона-автомата и сам набрал один номер. Этот разговор Энжи слышать было нельзя. Встретить на улице в такой ранний час можно было разве что бездомных, прикорнувших ночью в подъездах на распластанных картонных коробках, или уборщиков, направляющихся в безмолвные пока что офисные кварталы. Никто и не подумал бы обращать внимания на Прайса.

Краткий и полный ощутимого напряжения разговор был прерван отдаленным воем сирены. Прайс повернулся спиной к дороге; он совершенно не хотел, чтобы его узнали, если в проезжающей мимо машине окажется кто-нибудь из коллег. Наконец, повесив трубку, он быстро забрался обратно в свой «Форд» (окна, слава богу, затемнены, водителя не видно) и повел его по направлению к озерам Ла-Брея и мотелю «Дримц».

Ему пришлось еще какое-то время порасхаживать под вывеской мотеля, испускавшей мягкий в утреннем тумане красно-белый свет. Все это время Прайс снова и снова спрашивал себя, что он вообще тут делает. Сознание просто вопило, чтобы он скорее садился в машину, жал на газ, возвращался домой и забирался в постель рядом с Энжи. И никто не пострадает. Однако внутренним чутьем он понимал, что сбежать уже не получится. Это было основной причиной, по которой он согласился на встречу именно в мотеле, хоть и понимал, что этим поставил на карту все, что имел, – Энжи, свою карьеру, свою свободу. Он зашел в одну из комнат, сел на кровать – жесткую, словно матрас был набит камнями, – и приня