Мне, знаешь, только что обидно, — сказала Таня. — Получается, каждый живёт, видя только свой кусочек всей картины. Ничегошеньки толком не понимает. А то, что думает, что понимает, понимает, скорее всего, неправильно. Живёт, получается, вслепую! Но при этом должен поступать, как если бы видел всё целиком. Так, что ли?
Четыре серые фигуры брели за Таней следом. Зыбкие и сизые при свете дня, они должны были стать плотнее и ярче в темноте, как все мысли и воспоминания, которые не дают уснуть ночью, по крайней мере до тех пор, пока раскаяние
— Я должна была знать, — спорила с собой, злилась на себя Таня. — Почему? — Нет никаких «все»! Хотя бы потому, что всегда найдётся кто-то не как все. — Каждый — какой-нибудь «ты», — понял её мысль Шурка. — «Я». Свою жизнь можешь прожить только ты сам. И так — каждый.
— Я думаю, Таня, поэтому и возникли все эти простые правила. Что воровать плохо. Врать — некрасиво. Предавать нельзя, — он не сказал «убивать», понимая, что Таня подумала про это сама. Лишь деликатно добавил: — …по возможности.
