АРКАДИЙ МАР
Писатель и журналист, автор 14-ти книг повестей и рассказов, изданных в Москве, Ташкенте, Монреале (Канада). Член Союза Писателей СССР, России, Москвы, Узбекистана. Член Международного ПЕН клуба. Издатель. Главный редактор газеты «Русскоязычная Америка NY». Лауреат четырех литературных премий: «Лучшая детская книга России», «Артиады народов России», «Серебряная Литера». Лауреат Международной литературной премии Владислава Крапивина.
Рассказы
ПЛОХОЙ ДЕНЬ — СУББОТА
Папа и мама начали ссориться уже давно, почти целый месяц. Сначала они укладывали Вадика спать и мама несколько раз заглядывала в его комнату, проверяла, уснул ли. Но полы в квартире рассохлись, поскрипывали под ногами, и Вадик всегда слышал мамины шаги. Если шаги приближались, он изо всех сил зажмуривал глаза и притворялся спящим. Потом шаги удалялись, и Вадик начинал слышать мамин голос. Мама говорила часто-часто, совсем как игрушечный автомат, если нажать на курок. А когда мама замолкала, говорил отец.
Вадик откидывал одеяло и босиком шлепал к двери. Он чуть-чуть приоткрывал ее и смотрел в щелку. Видна была лишь стена коридора, покрашенная прошлым летом коричневой краской, и еще туфли. Папины — сорок четвертого размера, похожие на линкоры, только без мачт и трубы. Рядом, как эсминцы, стояли мамины босоножки. А его сандалий не было видно. Чтобы их увидеть, нужно совсем выйти в коридор. Там, в углу рядом с вешалкой, лежат его зеленые сандалии. Вадик на минуту задумался, на какие корабли они похожи? Ну, конечно, на торпедные катера.
Вадик вспомнил, как хорошо было раньше, когда все вместе они шли в парк. Папа всегда шел широкими шагами, а когда Вадик с мамой отставали, оборачивался и дожидался их. Потом он сажал Вадика на плечи и нес так до самого парка. С высоких отцовских плеч было видно далеко-далеко, но чтобы видеть еше лучше, Вадик сгибал пальцы кольцом и прикладывал к глазам. Получался настоящий бинокль. В него сразу становилось видно море. Нет, даже не море, а целый океан, и Вадик чувствовал себя настоящим капитаном большого корабля. Он чуть наклонялся вправо, и его корабль поворачивал, сжимал коленками папину шею, — резко останавливался. А если нужно было развить самый большой ход, Вадик набирал полную грудь воздуха, громко пыхтел: чуф-чуф-чуф! Корабельная машина прибавляла обороты, и папа начинал шагать быстрее и быстрее.
А потом подходила мама и говорила: «Как я вас всех люблю!»
На папином лице сразу пропадали все морщинки, глаза начинали смеяться, и он становился молодым-молодым…
Но в парк они не ходили уже давно. Вадик даже забыл, когда ходили. Теперь в воскресенье мама, а потом папа уходили куда-то, а Вадика отводили к соседке Вере Ивановне. Вера Ивановна включала телевизор, брала в руки тонкие железные спицы и начинала вязать. Пушистый клубок мотался по полу взад-вперед, рыжий кот Яшка, дремавший у ног Веры Ивановны, лениво открывал один глаз, долго следил за ним, вдруг прыгал, трогал клубок когтистой лапой и, недовольно урча, возвращался обратно.
Потом Вера Ивановна накрывала на стол и они пили чай с душистым айвовым вареньем. Вера Ивановна смешно вытягивала губы и прихлебывала из блюдечка. А когда вечером Вадика уводили домой, почему-то вздыхала и гладила его по голове…
А в среду в детском саду к Вадику подошла толстая Маринка и, уперев руки в бока, сказала:
— За то, что не давал на велосипеде кататься, твои родители расходятся. Я сама слышала, как воспитательница моей маме говорила.
Вадик сразу покрылся красными пятнами, изо всех сил сжал кулаки и ударил Маринку в плечо. Но разве с ней справишься! Через минуту он уже лежал на земле, а Маринка сидела сверху. Тогда Вадик извернулся и укусил ее за руку. Так ей и надо!
Вечером мама сказала:
— Ты стал таким старым и скучным, смотреть не хочется.
И почему старым? Совсем папа не старый. Подумаешь, сорок два года. Вадик вспомнил, как смотрел по телевизору хоккей с канадскими профессионалами. Там почти всем по столько лет. А одному, который вместе с сыновьями играет, гораздо больше. Ничего, когда Вадик вырастет, он тоже будет играть с отцом в одной команде. В ЦСКА. И их тройка будет самая лучшая. Отец, Вадик и Харламов.
Да, еще мама сказала, что отец скучный. Ну это совсем легко исправить. Нужно почитать маме веселые книжки. Их у Вадика очень много и все с яркими картинками. А самая смешная — «Барон Мюнхгаузен». Когда читаешь ее, прямо обхохочешься!
Но Вадик читает еще не очень хорошо. По складам и водит пальцем вдоль каждой буквы. А если по правде, то и не очень любит читать. Теперь же он будет тренироваться каждый день. И дома, и в саду. А потом прочитает маме все-все самые смешные истории. Папа сразу станет веселым, и мама никогда больше не будет так говорить…
Все случилось в субботу. Почему-то мама появилась в саду на целый час раньше, и Вадик сразу заметил, что она не такая, как всегда. Пока они шли через детсадовский двор, Вадик несколько раз смотрел на мамино лицо. Лицо было веселым и мама улыбнулась четыре раза. Вадик считал.
Потом они завернули за угол, прошли через сквер. Тут мама остановилась, посмотрела на часы.
— Хочешь мороженое? — спросила она и, не дожидаясь ответа, протянула железный рубль.
— Только сбегай сам. Вон там продают.
Мама открыла сумочку, достала пудру и помаду, а Вадик со всех ног побежал за мороженым…
Он уже доедал мороженое, когда возле них вдруг остановилась большая красивая машина и мама, улыбнувшись, сказала:
— Это за нами. Залезай, Вадик.
Мама села спереди, рядом с водителем, а Вадик удобно устроился сзади, на широком кожаном сиденье.
Внутри машины было очень интересно. Вадик покрутил никелированную ручку, и боковое стекло тут же начало опускаться.
— Перестань! — сказала мама и повернулась к водителю. — Сережа, он тебе всю машину разберет.
— Пусть разбирает, — ответил Сережа и подмигнул Вадику. — Ну что, старик, давай знакомиться, — добавил он, протягивая руку. Рука была твердой-твердой, как стенка, и Вадик поморщился.
— Это оттого, что я штангу поднимаю, — гордо сказал Сережа. — Вот, потрогай здесь!
Он согнул руку и возле плеча сразу вздулись большие бугры. Такого Вадик еще никогда не видел.
— Вы в цирке работаете? — спросил он, потрогав бугры.
Сережа улыбнулся.
— Нет, старик, не в цирке. А ты что, цирк очень любишь?
И только Вадик хотел рассказать, как любит цирк, но вдруг заметил, что Серёжина рука легла маме на плечо, и мама не отодвинулась, не убрала ее, а наклонила голову и прижалась к ней щекой.
— Я домой хочу, — сказал Вадик.
— Как домой? — удивился Сережа. — Сейчас мы покатаемся, а потом пойдем в цирк. Ведь ты его любишь.
Сережа включил мотор и машина поехала.
— Останови! — закричал Вадик, — Останови! Я пешком пойду!
— Ты как себя ведешь? — сказала мама. — Дома я тебя накажу!
Машина затормозила, остановилась, и Вадик вылез из нее. Он прошел несколько шагов и почувствовал, что мама взяла его за руку. Вадик повернулся к ней и спросил:
— Вы правда с папой расходитесь?
Мамино лицо сразу стало злым и красным, она ничего не ответила, а потащила Вадика за собой. Она все убыстряла и убыстряла шаги и рука у Вадика занемела. Рука немела до самого дома, но Вадик молчал. Пусть совсем-совсем занемеет, только бы не разошлись.
Но дома было еще хуже.
— Вадик, иди к себе! — приказала мама, подошла прямо к отцу и громко сказала:
— Нам нельзя больше жить вместе. Я перееду к дру-гому человеку и заберу ребенка с собой!
— Нет, — ответил папа. — Я тебе назло Вадика не отдам!..
Вадик сидел на кровати в своей комнате. Не хотелось ни читать, ни смотреть в окно, ни заниматься никаким делом, Вадик прислушался. Папа и мама всё ещё упрекали друг друга. Тогда он встал, вышел в коридор, потом открыл дверь, немного постоял на лестничной площадке и спустился во двор.
Во дворе Маринка мелом чертила на асфальте большие квадраты. Увидев Вадика, она обернулась и спросила:
— Будешь в классики играть?
— Нет, — ответил Вадик. — Неохота.
— А твои родители правда расходятся? — опять спросила Маринка.
— Я сам с ними расхожусь, — сказал Вадик.
Он обошел скамейку под старой урючиной, где читали газеты пенсионеры, и зашагал дальше.
АДРЕС ИЗ НИКАРАГУА
На уроке литературы Светлана Алексеевна вдруг сказала:
— У меня есть адреса школьников из других стран. Кто хочет с ними переписываться?
— Все! — дружно закричал класс и поднял лес рук.
— Петрова, ты же переписываешься с девочкой из Болгарии?
— А я еще хочу, — тут же заныла плакса Петрова.
— Нет, Лена, — произнесла Светлана Алексеевна. — Адресов у меня мало, на всех, к сожалению, не хватит. Поэтому придется тебе подождать. А сейчас прочитаю одно письмо — как образец.
Светлана Алексеевна встала из-за своего учительского стола, подошла к доске, чуть прищурила близорукие глаза и начала с выражением читать:
«Дорогой друг, я живу в Советском Союзе, в городе Саранске, и очень хочу с тобой переписываться. Город наш очень красивый. В нем много высоких домов, парков, скверов. Мы все гордимся, что наш город дает стране очень много прекрасных промышленных товаров.
Учусь я отлично, на одни пятерки, собираю металлолом, активно участвую в жизни школы. Когда вырасту, обязательно получу хорошую профессию. А кем мечтаешь стать ты? Если хочешь переписываться, то ответь мне. С пионерским приветом…»
— Мне кажется, это хорошее письмо, — заметила Светлана Алексеевна. — И, думаю, вы должны придерживаться этого образца. А теперь, кому дать адреса?
Она пошла по рядам и начала раздавать листочки с адресами, написанными ее четким красивым почерком.
Вдруг она остановилась.
— У меня остался последний, — произнесла Светлана Алексеевна. — Я решила его дать Гене Рослякову. Хотя Гена не отличник, не хорошист и, прямо скажем, иногда даже не троечник, но, может, именно этот адрес поможет ему подтянуть учебу.
Генка удивленно взял маленький, выдранный из блокнота в клеточку листок.
На нем нерусскими буквами был написан адрес.
— Это адрес школьника из Никарагуа, — сказала Светлана Алексеевна. — А вы все знаете, как тяжело приходится сейчас этой стране. И еще. Переписываясь, вы должны помнить: нужно хорошо учиться, быть всегда достойным звания пионера.
На перемене Генка направился прямо в учительскую и неуверенно затоптался на пороге.
