Глава 1. Язык великана
Дождь шёл всю ночь и всё утро. Длинные струи, которые, кажется, сплошными нитями тянулись с самого неба, барабанили по крыше и стенам небольшой палатки. Берта была на сносях. Она выглянула наружу, чтобы немного подышать влажным прохладным воздухом. Дождь не пугал её, напротив — приносил ощущение умиротворения и спокойствия. Берта почувствовала лёгкую тяжесть внизу живота, и обхватила его руками, как делала это с самых первых дней, как узнала, что у неё будет малыш. Она прислушалась. Пробуждавшийся материнский инстинкт приносил с собой множество новых ощущений. Но порой, Берте казалось, что все они собраны в единое чувство — обострённое Ощущение Жизни. Словно этот не рожденный еще ребёнок, дёргая мать своими крохотными ручками за соединяющую их пуповину, так привлекал её внимание к неведомым горизонтам. И Берта вдруг начинала видеть и слышать то, что до этого было ей недоступно, словно зрение, слух, обоняние — всё обострилось или возникло внезапно с пугающей и одновременно чарующей силой. Так расплывчатые пятна на дальнем лугу перед её новым взглядом становились пушистыми коровками, которых неторопливо погонял пастух, а еле уловимое журчание за лесом вдруг превращалось в бурлящую, будто кипящую своими водами, но такую ласковую реку, и Берта, не боясь, подходила ближе к её берегам, где можно было утолить жажду, освежиться и передохнуть после длительной ходьбы.
Молодая женщина провела ладонями по животу. Точка, точка, тире… За эти месяцы внутреннего роста у них с малышом появился и свой язык, и своя азбука. Она состояла из прикосновений и поглаживаний. Берта точно знала, как отражение в зеркале, к её руке на животе прикасается точно такая же, только крохотная, ладошка внутри, которая следует за её движениями, а иногда наоборот — рука Берты движется за маленькими ручками малыша. Берта вся обратилась в слух и направила зрение куда-то в себя. Там, в животе, она рассмотрела тот же уголок леса, где стояла теперь её палатка, а над гигантскими красными секвойями в это мгновение пролетал большой воздушный шар, выбирая удобное место для стоянки.
— Неужели это случится уже теперь..? — произнесла Берта негромко.
Берта и Йохан направлялись в соседнее поселение, где жила Марта, старая скрюченная жизнью повитуха. Она принимала роды еще у Бертовой матушки, а той было уже немало лет. По семейной традиции все женщины должны были рожать именно там, именно с ней и именно так, как скажет Марта. Берте не хотелось ни ехать туда на повозке, ни идти пешком с огромным животом через лес, ни вообще как-то связываться с Мартой. В этом новейшем течении жизни, которое она со своим огромным животом являла сейчас собой, Марта казалась ей чересчур «себе на уме», а от таких людей, думалось Берте, ничего хорошего ждать не приходится. Но семейные традиции обязывали её соблюдать и чтить то, что иногда не укладывалось ни в какие рамки, а порой совсем выходило за границы здравого смысла. И Берта, наотрез отказавшись от дребезжащей и то и дело норовившей развалиться на первой же кочке повозки, решилась идти пешком. Она собрала котомку тряпичек для родов и вещиц первой необходимости на время после них, отдала её Йохану и вышла, целиком и полностью положившись на милость Великого Провидения.
До поселения, где жила Марта, было два дня пути. Берта обречен
