Важно другое. Увидеть, как красиво выглядит иней на окне. Это возможность обнять маму или покачать на руках внука. Это отсутствие ожиданий, но не восприятие всего как должное. Это понимание того, что лишний час на работе лишает вас возможности побросать мяч вместе с ребенком. Это осознание того, что завтра мы можем проснуться и обнаружить, что весь мир закрыт на карантин.
Оказавшись в полном одиночестве на скалистом выступе или на аппарате ИВЛ, единственное место, откуда вы можете черпать силы, — это вы сами. Как сказала мне одна женщина: «Я больше не ищу ничего вне себя. У меня есть все, что мне нужно». Независимо от того, были мы госпитализированы с диагнозом ковид или нет, все мы теперь гораздо более четко представляем себе, что на самом деле важно. Не имеют значения ни повышение, ни прибавка к жалованью, ни шикарный автомобиль и ни частный самолет. Ни поступление в школу Лиги плюща, ни победа в компьютерной игре «Железный Человек» и ни всемирная слава. Ни дополнительные рабочие часы или задержки допоздна, потому что на них настаивает ваш босс. Важно другое. Увидеть, как красиво выглядит иней на окне. Это возможность обнять маму или покачать на руках внука. Это отсутствие ожиданий, но не восприятие всего как должное. Это понимание того, что лишний час на работе лишает вас возможности побросать мяч вместе с ребенком. Это осознание того, что завтра мы можем проснуться и обнаружить, что весь мир закрыт на карантин. Это знание того, что в самом конце жизни, независимо от вашего благосостояния и длины вашего резюме, единственное, чего вы захотите, — это чтобы кто-то был рядом и держал вас за руку.
Моя магистерская диссертация была посвящена памяти — ее достоверности и ненадежности. В Японии есть памятники, называемые камнями цунами — гигантские каменные столбы, выставленные вдоль береговой линии, призванные предупредить потомков о том, что не стоит строить дома в опасной близости от воды. Один из камней датируется 1896 годом, когда два цунами унесли жизни 22 000 человек. Японцы верят, что память держится в течение трех поколений. Те, кто переживает какую-то трагедию, передают память о ней своим детям и внукам, после чего трагедия забывается. Для переживших ее это немыслимо — зачем оставаться в живых после очередной катастрофы, как не для того, чтобы передать выученный урок будущим поколениям? Поскольку восполнить потерю невозможно, единственный способ придать ей смысл — это убедиться, что другим не придется пройти через то, что пришлось пройти вам. Воспоминания — это защита от совершения одних и тех же ошибок.
Я не настолько тщеславна, чтобы считать себя особенной. Я не настолько религиозна, чтобы считать свое выздоровление проявлением высшей силы. Возможно, я никогда не узнаю, почему я все еще здесь, а люди в соседних палатах в отделении реанимации и интенсивной терапии — нет. Однако я могу опереться на эту ось и постараться сделать так, чтобы все происходящее со мной в дальнейшем было достойно этого данного мне второго шанса.
После того как самки черепах откладывают яйца, около сотни зараз, они уходят. — Он смотрит на меня. — И не возвращаются, чтобы позаботиться о своем потомстве.
Внезапно мне кажется, что самое яркое воспоминание о моей матери — то, в котором она покидает наш дом с небольшой сумкой.
— Но вот что невероятно, — продолжает Габриэль. — Два месяца спустя детеныши морских черепах вылупляются из своих яиц. Дело происходит ночью. Они должны добраться до океана прежде, чем ястребы, фрегаты или крабы доберутся до них. Единственный ориентир, который есть у малышей, — это отражение луны на воде. — Габриэль стоит позади меня, горячий, словно стена огня. — Не всем удается выжить. Но, Диана... выживают лишь сильнейшие.
Когда умер мой отец, все было совершенно иначе. Было похоже, будто ткань моего мира треснула и разошлась, и, как бы я ни старалась, залатать прореху мне так и не удалось. Даже сейчас, четыре года спустя, занимаясь своими делами, я иногда задеваю этот шов, и он чертовски болит.