Оглавление

Глава 1: Свечи во Тьме

Воздух в квартире Алексея гудел от смеха, музыки и тепла человеческих тел. За окном, затянутым легкой морозной дымкой, Красноярск сиял миллионами огней, раскинувшись вдоль могучего Енисея. Но здесь, на двенадцатом этаже новостройки в Академгородке, был свой маленький, шумный островок жизни. День Рождения. Тридцать лет. Алекс отхлебнул теплого пива, наблюдая, как его друзья — Света, Гриша, рыжий Антон и пара коллег из IT — конторы — оживленно спорят о чём — то у накрытого столом подоконника. На столе — остатки пиццы, чипсы, бутылки, торт со втоптанными в крем тридцатью свечками.

«Ну что, именинник, готовь пяту!» — громко рявкнул Влад, протискиваясь сквозь толпу с небольшой, но увесистой коробкой в руках. Он был на голову выше большинства, широк в плечах, и его появление всегда вносило энергетический сдвиг. Бывший контрактник, ныне начальник охраны на одном из заводов, Влад излучал ту самую «боевую» уверенность, которой так не хватало Алексу — программисту.

Алекс фыркнул: «Опять носки? Или портмоне с GPS — трекером?»

«Хуй там!» — Влад хитро ухмыльнулся, поставив коробку перед другом. «Твои носки уже сами ходят. Держи, пригодится. Надежнее, чем твой код».

Алекс разорвал упаковку. Внутри, в черном формованном пластике, лежал предмет, похожий на короткую, увесистую дубинку из темного металла. Тактический фонарь. Серьёзная штука. Корпус рифленый, противоударный. На торце — ударная площадка с острыми зубцами, похожими на корону. Сбоку — кнопки.

«Во — о — оу!» — восхищенно протянул Гриша, заглядывая через плечо. «Это ж „Орион“! Мощняк! Люмины на километр! И эти зубцы… хрясь по яйцам — и нет проблем!»

Алекс взял фонарь в руки. Тяжелый, холодный, смертельно серьезный в этой обстановке шампанского и чипсов. «Влад… Это же оружие почти», — пробормотал он, щелкая кнопкой. Ярчайший луч, холодный и резкий, как лезвие, ударил в стену, заставив всех зажмуриться.

«Оружие — это то, что в голове» — философски заметил Влад, хлопая друга по плечу: «А это — инструмент. Светить. Стучать. Колоть орехи. Или… ну, на крайняк, да, по морде дать. В темноте, Леха, всякое бывает. Особенно в нашей тайге». В его голосе прозвучала странная нота, не праздничная. Как будто он уже видел эту темноту.

«Спасибо» — искренне сказал Алекс, выключая слепящий луч. Лампа фонаря еще тлела красным. — «Серьёзный подарок. Буду носить как талисман». Он положил фонарь на стол рядом с недоеденным куском торта. Металл контрастировал с кремом и бисквитом.

Света подняла свой бокал с дешевым «Советским шампанским»: «Ну, за Алекса! Чтобы светил всегда, как этот… э… дубинофон!»

«За Леху!» — подхватили остальные. Бокалы звякнули. Музыка — что — то электронное, на фоне — снова загудела. Алекс улыбнулся, чувствуя тепло дружбы и алкоголя. Он поднял взгляд на окно, на огни города, на темную ленту Енисея где — то внизу. Жизнь была… нормальной. Предсказуемой. Иногда скучной, но своей. Тридцать лет. Ничего особенного. В этот момент всё изменилось. Сначала не было звука. Только свет. За окном, там, где должен был быть ночной горизонт с огнями левобережья и силуэтами заводов, взошло второе солнце. Оно было не желтым, а ослепительно — белым, синим по краям, невыносимо ярким. Оно заполнило все окно, всю комнату, вселенную. Слепящая, безжалостная вспышка, выжигающая сетчатку, стирающая тени, превращающая мир в негатив. Пластиковые стаканчики на столе стали на мгновение прозрачными. Лица друзей превратились в черепа с темными впадинами глаз. Тишина длилась долю секунды. Или вечность. Алекс инстинктивно зажмурился, но свет прожег веки. Он вскрикнул — или это кричал кто — то другой? — и уронил бокал. Пиво разлилось по полу, но его никто не видел. Только белый, белый, всепоглощающий свет. Потом пришел звук. Не грохот. Сначала — глубокий, животный ВОЙ. Как будто сама земля рванулась изнутри. Он входил не в уши, а в кости, в зубы, в самое нутро. Окна квартиры — огромные, от пола до потолка — вздулись пузырями на долю секунды, но не лопнули сразу. Картины сорвались со стен. Стаканчики, бутылки заплясали на столе и полетели на пол.

«ЧТО ЭТО?!» — дикий вопль Светы, перекрытый нарастающим грохотом.

«БЛЯЯЯЯДЬ!» — ревнул Влад. Не крик страха. Крик узнавания. Солдатский крик. Алекс, все еще ослепленный, почувствовал, как сильная рука вцепилась ему в плечо и рванула вниз. Он полетел на пол, ударившись коленом о ножку стула. Влад рухнул на него сверху, тяжелый, как скала, прикрывая своим телом.

«Ложись! Все блядь ЛОЖИСЬ! НА ПОЛ!» — его голос, хриплый от адреналина, резал сквозь вселенский грохот. И только тогда, уже падая, Алекс, прижатый лицом к линолеуму, сквозь щель под диваном увидел это. За окном, там, где было второе солнце, поднимался столб. Не дыма — чего — то невообразимого. Огня, пыли, света. Он рос с чудовищной скоростью, раскаляясь до багрового, увенчиваясь грибовидной шапкой, которая уже затмевала небо. От его основания во все стороны, как адская рябь, побежала волна разрушения. Дома на противоположном берегу просто… исчезали. Стирались в пыль. Волна мчалась прямо на них, через реку.

«Бо… мба…» — успел прошептать Алекс, лежа под телом друга. Его мозг отказывался верить. Сибирь. Красноярск. Вечер среды. День Рождения. Невозможно.

Влад прижал его голову сильнее. Его дыхание было горячим и частым в затылок Алекса. «Держись, братан…» — прохрипел он. И в его голосе не было надежды. Только голая, стальная решимость выжить в следующую секунду.

Ударная волна догнала свет. Стеклянная стена квартиры взорвалась внутрь миллионами осколков. Их пронзительный звон слился с рёвом конца света. Потолок закачался, посыпалась штукатурка. Мебель поехала по полу. Чей — то крик — Антона? — оборвался резко и ужасно. Мир заполнил не свет, а оглушительный грохот, вибрация и летящий хрустальный дождь.

Алекс вжался в пол. Его рука нащупала холодный металл. Тактический фонарь. Подарок Влада. Он сжал его, как якорь в этом внезапно рушащемся аду. Красная лампочка индикатора на торце тускло мигнула в клубах поднимающейся пыли, как крошечный, насмешливый глазок.

Свечи на торте давно потухли. Во Тьме оставался только этот чужой, ядерный Свет. И холодная сталь в дрожащей руке именинника.

Глава 2: Грохот и Тишина

Мир сузился до вибрации. Глухой, вселенский гул бил в кости, в зубы, в самое подкорку. Алекс лежал, придавленный весом Влада и чем — то тяжелым, сыплющимся сверху — штукатуркой, обломками гипсокартона, осколками стекла. Воздух был густым, едким, пахнущим пылью, гарью и чем — то… электрическим, как после мощного разряда. Он не мог дышать. Казалось, легкие сжались в комок.

«Вл… ад…» — хрип вырвался из пересохшего горла. Больше звука не было. Только этот гул, заполняющий все.

Вес над ним сдвинулся. Влад, откашлявшись, приподнялся на локтях. Его лицо, покрытое серой пылью и мелкими царапинами от стекла, было искажено гримасой боли и ярости. Глаза, обычно такие спокойно — насмешливые, метались, сканируя руины комнаты сквозь клубящуюся завесу.

«Жив?» — его голос пробился сквозь гул, глухой, словно из — под земли. Алекс кивнул, не в силах говорить. Движение головы вызвало волну тошноты и острую боль в левом виске. Он поднял руку — пальцы наткнулись на что — то липкое и теплое. Кровь. И осколок стекла, торчащий из кожи над скулой. Неглубоко, но больно.

«Контузило, сука» — констатировал Влад, уже оценивая рану быстрым взглядом профессионала. — «Не дергай, щас вытащим». Его пальцы, грубые и уверенные, схватили осколок и резко дернули. Алекс вскрикнул — звук получился хриплый, слабый. — «Терпи, брат. Мелкий». Влад швырнул окровавленное стекло в пыль и прижал ладонью платок (уже грязный) к ране. «Держи».

Гул начал стихать. Не то чтобы становилось тихо. Нет. Он просто уступал место другим звукам. Сначала — это был собственный пульс, стучащий в висках с бешеной частотой, сливаясь с оглушительным, пронзительным звоном в ушах. Как будто в голове застрял реактивный двигатель на взлетной мощности. Потом — треск. Треск остывающего металла где — то за стенами. Шорох осыпающейся штукатурки. Тихий стон? Или просто скрип балки?

И крики. Сначала один, далекий, с улицы. Потом другой, ближе. Потом — целая какофония человеческих голосов, перекошенных ужасом и болью.

Вопли, мольбы, истеричные рыдания. Звуки Ада, доносящиеся сквозь разрушенную стеклянную стену.

Алекс попытался приподняться, опираясь на локоть. Мир поплыл. Тошнота накатила с новой силой. Левое ухо почти не слышало, зато в правом звенело с удвоенной силой. Он попытался крикнуть: «Све…» — но голос сорвался в хрип. Пыль забила горло. Он огляделся, протирая залитые пылью и кровью глаза. Комната была неузнаваема. Пол покрыт битым стеклом, осколками посуды, кусками штукатурки и гипсокартона. Стол перевернут,