Чем объяснялась ее униженность во время медового месяца, это суетливое желание потакать, стараться не обидеть, как не страхом? Это была любовь, смешанная со страхом, страхом, что тебе причинят боль, что ты не можешь до конца поверить, что тебя любят, что ты не можешь – и это хуже всего – гордиться тем, что тебя любят
Раньше у нее всегда бывали периоды, когда она оставалась одна и приходила в себя после каких-то напряженных моментов, теперь ничего такого не было. Раньше всегда бывали места, куда она могла пойти, чтобы побыть в тишине и отдохнуть – и такого теперь тоже не было.
Помимо того, что она его любила, была ему благодарна, желала, чтобы он был счастлив и забыл об ужасной трагедии, ей в его присутствии было очень комфортно. Она еще никогда не встречала никого, к кому могла бы прислониться и испытать такой душевный комфорт.
Слишком часто наблюдала она, как первое возмущение разочарованных родителей по поводу брака их детей перерастало в гордыню, твердость и принципиальность, и, наконец, становилось позицией, которую уже невозможно изменить, даже после того, как годы сделали ее нелепой. Если брак оказывался счастливым, было глупо держаться за замшелое неодобрение, если же брак оказывался несчастливым, тем более от родственников требовалась нежность и любовь.
Что бы мы делали без спален и ванных комнат – мест законного уединения, мест, где мы имеем полное право запереться и куда даже самый разгневанный хозяин не смеет войти?
«В конце концов, – взмолилась она, – что может быть лучше преданного мужа?»
И вдова, пережившая трех мужей и прекрасно знавшая, о чем говорит, ответила со спокойствием того, кто отошел от активных дел и, пребывая на заслуженном отдыхе, имеет право выносить суждение: «Его отсутствие».
