Все, что произошло со мной ночью, подернулось туманом сомнений, но интуитивно я чувствовал, что все это было неспроста и имело некую ужасную подоплеку.
Человек может играть силами природы лишь до определенных пределов; то, что вы создали, обернется против вас.
каким-то кошмарным видением, причем самое ужасное заключалось в том, что, если рассудить здраво, в этой фигуре ничего кошмарного не было.
Это был человек — не считая водителя, первый, увиденный мной после того, как автобус въехал в центральную часть города, — и не будь я в столь возбужденном состоянии, я бы не усмотрел в нем ничего ужасного.
А потом мне начали являться другие существа, и я пробуждался, объятый неописуемым ужасом. Но во время снов они меня вовсе не страшили, ибо я был одним из них, и был облачен в их жуткий наряд, и следовал за ними глубоководными маршрутами, и возносил чудовищные молитвы в их зловещих храмах на самом морском дне.
последних крупиц душевного покоя и веры в целокупность природы и человеческого разума. Ничего, что я бы мог вообразить или что я даже мог бы допустить, взяв на веру безумную повесть старого Зейдока, не шло ни в какое сравнение с демонической богомерзкой картиной, представшей моему взору — или рожденной моим воспаленным воображением.
Так где же кончается безумие и начинается реальность? А может быть, даже мой последний кошмар — это всего лишь заблуждение?
Такое естественное укрытие меня порадовало, так как, если верить проведенному мною визуальному обследованию местности из гостиничного окна, именно здесь железная дорога находилась в опасной близости от шоссе на Раули
Зрелище бесконечных рядов рыбьеглазых домов, олицетворявших запустение и смерть, как и общее впечатление от длинной вереницы черных мрачных жилищ, пребывающих во власти пауков, смутных воспоминаний и победительных червей, пробуждало похороненные в глубинах моей души страхи и антипатии, которые даже самые трезвые философские доводы не могли бы развеять.
всеобщих бдений, отмечавшихся дважды в год, 30 апреля и 31 октября
