Первый мой наставник дон Эстебан Трайта [10] в течение целого года твердил мне, что Бога нет. При этом безапелляционно добавлял, что религия — «бабье занятие».
Каждый вправе быть своим арбитром, оставаться или стать тем, кем ему заблагорассудится, — педерастом или копрофагом [47], добродетельным или аскетическим в проявлении своих пищеварительно-кишечных или фосфенных упоений.
десерт я прошу подать мне финики, съедаю их и, прежде чем омыть пальцы в чашке, легонько провожу ими по усам. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы усы стояли торчком.
По примеру Блаженного Августина [30], распутника, погрязшего в разврате, в оргиях, который молил Бога ниспослать ему веру, я обращался к Небесам, но при этом добавлял: «Только не сразу, не сейчас.
Критика — высокое искусство. Только гении достойны быть критиками. Единственный человек, который смог бы написать памфлет на критику, — я, ибо я изобретатель параноидально-критического метода. И я его написал [193]. Н
