Оглавление

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
«ПОСВЯЩЕНИЕ»

Моей горячо любимой, незабвенной Бабушке Маргарите посвящается…

Она — моя любимая Бабушка Маргарита — запомнилась мне красивой, не по годам статной женщиной с приятным, обволакивающим выражением карих глаз — немногословной, тихой, уютной и очень домашней… Она была первым человеком на Земле, встретившим меня в этом мире, когда мою маму не успели доставить в родильный дом, и я «выкатилась» на бабушкину широкую, с металлическими узорами по всему периметру ложа, кровать. Позднее, на этой самой кровати, я с замиранием сердца слушала восточные сказки, которые каждый раз интерпретируя по-своему, Бабушка рассказывала мне перед сном.

В нашей многодетной семье было восемь человек детей: девочек и мальчиков — поровну. Позднее, жизнь поделила их ещё раз ровно пополам. А когда началась вторая мировая война, младшего сына из ремесленного училища направили в тыл — на московский авиационный завод, а двое старших сыновей записались добровольцами на фронт. О последующих событиях в их судьбе я узнала от своей мамы. Бабушка никогда не говорила о них. Лишь по ночам она громко разговаривала с сыновьями.

Старший сын приезжал домой в краткосрочный отпуск. Приехал неожиданно, всего на пару часов. Бабушку было не узнать: как только сын переступил порог отчего дома, она начала готовить вкусный обед. Вообще так, как готовила моя Бабушка, не готовила больше ни одна женщина в мире. Позднее, когда я повзрослела, я вспоминала её обеды. Сейчас я понимаю, что в понятие «вкусно» входило не только механическое приготовление того или иного блюда. Понятие это было значительно шире — оно вмещало бабушкину трепетную душу. Общеизвестно: каждое блюдо, особенно, если там замешано тесто, «запоминает» настроение человека, его отношение к окружающим, его состояние на момент приготовления и прочее… и прочее… Так вот, в бабушкиных блюдах постоянно присутствовала её любовь.

В тот день, когда на пороге нашего дома появился мой старший дядя с войны, — рядовой танковой дивизии фронта — Бабушка начала колдовать над его любимым блюдом под названием «долма». По всему дому распространился изумительный аромат. Сын шутил: «…Мама, я уже сыт одним только запахом…» Она смотрела на него с тихой радостью и кивала в ответ.

В те далёкие годы вместо газовых плит хозяйки пользовались керосинками, электроплитами, — конечно медленно, долго, но необыкновенно вкусно.

Но тут неожиданно мой дядя заторопился.

— Сынок, ты куда засобирался, скоро сядем за стол, — заволновалась Бабушка.

— Мне пора. Уже время.

— Но долма, сынок!

Сын подошёл к матери, обнял её за плечи, повернул к себе:

— Не успею, прости меня, родная, — виновато заглянул в её заплаканные глаза, шепнул:

— Родина зовёт, мама, — и быстро вышел из комнаты.

В наступившей тишине громко тикали настенные часы…

С тех пор нашего дядю никто никогда больше не видел, а моя милая, родная Бабушка до конца своих дней уже не готовила «долму». Она по ночам звала старших сыновей, не вернувшихся с фронта, твёрдо веря, что они живы. Ближе ко Дню Победы на рядового житомирской танковой дивизии прислали похоронку, которую родные долго скрывали от нашей Бабушки. А второй мой дядя — пропал без вести.

«МЫСЛИ ВСЛУХ»

Артём прилетел без опоздания. Ева заметила его в потоке пассажиров и радостно помахала ему рукой. Он заметил жену и улыбнулся ей. Миниатюрная интеллигентная женщина с густыми седеющими волосами и открытым взглядом зеленовато-серых глаз. Такие женщины при первом взгляде на них вызывают легкую обиду из-за неотвратимо надвигающейся старости. Им бы не стареть, а радовать окружающих своим неувядающим очарованием… Но, увы!

Ева смотрит на часы, лишний раз, убеждаясь, что самолёты зарубежных авиакомпаний приземляются точно по расписанию. Она отметила эту особенность почти два десятилетия назад с того самого момента, когда её дочка Мария вышла замуж за француза и осталась жить в Париже.

Ева встретила мужа, как всегда весёлого, неунывающего, шутливого и довольного жизнью. Высокий, чуть располневший за последние годы, с седыми взъерошенными волосами, он громко отчитывал таксиста, подловившего его на выходе из зала прилётов.

— Такси не желаете?

— Не желаем. С вашими ломовыми ценами… не желаем, — отрезал Артём и подмигнул подошедшей Еве. Супруги обнялись. Они радостно поприветствовали друг друга.

— Ты без багажа? — кивнула Ева на его дорожную сумку.

— Да, вот весь мой багаж, — он перекинул сумку через плечо.

Назойливый таксист не отставал от пожилой пары.

— Вам далеко ехать?

Артём не ответил. Он обнял жену за плечи, увлекая е Артём к выходу:

— Пойдём, найдём частника.

— Частников сюда не пускают! — неслось им вслед.

Супруги вышли из здания аэропорта. Вереница автомобилей остановилась на несколько секунд, пока из очередной машины высаживались торопившиеся на посадку пассажиры.

— Там вон, видишь частника, он как раз клиентов высаживает. — Артём показал на «Тойоту». — Поспешим к нему, пока не отъехал.

Супруги быстро пересекли застывший на несколько секунд автомобильный поток и устремились к освободившейся машине.

Водитель собирался было отъехать, но, передумав, притормозил возле пожилой пары. Они договорились с водителем о маршруте и проникли на заднее сиденье. Миновав шлагбаум, водитель вывел машину в транспортный поток. Пассажиры расположились поудобнее, приготовившись к длинному пути из аэропорта в город.

— Ну, рассказывай, как съездил? — спросила жена.

— Съездил отлично.

— Как они там поживают?

— Они? А что им сделается этим буржуям… всё как обычно. Обеды, ужины… в нуль-нуль…

— А мелкие? Мелкие как?

— Мелкие? Эти короеды? Они всю дорогу с гаджетами в обнимку… каждый в своем углу…

— А Маша? Как она тебе?

— Всё в порядке. Цветет и пахнет.

— Знаешь…

Неожиданно Артём понизил голос, бросив взгляд в сторону водителя.

— Маша очень расстроилась. Да и я тоже. Помнишь альбом с марками. Мы с тобой решили подарить его Боречке на день рождения.

Ева тревожно кивнула:

— Конечно же, помню.

— Я оказался в дурацкой ситуации. Преподнёс внуку подарок… торжественно, с помпой. Он развернул подарочную обертку, а в паспорте для хранения марок — пусто… Секундное замешательство… Маша заглянула через плечо сына и тоже замолкла. Они оба, как-то странно посмотрели в мою сторону.

Ева наклонилась к мужу, не веря своим ушам…

— Ты тогда сумку сдавал в багаж. Возможно… там… они…

— Всё может быть, — резюмировал Артём.

Ева подалась вперёд, хотела что-то добавить.

— Давай, не здесь. Дома поговорим, — остановил её Артём и откинулся на сиденье. Ева закрыла глаза и отвернулась. Повисла тягостная пауза. Ехали молча. В конце дороги виднелись строения. Машина мягко несла их к дому.

                                       ***

Артём открыл дверь. Супруги вошли в свою квартиру, где прожили вместе почти полвека. Это была удобная просторная квартира до предела заполненная картинами хозяев. Типичная квартира художников с особым устоявшимся запахом лаков и красок. Комната Артёма служила ему одновременно и мастерской. Она была завалена бумагами, книгами и рамами из-под картин. Хаос в комнате и на кровати. Бесчисленные пакеты с машинописными текстами вдоль стен, под кроватью, на письменном столе.

В эту комнату с трудом можно было протиснуться, и это устраивало хозяина дома. — Нечего сюда заглядывать, — смеялся он, когда Ева жаловалась на хаос и невообразимые завалы у мужа. Зато у нее самой в спальне и в гостиной всё было иначе. Здесь царили красота и уют.

— Ну, наконец-то я дома, — Артём расположился в любимом кресле. Откинувшись на спинку кожаного кресла, он мгновенно задремал, в то время как Ева поспешила к компьютеру, чтобы пообщаться с дочкой по скайпу. С Машей общались вполголоса:

— Да… всё в порядке… долетели хорошо… вот только не могу уложить в голове историю с исчезнувшими марками… — она с тревогой вслушивалась в наушники:

— Я не удивлюсь, мама, если это его очередные фокусы, — говорила Маша. — Наверняка ты оторвала от него эти марки для подарка внуку. И он выкинул такой фортель … — Дочка рассказывала матери о странностях, которые она раньше не замечала у отца: — Он часами сидел в гостевой комнате, в неподвижной позе. Перед выходом в город задолго до назначенного времени ждал перед дверью переодетый и готовый к выходу. Папа очень изменился! Может, стоит обратиться к врачу? — тревожилась Маша.

В конце разговора Ева заверила дочку, что подумает над её словами и выключила связь. Она окинула долгим взглядом задремавшего в кресле мужа, а в голове теснились тревожные мысли. Она так же, как и Маша, давно стала замечать странности в поведении мужа. Но почему-то старалась не придавать этому особого значения.

Его постоянную забывчивость она приписывала возрастным особенностям. А может, она избегала думать на эту тему из страха перед неизбежным… перед той самой пропастью, которая изображена на одной из её последних работ под названием «Неизбежность». Если её муж — постоянный «кладезь ума», ироничный, талантливый во всём, за которым она шла всю их совместную жизнь и старалась равняться на его талант, ум, на его безграничную духовность — если он поколебался, пошатнулся, споткнулся о неизбежность старости, то о чём ей самой думать в таком случае?…

Все последующие дни события развивались так, как и предсказывала Маша. Проходя мимо его комнаты, Ева с болью в сердце замечала мужа сидящим подолгу в застывшей позе перед мольбертом и беспорядочно сверлящим кистью холст. Или… она находила его застывшим в неподвижной позе на кровати, уставившимся в одну точку.

Ева выводила его из такого состояния, зазывая на кухню, или в гостиную.

— Может, почитаешь, — предлагала она ему. — У тебя столько непрочитанных книг. Помнишь, ты говорил мне, когда скупал их у букинистов: «Здесь столько интересного… вот когда я постарею, то ни одну книжку не оставлю непрочитанной…»

— Нет, не сейчас, — обречённо махал он рукой. — Кстати, ты не поможешь мне набрать вот этот номер телефона? У меня в последнее время никак не получается…

Ева поняла, что он не в состоянии набирать номер на диске телефонного аппарата. И писать он затруднялся. Часами тщетно изучал свои собственные холсты… пытался записать что-то в записной книжке. Часто интересовался о дне недели и времени суток, которые постоянно путал…

— Доброе утро, — приветствовал он жену по вечерам на кухне.

Она находила на столе бумажки, на которых он пытался нацарапать авторучкой день месяц и год.

— Какой сегодня день недели? А месяц? А который сейчас час?

— Восемь часов.

— Утра или вечера?

А когда она нашла изрезанные ножницами листки со своими записями, она поняла, что надо обратиться к помощи врача.

— Что это?

— Не знаю. Так получилось. Я не хотел.

— Может, поедем в поликлинику? — осторожно спросила она у мужа.

— Да, наверное… — согласился он.

Через несколько дней надо было сдавать анализы. Ева договорилась с Артёмом, что с утра пораньше она разбудит его, и они вместе поедут в поликлинику. Но когда она встала со звонком будильника, то мужа уже не было дома. Встревоженная Ева бросилась искать его по квартире. Тщетно. Артём умчался без нее. Домой он вернулся растерянный. Таким потерянным она его никогда не видела.

— Ты куда умчался ни свет, ни заря? Мы же договорились пойти туда вместе.

— Да, это было глупо с моей стороны. Я пришёл туда затемно. Сторож сжалился и впустил меня посидеть на лавочке, пока не начнётся рабочий день.

— И сколько ты там просидел?

— Час с лишним, пока все не пришли на работу, — заметив встревоженный взгляд жены, он усмехнулся. — Ну что поделаешь… у меня мозги стали, как решето… крыша едет… одним словом, повихнулся!

— Бывает… но пройдёт, — нашлась Ева. — Иди, мой руки. Буду кормить тебя. Небось, проголодался.

— Да. Сейчас приду. Это я с удовольствием, — обрадовался Артём и зашёл в ванную.

Едва сдерживая слёзы, Ева начала готовить завтрак.

                                       ***

Они приехали к врачу в одну из лучших клиник города. Доктор-профессор практиковал в области заболеваний мозга. Он провёл Артёма по всем аппаратам, заглядывая в извилины его головного мозга и пришёл к неутешительному диагнозу: заболевание неизлечимое… но есть возм