— У меня к тебе что-то вот тут, — Дарий приложил ладонь к груди, — и оно болит, каждый день болит. Мстислав говорит, что любить я должен всех одинаково, но пока у меня не выходит.
Жизнь способна измениться в одно мгновение, порой повинуясь чужой злой воле. Еще вчера ты, полный надежд, смотрел в будущее без страха, утвердившись, наконец, в своих желаниях, а завтра от тебя останется лишь оболочка, подобие человека, мясо на костях, безвольно бредущее на заклание, как тупое животное.
– О, вот с тобой и буду говорить. А то надо же, баба вперед вышла. – А ну-ка, стой! – схватив старика за шкирку, Варна подтащила его к себе. – Ты со мной говорить будешь, понятно? И бабой будешь звать жену свою. Доходчиво объясняю? Толпа зевак зароптала, кто-то засмеялся. Старик вывернулся из ее хватки и раздраженно одернул рубаху. – Настоящие ведьмы на службе у нового Бога! – громко сказал он. – Где это видано, чтобы баба… Варна молча ударила его кулаком в лицо
— У меня к тебе что-то вот тут, — Дарий приложил ладонь к груди, — и оно болит, каждый день болит. Мстислав говорит, что любить я должен всех одинаково, но пока у меня не выходит.
А если всё, что у нас есть, — это наша короткая жизнь? Нет ни райских кущ, ни пéкла; мы пытаемся жить по выдуманным законам, проводим жизнь в лишениях, надеясь на блага после смерти, и я спрашиваю тебя: а что, если их нет?! Что, если существует только Навь и забвение?!
