Оглавление

1. Гражданин СССР
2. Глава первая
3. Глава вторая
4. Глава третья
5. Глава четвертая
6. Глава пятая
7. Глава шестая
8. Глава седьмая
9. Глава восьмая
10. Глава девятая
11. Глава десятая
12. Глава одиннадцатая
13. Глава двенадцатая
14. Глава тринадцатая
15. Глава четырнадцатая
16. Глава пятнадцатая
17. Глава шестнадцатая
18. Глава семнадцатая
19. Глава восемнадцатая
20. Глава девятнадцатая
21. Глава двадцатая
22. Глава двадцать первая
23. Глава двадцать вторая
24. Глава двадцать третья
25. Глава двадцать четвертая
26. Глава двадцать пятая
27. Глава двадцать шестая
28. Глава двадцать седьмая
29. Глава двадцать восьмая
30. Глава двадцать девятая
31. Глава тридцатая
32. Глава тридцать первая
33. Глава тридцать вторая
34. Глава тридцать третья
35. Глава тридцать четвертая
36. Глава тридцать пятая
37. Глава тридцать шестая
38. Глава тридцать седьмая
39. Глава тридцать восьмая
40. Глава тридцать девятая
41. Глава сороковая
42. Глава сорок первая
43. Глава сорок вторая
44. Разъяснения к роману
45. От автора
46. Список использованной литературы

Большинство действующих лиц, как и событий придуманы автором и всякое сходство, не более, чем случайность. Хотя описаны и реальные события, которые на самом деле происходили, как в седой древности, так и совсем недавно.

Анатолий Сарычев

Глава первая

Куда приведет дорога на работу?

Нужно написать три диссертации!

Неожиданная встреча с капитаном КГБ Каримовым.

«Сдать статью в американский сборник, поправить французскую статью, откорректировать сто страниц диссертации Гульчехры! Не опоздать в два часа на встречу в СовМин ^[1]! И обязательно просмотреть текучку! Очень много хвостов накопилось! А ведь послезавтра надо сдать отчет за квартал, а у меня и конь не валялся! — раскладывал по полочкам самые крупные дела Борис Шварцман, прогревая двигатель «Тройки» ^[2], стоящей под огромным урюковым деревом у самого забора.

Забор был из старого кирпича ^[3], который Борис сам сложил, едва только семья переехала в этот дом, который тогда стоял на самой окраине Ташкента.

Борису надо было через неделю ехать на первые туркестанские соревнования по боксу, а родители уперлись и не хотели отпускать.

— Построишь забор — тогда и поедешь! — поставил условие отец, который два раза не повторял свои слова.

Выступать в легком весе было некому, и вот вся сборная Узбекистана по боксу, явилась на хашар ^[4] к Борису домой.

Теоретически, Борис мог смастерить кирпичную кладку сам, но вот практически делать это нашему герою никогда не приходилось.

За день до хашара, Борис сходил на ближайшую стройку и внимательно посмотрел на работу мастеров, попутно задавая вопросы по технологии кладки, методике приготовления цементного раствора. Когда же мастера стали коситься на Бориса и хмурить брови, достал из сумки три холодных бутылки пива Шестого Пивзавода ^[5], молча, поставил на доски, аккуратно застеленные газетными страницами.

Мастера, моментально подобрели лицами, просветленными глазами посмотрели на Бориса и, отхлебывая пенящийся напиток, еще двадцать минут объясняли тонкости работы, на прощанье, подарив Борису малку, мастерок, ковш и отвес, сделанный из старой крупнокалиберной пули.

Эта пуля до сих пор хранилась в ящике письменного стола Бориса, напоминая о первых годах в новом доме.

Два полутяжа ^[6] на большом железном листе, споро мешали раствор, три средневеса ^[7] таскали ведра с раствором, а три боксера в весе пера ^[8] подавали кирпичи Борису, зато первый и второй тяжи ^[9] готовили плов в большом котле, красиво играя рельефными мышцами.

Три часа работы и двухметровый забор стоял на специально подготовленном фундаменте.

Еще два часа и четырехметровый забор был готов, а вся команда наскоро помывшись в летнем душе уселась на веранде, дружно поедая плов из четырех расписных ляганов ^[10].

— Ты, Боря, больше под деревом машину не ставь, урюк начал спеть и на машину падать. Попортит полировку твоего железного коня, найдешь себе лишние проблемы! Оно тебе нужно? Или у нас двор маленький? Как ты будешь на пятнистой машине ездить? — напомнила бабушка, выходя к перилам большой деревянной веранды.

Огромная веранда площадью пятьдесят пять квадратных метров была сделана из некрашеного дерева, но прекрасно отполированного и покрытого бесцветным лаком. Веранда служила любимым местом отдыха всей семьи, где родственники в полном составе собиралась не меньше трех раз в неделю.

На стол ставился ведерный самовар и пара литровых чайников с двумя вазами конфет, которые никогда не переводились в доме.

В руках у бабушки был веник, которым она начала подметать двор, вымощенный метровыми полированными бетонными плитами. Между плитами тыл насыпан слой мелкой гальки, которую Борис сам собирал на Чирчике ^[11] и мешками привозил домой.

Дедушка купил этот дом сразу после землятрясения ^[12] и вот уже больше двадцати лет вся большая семья Шварцманов жила в этом доме на Какракамыше ^[13].

Сейчас в доме жил сам Борис Шварцман, со своей женой Фирой и дочерью Евой, которой только недавно исполнилось десять лет, сыном Мишей, на два года старше, бабушкой Геней и дедушкой Кополом, который час назад ушел на работу. Благо ему было всего пятьсот метров до заводика, где он работал заместителем главного конструктора вот уже сорок лет.

Отец с матерью, жившие в отдельном флигельке, около самых ворот, уезжали в шесть тридцать, так как служебная машина отца, именно в это время подъезжала к воротам дома.

Белая Волга завозила отца сначала на вторую территорию завода, потом мать в техникум, и через час возвращалась за отцом, чтобы отвезти на завод.

Позже всех, к десяти утра, уезжал Борис, который долетал на своей «Тройке» за двадцать минут до своей работы.

«Интересная вещь получается: сколько контор я прошел, а везде у меня сохранились хорошие отношения не только с людьми, но с руководством! Просто я сам человек хороший!» — похвалил себя Борис, пропуская вперед белую милицейскую Волгу, с мигалкой на крыше.

А вот впереди шедшая черная Волга, пропускать ментов не стала, нахально заняв крайний левый ряд, при свободном правом.

Борис, предусмотрительно притормозил и даже пропустил вперед серый четыреста двенадцатый Москвич, которым управлял седобородый аксакал в черных каплевидных очках.

— Водитель черной Волги! Прижмитесь вправо! — грянуло от белой Волги, что совсем не произвело впечатления на ее темнокожую соплеменницу.

Черная волга, как ни в чем не бывало, продолжала быстро ехать по левой полосе, практически совсем прижимаясь к белой осевой линии.

Если по их стороне машин было много, но «окна» в потоке все-таки встречались, то по встречной половине дороги машины шли сплошным потоком, не оставляя возможности проскочить не только легковушке, но и даже мотоциклисту — одиночке.

Обогнать черную «нахалку» по левой стороне было практически невозможно. И тогда белая Волга, снова включив сирену, и правый поворотник, попыталась обогнать справа черную соплеменницу. Но не тут — то было!

Черная Волга рыскнула вправо, не давая белянке произвести маневр. И как раз в этот момент, аксакал на Москвиче, обогнав «Тройку», рванул вперед, стараясь занять свободное место во втором ряду.

Белая Волга, снова что-то рявкнула матюгальником, и тормознула, но как-то вяло, рассчитывая, что Москвич уберется с дороги.

То ли аксакал перепутал газ и тормоз, то ли просто растерялся, но Москвич рванул вперед, ухитрившись зацепить Белую Волгу за заднее крыло и чиркнуть черную по бамперу.

«Теперь часа на два будет разборка! Пока ГАИшники приедут, пока составят протокол! Начнут мерять рулеткой, писать бумаги, много базарить и в конечном итоге все свалят на аксакала! Сегодня точно на работу опоздаю! Вот только на сколько?» — оценил ситуацию Борис, дисциплинированно притормаживая и останавливаясь у правой обочины дороги, продолжая с интересом наблюдать за развитием транспортного происшествия, тем более, что движение на дороге полностью стало.

События, между тем развивались по совсем не типичному сценарию. Из черной Волги выскочили два узбека в милицейской форме и подбежав к белянке, сходу начали размахивать руками и кричать.

Стекло в белой Волге пошло вниз.

Высокий мент, сунул голову внутрь, и через секунду дернулся, как будто ему хлопнули по ушам.

Выдернув голову из белого автомобиля, мент круто развернулся, и с места рванул к злополучному Москвичу, аксакал из которого только что вышел и, встав в метре от своего автомобиля, критически обозревал состояние своего транспортного средства.

Судя по довольному виду аксакала, повреждения автомобиля были незначительны.

«У этого примуса железо толстое и ничего не стоит выправить! Пара бутылок водки и любую вмятину поправят!» — оценил повреждения Москвича Борис, чего было нельзя сказать о Волгах, особенно ментовской. Да и белая Волжанка имела приличную царапину.

«Меня бы раздели до трусов! Не дай Бог попасть в аварию, особенно с сильными мира сего!» — на всякий случай взмолился Борис, продолжая внимательно наблюдать за происходящим.

Менты добежали до Москвича и только начали орать, как аксакал, одетый в белый костюм повернулся.

На левой стороне белого пиджака ярко блеснула золотая звездочка Героя Советского Союза.

Ментов как будто выключили.

Борис зажмурился и потряс головой, проверяя: не мерещится ли ему.

Нет, все было на месте.

Менты, по-прежнему, стояли на месте, уставясь на Москвич, как на машину главы Узбекистана, внезапно оказавшейся перед ними. А вот возле аксакала материализовался невысокий кореец, и что-то темпераментно заговорил, прижимая правую руку к сердцу.

Закончив короткую тираду, кореец сделал шаг вперед и что-то сунул в правый боковой карман пиджака аксакала.

Аксакал величаво кивнул и только успел сделать первый шаг к своей машине, как менты ринулись к Москвичу, быстро размахивая руками.

Первый мент подскочил к машине, плавно открыл водительскую дверцу, а второй что-то говорил, предупредительно кланяясь.

Наконец, аксакал раздраженно махнул рукой и отодвинув первого мента, сел в свою машину.

Менты выстроились в шеренгу и одновременно поклонившись, выкинули правые руки в сторону, разрешая движение.

Москвич, включив левый поворот, отъехал от обочины и Борис недолго думая, пристроился сзади, держа дистанцию пять метров.

Москвич, как лоцман в морском проливе, полном мелей и рифов, бодро несся вперед, строго держась второго ряда.

И Борис старался не отстать от шустрого аксакала, временами приближаясь до двух метров.

Десять минут спустя, машины в плотной связке проехали Бешагач ^[14] и за автобусной остановкой Москвич, не показывая поворота, ушел направо, в сторону мясокомбината ^[15].

Еще десять минут езды, Борису пришлось немного простоять в заторе, который образовался при пропуске двух черных Волг с правительственными номерами и наш герой, въехав на площадь Джами ^[16], где и располагалась его работа — в здании Узбекбирляшу ^[17]. Около лестницы резко пахнуло свежей шурпой ^[18], которую прекрасно готовили в ресторане этого здания.

Объехав здание с правой стороны, Борис припарковал машину на своем месте, отметив, что место Волги, на которой ездил заведующий лабораторией, стоит свободным.

А вот пятно свежего масла, размером с половину ладони, на месте стоянки Волги шефа, говорило о том, что этом месте ночевала какая-то чужая машина.

«Ильяс Фаридович никогда бы не допустил, чтобы из картера его машины текло масло!

Явно кто-то из охранников поставил свое ведро ^[19]!» — понял Борис, закрывая свой автомобиль на ключ.

Взяв свою сумку, накинул ремень на плечо, прошел десять метров, и стал неторопливо подниматься по широкой мраморной лестнице, которая вела на второй этаж.

Лаборатория, где трудился Борис, находилась на втором этаже, как раз напротив стеклянных дверей ресторана «Кооператор», в котором можно было прекрасно поесть.

Если в СССР поесть было проблемой, то в Узбекистане такой проблемы никогда не было!

Прямо на улицах стояли казаны, в которых варился плов или шурпа, а на лотках можно было купить самсу ^[20], манты и свежайшие лепешки, которые прямо таяли во рту.

Только в Узбекистане есть настоящие лепешечные базары, в которых можно купить лепешки тридцати — сорока сортов ^[21] и размеров: от маленькой, с ладонь величиной, до огромной, размером с автомобильное колесо легкового автомобиля.

Поднявшись на второй этаж, Борис нос к носу столкнулся с Шавкатом, директором ресторана «Кооператор».

— Борис — ака ^[22]! Приходите сегодня обедать! У нас съезжаются все лучшие повара с республики! Три дня будет проводиться соревнования! Самые вкусные манты ^[23] и лучший плов сможете попробовать у меня в ресторане! — прижимая правую руку к сердцу и склоняясь в поклоне, пригласил Шавкат.

— Спасибо большое! Обязательно приду! — пообещал Борис, в свою очередь наклоняя голову.

— Зайдите на секунду в зал! Очень надо! — шепотом попросил директор ресторана. Широко открывая стеклянную дверь, на которой был нарисован усатый узбек в белом колпаке и с поварешкой в правой руке.

— Я опоздаю на работу! — попробовал отказаться Борис, делая шаг в сторону своей двери, до которой осталось только пересечь вестибюль.

Шавкат взял Борис за локоть и подтолкнул в открытую дверь.

За дверью никого не было видно.

Сама дверь плавно пошла назад и замок мягко щелкнул.

— Борис-ака! Большое спасибо за дочку! Если бы не вы, то девочку могли выгнать из института! — снова склонился в поклоне директор магазина, протягивая Борису пухлый конверт.

— Я с вами разговаривать не буду! Вы попросили помочь, я помог! — зло сказал Борис, отрицательно мотнув головой.

— Хоп! Хоп! — сходу сообразил директор ресторана, воровато оглядываясь по сторонам.

Сунув конверт в свой карман, Шавкат приблизился к Борису и негромко сказал:

— Вчера приходил человек и серьезно спрашивал о Вас!

— Что за человек? Мент? — попробовал уточнить Борис.

Шавкат покачал головой и поднял глаза вверх, показывая, что все намного серьезнее.

Сердце Бориса сразу ушло в пятки и мозги бешено заработали:

«Круче ментов только ЧеКисты. Неужели мной заинтересовались КГБшники?

Я пишу только диссертации. Беру по минимуму,

и со мной расплачиваются в основном «услугами», а деньгами очень редко.

Клиенты у меня весьма крутые и болтать лишнего не будут! Со шпионами я не якшаюсь, да и с иностранцами только в израильском центре и с редакциями специальных журналов! Очень сложная ситуация! Как она не вовремя! И это в тот момент, когда мы подали документы на выезд! Надо попробовать расспросить Шавката!»

— Что конкретно спрашивал человек? — льстиво спросил Борис, вспоминая, что для того чтобы поставить экзамен и зачет дочке Шавката по экономике торговли пришлось выходить на проректора Нархоза ^[24]. Хорошо, что проректор вспомнил Бориса по совместной поездке в Москву на конференцию по изучению спроса населения на непродовольственные товары. Пять минут разговора, написанная статья в американский журнал с фамилией проректора, и вопрос был решен.

— Дочке нужно статистику поставить! — поставил условие Шавкат.

— Попробую решить вопрос с экзаменом! — весомо пообещал Борис, которого сейчас больше занимала нездоровая суета около его персоны, чем экзамен дочки директора ресторана.

— Все, все, все! — замахал руками Шавкат и махнув рукой, пошел в сторону закрытой двери, около которой стоял молоденький официант, держа на вытянутых поднос с десятком палочек шашлыка и двумя лепешками.

Борис глазами показал на официанта.

Шавкат моментально отозвался на немой вопрос Бориса:

— Это мой племянник! При нем можно говорить спокойно! Да и русский язык он знает плохо! Только неделю назад приехал из Хорезма!

Открыв ключом дверь, Шавкат приказал:

— Олик обор кейма рахбор башлык! ^[25]

— Хоп, баджарамиз ^[26]! — наклонил голову племянник и едва дверь открылась, ужом проскользнув в нее, бегом побежал к дверям лаборатории.

Пока Борис дошел до середины вестибюля, официант вернулся обратно, бегом пересекая открытое пространство.

«Здорово Шавкат племянника выдрессировал!» — восхитился про себя Борис, открывая дверь, рядом с которой висела табличка, с загадочной аббревиатурой, ничего не говорящей посторонним: «ЦНИЛ» ^[27].

Вся лаборатория представляла собой тридцатиметровую комнату, в которой стояло четыре стола: один, большой полированный, в центре, за которым сейчас сидела лаборант Фирюза и ела шашлык, ловко снимая зубами кусочки мяса с алюминиевой палочки.

На лаборантском столе уже стоял электрический чайник, из носика которого била струйка пара.

— Шефа не будет до вечера! — доложила Фирюза, не прерывая поедания шашлыка.

Профессор Мирходжаев Ильяс Фаридович не часто баловал подведомственную лабораторию своим присутствием, передав всю полноту власти Борису. весь штат лаборатории состоял из тридцати трех человек: профессора, молодого кандидата экономических наук Бориса Викторовича Шварцмана, лаборантки Фирюзы Закировой, дальней родственницы зам директора Узбекбирляшу, воспринимавшей свою работу как синекуру ^[28], но беспрекословно выполнявшей просьбы Бориса. (девушка училась на вечернем отделении Нархоза, где Борис читал лекции и изредка помогал девушке написать контрольные и курсовые).

Остальные тридцать человек: лаборанты и МНС ^[29] постоянно сидели в командировках, собирая материал и статистику для конъюктурных обзоров.

— Завари чай, пожалуйста! — попросил Борис, присаживаясь рядом с лаборанткой.

Взяв палочку шашлыка, Борис машинально снял верхний кусочек мяса, источающий пряный запах зиры ^[30] и красного перца.

«Вроде страна рассыпается на составные части, везде бардак, разруха и непрерывное воровство, а при слове „КГБ“ все так же дрожь пробирает до печенок!» — размышлял Борис, не замечая, что съел первую палочку шашлыка и принялся за вторую.

Взяв пиалу с зеленым чаем, Борис перешел за свой стол, весь заваленный бумагами, папками толстенными книгами. Рядом с первым столом стоял еще один, сантиметров на десять пониже, на котором был установлен персональный компьютер, с пятнадцатидюймовым монитором сверху.

Повернув стул на тридцать градусов, Борис нажал кнопку «Пуск», и откинулся на на спинку, ожидая пока загрузится комп.

Подождав, пока на экране загорится заставка, Борис встряхнул головой и сразу погрузился в работу по составлению конъюктурного обзора деятельности Узбекпотребсоюза за первый квартал.

Но цифры показывали резкое снижение потребления населением всей республики.

Борис встал, открыл сейф и достал свою личную папку. Взяв сборник ЦСУ по доходам и расходам населения Узбекистана и начал его просматривать, открывая на своих закладках. И ужаснулся! Цифры показывали резкое снижение потребительской способности населения. Отсутствовало товарное покрытие рубля!

Дефицит был по всем позициям!

От проявившейся картины у Бориса зашевелились волосы не только на голове, но и чуть ниже пояса и даже в том месте, где спина теряет свое благородное название.

«Весьма печальная, если не сказать, ужасающая,

картинка складывается!» — успел подумать Борис, как раздался резкий телефонный звонок.

Так звонил межгород или телефон правительственной связи.

Эти звуки с некоторых пор вызывали повышенный приток крови к голове и неприятный зуд в руках Бориса, ассоциируя с неприятностями.

Все-таки воспитанный пионерской организацией, Комсомолом, Коммунистической партией, членом которой он уже три года являлся, и проживший всю жизнь в Советском Союзе, Борис старался жить тихо и незаметно, норовя не привлекать внимания к своей особе.

Иногда на работу звонили родственники из Израиля и приходилось понижать тон, чтобы остроухая лаборантка не услышала, что говорил Борис.

Борис по слуху определял такие звонки и всегда с настороженностью относился к телефону с такими трелями.

— Вас слушают! — нейтрально ответил Борис.

— Каримов Саид Каримович — капитан КГБ. Могу я услышать товарища Щварцмана?

— Вы с ним говорите, — осипшим от волнения голосом ответил Борис, прекрасно понимая с представителем какой могущественной организации он говорит.

— Я жду вас в кабинете триста шесть через сорок минут! Вход через пятый подъезд! Пропуск на вас получите у дежурного в подъезде!

Не забудьте паспорт! И не опаздывайте! — приказал неизвестный капитан Каримов и в трубке послышались короткие гудки отбоя.

Борис осторожно положил трубку на рычаг, как будто она была из стекла.

Пару секунд посидев, бессмысленно смотря в окно и начал действовать.

Борис моментально выскочил из-за стола, на ходу бросив:

— Я в СовМин!

И не слушая вопросов лаборантки, Борис бросился из кабинета, еле успев одеть на правое плечо, свою сумку.

И только сев в свою машину, Борис перевел дух.

«Собственно говоря, что произошло? Позвонили из Комитета и пригласили для беседы? Вполне рядовое событие! Может Комитету Глубокого Бурения понадобилась моя консультация по вопросам спроса формы?» — попытался успокоить себя Борис, не замечая, что вот уже две минуты не может вставить ключ в замок зажигания.

От волнения руки тряслись.

«Надо успокоиться и взять себя в руки! Буду решать вопросы по мере их возникновения!» — решил Борис, переводя взгляд вниз.

Только сейчас Борис заметил, что вставляет ключ, в замок зажигания, вверх ногами.

«Надо подумать о чем-нибудь приятном! Например, об эротике! Вспомнить, как драл ^[31] свою аспирантку на базе отдыха в Чимгане ^[32]!» — приказал себе Борис, поворачивая ключ зажигания.

Мотор завелся с пол оборота.

Дав мотору минуту поработать, Борис выжал сцепление, включил первую скорость, и как всегда плавно тронулся с места.

Выехав с площади и начав движение по дороге, Борис заметил черную Волгу, которая тронулась с места, пропустив Тройку вперед, метров на пятьдесят.

На Богдана Хмельницкого ^[33] Волга рванула вперед и остановилась за перекрестком с Шота Руставели ^[34]

Не обращая никакого внимания на движущийся поток автомобилей, открылась левая задняя дверь и из нее выпорхнула черноволосая девушка в милицейской форме.

Пройдя метров десять вперед, милиционерша встала у правой бровки дороги и быстро махнула жезлом мотоциклисту, который выскочил из-за остановившегося автобуса и только начал набирать скорость.

«Ловко девушка мотоциклиста подсекла!» — мысленно похвалил Борис, смотря, как не обращая внимания на махнувший жезл милиционерши, мотоциклет прибавил скорость и умчался по левой стороне.

Плавно тронувшись с места, Борис объехал автобус и тут же нажал на тормоз, сразу включив правый поворотник.

Милиционерша, которой было не больше двадцати пяти лет, повелительно приказывала машине Бориса остановиться.

Остановившись напротив девушки, Борис выключил двигатель, достал из нагрудного кармана специальный портмоне, в котором лежали все документы на автомобиль.

Выскочив из машины. Борис расплылся в улыбке и первым делом поздоровался, протягивая портмоне.

— Пройдите в машину! — приказала девушка, забирая документы и кивком головы указывая на стоящую черную Волгу.

— Слушаюсь мадам! — снова улыбнулся через силу Борис, которому очень хотелось врезать девушке в ухо, схватить документы и мчаться на встречу с КГБшником.

— Мадмуазель, с вашего позволения! — нервно улыбнулась девушка, останавливая еще один красный Жигуленок.

Дойдя до Волги. Борис заметил в открытом окне автомобиля, что за рулем сидит Зухра, которая кивком головы указала на переднее пассажирское сиденье.

Едва Борис уселся, как Зухра жестким тоном, быстро заявила:

— Тебе надо срочно написать две диссертации!

— Это займет минимум семь — восемь месяцев! — сразу поставил условие Борис.

— Одну диссертацию — максимум через пол года, а вторую можешь отдать и через семь месяцев! — повернувшись на девяносто градусов, показала правой рукой Зухра на кожаную сумку на заднем сиденье

— Мне придется бросить все дела и заниматься только вашими диссертациями. Я же еще работаю! — промямлил Борис, понимая, что отказывать дочке второго заместителя министра МВД он не может.

Сумка оказалась неожиданно тяжелой.

«Кирпичи они туда наложили, что ли? Хотя бумага сама по себе тяжелая!» — пожалел себя Борис, кладя сумку на колени.

— В сумке лаптоп ^[35], который только вчера привезли из Штатов! Так тебе быстрее работать будет! По телефону, который лежит на клавиатуре внутри лэптопа, свяжешься с моей

родственницей в Чимкенте — она вторая заказчица диссертации! — закончила разговор Зухра, жестом выпроваживая Бориса из машины.

— Как прикажете! — согласился Борис, не совсем понимая, о чем с ним говорит девушка.

— Принтер тебе позже подвезут! — донеслось до Бориса, едва он сделал первый шаг от Волги.

«Какой такой принтер? С чем едят министерский принтер?» — сам себя спросил Борис, подходя к своей машине.

— Возьмите права, товарищ водитель! — протянула портмоне девушка — милиционер и шепотом добавила:

— Там внутри мой номер телефона! Позвони вечером часов в восемь! Я буду ждать! Только звони с телефон — автомата!

— Обязательно позвоню! — пообещал Борис, садясь в автомобиль.

Остановившись на перекрестке, Борис, перегнувшись назад, кинул на только что полученную сумку, большое вафельное полотенце, невесть как оказавшееся в машине, и только после этого поехал дальше.

Доехав до огромного здания Комитета Государственной Безопасности Узбекистана, Борис припарковался на стоянке и на подрагивающих ногах пошел к торцу здания.

И буквально сразу наткнулся на маленькую медную табличку на которой было написано:

«Подъезд №5»

Открыв тяжелую дверь, Борис попал в небольшой прохладный вестибюль и сразу наткнулся на седого старшину, около которого стоял невысокий, худой узбек в строгом сером костюме.

— Мне приказали явиться в пятый подъезд! — негромко сказал Борис.

— Товарищ Щварцман? — уточнил узбек, забирая паспорт из рук Бориса.

— Так точно! — по-военному ответил Борис, вставая по стойке «Смирно».

— Вас ждут! Я провожу вас! — объявил гражданский узбек, первым начиная движение.

Как они прошли на третий этаж. Борис не помнил.

В себя он пришел, когда сопровождающий, который за все время путешествия по узким лестницам и двум переходам не сказал ни единого слова, коротко постучав в дверь, открыл ее и спросил: — Разрешите?

Услышав короткое: — Войдите! — первым вошел в кабинет и остановился.

Дождавшись, пока Борис войдет, закрыл дверь, и быстрым шагом дойдя до стола, за которым сидел коренастый узбек с плечами борца и приплюснутыми ушами, четко доложил:

— Шварцман Борис Викторович доставлен! — положив на абсолютно пустой стол паспорт Бориса.

— Свободен! — бросил Борец, протягивая правую руку, поросшую рыжеватыми волосами Борису, которому ничего не оставалось, как пожать ее.

— Присаживайтесь! — предложил Каримов, убирая только что принесенный паспорт на правый угол стола.

— Спасибо! — выдавил Борис, осторожно присаживаясь на край стула.

— Вы собираетесь эмигрировать в Израиль? — быстро спросил Умаров, пристально посмотрев на собеседника.

— Угу! — буркнул Борис, понимая, что все документы все равно проходят через КГБ.

— У вас имеется вещь, которая ни в коем случае не должна покинуть пределы страны! Лучше придите ко мне и просто передайте ее! Ничего вам за это не будет! Это я вам обещаю, капитан Каримов!

— Я не понимаю, о чем идет речь? — совершенно искренне ответил Борис.

— Придите домой, поговорите с родственниками. Мы вам все равно не дадим вывести эту вещь из страны! Вы же хотите нормально и без проблем и задержек уехать? — вежливо спросил Каримов.

— Конечно, хочу! — громко ответил Борис, смотря как Каримов, открыв ящик стола, вынул из него лист бумаги.

— Надо написать диссертацию по этой теме! И тогда вы сможете спокойно уехать в свой Израиль! — презрительно сказал Каримов, протягивая лист Борису.

— Мне будут нужны статистические данные и номенклатура продукции с техническими характеристиками! И девять месяцев!

— Как только сделаете работу, можете ехать! — заявил Каримов, убирая лист в свой стол.

Открылась дверь, и на пороге появился знакомый сопровождающий, который быстро прошел к столу и, забрав паспорт, вложил в него лист бумаги.

Глава вторая

Болезнь бабушки

Начало бабушкиного рассказа о прошлом. Подходим к родовым тайнам семьи Шварцманов.

«Пошли все к Бениной матери! Запарили все мозги с этими диссертациями! Все хотят стать учеными!» — ругался про себя Борис, отъезжая от огромного здания Комитета Государственной Безопасности.

Проехав метров сто, Борис понял, что едет в другую сторону.

Круто развернувшись, благо ни одной машины видно не было, Борис поехал обратно, продолжая прокручивать в голове только что закончившийся разговор.

«Совсем народ стыд потерял! Напиши диссертацию срочно и быстро! Можно подумать, что это такое простое дело! Взял и написал! Больше мне делать нечего! Но о какой вещи говорил НКВДшник, которая есть в нашей семье? Что ценного есть в нашей семье, чего нельзя вывозить из страны?» — продолжая, ругаться про себя, как и размышлять, Борис и только тут заметив, что три водителя легковушек, которые ехали ему навстречу, крутили указательными пальца ми у правого виска.

«Что-то я не так делаю! Чего водилы мне показывают?» — переключил все внимание на дорогу Борис, включая левый поворот, тем более, что с правой стороны перекрестка стоял милиционер в форме, который укоризненно посмотрел на Бориса, но ни поднимать жезла, ни предпринимать каких-то действий не стал, а отвернулся, давая возможность Жигуленку Бориса свободно проехать.

По перпендикулярной дороге неслись три белых Волги, которые Борис дисциплинированно пропустил, на всякий случай, повернувшись назад.

И тут же увидел знак одностороннего движения, на улице, с которой он только что выехал, и дублирующий знак «Правый поворот запрещен!»

«Надо быть более внимательным! Проехал по улице со встречным движением прямо на мента и он ничего не сказал и не сделал! Так и до аварии недалеко!» — сам себя укорил Борис, переезжая большой перекресток, слева от которого стоял ЦУМ, а с правой стороны гостиница «Ташкент» ^[36].

Переехав перекресток, Борис двинулся прямо, только сейчас вспомнив, что уже время обеда и не мешало бы перекусить, тем более, что ехать на работу после таких встрясок, совсем не хотелось.

«Перекушу в «Голубых Куполах» ^[37] решил Борис, паркуясь на служебной стоянке около тыльной стороны ЦУМа.

На ЦУМовской стоянке оставляли свои и служебные машины работники ЦУМа, а посторонние просто не рисковали парковать свои машины.

Борис, по работе, часто бывал в огромном магазине и всегда оставлял машину на этой стоянке, зная, что ее там никто не тронет.

Закрыв машину, Борис пересек улицу Ленина, прошел бульвар и сев на летней веранде, заказал плов и чай.

«Странное дело! Рядом Госпитальный и Туркменский рынки ^[38] стоят. Госпитальный рынок живет и благоденствует, а Туркменский помер! А ведь сотни лет работал! Если не тысячи! Почему?» — размышлял Борис, не торопясь, отпивая из пиалы зеленый чай.

— Ты помнишь старый Туркменский рынок, бола ^[39]? — спросил невысокий, седой аксакал ^[40], останавливаясь рядом со столом.

— Утырин, ата ^[41]! — предложил Борис, вскакивая с места. Уважение к старшим Борис впитал с молоком матери. Да и в Узбекистане за хамство по отношению к старикам, можно очень легко получить по физиономии. И даже если милиция такое увидит, то наверняка отвернется, сделав вид, что ничего не видит, а то и сама накостыляет по шее.

— Спасибо, сынок! — на прекрасном русском языке, ответил аксакал, присаживаясь напротив.

Борис с интересом смотрел на старика, в котором было что-то знакомое, подняв вверх правую руку.

Подскочил официант, которого Борис, негромко попросил:

— Чайник чая и пиалу!

— Сейчас принесу! — пообещал официант и умчался.

Буквально через минуту прибежал другой официант и принес на подносе поллитровый чайник с синими хлопковыми коробочками, пиалу с желтым сахаром и чистую пиалу, прямо со сверкающими коробочками хлопка, обрамленные золотым контуром.

Внимательно посмотрев на левую сторону пиджака аксакала, Борис заметил две дырочки.

И в голове Бориса сразу что-то щелкнуло.

Перед ним сидел аксакал из утреннего эпизода с Москвичом на дороге.

Вернее не из эпизода, а из старенького Москвича.

Сделав каменную физиономию, которая так хорошо действовала на тупых студентов, которых последнее время развелось огромное количество, Борис с интересом посмотрел на своего неожиданного собеседника и неожиданно для себя ответил на первый вопрос аксакала:

— Мне Туркменский рынок нравился больше чем Госпитальный. Особенно до землетрясения.

Он был меньше Госпитального, но какой-то более человечный.

— Согласен с вами! Переехал базар на другое место и помер! Вроде и прилавки новые поставили и продавцы те же, а прибыли нет! Вот цены и пошли вверх, а покупатели на Госпитальный перекинулись, а кто и на Алайский, благо тот на старом месте остался! — разглагольствовал аксакал, отпивая мелкими глотками чай.

Борису в это время принесли плов, который он с аппетитом ел, внимательно слушая разглагольствующего аксакала, который неожиданно спросил:

— Ты, где до землетрясения жил?

— На Кашгарке ^[42], — ответил Борис, отодвигая от себя пустую косу.

— Где именно? — последовал быстрый вопрос аксакала.

— Около Пожарки, — неопределенно ответил Борис, отвлекаясь в разговоре от тяжелых дум сегодняшних, совсем не ординарных событий для обычного кандидата наук.

«Не каждый день же тебя вызывают в КГБ! И слава Богу! Избавь меня Всевышний, от подобных посещений!» — взмолился про себя Борис, на секунду выпадая из кафе.

— Ты меня не слушаешь! — ворвался в тяжелые мысли, высокий голос аксакала.

— Я совсем молодой был во время землетрясения! Учился в девятом классе и меня больше всего в тот момент, интересовало состояние нашей школы!

— Почему? — взметнул ввысь жидкие брови аксакал.

— Ввели выпускные экзамены в девятом классе и нам очень не хотелось их сдавать, — улыбнулся детским воспоминаниям Борис.

— Я так давно школу закончил, что не помню, что сдавал и когда! Больше помню сдачу кандидатского минимума ^[43] и защиту кандидатской диссертации! — широко улыбнулся аксакал.

— Что же такое интересного было при защите кандидатской диссертации? — с интересом смотря на аксакала, который теперь не казался ему таким старым.

— Я защищался вместе с очень интересным человеком, который занимался физиологией человека под водой. Он притащил в зал ученого совета скафандр водолаза и сорок минут рассказывал, как тяжело находиться человеку под водой! Ученые мужи изумленно таращились то на соискателя, то на скафандр водолаза и на его слова совсем не обращали внимания, но согласно кивали головами.

«Интересное кино! У нас в институте тоже был клуб подводного спорта! Если одеть акваланг, то можно уйти от любого наблюдения! Сильно сомневаюсь, что КГБшники готовы, к такому развитию событий! Я даже раза три ходил в бассейн „Текстильщик“ на их тренировки. И вроде у меня неплохо получалось плавать с ластами! И тренер был знакомый — наш студент с мех фака! Надо будет найти его!» — промелькнула в голове Бориса шальная мысль.

Аксакал, тем временем, разливался соловьем, вспоминая свою молодость.

— Защитился ваш водолаз или его прокатили? — не совсем вежливо, прервал Борис своего словоохотливого собеседника, демонстративно посмотрев на часы.

Стресс от посещения КГБ начал проходить и Борис вспомнил, что у него в багажнике автомобиля лежит только что подаренный лаптоп.

Ладони прямо зачесались посмотреть, что это за штука это устройство, и с чем ее едят, вернее как на нем работать.

— Защитился! И через год уже получил кафедру в политехническом институте, а через пять лет профессора! — восхищенно заявил странный аксакал, чему-то усмехаясь.

— Большое спасибо за интересную беседу! — кладя на стол пять рублей, церемонно поклонился Борис, вставая из-за стола.

— Будет желание вспомнить старые времена, позвони! — предложил аксакал, протягивая Борису визитную карточку, на которой было написано золотом:

«Умаров Фарид Сагиевич, член-корреспондент Академии наук СССР» и стояло четыре номера телефона, один из которых был московским.

— Очень признателен! — склонил голову Борис, в свою очередь вынимая из кармана свою визитку, которая осталась у него от международного прошлогоднего конгресса.

— Только, извините, визитка у меня только на английском языке! — развел руками Борис, ткнув пальцев в денежку, которую положил на блюдце, перенаправив вопрошающий взгляд официанта.

— Разберемся, молодой человек! — с каким-то неожиданным задором, поднося визитку близко к глазам, ответил аксакал, кладя Борисовскую визитку в нагрудный карман пиджака.

«Один раз взглянул и все! Либо у старикана фотографический взгляд, либо он ничего не увидел!» — оценил поведение аксакала Борис и круто развернувшись, пошел к выходу.

Двадцать минут спустя, Борис остановил машину на своем месте около высотного здания Узбекбирляшу, аккуратно закрыл ее, и взяв сумку с лаптопом, поднялся к себе в лабораторию.

Фирюза, листавшая какой-то иллюстрированный журнал, не торопясь, встала на ноги

,и потянувшись, как Багира ^[44], томно заявила:

— Звонил шеф и сказал, что уехал в Туркмению на международный симпозиум и будет через неделю!

Приходили телефонисты и поменяли нам все телефоны!

— Это очень интересно и вовремя! — глубокомысленно заявил Борис, передвигая на край стола сумку с лаптопом, с которым собрался начать разбираться.

— Приходил Шавкат и приглашал меня и тебя поучаствовать в жюри конкурса поваров! Странный он какой-то! Увидел телефонистов, покраснел и сразу ушел! — продолжала вываливать новости Фирюза, начиная заниматься своим любимым делом — красить ногти.

Девушка выложила на стол пяток одинаковых пузырьков с лаком для ногтей, флакон с ацетоном и с идиотской улыбкой внимательно начала рассматривать стеклянную тару, решая «сложнейшую» задачу: «В какой цвет покрасить ногти?»

«Почему именно идиотскую улыбку? Сам-то ты как улыбаешься, когда бываешь в автомобильном магазине?» — задал себе вопрос Борис, одновременно вспоминая, что его так зацепило при приходе на работу.

Мелодично зазвонил телефон на столе у Фирузы.

— Алле! ЦНИЛ изучения спроса населения! Вас внимательно слушают! — нейтральным голосом выдала Фирюза, прижимая трубку к левому уху правой рукой.

Секунд тридцать послушав, девушка отодвинула трубку и растерянно сказала:

— Одну минуточку, бабушка! — глазами показывая на зеленый телефон, стоящий на подоконнике, справа от Бориса.

«Что за фамильярное обращение на работе!» — поморщился Борис, беря трубку своего телефона.

— Шварцман у телефона! — торжественно заявил Борис.

— Боренька! Мне плохо! Сердце сильно прихватило! Витеньки и Цили нет на работе, а дедушка уехал в Чимкент ^[45]!

— Сейчас приеду! Какие лекарства привезти? — пообещал Борис, глазами отыскивая сумку с лаптопом.

Сумка была на месте, а вот стопка папок на окне была сдвинута сантиметров на пять вправо.

Утром Борис помнил: стопка была на месте, и расстояние между стеной подоконника папками было ровно два сантиметра. Там помещалась книжка Афанасьева «Научный коммунизм», которую Борис утром вынул.

— Ты документы на окне не трогала? — спросил Борис, тыкая пальцем в кнопки новенького телефона.

— Я ничего на вашем столе не трогала! Это, наверное, телефонисты подвинули, а вы на меня бочки катите! — вздернула аккуратную головку Фирюза.

— Извините! — буркнул Борис, прижимая телефонную трубку к правому уху.

Наконец, трубку сняли.

— Моисей Израилевич! Это младший Шварцман говорит! — представился Борис, и сразу же продолжил:

— С бабушкой плохо! Прихватило сердце!

— Быстрей езжай домой, а я сам подъеду на «Скорой помощи»! — распорядился заведующий кардиологическим отделением республиканской больницы.

— Я поехал! — доложил Борис, вскакивая со своего места.

— Меня сегодня не будет! Если что, я работаю дома! — беря со стола три папки и засовывая их в сумку, выдал Борис, с неудовольствием узрев в дверях зам начальника соседней лаборатории Вадима, стоящего в дверях.

— Почему вам поставили новые телефоны, а нам нет? Чем мы хуже вас? — пошатываясь из стороны в сторону, спросил Вадим.

По комнате распространялся тяжелый коньячный дух, перебивая запах приторных духов Фирюзы.

— У нас начальник лаборатории — профессор, а у вас только кандидат наук! — привел неопровержимый аргумент Борис, выскакивая из кабинета.

Заскочив на Беш-Агаче ^[46] в аптеку, Борис купил лекарства от сердца, по совету молодой аптекарши, и сразу рванул домой.

Подъезжая к дому, Борис пропустил вперед «Скорую помощь», которая неслась по левой стороне дороги, оглашая окрестности громкой сиреной и сполохами мигалки.

Прямо возле дома, «Скорая помощь» подрезала «Тройку» Бориса и остановилась около ворот.

Борис выскочил из машины и, подскочив к калитке, открыл ее, пропуская дородного Моисея Израилевича перед собой.

Бабушка лежала на диване на веранде и при виде врача чуть приподняла правую руку вверх.

Моисей Израилевич вытащил из кармана халата толстую пачку, в пластиковой упаковке, вытащил из середины салфетку, тщательно и неторопливо вытер руки, и взяв бабушку за тонкое правое запястье, пошевелил толстыми губами, хмыкнул, подождал пять секунд и отпустил бабушкину руку.

Снова пожевал губами, надел очки в толстой роговой оправе, протянул правую руку вперед, задрал левое бабушкино веко, наклонился и внимательно стал всматриваться в левый глаз.

Нетерпеливо махнул левой рукой, выгоняя стоявшего столбом Бориса, и стал осматривать правый бабушкин глаз, одновременно вынимая из правого кармана стетоскоп с красными резиновыми шлангами.

Понимая, что он лишний при этом медицинском манипулировании, Борис прошел внутрь дома, переоделся и уже в длинных шортах и синей спортивной футболке, вышел на кухню.

Налил в чайник воды, поставил его на газ и стал сервировать столик на колесиках, тонко нарезая лимон и апельсин.

Положил в вазочку орехи, черный, желтый, темно-синий кишмиш, чайник чая и стопку пиал, насыпал большую вазу шоколадных конфет и покатил тележку на веранду

На веранде сидел Моисей Израилевич и о чем-то тихо беседовал с бабушкой.

— Давайте чая попьем! — предложил Борис, выкатывая тележку на веранду.

— Очень много работы! — попробовал отказаться врач.

— Все болезни от сердца, только десять от удовольствия! — возвестила бабушка, подняв вверх указательный палец правой руки.

— Вам Гения Львовна, виднее! — почему-то усмехнулся Моисей Львович.

— Я все хорошо помню! И твоего приятеля, который сейчас на земле обетованной трудится, — только начала говорить бабушка, как Моисей Израилевич, поднял вверх, правую руку, приказал:

— Матлюба! Езжайте обратно! Я понаблюдаю за больной пару часов! Мне не очень нравится ее состояние!

— Хорошо, Моисей Израилевич! — моментально отозвалась миловидная девушка — узбечка, показываясь на веранде.

— Пойду, загоню машину во двор! — мгновенно сообразил Борис, выскакивая вслед за девушкой.

Вставить слово никто не успел, как Борис выскочил из веранды.

В пару секунд, догнав медсестру, которая уже дошла до середины двора, Борис негромко спросил:

— Как состояние моей бабушки?

— Ничего страшного. Для ее возраста сердце нормальное, — дернув левым плечом, но, не поворачивая головы, ответила девушка, перекладывая металлический чемодан из правой руки в левую.

— Давайте я помогу донести чемодан до машины! — предложил Борис, протягивая правую руку вперед.

Девушка без уговоров отдала ящик, который оказался неожиданно тяжелым.

«Килограммов тридцать весит! Как девушка таскает такую тяжесть?» — мгновенно определил Борис, как всякий боксер, даже бывший, умеющий сразу определять вес живых людей, да и не только. Чем часто пользовался при сборе хлопка, точно определяя вес собранного «белого золота», только приподняв фартук с драгоценным урожаем с земли,

— Вы там золото носите? — поинтересовался Борис, оценивая аккуратные бедра девушки, туго обтянутые белым халатом.

— В чемодане прибор для диагностики работы сердца! — пояснила мед сестра, открывая железную калитку.

Донеся тяжелый чемодан до автомобиля, Борис открыл дверь машины и первым делом поставил его внутрь, рядом с носилками, попутно выяснив, что в «Скорой помощи» находится помимо водителя, еще один мужик в белом халате, который зло посмотрел на него, но говорить ничего не стал.

Галантно поддержав под локоток девушку, которая села на пассажирское место, рядом с водителем, Борис наклонил голову, скороговоркой буркнув: «Большое спасибо», пошел к своей машине, справедливо решив, что медсестра сама определится, что и как ей поступить.

Отогнав свой Жигуль на дорогу, Борис откинулся на спинку сиденья и внимательно смотрел, как «Скорая помощь» разворачивается около ворот его дома.

Загнав машину во двор, Борис поставил ее на свое место и только после этого закрыл ворота.

Порозовевшая бабушка сидела в своем любимом кресле на веранде, а напротив нее устроился Моисей Израилевич и о чем-то мило ворковал.

— Оказывается, мы, Боренька, жили на Кашгарке на параллельных улицах! — всплеснула руками бабушка.

— И я этого тоже не знал, а то бы не ходил на ваши лекции! — засмеялся Моисей Израилевич, наливая себе в маленькую рюмку золотистый коньяк.

Перед бабушкой тоже стояла рюмка до половины налитая крепким алкогольным напитком.

На вопросительный взгляд Бориса, Моисей Израилевич, выдал:

— При сердечной недостаточности весьма рекомендуется принять немного коньяку!

— Не знал! — совершенно искренне ответил Борис, присаживаясь на стул, рядом с бабушкой.

— Учтите на будущее, молодой человек! — пояснил врач, вопросительно смотря на бабушку, явно приглашая вернуться к прежнему разговору.

— Мы приехали в Красноводск из Астрахани и должны были сесть на поезд до Ташкента, но тут произошла задержка. Вернее, мы задержались пока добирались из Бекдаша до Красноводска на верблюдах.

— Что за Бекдаш? Никогда не слышал! — удивился врач, наливая Борису коньяка.

— Мне же вас домой надо везти! — попробовал отказаться Борис, сам не очень большой любитель Зеленого Змия, даже в коньячном исполнении.

— Я вызову такси и меня отвезут до самого дома! — привел неопровержимый аргумент врач, поднимая свою рюмку к глазам.

— Когда мы шли из Астрахани, разыгрался сильный шторм, и нам пришлось пристать в Бекдаше. Это совсем маленький поселок, где жили казаки, туркмены и казахи.

Нам пришлось там переночевать в избушке одной русской семьи. Я всю ночь проворочалась от комаров, которые просто меня съели! А когда ехали в Красноводск, то казах — погонщик рассказал, что раньше комаров у них в ауле совсем не было! — рассказывала бабушка, помолодев сразу лет на тридцать.

— Откуда же взялись комары и в таком количестве? — недоверчиво спросил врач, с обожанием смотря на бабушку.

— Русские привезли, — рассказал казах, который вел наших верблюдов в Красноводск! — выдала бабушка, победоносно смотря вокруг.

Появился дедушка и, тенью проскользнув по веранде, исчез в глубине дома.

— Не может такого быть! Вы предвзято относитесь к русским! — моментально оглядываясь по сторонам, заявил врач.

«Все-таки глубоко к нам в подсознание въелся страх! Дядя Ёсик ^[47] надолго подрезал язычки старшему поколению! Там и тридцать седьмой год ^[48] и послевоенные чистки ^[49], да только при Хрущевской оттепели ^[50] немного стало полегче, но все равно языком трепать особо не рекомендовалось!

Сколько лет живу с бабушкой в одном доме, и не только знал, но и не предполагал, что она была в

Туркмении! Старшее поколение умеет держать язык зубами! И не только в Красноводске, но и в Бекдаше! Надо будет съездить туда, тем более, что возможности свалить из города есть! Гайрат предлагал поехать с ревизией в Ашхабад, а там же недалеко и Каспийское море, где стоит Бекдаш и Красноводск! На берегу можно спокойно заняться написанием диссертаций и поплавать под водой! Аборигены с удовольствием предоставят мне место для проживания и транспорт!» — решил про себя Борис, на секунду отвлекаясь от разговора.

Тем временем, появился дедушка с ляганом, на котором была нарезана колбаса, сыр, холодное мясо и три лепешки.

— Это не мои слова, а казаха! — гордо вскинула голову бабушка, в тоне которой послышались металлические нотки преподавателя при разговоре с учеником.

— Вы меня не так поняли, Гения Львовна! Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваши слова! Но согласитесь, они звучат очень странно! — замотал головой Моисей Израилевич, сейчас больше похожий на провинившегося ученика, чем на преуспевающего врача от одного взгляда которого трепетало все отделение.

— Я живу уже больше семидесяти лет в Узбекистане и до сих никто меня не «гнобил», как говорят современные молодые люди, за то, что я еврейка! Хотя я бывала и у красных и у белых и у откровенно бандитов и даже в Бухаре, когда там правил Мухаммед ^[51]! — гордо заявила бабушка, отпивая микроскопический глоток коньяка.

— Вернемся к русским, которые завезли комаров в Бекдаш! — напомнил врач, иронически улыбаясь.

— Когда в Бекдаше появились первые казаки, то они начали строить деревянные дома, как привыкли у себя дома. Были с севера привезены могучие деревья вместе с корнями, на которых сохранилась сибирская земля вместе с личинками комаров ^[52], которые прекрасно прижились на туркменской земле! — воскликнула бабушка, счастливо улыбаясь своим воспоминаниям.

— Такого не бывает, потому что не может быть! — громко сказал отец, водружая на стол большой круг, завязанный белой материей.

— Ты не прав, Витя! — одернула бабушка, строго посмотрев на отца.

— Давайте есть плов! — предложил отец, подмигнув правым глазом Борису, развязывая белую материю, под которым обнаружился большой ляган, на котором аккуратной горкой высился янтарный плов, перемешанный с крупным нутом ^[53], весь закрытый кружочками казы ^[54].

— Свадебный плов ^[55]! Ты сам женился? — усмехнулся Моисей Израилевич, плотоядно облизываясь.

— У меня мастер выдает дочку замуж, вот и принес мне подарок, — пояснил отец, укоризненно посмотрев на врача.

— Твоя мама рассказывает такие интересные вещи, который даже я, который объездил всю республику, не знал! — пояснил Моисей Израилевич, наливая отцу рюмку коньяка.

Глава третья

Продолжение рассказа бабушки. Откуда взялись сокровища семьи Шварцманов.

— Плохо ли хорошо, доехали мы за неделю до Красноводска, а тут новая напасть! В город приехал со своей свитой сам эмир Бухарский Мухаммед, и опять на три дня пришлось задержаться.

Но я не очень расстроилась. Мы ездили на море купаться, ходили по городу и познакомились со стрелочником, который тащил три тома Брема, которые пришли у нему по подписке!

Представляете: стрелочник, который читает Брема! Ну очень плохо и бедно жили простые рабочие при царе! — усмехнувшись, рассказывала бабушка, всплескивая руками.

— Дедушка договорился с этим интеллигентным стрелочником и он нам достал три билета в первый класс до Ташкента! — восторженно вспомнила бабушка, с обожанием смотря на своего мужа.

— Расскажи о гербе Красноводска! — попросил дедушка, пристраиваясь рядом со своей спутницей жизни.

— На гербе Красноводска, тогда был изображен Красноводский залив с кораблем, причалами. Сзади, были нарисованы горы, внизу которых море с кораблями. По пляжу бредут четыре верблюда, которых возглавляет погонщик в туркменской папахе, а напротив животных шли вагоны, с паровозом, из трубы которого вился дым.

В левом переднем углу герба плыл осетр, а венчала герб корона!

На этом гербе была прорисована вся жизнь Красноводска, которая не изменилась и сегодня! Ничего нового не придумали люди за столько лет! — смеясь рассказывала бабушка.

— А по бокам герба были нарисованы два растения, сильно смахивающие на коноплю! — добавил, усмехаясь, дедушка.

— Так вы вдвоем из Питера в Ташкент ехали! — догадался Борис, смотря на дедушку восторженными глазами.

— Мы ехали втроем: я, бабушка, и ее подруга Мария Степанова, которую искала вся полиция Питера.

Мы должны были довезти Марию до Ашхабада, а там ее обязаны были встретить местные подпольщики и перевести через границу.

— И что дальше было? — с загоревшимися глазами спросил Моисей Израилевич.

— Погуляли до обеда по городу, посмотрели вокзал, церковь, базар, а потом уехали на Авазу и там два дня отдыхали и купались. Вот было счастливое время! — мечтательно сказала бабушка, счастливо улыбаясь.

— Вода, как парное молоко! Я, две самые красивые девушки и туркмен, который готовит на очаге, сложенном из камней еду.

— Надо было в городе погулять, сходить в ресторан, на танцы. Вы же молодые были! — внес новое предложение Моисей Израилевич, в молодости, видимо, большой ходок ^[56].

— Какие рестораны, танцы? В городе единственный цивильный дом — начальника уезда! — махнул рукой дедушка, показывая полную никчемность городка Красноводск в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году от рождества Христа.

— Там на базаре я впервые увидела дервишей, весьма экзотичные личности! Мне очень понравился городской сад. Вечером там обязательно играл духовой оркестр, и танцевали люди! Так что товарищ доктор прав! Можно было бы сходить на танцы, но Машенька, у которой были документы жены Копола, не очень хотелось появляться на людях. Вернее, было совсем не желательно, так как ее искала не только полиция, но и жандармы, которые работать могли и любили! Но хватит о грустном!

Хотите, я расскажу об остановке в Бахардене? — неожиданно предложила порозовевшая бабушка, отводя глаза в сторону.

«Какая-то кошка семьдесят лет назад пробежала между бабушкой и дедушкой! Интересно, в каком году они поженились?» — отметил Борис, задавая себе риторический вопрос, который не очень удобно было сейчас задавать вслух.

— В составе было два вагона первого класса, в котором нам досталось два шикарных, даже по сегодняшним меркам купе, — только начал рассказывать перехвативший инициативу дедушка, как бабушка кинула на своего супруга злой взгляд и отвернулась к окну.

Всегда спокойный дедушка, приняв немного на грудь, тем временем продолжал рассказ, делая вид что не заметил предостерегающего взгляда бабушки.

— Вагон был синего цвета, а в купе, кроме персонального туалета и умывальника, у нас была ванна!

— Не может быть! — не поверил Борис.

— Зато в вагоне эмира был большой салон, где так душевно пел газели иранский певец! — отомстила бабушка своему супругу, для наглядности высунув язык.

Это было так неожиданно для вечно чопорной бабушки, что Борис невольно поперхнулся пловом, но широко раскрыл глаза, удивляясь метаморфозе произошедшей с бабушкой.

— Зато я сходил в вагон-церковь ^[57] который прицепили в Кизил-Арвате ^[58] — не остался в долгу дедушка.

— Тебе обязательно надо было покаяться! Грехи надо было срочно замаливать! — не преминула подпустить шпильку бабушка, лихо опрокидывая свою микроскопическую рюмку коньяка.

«Веселая у вас поездка была! Но ведь Мария — революционерка по документам — жена дедушки! И они ночевали в одном купе! Вот почему бабушка так бесится! Теперь ясна бабушкина язвительность!» — понял Борис, с интересом смотря на хитро улыбавшегося дедушку.

— Это ты же уговорила Игланова ^[59] остановиться в Бахардене ^[60]! — не остался в долгу дедушка.

— У человека была чесотка, и мне удалось ее вылечить! — гордо ответила бабушка.

— Озеро действительно чудесное! Я признателен моей жене, которая организовала туда поездку!

Наши два вагона отцепили, и мы прямо со станции поехали к озеру, которое находилось в восемнадцати верстах.

По преданию, давным — давно в одном туркменском ауле жили двое влюбленных, которые страстно любили друг друга. Парень был из бедной семьи, а девушка из очень богатой. Родители девушки никак не хотели выдавать замуж свою дочь за бедного парня. И тогда влюбленные решили бежать. Весь аул бросился в погоню, но только десять самых злобных односельчан смогли бежать по пустыне, где немилосердно палило солнце и дул сильный ветер. Влюбленные добежали до гор и увидели, что погоня совсем близко.

Парень и девушка подняли руки вверх и попросили Аллаха спасти их от неминуемой смерти.

Гора раскрылась и прямо на глазах преследователей парень с девушкой скрылись внутри скал.

Когда преследователи подбежали к краю провала, им в лицо ударил столб душного воздуха, и они упали замертво.

— Красивая легенда! Надо будет съездить искупаться в озере! Главный врач Ашхабадской больницы давно приглашал приехать! — протянул Моисей Израилевич, вопросительно посмотрев на бабушку, предлагая продолжить рассказ.

— Машенька сказала, что у нее голова болит, и решила остаться, а своему мужу, то есть Кополу разрешила поехать на озеро. Когда мы следующим вечером приехали к вагону, Машеньки в нем не было.

Начали искать, поднялся страшный шум, но Машенька исчезла, как будто испарилась.

Проводник сказал, что он думал, что Маша уехала с нами, и поэтому не беспокоился.

А Копол сделал несчастное лицо и только разводил руками, вытирая скупую мужскую слезу.

Правда второй проводник якобы видел, девушку в белом платье с высоким туркменом в папахе, и все вопросы были уже только к нему.

— Так что случилось с Машей? — спросил до сих пор молчавший отец, с интересом смотря на дедушку, который открывался ему с новой стороны.

В Ашхабаде, на станции, Копол подал заявление в полицию, и мы поехали дальше.

Все видели, что когда мы уезжали из вагона в Бахарден, Маша оставалась в вагоне.

— Пока вы собирали вещи, усаживались в повозки, Маша с моей помощью вылезла из окна и спустилась по веревочной лестнице на землю.

Там ее ждала крытая арба, куда она и заскочила.

Кто будет обращать внимание на арбу с местным жителем, из которой торчат мешки? — лукаво улыбаясь, пояснил дедушка секрет исчезновения своей первой жены и отхлебнув глоток коньяка, как ни в чем не бывало, продолжил:

— В тридцать пятом году Маша приезжала в Ташкент и помогла мне стать главным конструктором завода. Хватило одного ее звонка! — чему-то усмехнулся дедушка.

— Ты мне никогда не рассказывал о том, что еще раз виделся с Машей! — на высоких тонах заметила бабушка.

— Ты в это время была в Москве на курсах повышения квалификации, а когда ты приехала, рассказывать не имело смысла! — с совершенно невинным видом развел руками дедушка.

— Чем вы вылечили чесотку аборигена? — задал совершенно безобидный вопрос Моисей Израилевич, стараясь разрядить напряженную обстановку за столом.

— Тут надо вернуться к нашему путешествию из Красноводска, — снова взяла беседу в свои руки бабушка и отхлебнув глоток чая, моментально продолжила, бросив на дедушку злой взгляд:

— Буквально через два часа после отправления из Красноводска, ко мне подошел проводник и предложил посмотреть на пассажира, который все время чешется.

Откуда он узнал, что я врач, я как-то не успела спросить. Пока мы шли по коридору, проводник намекнул, что он мог бы скрасить мое одиночество или посадить ко мне еще одного

пассажира для развлечений во время поездки.

— Я всегда говорил, что у тебя легкомысленный вид! И это замечали даже проводники семьдесят лет назад! — торжественно объявил дедушка, но тут же поперхнулся, поймав яростный взгляд бабушки.

— В точно таком же купе, как и у меня, лежал толстый мужчина в одной рубашке и штанах, явно азиатской внешности, а напротив него сидел тоже азиат в черном халате с мелкими стежками ^[61].

Второй азиат был более темный и с какими-то более острыми чертами на лице. Это сейчас я запросто отличаю узбека от таджика, казаха от, киргиза, а тогда они все были для меня на одно лицо! Но этот точно отличался от всех остальных! Глаза у него были большие и навыкате! И подпоясан он был простой веревкой, а на голове у него была квадратная тюбетейка! В то время, как все азиаты были подпоясаны платками или даже ремнями! И самое главное запах!

Если от Игланова пахло мужским потом, то от странного мужчины очень остро и неприятно пахло чем-то совершенно непонятным. Запах я до сих пор помню, но не могу дать ему название. Из стакана в серебряном подстаканнике странный азиат пил зеленый напиток.

Я выгнала второго мужчину из купе, открыла окно, немного проветрила помещение и начала осматривать больного.

Практически сразу диагностировала запущенную чесотку.

Игланов, вполне прилично говорил по-русски и попросил полечить его. Первым делом я заставила его полностью раздеться, обмыла все тело в ванной, а потом протерла его водкой, которая оказалась в багаже у купца. Переодевшись во все чистое, Игланов почувствовал себя легче и попросил назначить лечение, так как местные табибы ^[62] не могли ничем помочь.

— Я в поезде могу только попробовать старый метод, который рассказывали мои учителя! — процитировала себя бабушка, делая многозначительную паузу.

Соответственно Игланов взмолился, обещая луну с неба, солнечные лучи оптом и в розницу и озолотить меня с ног до головы.

Я вышла и попросила принести проводника бутылку старого отработанного масла.

— Почему именно старого масла? — тут же заинтересовался Моисей Израилевич.

— Почему, не знаю. Но моя подруга — ветеринарный врач, лечила собаку любовницы Великого Князя именно отработанным машинным маслом! Можно лечить чесотку и лизолом ^[63], но это очень больно.

Применяются для лечения чесотки сероводородные ванны, что и было с успехом проведено в Бахардене! — гордо объявила бабушка, довольная вниманием, которое к ней оказывали.

— Значит это тебя надо благодарить за поездку в Бахарден! — хлопнул себя по лбу дедушка и засмеялся.

— Вы, бабушка, рассказывали о странном запахе от второго азиата! Откуда такой резкий запах в купе? — напомнил Борис, которому совсем было не интересно слушать медицинские разговоры.

— Оказывается в одном купе с Иглановым ехал богатый индус — ростовщик из Бухары.

Индус пил свой особый напиток сабзооб ^[64].

Как объяснил Игланов, напиток представляет собой слабый наркотический напиток из листьев растения, напоминающую коноплю, которые сначала мочили, затем толкли в ступе. Сок процеживали через тряпку, сливали в металлический сосуд и пили. Индуса звали Байарджи. В Бухаре я с ним встретилась и лечила его жену. Индус неплохо говорил по-английски, и я видела у него в доме много индийских книг, как рукописных, так и печатных. Байарджи продавал драгоценные камни, которые ему присылали из Индии. Он снабжал камнями ювелиров, которые делали из них украшения.

Все драгоценные камни, которые продавались в Бухаре проходили через его руки.

— Я не знал, что вы жили в Бухаре! — удивился отец, с интересом смотря на бабушку, которую понесло:

— Мы с Кополом прожили в Бухаре почти год. И должна вам сказать, что это не самое плохое место в мире, если есть работа. А работы там было полно, так как я была единственной женщиной дерматологом — венерологом на весь город! А Игналов сделал мне отличную рекламу не только среди бухарских евреев, но и других богатых людей! — продолжала рассказывать бабушка, и не думая останавливаться.

— Пора и честь знать! — поднялся из-за стола Моисей Израилевич.

— Сейчас я позвоню на работу. Придет машина и отвезет вас домой! — остановил врача отец, набирая на телефоне номер.

Глава четвертая

Второе продолжение рассказа бабушки. Откуда взялись сокровища семьи Шварцманов.

Едва за врачом захлопнулась дверь автомобиля, как Борис вернулся в дом и застал всю семью на веранде в полном составе.

Усевшись за стол, Борис первым делом спросил:

— Вы же ехали в Ташкент, а почему вы остановились в Бухаре?

— Обстановка в России в пятнадцатом году была очень сложная. Шла Первая Мировая Война, в которой участвовала Россия. А на Закавказской магистрали всегда было полно английских и немецких шпионов, которых ловили полиция, жандармы и контрразведка!

Да и провоз Маши через всю страну не мог остаться без внимания жандармов! Тем более ее «чудесное» исчезновение в Бахардене! Только присутствие высокопоставленных бухарских чиновников наших вагонах, останавливало жандармов от нашего немедленного ареста! Пришлось на ходу импровизировать и скрываться! Мне, по крайней мере, как мужу Маши, сулил, если не арест, но очень долгое следствие и обязательная высылка в Россию, охваченную войной! Это все нам объяснил Игналов и предложил немного пожить у него в доме в Бухаре! — темпераментно заявил дедушка, одним глотком выпивая рюмку коньяка.

— Откуда взялись евреи в Средней Азии? — спросил Борис, смотря на бабушку, которая скромно сидела за столом.

— Вопрос, конечно, интересный, но довольно длинный, — неожиданно начал рассказывать отец, поднимая голову.

— Папа! Расскажите, пожалуйста! В кои века собрались всей семьей! Дети спят, а завтра у нас выходной! — попросила Фира, появившаяся за столом.

— Жил в древности знаменитый персидский шах Йездегердт ^[65], который почему-то увлекся иудаизмом и настолько, что женился на дочери иудейского государя шаха Гуна –бар Натана ^[66], который был прямым потомком израильского царя Давида ^[67].

У царя родились три сына.

Старший сын Бахрам Пятый, занял после отца персидский престол и стал шахиншахом. Второй сын Нарсэ стал наместником провинции Хорасан, которая включала в себя города Самарканд, Мерв, Бухара, — тяжело вздохнул дедушка, и отпил глоток чая.

— Куда делся третий сын? — попробовала уточнить Фира, напряженно всматриваясь в дедушку.

— Не помню. Старый стал, голова не так соображает! — попытался уйти в сторону от вопроса дедушка, снова отпивая глоток чая.

— Вернемся к нашим азиатским родственникам! — пришел на помощь дедушке Борис, укоризненно смотря на свою жену.

— Термин — бухарские евреи, означает евреи города Бухары и бухарского эмирата. Но евреи жили не только в бухарском эмирате, но и в Кокандском и Хивинском ханствах. Самоназвание евреев было яхуди, что в переводе означает иудей и немного созвучно по названию. Часто евреев называю джугут, которое пошло со времен зороастрийских и Сасанидских империй. До присоединения Средней Азии к России часто употреблялся термин евреи — азиаты, для обозначения купцов — евреев из Средней Азии. После присоединения Средней Азии к России по отношении к евреям Кокандского Ханства применялся термин туземные евреи. В Кокандском ханстве евреев насильственно обращали в ислам, и они ассимилировали путем смешанных браков. В Коканде были очень сильные и богатые купцы с еврейскими корнями такие как Мастовы, Самандаровы, которые не растеряли свое богатство и при Советской власти, — тяжело вздохнул дедушка.

— В каких городах Средней Азии жили евреи? — спросила неугомонная Фира.

«Ей стоит задавать такие вопросы. Она ведь приехала из Белоруссии и местной специфики не знает!» — попытался найти оправдание настойчивости своей жены Борис, внимательно слушая рассказ, обычно молчаливого дедушки.

— В Узбекистане было довольно много еврейских махалля ^[68], которые были расположены в основном в крупных городах:

Ташкенте, Бухаре, Самарканде, Навои, Хатырчи, Шахрисабсе, Карши, Ката-Кургане, Андижане, Намангане, Фергане, Хиве, Ургенче.

Но были махалля и в других республиках:

Туркмении — Ашхабад, Мары, Чарджоу, Байрам — Али, Керки.

В Казахстане: Чимкент, Джамбул, по старому Тараз, Казалинск.

В Таджикистане: Душанбе, Худжанд.

В Киргизии: Бешпек, Ош.

— Извини папа! — вмешался отец Бориса.

— Вы так молодежи совсем голову задурите! Евреи селились в Средней Азии намного раньше! Они попадали с Азию сначала как рабы, а потом организовывалась в общины!

Особо надо вспомнить вавилонского царя Навуходоносора Второго, который захватил Иудею и вывез часть населения в Вавилонию! И в 539 году до нашей эры произошло завоевание Нововавилонского царство персидским царем Киром Вторым Великим, который и освободил евреев — иудян (так тогда называли евреев) и издал декрет об освобождении евреев — иудян из плена и позволения вернуться из плена в Иудею.

Не все евреи вернулись в Иудею, а многие остались в Вавилонии, да и немало иудян завербовались в персидскую армию, так как после окончания действительной службы ветераны получали приличные земельные наделы и пенсию, на которую семья могла безбедно существовать.

Уже через сто лет после правления Кира Второго Великого при персидском царе Артаксерксе Первом ^[69] евреи имеют организованные общины по всем сатрапиям, то есть областям персидской державы!

Вторая волна евреев — переселенцев прибыла в Среднюю Азию в правление Артаксеркса Первого.^.

Тогда же евреи наладили торговые и общественные отношения между общинами, которые существовали и развивались почти четырнадцать веков! — поднял вверх указательный палец отец.

Мама тотчас налила отцу чая.

Отпив пару глотков из пиалы, отец благодарно кивнул и продолжил рассказ:

— В начале четырнадцатого века в Среднюю Азию с севера под руководством Мухаммеда Шейбани вторглись кочевые узбеки и основали Государство Шейбанидов, из которого возникло Бухарское ханство и в Хорезме Хивинское ханство. Одновременно с этими событиями в Персии к власти пришли Сефевиды, которые начали переделывать Азию! Они организовали Сефевидское государство. Кочевые узбеки были суннитами ^[70], а Сефевиды — шиитами ^[71]!

И контакты между евреями Персии и Средней Азии ослабли! Единая община евреев, которая просуществовала десять веков, распалас