Парня бы вызвала на дуэль или просто ударила, а с девчонками… я вообще не привыкла иметь с ними дело – не бить же ее?
выдохнула и залюбовалась: навершие
Я замотала головой, не поднимая глаз.
– А сама?
Ох. Румянец пополз вверх по шее. Вот почему Хен мастер задавать всякие неудобные вопросы?
– Я тоже… – ответила, чувствуя, как горят щеки.
Он рассмеялся:
– Делай как хочешь. Если тебе комфортнее ходить без нее…
Я снова замотала головой, так сильно, что от усердия волосы хлестнули по ушам.
– Все равно братья уже знают. Можно не таиться.
Хен усмехнулся. Встал, подал мне руку.
– Пойдем-ка по домам.
Я выпрямилась, ощущая себя маленькой рядом с ним. С
еще немного. – И, не дожидаясь возражений или предложения
Разницу между полами с успехом
, а тут он сам прыгнул на
Украденный поцелуй… нечестный, ни к чему не ведущий… и все равно внутри словно задрожала какая-то жилка, бросило в холод, потом опалило жаром.
Прильнула к плечу Хена, задремавшего от мерного движения, и почувствовала, как он пошевелился, протянул руку, обнимая и прижимая меня к себе, и на душе стало спокойнее.
Все будет хорошо. Мы вместе, значит, все будет хорошо.
– Ты ведь поцеловала меня тогда в палатке ночью?
Вопрос застиг врасплох, и в памяти поразительно ярко встали подробности той ночи. Разговор с Карином у костра, обида, Хен, спящий в палатке. Его лицо с закрытыми глазами – и мой нечаянный порыв.
Наверное, я густо покраснела, потому что нынешний Хен, не скрываясь, смеялся. Правда, почти сразу посерьезнел.
– Тогда я решил, что мне приснилось, но… Не знаю, сложно объяснить. Я вдруг понял, что все не так, как мне казалось. Включая мои собственные чувства. А потом, на следующую ночь, когда ты призналась… Я испугался. – Хен на миг замолчал, его кадык дернулся. – Себя испугался. Того, что, оказывается, я тоже к тебе чувствую… что-то. А потом твоя матушка устроила переселение. Так и покатилось все по наклонной… – Он усмехнулся, показывая, что шутит.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда Хен поцеловал меня. Пошло отбивать сумасшедше-радостный ритм, заставлять внутренности плавиться, истекать горячим волнующим жаром. «Нравлюсь! Все-таки нравлюсь!» – кричал возбужденный мысленный голос. Осмелев, я тоже обняла Хена. Сначала просто держалась за рубашку, как в прошлый раз, потом – поцелуй все продолжался – отважилась настолько, что просунула руки под нее. Хен не возражал, только задышал шумнее, и поцелуи его стали еще более волнующими.
