Вот только мы неучи, не молодые, не старые, промежуточные, все, зависшие между знанием и незнанием, верой и равнодушием, мыслью о скором конце и сладкой грезе о возможном начале всего с чистого листа, с первого, не замутненного кадра.
Снова посмотрел эсэмэски, его поздравления с праздниками, ее скупые ответы, она всегда находила время написать ему хотя бы пару слов, ведь он так осчастливил ее, освободив от себя.
Поэтому нужно снимать кино не для чужих глаз — зачем множить количество непонявших? Пусть будет один такой — ты. Ты ведь тоже ничего не поймешь, как ни стараешься.
Я живу и жду, но жить у меня не получается, поэтому я жду.
Это трудно объяснить, но я почувствовала себя шаром, который должен находиться по центру, в специально отведенном для него месте, но мой шар не слушался и не желал вставать в центр, а все жался по углам, как бедный родственник, то в один угол, то в другой, где было тесно и неуютно.
Первая Кошечка жила десять лет вместе с Ниной, мамой и папой. Потом папа ушел из дома: то ли на радугу, то ли к коллеге по работе Светлане. Пусть лучше на радугу. Это красивее.
Склонил голову к груди, чтобы послушать, как оно там, сердце. Сердце мерно и молча стучало, наговорилось на сегодня.
Давно известно, если чего-то сильно, неистово, до сведенных зубов хочешь — то сразу не получишь.
Писать первым — было выше его мужского достоинства.
та любила своего мужа, пусть странной, чрезмерной любовью, все ему прощала, даже самое страшное — нелюбовь.
