автордың кітабын онлайн тегін оқу Змеиный король
Джефф Зентнер
Змеиный король
Роман
Посвящается Теннесси Люку Зентнеру,
моему прекрасному мальчику.
Моему сердцу.
Jeff Zentner
The Serpent King
* * *
Печатается с разрешения литературных агентств InkWell Management LLC и Synopsis Literary Agency
© Jeff Zentner, 2016
© А. Маркелова, перевод на русский язык, 2018
© ООО «Издательство ACT», 2018
1
Дилл
Кое-чего Диллард Уэйн Эрли-младший страшился посильнее, чем начала учебного года в школе Форрествилла: например, размышлений о будущем или разговоров о религии с матерью, которые никогда не приносили ему радости или легкости. А еще ему было невыносимо видеть, как люди меняются в лице, услышав его имя. После этого беседа обычно совсем не клеилась.
Помимо прочего, ему не нравилось навещать своего отца, пастора Дилларда Эрли-старшего, в тюрьме «Ривербенд». Не нравилось – мягко говоря. На сей раз он собирался в Нэшвилл не к отцу, но тем не менее его одолевал какой-то беспричинный страх. Вероятно, причиной было то, что завтра начиналась учеба, но сейчас это ощущалось совсем иначе, нежели в прошлые годы.
Он бы чувствовал себя еще хуже, если бы не радостное предвкушение встречи с Лидией. Самые плохие дни, проведенные с ней, все равно были лучше, чем самые хорошие без нее.
Дилл перестал перебирать струны гитары, наклонился вперед и сделал запись в дешевой тетрадке, купленной в магазине единой цены. Дряхлый оконный кондиционер сипел от натуги, проигрывая бой с духотой и влажностью этой комнаты.
Несмотря на громкий треск агрегата, Дилл услышал, как о стекло бьется оса. Он поднялся с обшарпанного дивана и, подойдя к окну, стал дергать за ручку. Наконец оно со скрипом открылось.
Дилл попытался подогнать насекомое к оконной щели.
– Не советую тебе здесь задерживаться, – пробормотал он себе под нос. – Этот дом – не лучшее место для того, чтобы умереть. Давай выбирайся.
Посидев на оконной раме, оса еще раз оценила обстановку и вылетела на свободу. Дилл закрыл окно; чтобы затворить его до конца, ему пришлось практически повиснуть на нем.
В комнату вошла мать в своей униформе отельной горничной. Вид у нее был уставший, как всегда, отчего она выглядела намного старше своих тридцати пяти лет.
– Почему у тебя и окно открыто, и кондиционер работает? Электричество не бесплатное.
Дилл повернулся к ней.
– Оса.
– А оделся зачем? Куда-то собираешься?
– В Нэшвилл. – Пожалуйста, только не задавай этот вопрос.
– Проведать отца? – В голосе матери слышались одновременно и надежда и упрек.
– Нет. – Дилл отвел глаза.
Мать подошла на шаг, пытаясь поймать его взгляд.
– Почему нет?
– Потому что, – сказал Дилл, по-прежнему не глядя на нее, – мы не за этим едем.
– Кто это – «мы»?
– Я, Лидия, Трэвис, как обычно.
– Тогда за чем же вы едете? – спросила она, уперев руку в бедро.
– За одеждой для школы.
– У тебя нормальная одежда.
– Нет, не нормальная. Мне уже все малó. – Дилл поднял кверху худые руки, и футболка задралась, оголив его плоский живот.
– На какие деньги? – Мать нахмурила лоб, на котором и без того было больше морщин, чем у многих женщин ее возраста.
– На те, что я заработал, помогая людям таскать покупки в машину.
– Бесплатная поездка в Нэшвилл. Ты должен навестить отца.
Лучше навестить, а не то плохо будет – вот что ты на самом деле хочешь мне сказать. Стиснув челюсти, Дилл посмотрел на мать.
– Я не хочу. Ненавижу это место.
Она скрестила руки на груди.
– А каким оно, по-твоему, должно быть? Это же тюрьма. Думаешь, ему там нравится?
По всей вероятности, больше, чем мне. Пожав плечами, Дилл устремил взгляд в окно.
– Сомневаюсь.
– Я о немногом прошу, Диллард. Это меня порадовало бы, да и его – тоже.
Дилл только вздохнул. Ты просишь о многом, хоть и не напрямую.
– Ты ему обязан, и ты – единственный из нас двоих, у кого есть свободное время.
Она повесит этот груз ему на шею. Если он не поедет, она сделает все, чтобы он об этом пожалел. Страх, который засел у Дилла в животе, увеличился в размерах.
– Может быть, если у нас останется время.
Как раз в ту минуту, когда мать уже собиралась вытащить из Дилла более твердое обязательство, по улице промчалась испещренная наклейками «тойота приус» и с визгом остановилась перед их домом. Послышался гудок. Слава богу.
– Мне пора, – сказал Дилл и обнял мать на прощание. – Хорошего тебе рабочего дня.
– Диллард…
Но он выбежал на улицу, не дав ей шанса договорить. Оказавшись на ярком солнце, Дилл прикрыл рукой глаза. Даже в девять двадцать утра влажность была запредельной, будто к лицу приложили горячее мокрое полотенце. Дилл бросил взгляд на облупившиеся белые стены баптистской церкви «Голгофа», что стояла чуть дальше по улице, и по привычке сощурился, пытаясь разобрать слова на табличке: «Без Иисуса нет покоя. Узнáешь Иисуса – узнáешь покой».
А что если Иисуса ты знаешь, но покоя тебе все равно нет? Значит, либо слова на табличке неверны, либо ты просто не настолько хорошо знаком с Иисусом? Воспитание не позволяло Диллу считать какой-либо из этих двух вариантов достаточно приемлемым.
Открыв дверцу машины, он заглянул внутрь. От ледяного воздуха в салоне его поры сжались.
– Привет, Лидия.
Она убрала потрепанный экземпляр журнала The Secret History с пассажирского сиденья, чтобы Дилл мог сесть, и швырнула его назад.
– Прости, что опоздала.
– Но ты не чувствуешь себя виноватой.
– Разумеется, нет. Но должна же я сделать вид. Социальные обязательства и все такое.
По двадцатиминутным опозданиям Лидии можно было сверять часы. А пытаться схитрить, назначив время встречи на двадцать минут раньше, не получалось. В таких случаях она опаздывала на все сорок, чисто интуитивно.
Лидия потянулась к Диллу и обняла его.
– Ты уже потный, а ведь только утро. Вы, парни, такие отвратительные.
Черная оправа ее очков скользнула по его щеке. Ее растрепанные дымчато-голубые волосы – цвета потускневшего ноябрьского неба, испещренного облачками, – пахли медом, инжиром и ветивером. Он вдохнул их аромат, отчего в голове у него затуманилась, но это было даже приятно. Для поездки в Нэшвилл Лидия надела стильную красную клетчатую блузку без рукавов, черные джинсовые шорты с высокой талией и винтажные ковбойские сапоги. Диллу нравилось, как она одевалась, каждая деталь, а таковых было немало.
Он пристегнулся за секунду до того, как она нажала на газ, и его тут же вдавило в сиденье.
– Прости, у меня нет кондея, который может превратить август в декабрь.
Порой он целый день не ощущал такой прохлады, как в автомобиле Лидии, – разве что когда заглядывал в холодильник.
Протянув руку, она убавила мощность обдува.
– Я считаю, что моя машина должна всеми возможными способами противостоять глобальному потеплению.
Дилл отрегулировал воздуховод, направив прохладный ветерок себе в лицо.
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, как странно, что Земля несется сквозь космическое пространство, где температура, ну, скажем, минус тысяча градусов, а мы здесь, внизу, потеем?
– Я частенько задумываюсь о том, как странно, что Земля несется сквозь космическое пространство, а ты тем временем здесь, внизу, ведешь себя как шизик.
– Куда пойдем в Нэшвилле – в торговый центр или куда-то еще?
Лидия метнула на него гневный взгляд и снова стала смотреть на дорогу. Потом, не глядя, протянула ему руку.
– Прости, я думала, мы с тобой лучшие друзья с девятого класса, но, по всей видимости, мы вообще незнакомы. Лидия Бланкеншип. А тебя как зовут?
Дилл воспользовался возможностью пожать ей руку.
– Диллард Эрли. Возможно, ты наслышана о моем отце – у него точно такое же имя.
Общественность города Форрествилла, что в штате Теннесси, была изрядно шокирована, когда пастор Эрли из церкви Святых Апостолов отправился в тюрьму штата, и отнюдь не по очевидным причинам. Все предполагали, что однажды пастор обязательно навлечет на себя неприятности из-за тех двадцати семи (или около того) змей – гремучников и медноголовых щитомордников, которых его прихожане передавали из рук в руки по воскресеньям. Никто не знал наверняка, какой именно закон нарушался, но тем не менее происходящее казалось незаконным. Действительно, после ареста пастора департамент охраны дикой природы штата Теннесси принял опеку над его змеями. Еще, вероятно, считали, что пастор вступал в конфликт с законом, когда побуждал паству пить разбавленную аккумуляторную серную кислоту и стрихнин в целях религиозного обряда. Но нет, его отправили в тюрьму «Ривербенд» за несколько иную форму отравы: в его компьютере обнаружили больше сотни снимков несовершеннолетних, участвовавших в сексуальных актах.
Лидия склонила голову набок и прищурилась.
– Диллард Эрли? Да, это имя кажется мне знакомым. Отвечая на твой вопрос: конечно, да, мы будем полтора часа ехать в Нэшвилл именно для того, чтобы пойти в торговый центр и купить тебе точно такое же тряпье, в котором Тайсон Рид, Логан Уокер, Хантер Генри, их невыносимые девчонки и все-все их кошмарные дружки явятся в школу в первый учебный день.
– Я просто задал вопрос…
Она подняла палец:
– Глупый вопрос.
– Глупый вопрос.
– Спасибо.
Взгляд Дилла скользнул по рукам Лидии, лежавшим на руле: изящным, с длинными тонкими пальцами, алыми ногтями и множеством колец. Остальные части ее тела также нельзя было обвинить в отсутствии изящности, но пальцы были категорически, вызывающе изящны. Диллу нравилось наблюдать за Лидией: как она ведет машину, как печатает – да и вообще за всем, что она делает руками.
– Ты позвонила Трэвису, предупредила, что опаздываешь?
– А тебе я позвонила? – Она прошла поворот на скорости, так, что взвизгнули шины.
– Нет.
– Думаешь, для него мое опоздание станет неожиданностью?
– Ни в коем случае.
Августовский воздух был белесовато-парным. Дилл уже слышал этих жуков, как бы они ни назывались, тех, что жарким летним утром издают стрекочущий гул, будто возвещая о том, что днем станет еще жарче. Не цикады, нет, это вряд ли… Жуки-трескуны – это название показалось ему подходящим.
– С чем мне сегодня предстоит иметь дело? – спросила Лидия. Дилл бросил на нее непонимающий взгляд. Она подняла руку и, собрав три пальца в щепотку, потерла их друг о друга. – Ну давай же, приятель, не томи.
– А, пятьдесят баксов. Сработаемся?
Она фыркнула.
– Ну разумеется.
– Ладно, только никаких нелепых прикидов.
Лидия снова протянула ему руку для рукопожатия – более настойчиво, с усилием, как каратист, разрубающий доску ребром ладони.
– Нет, я серьезно, мы знакомы? Скажи еще раз: как тебя зовут?
Дилл снова пожал ей руку. Любой предлог хорош.
– Ты сегодня в настроении.
– Я в настроении для того, чтобы мои заслуги оценили по достоинству. Мне не много нужно. Смотри не избалуй меня.
– Даже не мечтаю.
– За последнюю пару лет, когда я выбирала для тебя вещи в школу, ты хоть раз выглядел нелепо по моей вине?
– Нет. То есть мне, конечно, и за внешний вид доставалось, но, уверен: что бы я ни надел – ничего бы не изменилось.
– Вот именно. Потому что в нашей школе учатся люди, которые стильную вещь в упор не разглядят. Я придумала тебе образ в духе провинциальной американы: рубашки в стиле вестерн с перламутровыми кнопками, деним, классические, мужественные, канонические штрихи. В нашей школе все отчаянно пытаются выглядеть так, будто живут не в Форрествилле, а мы с тобой признáем и обыграем твою типично южную провинциальность, что-то на стыке Таунса Ван Зандта 1970-х и Райана Адамса той поры, когда он еще был в группе Whiskeytown.
– Так ты, значит, все продумала. – Диллу нравилось осознавать, что Лидия о нем думала, даже если только как о разодетом манекене.
– А ты меньшего ожидал?
Дилл вдохнул аромат, витавший в салоне машины. Ванильный освежитель воздуха в сочетании с запахом картошки фри, лосьона с нотками жасмина, цитруса и имбиря и нагретой солнцем декоративной косметики. Они уже почти подъехали к дому Трэвиса. Он жил недалеко от Дилла. Остановившись на перекрестке, Лидия сделала селфи, а потом протянула телефон Диллу.
– Теперь ты меня сфоткай.
– Уверена? Твои фанаты могут подумать, что у тебя есть друзья.
– Очень смешно. Просто сделай это, а об остальном я сама позабочусь.
Проехав еще пару кварталов, они остановились у выкрашенного в белый цвет дома Бохэннонов, обшарпанного, со старой железной крышей. На переднем крыльце были сложены дрова. На гравийной подъездной дорожке потел отец Трэвиса: менял свечи зажигания в своем пикапе, на боку которого красовалось название семейного бизнеса: «Пиломатериалы Бохэннонов». Метнув на Дилла и Лидию угрюмый взгляд, он поднес сложенную рупором ладонь ко рту и крикнул:
– Трэвис, у тебя гости! – чем избавил Лидию от необходимости нажимать на гудок.
– Паппи Бохэннон, судя по всему, тоже сегодня не в настроении, – заметила Лидия.
– Послушать Трэвиса, так у Паппи Бохэннона настроение всегда одинаковое. Оно называется сволочным, и лечению это не поддается.
Через несколько секунд из дома, переваливаясь, вышел Трэвис, или, скорее, вылез. Как там говорят о медведях? Все его 198 сантиметров роста и 113 килограммов веса. Его растрепанные вьющиеся рыжие волосы и неравномерно отросшая подростковая бородка еще не высохли после душа. Он, как всегда, был в черных рабочих ботинках, черных джинсах фирмы Wrangler и мешковатой черной рубашке, застегнутой на все пуговицы. На шее у него красовалось безвкусное ожерелье с оловянным драконом, сжимающим в лапах фиолетовый кристалл, – памятный сувенир с какого-то фестиваля с тематикой эпохи Возрождения. Трэвис никогда его не снимал. А в руках он держал книгу в мягком переплете, с загнутыми уголками. Это был один из томов серии «Кровавые распри» – его неизменный аксессуар.
На полпути к машине Трэвис остановился, поднял палец вверх, а потом развернулся и, едва не запнувшись, побежал обратно к дому. Лидия, наклонившись вперед и положив обе руки на руль, посмотрела ему вслед.
– О, нет, дубинка, – пробормотала она. – Он забыл ее.
Дилл со стоном поднес руку к лицу.
– Ага, дубинка.
– Деревянная дубина, – произнесла Лидия высокопарным средневековым голосом.
– Волшебная дубина королей, лордов, магов и эльфов… или кого там еще.
Трэвис снова вышел из дома – с дубинкой, на которой были неуклюже вырезаны символы и лица. Отец как будто с упреком посмотрел на него и, покачав головой, вернулся к своей работе. Трэвис открыл дверцу автомобиля.
– Всем привет.
– Дубинка? Ты серьезно? – сказала Лидия.
– Я же всегда беру ее с собой в поездки. Да и вдруг она пригодится нам для защиты? Нэшвилл – место опасное.
– Точно, – произнесла Лидия, – но по нему не разгуливают бандиты с дубинками. У бандитов уже давно есть пистолеты. А пистолет победит дубинку в игре «пистолет – дубина – ножницы».
– Сильно сомневаюсь, что в Нэшвилле нам придется сражаться на дубинках, – добавил Дилл.
– Но она мне нравится, и мне спокойно, когда она со мной.
Закатив глаза, Лидия воткнула передачу.
– О господи. Ладно, парни, за дело. Это последний раз, когда мы едем вместе за шмотками к школе, и слава богу.
Услышав эти слова, Дилл понял, что страх, поселившийся у него внутри, в ближайшее время отступать не собирается, а может, вообще никогда. Последнее унижение? Из этого не выйдет даже хорошей песни.
2
Лидия
Вдали показался Нэшвилл. Очертания зданий вырисовывались на фоне неба. Лидии нравился этот город. Университет Вандербильта в Нэшвилле числился в составленном ею списке вузов: не в самом верху, но все же. При мысли об учебных заведениях у нее поднималось настроение – как бывало и тогда, когда она оказывалась в большом городе. В целом сегодня, накануне первого учебного дня, она чувствовала себя намного счастливее, чем в прошлые годы. Можно было только догадываться, какие эмоции она будет испытывать перед началом следующего учебного года – уже в университете.
Когда они въезжали в Нэшвилл, Дилл смотрел в окно. Чуть раньше Лидия вручила ему свой фотоаппарат и назначила его экспедиционным фотографом, но он забыл, что нужно делать снимки. Как обычно, он сидел с отсутствующим, меланхоличным видом. Однако сегодня все было несколько иначе. Лидия понимала, что поездки в Нэшвилл вызывают у Дилла смешанные чувства из-за отца, и сознательно старалась выбрать путь, отличный от того, которым он обычно ездил к отцу в тюрьму. Она немало времени потратила на планирование маршрута в Google Maps, но все было тщетно: из Форрествилла в Нэшвилл вело не так много дорог.
Возможно, Дилл рассматривал строения, мимо которых они проезжали. Домов настолько обшарпанных и тесных, как его собственный, в Нэшвилле, казалось, не существовало даже в самых захудалых районах, по крайней мере, там, где они ехали. А может, он размышлял о музыке, которая текла по венам этого города, или что-то другое всецело захватило его мысли. От него всего можно было ожидать.
– Эй, – осторожно окликнула его Лидия.
Вздрогнув, Дилл повернулся.
– «Эй» что?
– Ничего, просто «эй». Ты что-то притих.
– Мне сегодня не особо хочется разговаривать. Задумался.
Они пересекли реку и въехали в восточную часть Нэшвилла. Миновав несколько кофеен и ресторанов, Лидия припарковалась у восстановленного одноэтажного домика в стиле «искусства и ремесла»[1]. На вывеске краской была сделана надпись «Чердак».
Трэвис потянулся за дубинкой.
Лидия предостерегающе подняла палец.
– Не надо.
Они вошли в магазин, но только после того, как Дилл – по просьбе Лидии – сделал два снимка. На первом она стояла рядом с вывеской, на втором – облокотившись на широкие перила крыльца.
В магазине пахло старой кожей, шерстью и джинсовой тканью. Урчал кондиционер, выдувая прохладный воздух с отдушкой плесени. Из невидимых глазу динамиков звучала песня группы Fleetwood Mac.
Деревянный пол скрипнул под их ногами. Миловидная блондинка богемного вида лет двадцати с небольшим сидела за прилавком-витриной, где были разложены украшения ручной работы, и внимательно смотрела на экран своего ноутбука. Отдельные прядки ее волос были выкрашены в клубничный цвет. Она подняла глаза на вошедших.
– Ух ты, мне нравится ваш образ, – сказала она, обращаясь к Лидии. – Просто огонь!
Лидия сделала реверанс.
– Ну спасибо, мадам хозяйка. А мне – ваш.
Лидия бросила на Дилла взгляд, в котором ясно читалось: попробуй найди такое отношение в дурацком торговом центре.
– Ищете что-то конкретное?
Лидия схватила Дилла под руку и потянула вперед.
– Подходящую одежду, классный прикид, чтобы по этому парню пускали слюни все женщины в районе плато Камберленд, штат Теннесси.
Дилл отвел взгляд и произнес сквозь сжатые зубы:
– Лидия, может, сначала просто примерим что-нибудь?
Девушка за прилавком ахнула.
– Меня родители тоже хотели назвать Лидией, а остановились на Эйприл.
– Ведите нас к вещам, мисс Эйприл, – сказала Лидия. – Я смотрю, коллекция у вас что надо.
Дилл то и дело удалялся в примерочную, а Трэвис сидел на скрипучем деревянном полу и читал книгу, полностью отрешившись от происходящего. Лидия была в своей стихии: она редко бывала счастливее, чем в те моменты, когда подбирала для Дилла одежду. Ее маленький благотворительный модный проект.
Она протянула Диллу очередную рубашку.
– Нам нужна какая-нибудь специальная песня для примерки: «Let's Hear It for the Boy» или что-то подобное. И в какой-то момент ты такой выходишь из примерочной в костюме гориллы или типа того, а я тут же отрицательно качаю головой.
Дилл надел рубашку, застегнул пуговицы и повернулся к зеркалу.
– Ты смотришь чересчур много старых фильмов.
Наконец они отобрали стопку рубашек, джинсы, джинсовую куртку, отороченную овечьим мехом, и сапоги.
– Мне нравится подбирать для тебя винтажную одежду, Дилл. У тебя фигура как у рок-звезд семидесятых. На тебе все сидит хорошо.
Пометка на будущее: у всех моих университетских бойфрендов должна быть фигура как у Дилла. На парне с таким телом все отлично сидит. Вообще-то, на парне с таким телом и сидеть наверняка тоже… в общем, да, одежда сидит на нем отлично.
– У меня не хватит на это денег, – произнес Дилл едва слышно.
Лидия похлопала его по щеке.
– Расслабься.
Эйприл пробила вещи: тридцать долларов за три рубашки, еще тридцать – за куртку, сорок – за сапоги, двадцать – за две пары джинсов – всего сто двадцать долларов.
Лидия облокотилась на прилавок.
– Ладно, Эйприл, давай так. Будет здорово, если ты отдашь нам все это за пятьдесят баксов, а я обещаю, что ты об этом не пожалеешь.
Эйприл сочувственно наклонила голову.
– Ах, солнце, жаль, но не могу. Хотя вот что: я скину до сотни – это цена для друзей, потому что я бы с радостью с тобой подружилась.
Лидия перегнулась через прилавок, жестом показав на ее ноутбук.
– Можно мне?
– Конечно.
Лидия набрала в браузере название сайта – Dollywould – и стала ждать, пока загрузится страница. Потом развернула компьютер к Эйприл.
– Заходила сюда когда-нибудь?
Эйприл, прищурившись, посмотрела на экран.
– Ага… что-то знакомое. Скорее всего, заходила. Не здесь случайно была статья о лучших винтажных магазинах в Теннесси?
– Здесь.
Эйприл прокрутила страницу.
– Ну да, заходила. Статья была классная.
– Спасибо.
– Погоди, так это ты ее написала?
– Ее и все остальные статьи на Dollywould. Это мой сайт.
У Эйприл открылся рот.
– Не может быть. Ты серьезно?
– Ага.
– Сколько тебе… восемнадцать?
– Семнадцать.
– Где же ты была, когда я училась в старших классах?
– В Форрествилле, Теннесси, мечтала стать похожей на тебя. Как ты рекламируешь свой магазин?
– В основном посредством сарафанного радио. У меня небольшой бюджет на продвижение. Иногда, если прибыль за месяц нормальная, даю рекламу в Nashville Scene.
– Что если я подробно расскажу о твоем магазине на Dollywould, а ты сделаешь нам скидку на эти вещи?
Эйприл забарабанила пальцами по прилавку.
– Не знаю даже.
Пока Эйприл раздумывала, Лидия вытащила свой телефон и принялась что-то печатать. Потом положила телефон на прилавок, отошла назад и широко улыбнулась, скрестив руки на груди. Ее телефон почти сразу же начал вибрировать и издавать звуковые сигналы.
– Что там? Что ты сделала? – спросила Эйприл.
– Решила дать тебе некоторое представление о том, что я предлагаю. Ты есть в Twitter?
– У моего магазина имеется аккаунт.
– Я написала твит для своих ста двух тысяч шестисот семидесяти восьми читателей о том, что в настоящий момент стою в лучшем винтажном магазине штата Теннесси, и порекомендовала им тоже сюда заглянуть.
– Bay. Спасибо, я…
Лидия подняла палец и снова взялась за телефон.
– Подожди-ка. Давай посмотрим, что у нас тут. Та-ак, семьдесят пять лайков, пятьдесят три ретвита. «Спасибо за совет, обязательно загляну… Всегда доверяю твоему вкусу… Нужно сгонять в Нэшвилл, может, встретимся и устроим совместный шопинг?..»
– А если…
Лидия снова подняла палец кверху.
– О-о-о, вот это шикарно. Сандра Чен-Либовиц. Это имя, вероятно, ни о чем тебе не говорит, но она – заместитель директора отдела моды в Cosmo. Посмотрим, что она написала… «Отличная рекомендация, я как раз делаю обзор по Нэшвиллу. Спасибо!» Так что твой магазин, скорее всего, попадет на страницы журнала. Я тебя убедила?
Эйприл еще секунду смотрела на Лидию, потом с усмешкой вскинула руки вверх.
– Ладно, ладно. Твоя взяла.
– Наша. Наша взяла.
– Так ты наверняка самая крутая девчонка в школе, я права?
Лидия рассмеялась, и Дилл с Трэвисом засмеялись следом.
– Господи, да, я самая крутая. Но самая ли популярная? Просто скажу, что моя известность в интернете мало влияет на мой имидж среди одноклассников.
– Это имидж с несколько негативной окраской, – добавил Дилл.
– Да, он прав. Что можно сказать о репутации девушки в школе, если у нее есть свое мнение по любому вопросу и она привыкла выражать его вслух?
– Что ж, я под впечатлением, – сказала Эйприл.
– Чудесно. А теперь, пока ты рассчитываешь моего друга, я, пожалуй, прикину, как мне лучше всего потратить здесь свои три сотни долларов.
– А как насчет тебя? – обратилась Эйприл к Трэвису. – Не уверена, что у нас тут много чего есть для такого высокого парня, но что-то, возможно, найдется.
Трэвис залился краской и, подняв глаза, кривовато улыбнулся.
– О нет, спасибо, мэм. Я каждый день ношу практически одно и то же, чтобы не тратить на это время.
Эйприл с Лидией переглянулись. Лидия покачала головой, и на лице Эйприл отразилось понимание.
* * *
Лидия без труда нашла, на что потратить свои деньги. Прежде чем уйти, она попросила Дилла сфотографировать ее в новых нарядах. Они сделали около пятидесяти снимков, на которых она по-разному сочетала вещи, а потом еще около двадцати совместных кадров Лидии с Эйприл. Девушки обменялись номерами телефонов и договорились держать связь.
Не успели друзья выйти на улицу, как их кожа покрылась пленкой пота. На улице было не меньше 35 градусов. Послеобеденное солнце палило нещадно.
Гул цикад напоминал биение сердца на ультразвуковом аппарате.
Лидия жестом подозвала друзей.
– Давайте сделаем пару фоток вместе. Наша последняя школьная поездка в Нэшвилл.
Дилл выдавил из себя улыбку.
– Ну давай, приятель, ты можешь и лучше, – сказала ему Лидия.
Он попытался снова – безрезультатно.
– Слушай, Лидия, можешь сфотографировать меня с дубинкой? – обратился к ней Трэвис.
Лидия была в полном восторге от удачной сделки для Дилла, своих собственных обновок и новоиспеченной стильной подруги. И тем не менее последовательности ради притворилась раздраженной.
– О, ладно, валяй, неси дубину.
Трэвис ломанулся к машине, взял дубинку и, вернувшись, принял мрачный, отрешенный вид.
– Давай.
Лидия сделала несколько снимков. Трэвис менял позу: оперся на дубинку, потом замахнулся ею, будто для удара.
– Только сфоткай меня так, чтобы было видно ожерелье с драконом.
– Чувак, я не новичок в этом деле и умею акцентировать внимание на аксессуарах.
Когда она закончила фотографировать, Трэвис подошел к ней, чтобы посмотреть на получившиеся кадры. Его лицо осветила широкая, детская улыбка. От него пахло потом, а одежда отдавала прелым запашком, словно очень долго пролежала в стиральной машине, прежде чем ее достали сушиться.
– А я хорошо смотрюсь, – пробормотал он, – прямо как Рэйнар Нортбрук из «Кровавых распрей».
Дилл, вытянувшись, заглянул в телефон.
– О, да на этих снимках черным по белому написано: «Рэйнар Нортбрук», – пошутил он.
Лидия хлопнула в ладоши.
– Джентльмены, я хочу есть. Поехали в Panera.
– Там слишком пафосно. Я хочу в Krystal, – сказал Трэвис.
– Ну, нет.
– Да брось, ты же музыку по дороге выбираешь.
– В Форрествилле есть Krystal, a Panera нет. Мы не для того сюда столько ехали, чтобы поесть в тупом Krystal и заработать себе ту же диарею, что и в Форрествилле.
– Пусть Дилл выберет. Он разрешит наш спор.
Дилл все это время смотрел куда-то в пустоту.
– Я… не голоден. Поем дома.
– Это неважно, – сказал Трэвис, – проголосовать-то ты можешь.
– Проголосуешь за Krystal – пойдешь домой пешком, – заявила Лидия.
– Тогда мой голос за Panera, – сказал Дилл и искренне улыбнулся.
В конечном счете для Трэвиса они купили еду в Krystal.
Американский архитектурный стиль начала XX в.
3
Дилл
Дилл очень надеялся, что на обратном пути, когда он спросит, могут ли они заехать в тюрьму, Лидия скажет, что ей нужно домой и у нее нет времени ждать, пока он пообщается с отцом. Но нет.
Тюрьма «Ривербенд» располагалась в обманчиво красивой, живописной части Нэшвилла. Массивные бежевые строения с узкими окнами стояли в окружении гряды холмов и роскошных лесных насаждений.
– Я ненадолго. Вы же знаете: терпеть не могу это место, – сказал Дилл, выбираясь из машины.
Лидия что-то печатала на своем телефоне.
– Не волнуйся, приятель. Я пока начну писать пост для блога, про возвращение в школу.
Трэвис молча поднес книгу поближе к лицу.
– Вообще-то, ребят, вы должны были сказать, что спешите домой, – пробурчал Дилл.
– Ой, ладно, – сказала Лидия, не поднимая глаз. – Давай, Дилл, побыстрее там, а то меня посадят под домашний арест или высекут.
– Ага, поторопись, – добавил Трэвис. – Я хочу поскорее вернуться домой и потусить с папашей, а не читать здесь свою любимую книгу.
Дилл смущенно улыбнулся и показал им средний палец. Потом, глубоко вздохнув, направился ко входу в главное здание, прошел через пост охраны и отметился в журнале. Охранники отвели его в комнату для посещений. Все в ней выглядело совсем не так, как показывают по телевизору. Здесь не было прозрачных разделителей и телефонных трубок. Только большое помещение с круглыми столами, у каждого из которых стояло по два-три стула, и несколько торговых автоматов. Эта комната напоминала школьную столовую, и пребывание здесь доставляло ему ровно столько же удовольствия. Воздух казался спертым, прохлада была едва ощутимой: в здании определенно имелась система кондиционирования, но в силу каких-то финансовых или моральных ограничений ею не пользовались должным образом. В помещении дежурило несколько охранников.
Дилл был единственным посетителем. Он сел за стол и принялся барабанить по нему пальцами. Ноги его тоже постоянно подпрыгивали. Скорее бы покончить с этим.
Тут дверь открылась, и в комнату в сопровождении охранника вошел Диллард Эрли-старший. Дилл повернулся и встал.
Его отец был высоким и худым, даже костлявым. У него были глубоко посаженные темные глаза, подкрученные вверх длинные усы и длинные грязные черные волосы, испещренные сединой и собранные в хвост. При каждой новой встрече Дилл отмечал про себя, что отец стал еще жестче, коварнее, нелюдимее, изворотливее. Тюрьма обтесывала его, лишая тех немногих крупиц мягкости и кротости, которыми он прежде обладал. Отец был почти на десять лет старше матери Дилла, но выглядел старше на все двадцать.
На нем были темно-синие джинсовые штаны и светло-голубая грубая рубаха с номером на груди и надписью tdoc на спине.
Отец неторопливо подошел к нему настороженной походкой хищника.
– Здравствуй, младший.
Дилл ненавидел, когда его называли младшим.
С секунду они стояли и смотрели друг на друга. Объятия и прикосновения здесь были запрещены. Сидя по другую сторону стола, Дилл чувствовал исходивший от отца запах. Не то чтобы плохой, но очень острый, отчетливый, первобытный дух. Так пахнут давно немытые кожа и волосы.
Они сели. Отец Дилла положил руки на стол. На костяшках пальцев одной руки у него было вытатуировано слово «Марк», а другой – «16:18». Вот такой поворот. И не к лучшему. Не самое обнадеживающее зрелище – замечать за ним все новые странности.
Дилл старался говорить непринужденно.
– Привет, пап. Ты, похоже, татуировки сделал.
Отец посмотрел на свои руки так, словно услышал об этом впервые.
– Да, сделал. Мне здесь не дают практиковать мои обряды, поэтому теперь я ношу знаки веры на собственной коже. Этого им у меня не отнять.
Похоже, ты неплохо справляешься. Все думали, что в тюрьме отцу придется непросто, учитывая, за что его посадили. Но они недооценивали отцовскую харизму. По всей вероятности, если можешь убедить людей брать в руки змей и пить яд, то вполне способен найти себе защиту от тех, кого отец называл «содомитами».
Они сидели друг против друга. Повисла неловкая пауза.
– Ну… как ты тут? – спросил Дилл.
– Живу одним днем, хвала Иисусу.
– Тебя… нормально кормят? – Поддерживать разговор было непросто. В тюрьме даже погода не являлась предметом обоюдного интереса.
– У меня есть все, что нужно. Как дела у тебя и у твоей матери?
– Пытаемся свести концы с концами. Работаем изо всех сил.
В его пристальном взгляде блеснул странный огонек, отчего Дилл ощутил темноту внутри.
– Рад слышать. Работайте, расплатитесь с долгами, чтобы я мог заново отстроить свой приход, когда выйду на свободу. Возможно, ты ко мне присоединишься, если к тому времени укрепишься в вере.
Дилл поежился.
– Да, возможно. Кстати, завтра в школу.
Поставив локти на стол, отец сплел пальцы, словно в молитве.
– Сейчас та самая пора, не так ли? И как же ты проведешь этот учебный год? Будешь ли служить Христу и говорить со своими сверстниками о Спасении и знамениях? Будешь ли за меня делать то, чего я сейчас делать не могу?
Дилл снова поерзал на стуле и отвел взгляд. Ему не нравилось смотреть отцу в глаза. Отец мог одним взглядом убедить человека совершить нечто опасное.
– Я… мне кажется, моих одноклассников мало волнует, что я говорю.
Прекрасно. Лишнее напоминание о том, как я непопулярен в школе, а заодно и повод разочаровать отца. Два в одном. Эти поездки в тюрьму – сущая радость.
Отец подвинулся к Диллу, впившись в него взглядом, и заговорщическим голосом произнес:
– Тогда не говори, а пой. Используй голос, который даровал тебе Господь. Задействуй руки, которые Господь наделил умением играть на струнах. Распространяй Слово Божие через песню. Молодежь любит музыку.
Дилл подавил горькую усмешку.
– Да… только не о змеях и тому подобном. Такая музыка не очень популярна.
– Святой Дух пробудится в них точно так же, как пробуждался в наших прихожанах, когда ты пел и играл перед ними. А к тому времени, как я выйду отсюда, число прихожан увеличится в десять раз.
А что если я просто попытаюсь пережить этот последний учебный год? Не буду делать ничего, что даст им лишний повод меня унизить?
– Послушай, пап, из-за твоего… нашего… положения… мне довольно сложно говорить со своими одноклассниками о таких вещах. Им совершенно не хочется все это слушать, понимаешь?
Отец фыркнул.
– Так, значит, мы уступим козням Люцифера и позволим ему погубить нашу миссию? Отдадим ему победу без возражений?
– Нет, я… я не… – тут Дилл вдруг осознал, насколько абсурдна эта ситуация: человек, сидящий в тюрьме, заставлял его, Дилла, чувствовать себя никчемным. Он даже не смог завершить мысль.
– Помнишь, как ты писал псалмы и пел их вместе с церковной группой? Помнишь это?
– Ага, наверное. Да.
Отец откинулся на спинку стула, отвел взгляд и едва заметно покачал головой.
– Это были прекрасные песни. – Он снова посмотрел на Дилла. – Спой мне.
– В смысле – прямо здесь? Сейчас? – Дилл искал подтверждения тому, что отец шутит. Это было бы в высшей степени редким явлением, и все же.
– Да. Ту, которую ты написал. «И Христос освободит нас».
– У меня нет с собой гитары. К тому же разве это не будет выглядеть… слегка странно? – Дилл кивнул в сторону охранников, которые со скучающим видом переговаривались о чем-то между собой.
Отец повернулся к ним. Его глаза заблестели.
– А ты думаешь, они и без того не считают нас странными?
Верно подмечено. Дилл покраснел. Как если бы с кожи сорвали пластырь. Он поспешно и тихо напел отцу духовную песню. Краем глаза он заметил, что охранники перестали разговаривать и обратили все свое внимание на них.
– Еще, – сказал отец, аплодируя. – Давай новую.
– Я… толком ничего и не писал в последнее время.
– Ты забросил музыку?
– Не совсем. Просто сейчас пишу… немного о другом.
Отец помрачнел.
– О другом. Господь не для того наделил тебя даром петь, чтобы ты восхвалял людей и блуд.
– Я не пишу про блуд. У меня нет ни одной песни про блуд.
Отец наставил на него палец.
– Запомни вот что: Христос – это путь, единственный путь, твой путь к спасению. А музыка – это твой путь к Богу. Моим путем к Богу стало провозглашение знамений веры. Если мы потеряем свой путь к Богу, то лишимся пути к спасению, своей награды в вечности. Понимаешь?
– Ага, понимаю. – Когда Дилл разговаривал с отцом, у него возникало такое чувство, словно он говорит с наделенной разумом кирпичной стеной, которой откуда-то известно про Бога. – Ну ладно, мне пора.
Отец еще больше помрачнел.
– Ты же только пришел. Ты что, проделал этот путь ради того, чтобы побыть здесь пару минут, а потом снова вернуться домой?
– Нет, меня подбросили друзья. Они ездили в Нэшвилл за вещами для школы. Сейчас они на парковке, а там очень жарко. Спасибо им и на том, что согласились подождать меня.
Отец шумно выдохнул и поднялся.
– Ну, тогда тебе лучше вернуться к ним. До свидания, младший. Передай своей матери пламенный привет и скажи, что я ей скоро напишу.
Дилл тоже встал.
– Передам.
– Передай, что я получаю ее письма.
– Ладно.
– Когда мы увидимся?
– Точно не знаю.
– Тогда увидимся, когда Господь того пожелает. Иди с Богом, сын.
Отец Дилла сжал руки в кулаки и, подняв их, свел вместе: Марк, 16:18 – потом развернулся и пошел прочь.
* * *
Выйдя из тюрьмы, Дилл перевел дух. Он почти не дышал там, словно для того, чтобы не вдохнуть ненароком неведомый вирус, бродивший среди заключенных. Избавившись от страха перед встречей с отцом, он почувствовал себя лучше – но ненамного. Внутри по-прежнему жил тот, первоначальный, страх, поселившийся в нем еще утром.
Он подошел к машине. Лидия как раз объясняла Трэвису, сколько калорий нужно было бы потреблять дракону ежедневно, чтобы он мог дышать пламенем. Ее аргументы, судя по всему, казались ему неубедительными.
Подняв взгляд, она увидела Дилла.
– О, слава богу. – Она завела машину. – Ну что, как твой папа?
– Странный, – произнес Дилл. – Он реально странный.
– А… – начал было Трэвис.
– Если честно, мне не хочется об этом говорить.
– Блин, ну ладно.
– Извини, я не хотел показаться грубым, – сказал Дилл. – Просто… давайте просто поедем домой.
На обратном пути друзья в основном молчали. Трэвис читал книгу. Лидия включила микс Nick Cave & The Bad Seeds/Gun Club и отбивала пальцами ритм на руле. Она по-прежнему была в прекрасном расположении духа. Почему нет? Она чудесно провела день.
Дилл смотрел в окно на деревья, обрамлявшие дорогу. На фоне сплошной зеленой стены на обочине время от времени попадались самодельные кресты – в память о тех, чей путь здесь оборвался. Вдали кружили три стервятника, взмывая выше на восходящих потоках воздуха. Дилл старался запечатлеть в памяти оставшиеся минуты этой поездки.
Последний школьный шопинг. Конец маленького кусочка моей жизни. А я ведь даже не успел насладиться им как следует из-за своего безумного папаши, который с каждым днем становится только безумнее.
Краем глаза он наблюдал за тем, как Лидия ведет машину, за уголками ее губ, как они изгибались кверху в практически перманентной ухмылке, как почти неуловимо шевелились ее губы, неосознанно вторя словам песни.
Запомни это. Напиши на самодельном кресте и воткни его в свое сердце – в память об окончании всего этого.
Когда они въехали в Форрествилл, тени уже были длинными и свет словно лился сквозь графин сладкого чая. Первым они высадили Трэвиса.
Он выпрыгнул наружу, а потом, положив ладонь на крышу, заглянул в салон.
– Еще один год, ребят. Увидимся завтра?
– К сожалению, да, – произнес Дилл.
Трэвис неспешно направился к дому. Дойдя до крыльца, повернулся и еще раз помахал, подняв кверху свою дубинку.
Лидия нажала на газ.
– Я не спешу домой, – сказал Дилл.
– Привычка.
– Не хочешь поехать в парк Бертрам и посмотреть на поезда, пока не стемнело?
– Я бы с радостью, но в ближайшие несколько месяцев мне придется посвящать больше времени своему блогу. Я буду ссылаться на него в заявлении о поступлении в вузы, так что контент должен быть качественный.
– Да ладно тебе.
– Слушай, было бы весело посмотреть на поезда, хотя это ужасно скучное занятие, но нет.
Они подъехали к дому Дилла. Он немного посидел не шевелясь, а потом повернулся к Лидии.
– Значит, в этом году тебе будет не до нас?
На лице Лидии отразился протест. Ее взгляд стал жестким, а восторг от поездки вмиг улетучился.
– Прости, я что-то была невнимательна: а что мы делали последние несколько часов? Ой, точно.
– Я не про это, не про сегодня – в целом. Вот таким будет этот год?
– Э-э-э, нет, чувак. Это мой вопрос. Вот таким будет этот год? Ты будешь не понимать меня и вести себя странно, когда мне придется делать то, что я должна?
– Нет.
– Не слишком многообещающее начало.
– Понял: ты будешь занята. Ладно.
– А ты будешь намеренно неразговорчив и, может, даже немного себе на уме.
– У меня много чего на уме.
– Я серьезно, Дилл. Прошу тебя, не будь таким мерзким, когда у меня дела.
– Я не мерзкий.
– Есть немного.
– Прости.
Они еще с минуту смотрели друг на друга, словно оставляли возможность озвучить еще какие-то претензии или жалобы. Лицо Лидии смягчилось.
– Говоря о другом, половинка моего салата из Panera – так себе обед.
– Я в порядке.
– Уверен?
– Ага.
– Ладно, мне пора. Друзья? – Она потянулась к нему и обняла на прощание.
Дилл еще раз вдохнул ее аромат, словно желая унести его с собой, вместе со своей новой одеждой.
– Спасибо тебе. Не хотел показаться неблагодарным.
– Хорошо, потому что у меня для тебя кое-что есть. – Она вытащила из центральной консоли диск с надписью, сделанной черным маркером: Joy Division/New Order. – Это то, что мы слушали по дороге в Нэшвилл. Я подумала, ты захочешь, чтобы я записала тебе такой.
Дилл постучал по диску подушечками пальцев.
– Ты права. Спасибо.
– И ты просто обязан знать, что «Love Will Tear Us Apart» – моя любимейшая песня на свете.
– Приму к сведению.
– Завтра в семь пятнадцать.
Он показал большой палец.
– Буду ждать.
Дилл вышел из машины и направился к своему дому. Поднявшись по растрескавшимся бетонным ступеням на крыльцо, взялся за ручку двери, но потом решил, что это не лучшая идея: к чему сидеть в мрачном доме дотемна? Он положил диск и пакеты с одеждой на ступени, а сам сел рядом и стал смотреть на табличку у церкви.
«Нет покоя, нет покоя. Нет покоя, нет покоя».
4
Трэвис
Всякий раз, когда Рэйнар Нортбрук возвращался с охоты, ему радостно было видеть зубчатые стены Нортхоума. Он не многого хотел – лишь усесться рядом с пылающим огнем, растопить усталость за фляжкой медового напитка да побеседовать о покоренных землях и красивых женщинах с начальником караула. Это желание жило в нем до тех пор, пока он не посмотрел вниз с самой высокой башни и не увидел Рэнда Алластейра с его свирепой армией проклятых, которые приближались к его стенам, собираясь начать осаду…
Войдя в дом, Трэвис увидел отца. Тот сидел перед телевизором, положив ноги на кофейный столик, и допивал банку пива Budweiser. На экране шел матч «Брейвс» против «Кардиналс». На коленях у него стояла тарелка с засохшими костями от куриных крылышек. Глаза у него были красные, взгляд – осоловелый.
Не отрывая глаз от экрана, отец спросил:
– Где был?
– В Нэшвилле, с Лидией и Диллом. Они ездили за вещами для школы. Я тебе говорил.
Рыгнув, отец смял банку из-под пива, швырнул ее в кучу таких же смятых банок и взял новую из редеющей груды непочатых.
– Купил себе новую одежду? А то ты похож на Дракулу.
Он открыл пиво.
– Нет, мне нравится эта.
Отец издал смешок.
– Да ясен пень, читаешь все это дерьмо о магах и феях.
– Клинт, дорогой, прошу тебя, не ругайся, – из кухни послышался голос мамы Трэвиса, кроткой и такой же рыжеволосой, как и он. Как у столь крошечной женщины родился Трэвис – было загадкой. Вообще-то, не меньшей загадкой было и то, как Трэвис появился у такого человека, как его отец.
– Это мой дом. Хочу и буду, черт возьми, ругаться, – отозвался отец.
– Что ж, очень жаль. Трэвис, ты голодный? Ужинать будешь?
– Нет, мэм. – Трэвис направился было в свою комнату.
– А ну стой. Разговор еще не закончен.
Трэвис повернулся.
– Завтра в школу, – сказал отец.
– Да.
– Я рассказывал тебе, что в старшем классе я был квотербеком? Сделал голевой пас, когда мы играли с командой Атенса в полуфинале. Мэтт тоже был квотербеком.
– Да, рассказывал пару раз. – Трэвис почувствовал острую боль при упоминании о своем погибшем брате. Мэтт всегда садился с ним вечером накануне первого учебного дня и давал небольшое напутствие: объяснял, как общаться с девочками, как не давать себя в обиду, как быть лидером, а не последователем. А вот это, отцовское, напутствие Трэвису выслушивать совсем не хотелось.
– Собираешься провести последний учебный год с членом в руке?
– Нет, сэр. В штанах, как обычно.
– Шутить изволишь?
– Нет, сэр. – Трэвис подался в сторону своей комнаты.
Но отец не закончил.
– Так что ты собираешься делать?
– Ходить на занятия, получать хорошие оценки, окончить школу – учиться, наверное
