Оглавление

1. Дон Педро, путешествие за океан, или Как можно вдруг ужасно разбогатеть

Про дона Педро много чего рассказывают, да верно уж больше врут. Что он, вроде и зелёный, как огурец, и жёлтый, как банан, да ещё ко всему и красный, как помидор, словно он светофор какой!

А ростом он, будто бы будет никак не выше двух кошек, если, конечно, поставить их одну на другую. А то, пожалуй, и того-то меньше, всего лишь c полторы кошки. Но оказывается таков-то он и был на самом деле. Курточка у него была зелёная, как огурец, штаны жёлтые, как спелый банан, а на голове у него была красная — покрасней помидора шапка. Ростом же он был и правда, точь-в-точь с полторы кошки, можете и сами удостовериться.

И из-за такой-то вот его весьма незначительной величины некоторые очень уж важные из себя дамы и господа, из тех, что считают только одних себя самыми самыми, а других не более, чем так себе, только поухмыливались глядючи на дона Педро.

— Как хорошо, — говорили они, — что мы всё же такие вот важные, а не какая-нибудь там невзрачная мелкота. Ужас как скучно наверное всю жизнь быть какой-то там козявкой-малявкой!

И они дружно пыжились и надувались, как уж только могли, чтобы казаться ещё более значительными, а могли они это очень даже очень, иначе б, пожалуй, никто и не заметил, что они такие важные.

Когда же дон Педро однажды вдруг разбогател, точно Билл Гейтс, то эти важные дамы и господа, страсть как опешили и огорчились. Они просто никак не могли успокоиться от такой вопиющей и жуткой, как они считали, несправедливости.

— Это ж надо, просто кошмар! — возмущались они, — И почему так везёт какой-то там мелюзге? Нет, чтобы и нам чего-нибудь такое подвалило! И куда только смотрит правительство и вообще высшие силы!

И они уже не радовались, не раздувались и не благоухали, как прежде, а только дружно дулись и хмурились.

— Ах, времена нынче совсем уж испортились, — говорили одни. — Всё уже совсем совсем не то, что прежде. Всё стало из рук вон как плохо, прямо уж хуже не надо!

— Да, да, — поддакивали другие, — совершенно верно: всё, всё, всё — просто ужас как скверно и совсем никуда не годно! Сплошные тебе — застой, кризис и разруха!

— Ах, да чепуха это, сударики, что хуже стало! — говорили третьи, — Да и не скверно вовсе. Скверно, что мы-то тоже так же вот не разбогатели, это уж верно что скверно!

А четвёртые совсем ничего не говорили и вообще были мало чем озабочены, оттого, видно, им и было всегда очень даже ничего.

Ну, а дон Педро просто жил себе да поживал и, как говорится, и в ус не дул. Хотя у него, собственно, и усов-то ещё и в помине не было, так что не во что было и дуть. Он был сперва совсем без усов, вроде как рыба или птица. Да только вот в один прекрасный день — трах да бах!… и усы вдруг пробились мощными стеблями под самым его носом, а случилось это, между прочим, вот как.

2

Однажды дону Педро приснился удивительно странный и даже до странности удивительный, но вообще-то непонятный  и загадочный сон: будто бы он сидит на коне, а у коня отовсюду: где можно и даже нельзя растут усы. Конечно, конь с усами явление невиданное и для науки весьма-таки любопытное, вроде как слон с бородой или медведь с рыбьим хвостом, но только дону Педро это усатое явление совсем не понравилось и он повернулся на другой бок, чтобы его не видеть. Конь после этого, исчез, но зато явились какие-то совсем заморские рыбы в шляпах и полосатых пижамах. Тогда дон Педро снова улёгся на другой бок, но тут опять появился усатый скакун. Дон Педро вновь повернулся к рыбам, потом снова к коню и снова к рыбам, и так и провертелся всю ночь. А потом рыбы вдруг скинули свои полосатые пижамы и оказалось, что это вовсе не рыбы, а какие-то тушканчики. Они попрыгали, попрыгали, как видно для разминки, а после все разом нырнули в пруд, и только шляпы странной флотилией долго ещё качались в зелёных от водорослей волнах. И казалось бы, что сон уже закончился, но тут снова появился усатый конь, хотя он и был, вроде, совсем из другого сна, и стал своими многочисленными усами удить рыбу — только вместо рыбы наловил целых две дюжины шляп. Этим сон на сей раз и завершился, потому что тут дон Педро уже окончательно проснулся. Он почесал голову и тут и там, но от того ничего в ней, однако, не прояснилось и непонятное не сделалось понятным. Тогда дон Педро полежал, подумал о том да о сём и снова заснул.

А утром, едва только выглянув в окошко, дон Педро заметил парящую высоко в небесах огородную лейку и с той-то поры и пошли тут всякие чудеса.

Конечно, взгляни он в тот момент не туда, куда он взглянул, а куда-нибудь совсем в другое место, то ничего бы, наверно, и не случилось, и прошло бы всё всё мимо никак его не коснувшись. И не о чем тогда было бы и рассказывать. Но дон Педро глянул, как раз, в тот самый момент и, как раз, именно туда. И тогда уж всё вдруг пошло, поехало, закрутилось, завертелось и получилась вся эта вот история.

— Ну и дела же нынче творятся! — удивился дон Педро висящей в небесах лейке, — Это ж надо куда забралась!

И в самом деле это было более чем странно, лейки же обычно не летают, они ведь не птицы. Ну, а эта вот почему-то летела, и не так словно случайно была заброшена в небеса и вот вот свалится вниз, а как уверенный в себе небесный житель, воздушный шар или там дирижабль какой-нибудь, который хоть он и не птица, но в небесах чувствует себя не хуже, чем медуза в волнах.

Дон Педро сперва совсем было не поверил своим глазам, и для проверки закрывал и открывал их, прищуривался и прижмуривался, но напрасно — ничто не становилось ясней, и лейка преспокойненько летела и летела себе куда ей только хотелось. Она была ведь вовсе не плод воображения, вроде коня с усами, а потому с чего бы ей было и исчезать?

Совсем даже напротив, кружа и жужжа не хуже дюжины шмелей — над крутыми горами, зелеными долами да лесами солнечной Испании, где появился на свет и жил с тех пор наш герой, лейка, наконец-то, приземлилась в саду под окошком, то есть прямо под самым носом дона Педро, словно бы для того, чтобы он мог её получше разглядеть.

— Прямо чудеса какие-то индийские творятся! — всё никак не мог взять в толк происходящее дон Педро, — так-то скоро глядишь бочки да ведра, да чайники-кофейники летать вздумают! И что ж это будет если и всякая посудина, да и прочая вещь, что лишь стоит иль лежит так-то вдруг запорхает?

И он тут же напредставил себе в уме уйму всякой летающей всячины, коя в привычном обиходе не то что не летает, но  даже и не ползает.

Наверно дон Педро и дальше мог бы ещё представлять массу всякого летающего, ему ведь это ровно ничего и не стоило, но тут рожок у лейки, принялся вдруг непомерно вытягиваться, будто стал совсем уж резиновым, а воронка на его конце тоже раздулась каким-то небывало-глобальным грибом — отчего дон Педро так удивился, что и забыл всё, чему прежде удивлялся.

А воронка у лейки всё росла и росла, втягивая в себя всё больше и больше воздуха пока не стала величиной может и с целого кашалота — вольного жителя морей, а дон Педро, видно порастратив весь свой запас удивления, теперь уже и не удивлялся, а даже почти испугался:

— Вот же махина какая! Всё в себя так и тянет, так и тянет, всё равно как верблюд из ведра воду. Этак-то, ведь гляди все леса, поля, дома да и прочее хозяйство совсем в себя захоботит!

Но наконец воронка вытянулась из лейки уже до самых крайних пределов, дальше ей было просто уж никак не вытянуться, и крутясь и вертясь по всем сторонам, так тщательно пронюхала окрестность, что любой пёс мог бы ей, пожалуй, позавидовать.

Впрочем желая видно покрасоваться своей технической сноровкой, она прошлась кругом ещё и ещё раз и уже окончательно довольная и собой и результатом своих деяний, издала очень радостную, но однако, мало музыкальную смесь храпа со скрипом, после чего сопя совсем, как свеже продырявленная шина, вдруг съёжилась и вернулась в свое обычное состояние. А дон Педро облегченно вздохнул, убедившись, что ни листочка, ни травинки, ни кустика, ни деревца на сей раз никуда не подевалось.

Ему, однако, пришлось вскоре опять удивиться, потому что в верхней части лейки вдруг появились крохотные окошечки, из которых поглядывали по сторонам острые, блестящие, словно, чёрные смородинки глазки.

Глазки эти, долго и внимательно изучали всё, что было в саду и за садом и вообще кругом — любопытство, как и всякому живому существу, было им, видимо, ничуть не чуждо. А когда они достаточно всё порассмотрели, то под окошечками отворилась совсем неприметная дверка, а из неё спустилась вниз тонкая серебристая лесенка — и едва только лесенка коснулась земли, как по ней шумно сбежала в сад бодрая ватага пёстро разнаряженных мышек.

Странные грызуны эти тут же стали весело прыгать и кувыркаться в траве и дон Педро не мог тут уж снова не удивиться:

— И откуда ж взялись вдруг этакие хвостатые гимнасты? — спросил он себя, потому что кроме себя и спросить тут было вообщем-то некого.

Ему и в голову, конечно, не могло бы прийти, что это какие-нибудь там инопланетяне, ведь и в самом даже позднем средневековье, во времена в кои, как раз, и жил дон Педро