Сугубо женское дело и опыт были ниспровергнуты со своего пьедестала; по мере того как врачи расширяли область оперативного акушерства, рожавшие теряли контроль над своими телами, превращаясь в объекты акушерской поддержки и спасения
Однако в погоне за авторитетом акушерской науки, врачебная специализация стала рассматривать роженицу как пассивный объект, над которым врач должен проводить определенные действия.
Развивавшаяся акушерская наука превращала врача в единственного носителя знаний о родоразрешении. Этот подход в России начал обосновываться с сочинения Н. Максимовича-Амбодика. Авторитет врача, его техническую подкованность стали символизировать акушерские щипцы, которые Н. Максимович-Амбодик стал активно использовать в своей практике.
Термин медикализация, столь привычный социологам614, внесен в историческую науку американскими и западноевропейскими гендерными историками и социальными историками медицины, которые стали рассматривать родовспоможение как сферу выраженного социального дисциплинирования, мужского доминирования и женского подчинения615
Табу на свободное перемещение беременных в пространстве отсутствовали, равно как и специальные ограничения и предписания в отношении их занятий, питания и одежды;
Избегание вторичного замужества и погружение в материнские заботы об уже рожденных детях при сохранении фертильности следует интерпретировать как сознательно избранную стратегию ограничения рождаемости.
мотивом избежать повторного вступления в брак и новых беременностей, неизменно с ним сопряженных. Последнее означает собственный выбор модели репродуктивного поведения, ориентированного на сознательный отказ от репродукции и известного в современных обществах как течение чайлдфри (от англ. childfree — свободный от детей). Поскольку такую жизненную стратегию нельзя было реализовать изначально (общество осуждало безбрачие, особенно женщин, получавших уничижительное прозвище «старой девы»), это становилось возможным только после первого замужества. Отказываясь от повторного брака в условиях отсутствия контрацепции и сосредотачиваясь на материнских обязанностях в отношении детей от первого брака, дворянки изобрели и реализовывали собственный способ контроля над рождаемостью, который не вызывал общественного осуждения, поскольку обосновывался санкцией религиозного благочестия.
