Если бы им было разрешено видеться хотя бы изредка! Она смогла бы найти утешение в ожидании. Старалась бы запомнить каждую секунду — как смотрит, что говорит, — чтобы наполнить себя до следующего раза. Чтобы были силы считать дни.
есть вещи пострашнее, чем ифрит, поработивший разум. Когда яркое и жизнетворящее отвергается по собственной воле и выбору. Когда настоящее обесценивается, а ложное начинает казаться счастьем. Когда берегут пустоту, отказываясь от истинного.
Мавзолей Ленина построен в форме зиккурата. Звали его Владимир Ильич. Инициалы — В. И. Л. Вил, или Ваал. Длинные очереди, чтобы увидеть мумию. Все эти люди, входившие в мавзолей, сами не зная того, поклонялись огненному богу Ваалу в его ритуальном храме. У Ахвала там намоленное место.
Всё магическое, некогда могущественное и сильное, теперь вынуждено было просто выживать, а выживая — скрываться. Ибо не было оружия против нас сильнее, чем неверие.
Видимо, подчинение и контроль были излюбленными методами старика. «Это именно то, что ты вынужден делать, когда не можешь получить любовь и доверие», — подумал мальчик.
Величие города, представшего Цабрану из поезда, смазалось хрустящими под ногами бумажками и облезлыми фасадами. Московь была прекрасна со стороны, а изнутри — меж жерновов и шестерёнок — являла собой унылое зрелище.
— Только трупы, — отвечает Арнольд, не снимая тёмных очков.
Эта сцена была эпиграфом ко всей мировой истории. Именно таким видел человек добро — массовым убийцей, серийником без жалости и пощады, — и в этом смысле двадцатый век ничего не изменил. Лишь жирно подчеркнул в нужных местах эту непреложную истину.