я жалею исключительно о бездеятельности, нерешительности, колебаниях. О действиях и поступках, даже если они порой приносят печаль и тоску, по-настоящему не жалею никогда.
— Так слушай, друг-рубака. Намечается солидная драчка. Битва не на жизнь, а на смерть, поблажек не будет. Одни победят, других расклюют вороны. Говорю тебе, друг, присоединяйся к тем, у кого больше шансов. К нам. Других можешь бросить и наплевать на них. Им ничего не светит, так зачем же погибать вместе с ними? Нет, нет, друг, не кривись, я знаю, что ты хочешь сказать. Мол, ты — нейтрален. Мол, тебе до свечки и те и другие, ты просто переждешь заварушку в горах, в Каэр Морхене. Скверная идейка, дружок. У нас будет все, что тебе любо. Если же не присоединишься, потеряешь все. И поглотит тебя пустота, тщета и ненависть. Уничтожит наступающий час презрения. Будь же благоразумен и примкни к соответствующей стороне, когда придется выбирать. А выбирать придется. Можешь поверить.
— Поразительно, — паскудно ухмыльнулся ведьмак. — Как будоражит всех мой нейтралитет. Всем не терпится заключать со мной пакты и союзы, предлагать сотрудничество, втолковывать, что необходимо делать выбор и присоединяться к соответствующей стороне. Вильгефорц, ты напрасно теряешь время. В этой игре я тебе партнер не равный. Не вижу возможности оказаться вместе на одном полотне в Галерее Славы. Тем более — на батальном.
Чародей молчал.
— Расставляй, — продолжал Геральт, — на своей доске королей, ферзей, слонов и пешек, не обращая на меня внимания, потому что я на этой шахматной доске значу не больше, чем покрывающая ее пыль. Это не моя игра. Ты утверждаешь, что мне придется выбирать. Ошибаешься. Я не стану выбирать. Я подлажусь к событиям. Подлажусь к тому, что выберут другие. Я всегда так поступал.
— Ты фаталист.
— Да. Хоть это и еще одно слово, которого я знать не должен. Повторяю: это не моя игра.
— Неужто? — Вильгефорц перегнулся через стол. — В этой партии, ведьмак, на шахматной доске уже стоит черная ладья, намертво связанная с тобой узами Предназначения. Ты знаешь, о ком я, верно? Думаю, ты не хочешь ее потерять?
Конец. – Конец чему? – Существованию. Похоже, мы начинаем философствовать. – Природа не знает такого понятия – философия, Геральт из Ривии. Философией принято называть предпринимаемые людьми жалкие и смешные потуги понять Природу. За философию сходят и результаты таких потуг. Это все равно как если б корень моркови пытался отыскать причины и следствия своего существования, называя результат обдумываний извечным и таинственным конфликтом Корня и Ботвы, а дождь считал бы Неразгаданной Созидающей Силой. Мы, чародеи, не теряем времени на отгадывание – что есть Природа. Мы знаем, что она есть, ибо сами являемся Природой. Ты меня понимаешь? – Пытаюсь, но говори помедленнее, пожалуйста. Не забывай, ты разговариваешь с морковкой.
Йеннифэр на его замечание не отреагировала. Впрочем, Геральт и не ожидал реакции, хорошо зная, что чародейка не привыкла реагировать на подобные замечания. Но не отчаялся. Продолжал брюзжать. Просто ему хотелось побрюзжать.
— Говори тише, Марти, — прошипела Сабрина. — Не гляди на него и не лыбься. Йеннифэр за нами наблюдает. И держи стиль. Хочешь его соблазнить? Это дурно попахивает.
— Хм, ты права, — подумав, согласилась Марти. — А если, например, он подойдет и предложит сам?
— Ну тогда, — Сабрина Глевиссиг глянула на ведьмака хищным черным глазом, — я б дала ему не раздумывая, хоть на голом камне.
– Трус, – гордо возвестил он, как только перестал кашлять и отдышался, – умирает сто раз. Мужественный человек – лишь однажды. Но госпожа Фортуна благоприятствует смелым, трусов презирает. Так сказать, смелого стрелы боятся, смелого меч не берет.
