Однажды вечером, ранней весной, в одной из суровых местностей Шотландии, когда природа только что просыпалась после зимней спячки, за несколько миль от замка Дуглас, шли вдоль реки два путешественника, очевидно направлявшиеся в этой замечательной феодальной крепости.

Река Дуглас вытекает из гор, и по отлогим берегам ее тянутся поля, засеянные овсом и ячменем. Так как обитатели этой местности находились в постоянной войне со своими соседями, то они не только не чинили дорог, но, напротив того, были очень рады, что жили в непроходимых местах. Хлеб свой они сеяли в долинах и ущельях, а скот пасли на вершинах гор, на прогалинах, окруженных непроходимыми вековыми лесами.

Рассказ наш относится к самому началу четырнадцатого столетия.

Старший и более сильный, и коренастый из двух путников был одет с некоторою изысканностью. Но обычаю странствующих менестрелов, за спиной у него висел в кожаном футляре инструмент вроде арфы, гитары или виолы, игрою на которой он аккомпанировал своему пению. Его одежда состояла из синей куртки и лиловых панталон с синими полосами, украшенных множеством бантиков из узеньких лент. Короткий плащ его был свернут жгутом и закинут за спину, так как солнце грело довольно сильно, а менестрелу было жарко. Шапочка, надетая набекрень, была украшена перьями йод цвет всего костюма.

В лице его ничего не было замечательного, а между тем в такой пустынной местности, как восточная часть Шотландии, при встрече с этим человеком, невольно обратили бы на него внимание. Какому-нибудь рыцарю или воину он показался бы добрым малым, способным спеть удалую песню или рассказать какую-нибудь веселую сказку, дли склонным выпить бутылочку вина, не заплатив за него. Духовное лицо нашло бы его неподходящим для себя товарищем, а богатый путешественник, пожалуй, заподозрил бы в нем воровские наклонности человека, выискивающего случая стянуть что-нибудь. А между тем в менестреле ничего не было воинственного и вооружен он был только небольшой кривой саблей вроде охотничьего ножа.

Но за то товарищ его не возбуждал никаких опасений. Это был тихий и кроткий юноша, одетый в простое платье пилигрима. Лицо его, на половину закрытое капюшоном, казалось необыкновенно привлекательным, а привешенная сбоку сабля была надета очевидно лишь для внушительности, а вовсе не для того, чтобы употребить ее в дело. Юноша были чем-то очень огорчен, и на глазах у него виднелись даже слезы. Путники шли разговаривая, и менестрель выражал своему товарищу не только внимание, но даже привязанность и уважение.

— Бертран, друг мой, — сказал юноша, — далеко ли мы от замка Дугласа? Мы прошли уже более шести миль, а ведь ты говорил, что от Каммок… или как там называется харчевня, из которой мы вышли сегодня на рассвете, шесть миль до замка….

— От Кеммок, дорогая леди… Простите, тысячу раз простите, юный лорд мой…

— Зови меня просто Августином, чтобы лучше подделаться под наше положение.

— Можете быть уверены, что я, проговариваясь теперь, сумею, когда будет нужно помнить свое положение. Так как я поклялся повиноваться вашей милости, и вы желаете, чтобы я обращался с вами как с родным сыном, то я позволю себе относиться к вам с нежностью отца, тем более, что в настоящем случае кормильцем является сын. Когда я томился голодом и жаждой, стол Беркели всегда бывал к моим услугам.

— Ещё бы! Неужели в наших поместьях, где горы быков и озера пива, наши вассалы будут голодать, и в особенности ты, Бертран, в продолжении двадцати лет бывший нашим менестрелем?

— В настоящее время меня беспокоит только то, что вашей милости приходится идти в такой тяжелой одежде. Ведь не шутка ходить по здешним горам! Говорят, что до замка Дуглас всего две мили, не считая прибавки.

— Вот будет хорошо, если мы, пройдя такой долгий путь, найдем двери запертыми?

— Я уверен, что это так и будет. Двери Дугласа, порученные надзору сэра Джона Уальтона, не так легко отворяются, как двери наших замков. Вели бы ваша милость послушались моего совета, то мы повернули бы к югу, и никто в мире не узнал бы об этой тайной проделке.

— Благодарю за совет, Бертран, но не намерена воспользоваться им. Неужели мы не найдем туг какой 6ы то ни было харчевни? Я хотела бы отдохнуть до завтрашнего утра. Такт мирных путешественников, как мы, не побоятся пустить в замок… но для этого нам необходимо привести себя в приличный вид.

— Ах миледи, если бы дело шло не о Джоне Уальтоне, то я знаю, что бы посоветовал вам сделать; я посоветовал бы явиться с растрепанными волосами, с грязным лицом, с нахальным видом, принять который вам будет более чем трудно, — то есть явиться настоящим учеником менестреля, каким вы желаете казаться.

— Неужели все твои ученики такие? Но я не хочу быть таким, и если бы даже сэра Джона не было в замке, я не явлюсь туда растрепанной. Вернуться же, не видев замка, я нахожу совершенно невозможным, и ты Бертран можешь отправиться куда угодно без меня.

— Бросить вашу милость! когда мы уже так близко к цели! Нет! разве сам чёрт только может заставить меня покинуть вас! Вы хотите отдохнуть, — ну вот тут неподалеку есть ферма Тома Диксона, и, хотя он простой землепашец, но честный человек, а во время войны он был храбрее любого солдата.

— Так он солдат?

— Да, когда его родине или его лорду нужны воины, да, впрочем, по правде-то говоря, в здешних местах мир бывает очень редко. А в обыкновенное время других врагов, кроме волков, нет.

— Не забывай, пожалуйста, что в наших жилах течет английская кровь, и что нам следует бояться всех противников красного креста.

— Его не бойтесь: на него можно положиться, как на рыцаря. Чтобы расположить его в нашу пользу, мне стоит только сыграть что-нибудь. Так угодно отправиться к нему?

— Конечно, если ты за него ручаешься… Его зовут Томом Диксоном, говоришь ты?

— Да, и вот это стадо доказывает, что мы находимся на его земле.

— Почем ты знаешь?

— По первой букве на овечьем тавре.

Путинки пошли далее, и вскоре вышли к повороту, с которого была видна скромная ферма, неподалеку от почти развалившейся часовни, оставшейся от аббатства Св. Бригитты.

— Эта часовня еще сохранилась, — объяснил Бертран, — и в ней живет несколько монахов и несколько монахинь, которые дают приют прохожим. Они находятся в союзе с сэром Джоном Уальтоном, и если гости их как-нибудь случайно выскажут тайну, то тайна эта непременно сделается известна английскому губернатору. По моему мнению, у них гостеприимства нам просить не следует.

— Конечно нет, если мы можем добыть другой приют.

В эту минуту с противоположного конца дороги показались два человека. Они точно спорили о чем-то, и кричали так, что можно было расслышать их голоса. Пристально посмотрев на них из-под руки, приложенной ко лбу, менестрель вскричал:

— Ах ты Боже мой! да ведь это и есть сам друг Диксон! И на что это он может так сердиться? Это должно быть его сын Чарльз. Какое счастье, что мы встретили его! У Тома, наверное, варится в котле хороший кусок мяса, и не может быть, чтобы он не поделился со сбоем старым приятелем.

Он начал кричать громовым голосом:

— Диксон! Эй! Том