автордың кітабын онлайн тегін оқу  Менон

Платон

ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:

СОКРАТ, МЕНОН, АНИТ И СЛУГА МЕНОНА.

 

Мен. Скажи мне, Сократ, можно ли изучать добродетель, или она не изучается, а приобретается подвигами? или и не изучается, и не приобретается подвигами, а получается от природы, либо достается как иначе?

Сокр. Менон! Фессалийцы прежде славились и удивляли Греков верховою ездой и богатством, а теперь, как видно, славятся и мудростью; теперь жители Лариссы не хуже твоего друга Аристиппа. Этим вы обязаны Горгиасу. Приехав в ваш город[1], он нашел себе любителей мудрости в знаменитейших лицах из дома Алевадов, к которому принадлежит друг твой Аристипп, и в иных Фессалийцах. Чрез него-то, в самом деле, вошло у вас в привычку на все вопросы отвечать безбоязненно и свысока, как прилично людям знающим; да и сам он позволял каждому из Греков спрашивать себя, о чем кто хочет, и никому не отказывал в ответе. Между тем здесь, любезный Менон, произошло противное: у нас случилась какая-то засуха мудрости; мудрость из этих мест переселилась едва ли не к вам. Итак, если ты кому-нибудь из здешних захочешь предложить подобный вопрос; то всякий засмеется и скажет: Иностранец! видно я кажусь тебе человеком талантливым[2], который знает, изучается ли добродетель, или достается другим образом; между тем как мне неизвестно не только то, изучима она, или нет, но даже и то, что надобно разуметь вообще под именем добродетели. Таков-то и я, Менон; и я в этом деле разделяю бедность своих сограждан и обвиняю себя в незнании добродетели вообще. А не зная, что такое она, как могу знать ее свойства? Разве ты думаешь, что незнающий Менона вообще, кто он, может знать, хорош ли Менон, богат ли он и благороден, или имеет противоположные свойства? Возможно ли это, по твоему мнению?

Мен. По моему, нет. Но ты, Сократ, в самом деле, не знаешь, что такое добродетель? А что, если мы скажем об этом дома[3]?

Сокр. Не только об этом, друг мой, но и о том, что мне, кажется, никогда не случалось встречать и другого, кто знал бы это.

Мен. Как? Разве ты не встречал Горгиаса, когда он был здесь?

Сокр. Встречал.

Мен. Так неужели, думаешь, и он не знал?

Сокр. Не очень помню, Менон, и потому теперь не могу сказать, как мне тогда казалось. Может быть, и он знал, и тебе известны его мысли. Напомни же мне, как он говорил, а не то, — скажи сам; потому что ваши мнения, вероятно, сходны.

Мен. Конечно.

Сокр. Ну так мы оставим его, — тем более, что он в отсутствии. Скажи ты сам, Менон, ради богов, что называешь добродетелью, — скажи не отговариваясь, чтобы мой обман вышел самым счастливым, и открылось, что ты и Горгиас знаете, между тем как я утверждал, будто мне никогда и никого не случалось встретить, кто бы знал это.

Мен. Сказать не трудно, Сократ. И, во-первых, если тебе угодно знать о добродетели мужчины, то явно, что она есть способность исполнять общественные должности и, исполняя их, доброхотствовать друзьям, вредить врагам и смотреть, как бы не обидеть самого себя[4]. А когда ты хочешь определить добродетель женщины; то не трудно разобрать, что ее дело — хорошо править домом, сберегая, что в нем находится, и слушаясь мужа. Таким же образом иная добродетель бывает дитяти, как мальчика, так и девочки, иная — старика, иная, если хочешь, добродетель свободного, и иная — раба. Есть множество и других добродетелей; так что ты не затруднишься сказать, что такое добродетель; ибо, по различию занятий и возрастов, у каждого из нас и для всякого дела она — особая. Так я думаю, Сократ, и о зле.

Сокр. Видно же я очень счастлив, Менон, когда, ища одной добродетели, нашел их у тебя в запасе целый рой. Однако ж, если бы мне вздумалось, выдерживая это самое подобие роя, спросить тебя о природе пчелы, что такое она, а ты сказал бы, что их много и они разнообразны; то какой бы дал ответ на следующий вопрос: в том ли отношении ты приписываешь пчелам многочисленность, разнообразие и взаимное различие, что они пчелы? или различие их зависит не от этого, а от чего-нибудь иного, например, от красоты, величины и других подобных свойств? Скажи, как отвечал бы ты на это?

Мен. Я отвечал бы, что они, как пчелы, ничем не отличаются одна от другой.

Сокр. Но если бы потом я спросил тебя: скажи же мне, Менон, то самое, чем пчелы не отличаются одна от другой, или в чем все они — одно и то же? Мог ли бы ты как-нибудь отвечать мне?

Мен. Мог бы.

Сокр. Вот так-то и о добродетелях: хотя их много, и они разнообразны, однако ж все составляют, конечно, один род, по которому называются добродетелями, и на который хорошо бы смотреть тому, кто своим ответом на вопрос хочет определить существо добродетели. Или ты не понимаешь, о чем я говорю?

Мен. Кажется, понимаю; впрочем, вопрос твой все еще не так для меня ясен, как бы мне хотелось.

Сокр. Но только ли добродетель, Менон, ты почитаешь — иною у мужчины, иною у женщины и иною у других, или таким же образом думаешь и о здоровье, и о величине, и о силе? То есть, иное ли, по твоему мнению, здоровье у мужчины, а иное у женщины? или, по роду, оно везде то же самое — и у женщины, и у всех, лишь бы только было здоровье?

Мен. Мне кажется, здоровье — одно и у мужчины, и у женщины.

Сокр. Следовательно — и величина и сила? То есть, если женщина сильна; то она сильна тем же самым родом, тою же самою силою? А когда я говорю: тою же самою силою; тогда силу, в смысле силы, нахожу безразличною, мужчине ли она принадлежит, или женщине. Но тебе кажется она чем-то различным?

Мен. Нет.

Сокр. А добродетель, в смысле добродетели, различается ли чем-нибудь, — дитяти ли она принадлежит или старику, женщине или мужчине?

Мен. Мне как-то представляется, Сократ, что добродетель не походит на все это.

Сокр. Однако ж, не говорил ли ты, что хорошо управлять городом есть добродетель мужчины, а домом — добродетель женщины?

Мен. Говорил.

Сокр. Но тот может ли править городом, домом, или чем другим — хорошо, кто не умеет править рассудительно и справедливо?

Мен. Конечно, не может.

Сокр. Акто правит рассудительно и справедливо, тот правит рассудительностию и справедливостью?

Мен. Необходимо.

Сокр. Следовательно, рассудительность и справедливость равно нужна обоим — и мужчине и женщине, если они хотят быть добрыми.

Мен. Кажется.

Гокр. Что же далее? Дитя и старик, положим, дерзкие и несправедливые, могут ли быть добрыми?

Мен. Нет.

Сокр. Арассудительные и справедливые?

Мен. Могут.

Сокр. И так все люди добры одинаким образом, потому что бывают добрыми при одних и тех же условиях.

Мен. Вероятно.

Сокр. Если бы, то есть, добродетель их была не одна и та же; то они были бы добры не одинаким образом?

Мен. Конечно.

Сокр. А Когда добродетель у всех одна и та же, — постарайся сказать и припомнить, что такое она, по мнению Горгиаса и твоему собственному.

Мен. Что другое, как не уменье управлять людьми, если только ищешь ты чего-то одного во всем?

Сокр. Да, ищу-таки. Но ужели и дитяти и рабу, Менон, свойственна эта самая добродетель управлять господином? Не думаешь ли, что и раб есть правитель?

Мен. Вовсе не думаю, Сократ.

Сокр. Да и несообразно было бы, почтеннейший. И то еще смотри: дело управления ты называешь способностью, — не нужно ли присоединить к этому: управления справедливого, а не несправедливого?

Мен. Конечно нужно, Сократ; потому что справедливость есть добродетель.

Сокр. Но добродетель ли она, Менон, или некоторая добродетель?

Мен. Как это?

Сокр. Как и другое что-нибудь. Например, говоря о круглоте, я мог бы, е