автордың кітабын онлайн тегін оқу Чёрное солнце
Денис Очередной

«я редко вижу своего брата.
он появляется только
когда ему что-то нужно

и исчезает, когда у меня начинаются проблемы»
обрывок телефонного
разговора на Невском

***

я разгадал твои повадки

тогда еще, в жарком апреле,

неровным почерком расписал

на память пароли и явки.

с тех пор ношу забрызганную

стенограмму[1] в портфеле,

рядом с прямым приказом

бежать домой без оглядки.

⠀
⠀

если взять за основу

пару случайных событий,

таких как кашель отца

и горящий Парламент[2],

между ними параллелью

семнадцать отметин,

белыми нитками связанный

логичный орнамент.

пустые вагоны идут

по снежным платформам,

по рельсам из тишины,

теряя вес состава по слогам.

на одной из остановок стою,

убога мой шинель из смога,

отдаю машинисту честь

остатком руки, поправляя рога.

открытый рот напрямую

не является сигналом звука,

но стремится к этому,

вибрацией своей подавая свет.

сажай маузер на цемент

и клади в ладонь от испуга,

выстрел в потолок роняет люстру

ребром на парапет[3].

громко: «вы на следующей выходите?

дальше конечная» —

голос сверху так пугает,

когда один в парке лежу ночью.

выструганный скворечник личный,

общая шкура овечья.

в роли мебели вполне доволен,

повёрнутый к изголовью. ⠀
⠀
⠀
⠀

***

сколько продано грёз[4],

их слезами отмерю,

ведь сума[5] для них

отныне будет пуста.

выцветая, льется река

жухлой[6] полынью,

впадая в рукава

извечного ростовщика[7].

пришлось заложить[8] ему

наши прошлые годы.

за них мелочь дали —

тёплое имя твоё.

разжигая его, прошу

от моря хорошей погоды,

но на пальцах извозчика[9]

смело сидит вороньё.

разлил смех твой прямо

в грани стакана,

из волос собрал

на закате свежий костёр.

им передай за покой,

остановка и возле нирвана[10].

режется[11] северный ветер,

проходя над твоей пеленой[12].

***

ярко-алая россыпь рябин.

покой, тишина и усталость.

звезды близко, когда я один.

в сущности, мало осталось.

в моей комнате ходит дождь,

и наводит порядок сквозняк,

вынуждая проснуться дрожь.

складываясь напевами в знак.

под нее стучат молотки,

маршируя одними рядами[13],

в берега пересохшей реки

смотрят чужими глазами.

рядом с тиной, посреди дна,

остатками ржавых остов[14]

пролегает души глубина

огнями летних костров.

21.11.2015

***

мой друг, ты проходил

от радуги до пальмы,

прятал себя в окопе

окружных дворов,

в лужи запускал

коробками регаты,

продал без счёта

табуны слонов.

били остриём

стрелки на часах,

падали скупые

руки передач,

твой лист петлял,

как раненый русак[15],

за ним ты

пролетая вскачь,

ненормированно

сходил на «нет»,

но я, устав от смрада[16]

и бесполезных драк,

выставлю мой

тебе ответ

навек сушиться,

как над Иводзимой флаг[17].

2013

***

запастись бы впрок ясностью мысли

и не ждать милость листа,

но как сяду писать —

из под кончиков пальцев вылезает гризли[18]

и лишает запятую хвоста,

гремит литаврой[19] убежавшее слово,

точки ползут сплошной полосой.

если появится (случайно) рифма,

под редакцией идет на убой.

не отдам конечности более разумным

и не стану вникать в этот бред.

воткну ударением дотлевший окурок

и останется чёткость монет.

ну а если серьезно, быть имеет право любая

и каждая мысль.

я считаю, что при появлении колек[20] ребенок

должен исполнить твист[21].

всем нерадивым и праздным[22] в пустую подарок

право калечить себя.

вот совет изжившим на «что делать?» —

сунуть лицо в пекло костра.

я не то, чтобы жалуюсь, жизнь как малина

в чужом, цветущем саду.

для фиксации содержания этого лета

нужно на память оставить тату.

иначе сказав, да никто и не выговорит, все планы

на будущий год.

вторя часам зеркало выведет фразы

про пересохший и оставленный брод.

мой дом на два часа, земля Франца-Иосифа[23]

и ветер гуляет во мне.

календарь дарит пятницу, пожитки[24] все сложены

на немножко другой стороне.

***

мой путь длинною в пачку сигарет,

ключи завалялись на дне кармана.

поздно ночью на кухне горит свет,

распространяя стебельки дурмана.

ночь сади на иголку из стога сена,

меняй растратами пустые времена.

хлопком и початками растет смена,

погонов зачатками тащится строка.

время собрать разбросанные камни,

перемещая их вальяжно, как Сизиф.

старые пилоты не летают, медали

их тянут вниз, рамки жадно исказив.

невыносим как крик ночами чайки,

солдатики мёрзнут на таком ветру.

кофе по вкусу как лирика и трубки,

за что спасибо Вольтеру и Петру.

2016 г

***

облака над городом состоят из красителя

с приставкой Е, собственно, пищевого.

частью — сигаретный дым хмурого завода

смол и будничных чудес производителя.

проходя аккурат нулевой параллелью,

тщательно избегнув грозных тирад,

нежное, вечное, доброе идет на распад,

назло агностицизму[25] и борцами с ленью.

просто закурить, о, Б-же, приятно,

как увидеть первую птицу весной.

пугаю друзей ржавой десной,

редок галстук с вязью аккуратной.

глаза разбегаются по площади

в гектары, спасаясь от охотника,

повиснув статусом инкогнито.

прочь, пока можешь, в ночь иди.

***

широтами глубины мыслит рыбка,

надежно запертая в своём стакане.

без пространства ей глухо и зыбко,

глаза горят в седом океане.

кольца танцуют по поверхности,

прожекторами отмечая движения.

сородичи будят чувство ревности

старым правилом глаголов спряжения.

под кнопкой звонка спрятаны шпаги.

огромные люди приходят извне.

цокот каблуков — дождя капли.

рыбка молча молится по тебе.

2015

***

в смятениях проводя эту

и новую ночь,

выдохнув горький дым

чужих всем людей,

попутно в драке

за желания им помочь,

давя ногами, гася

лучи уличных фонарей.

грубые, лишние и нелепые

шаги за общей толпой,

даже прищурившись,

искомое в них не угадаю,

помню зазря глаза твои,

они с синей полосой

воронок[26] серый,

прижатый на трассе к самому краю.

на нем не слинять из квадратов,

окрашенных в серое бытом,

но можно спуститься на дно

пропитых дней с батискафом,

найти там меня, в стыде от дыр куртки,

остался в титрах за кадром,

рядом с пределом за стенкой,

комодом и полым шкафом.

за напрасный труд оклад

— наркоз, уводящий боль,

она хоть и заходит часто,

но в спорах честна.

усевшись рядом,

проводит вечер со мной,

пока чёрное солнце не сядет

за чертами города.

и разгорается в час пик,

раздавая забавный покой,

неоновым отражением в чулках

на свежей картине,

размашистой бранью кутает

ласково в зной,

продает знак, что мы дети,

утраченные в хрупкой витрине.

реакция на осколочную

гранату естественна,

как цена и мера вещей.

осыпaются в трухе

как не из этого мира цветы,

после тихого часа

венком послушно лежат они

на седой голове.

приняв нужное, отдаю,

но зашив в спешке рот.

кажется, перестали они принимать

знаки и мычание,

как кредитную карту,

проездной, речевой оборот,

унося с собой изнанку

сознания в приданное.

24.4.2018

***

раскатисто цвела глубокая дорога,

но баты[27] бой вели от гробовой тоски.

порезал корни вен, прямо у порога,

пальцами вращая саморез в виски.

на перекличках эхо гудит строем,

прямо разинув рот в неба купола.

проходя косыми ливнями и морем,

в игольное ушко плещется Нева.

сметая град, исходный и продрогший.

ремень на душки вбок, по сдохшим временам.

покой и в унисон иголки из под кожи,

последний гон в упор — из розочки стакан.

гонящих манят вдаль ловящие руки,

я ждал — убийца твой чистил сапоги,

поставил на зеро и вышел из поруки[28],

наощупь в разуме сметая пыль со строки.

2017

⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀

«Звери смотрят в печальное небо,

Все пытаясь узреть неба край,

И на ужин у них ломтик черствого хлеба,

Да подернутый тиною чай»

Александр Васильев

купаюсь вдоль

разлива Невки.

успеваю на

новые проверки

в обмен на тепло

и комфорт.

святое право

ждать оборот

перестрелки

часовой стрелки

и кричать из

ржавой клетки.

горизонт событий

постоянен

и движется

через автопилот,

распознающий

даже навыворот

свою рубашку.

узор её бывает

фараоном[29],

что с утра злобен,

хватает ворот,

на пол бросает.

зеркала ночью

транслируют гостя.

он вечен, вежлив,

шутя с локтя

гремит звонко

пустыми карманами.

рук не жалея,

согревает свой ром,

играет зубами,

смотрит прищуром,

как на свежие

помидоры в овощном.

когда-то он дал

динозаврам кров,

Персидской Империи

беглых рабов,

но неподвластен

завязать шнурки

в узелок

тоненькой нитки,

петелек

непослушной бечевки[30]

самому себе,

без магии и уговоров.

я ему подарил

возможность ходить,

а еще вилять хвостом

на знакомых.

на грешок

ленивых попросить,

коротать медленно

старости век.

свобода лежит,

молодой человек,

под роговицей

глаз бездомных.

вместо зарплаты

пришел конвой

и статья за незаконную

утрату

личности своей,

кражу чужой,

пустоты финальной.

дали два года

колючки хоровода,

тёплого спирта,

запаха холода,

полубреда голода.

***

он разобрал фундамент слова

на кирпичи камней с плеча.

проворно движется, в полслова

огарков[31] лужи плавает, свеча.

— а если, предположим, совесть,

пустить в расход, как и семью,

друзей, вечерний чай и честь?

остаток на скамью и право сесть.

но это глупости, тем паче,

есть вариант совсем другой:

простить пластинкам злые плачи,

закрыть глаза, обнять конвой.

а завтра многоножка пешеходов,

отдавит ботинки последние мои,

отбитые вереницей переходов,

по счету чётные, но чьи они?

ток поступает к нервам

переменный. как ветер

фабула[32] пуста. манерам

кукиш[33], пропил флюгер[34].

пуста стена, обломок мысли

пугает вздох и сжата грудь.

растянутой зрачка мениски[35]

тяпает, рявкает и в путь.

***

застолье серых

душных стен

в уродливых домах,

прилипшее очертание

исподлобья

пялится прямо

из темноты извне.

чертог[36] и рок[37]

погрязло в новизне,

диванов ярких альманах[38],

на дно, во мрак,

чердак просит

устроить кавардак

во мне.

зубы,

дабы их терять.

голос —

срываться в нужный момент.

на шару[39], в полыне[40],

застой из чахлых[41] век,

упрямо корчится

всегда коряво

чёрное основание

пепла обводкой красит,

сочту за комплимент.

подводка глаз,

спокойствие в дороге знает

свою немую цену.

браво!

безумным шаром покати

и на распятие

кругом освети

началом новой жизни,

первым шагом выстрел в грудь.

свыкнись, пожалуйста,

с одиночеством: во мне, в тебе.

ни слова на тропе,

сейчас мочалом[42] в рот,

забьет колючий мох

разорванного Джа[43],

проймет — не жалуйся.

прости,

сложно объяснить

по буквам всех слов

великолепие

таймера

идущего до нуля,

в процессе ставящего жесты

и до дна

так легко рукой касаться.

отталкиваться страшно,

но затмение

пронзит и явит

все пороки.

немногие доживут

до конца дня.

бравада[44] смуглых лиц

ударами

ставится тревожно

заложником тирад[45].

осторожно сулить[46]

красочные дали,

коль родного не видели

своего дома.

дорога горит красным,

переходи,

петляя мимо несущихся витрин.

я рад,

что что-то общее есть

у нас со мной.

за стеной краски

осталось много.

nomad[47]. ничего святого.

очага нет,

высуши о заре воспоминания

и крошек

отдай немного,

чтобы у меня что-то было.

беспамятство давно

забыло о нас

и каждый час спрашивает

«а скоро ли?».

ша, я потушил фонари

и излишек света пожертвовал

на совесть незабытых.

прощай, mohn cher[48],

наступает тихий час.

***

Всё началось и закончилось

сначала была Земля.

твёрдая и сама не своя,

до тех пор,

пока не пришел многоногий человек

со своими принципами.

«так! да я тут вовек

не разгребу мыслями

дело тонкое, долгое».

и призвал человек музыку.

и музыка та

ему понравилась.

стал он класть штукатурку

неба, заводя шкатулку времени,

предавая анафеме[49]

и преждевременно ругаясь.

создал человек небо и космос, и был он

пепельный, с известкой плоский.

дал сей издатель объем месту,

дабы он смотрелся действенным.

населил кусок места тварями, каждой

по паре. и сказал «извини, брат, не для тебя

создавал это дело я. своё тебе еще нужно

самому поискать, ну или, на край, создать».

ушел человек бродить в пустоту,

создавая красивые места. самое

прекрасное он занял людьми,

замещающих тебя на твоём посту.

напустил пыли в глаза живущим, создал

факт и назвал его «случаем», сказал имя

своё, адрес домашний, чтобы было, кого

звать (и бранить), когда страшно.

напоследок дал напутствие — «дети!

ходить вокруг одному сурово и страшно.

в моё отсутствие не шалите, и это, самое,

станьте, как корова, домашними.

соорудите себе четыре стены и ходите по ним

туда и обратно. как надоест — вернитесь

и ходите обратно-туда. я ушел, мне пора,

не скучайте, слова мои потомкам завещайте.»

и были люди братья все

друг другу. не было риторическим «выручай»

несли вахту за друга,

давали спички и клей по нужде.

если кто заболел — мажут спину йодом

и делают малиновый чай.

не было место быть вражде,

пока не сломались привычки.

«он работает меньше,

а спит больше!» — впервые случилось

и навсегда. первый шаг в никуда,

между особями чёрная дыра

разверзлась и засосала пороки и жажды.

Вавилонская башня нагнулась,

отпуская из своего грязного нутра всех и каждого.

первая война поставила точку на дружбе,

и вернулся человек, сказал

«меня не было век,

вы весь дом поломали, изгадили.

оставляй вас одних,

я даю права вам равные и демократию.

каждый работает и пожинает

плоды своего труда. всем пока».

думали умные и не надумали.

думу думали, в итоге шашки взяли

и пошли на врагов. план таков —

каждой твари изничтожить по паре.

ты или наш или нет —

вот наш ответ, на все вопросы морали

а тех, кто листок не подписали,

ловили, долго били и строго карали.

не всем нравились события

и решила часть создать свою плоскость,

без действий плохих и спиртного распития.

ракета-игла летит в космос.

«Поехали» — сказал не многоногий человек,

«Понаехали» — сказал одноногий, плюнул

и пошел в клетку, тряся орденами «за доблесть».

и вернулся создатель в последний раз

и дал людям туннели метро,

чтоб они могли засыпать,

чуть пораньше вставать и не брать такси.

«Господь наш, спаси» — молили нищие.

«тфу на вас, у меня тут заказ» —

надзиратель, не помогая,

заранее знал — они были и будут лишними.

коптились свечи, срывались глотки,

клались голоса на веса,

и решением суда было принято

«Запретить бога» он нам не помогал,

печи без поленей не разжигал,

спать нам вечно не давал,

запретим и при встрече повесим.

и был закон, к закону одна дорога.

на итог смотрит одноглазый

однорукий многоногий человек,

чешет бок деревянный шкатулки

и усмехается левым ухом.

«Б-же, что за дураки, простаки и мудаки.

посмотреть — сведет до колик.

я правду заберу, любовь аспирином заменю,

разум их отдам старухам».

2015

Передаю моё «спасибо»: Д.Я., Ангелине М., Алине Г., Проне.