Часть первая

Мумификация

∑

Глава 1

Наши дни

28 мая, 11 часов 32 минуты по восточноевропейскому времени

Каир, Египет

По нервозности коронера Дерек Рэнкин понял – что-то не так.

– Где тело?

Доктор Бадави чуть кивнул и указал на лифт.

– Прошу за мной.

Идя за коронером, Дерек взглянул на своих спутниц – по силам ли им последние шаги этого скорбного путешествия? Старшая из двух женщин, Сафия аль-Мааз, была на голову выше младшей, Джейн Маккейб. Они втроем прибыли сегодня утром в Каир из Лондона на частном самолете. Из аэропорта гостей доставили сюда, в городской морг, занимавший несколько неприметных синих зданий в двух шагах от Нила.

Следуя за коронером, Сафия заботливо, по-матерински обнимала двадцатиоднолетнюю Джейн.

Дерек посмотрел на Сафию, спросил ее одними глазами: «Выдержит ли Джейн?»

Сафия со вздохом кивнула. Она была начальницей Дерека, главным хранителем Британского музея. Дерек поступил на работу в музей четыре года назад в должности помощника хранителя. Он специализировался в биоархеологии; в частности, изучал здоровье жителей далекого прошлого. По зубным и скелетным останкам, по образцам ткани Дерек оценивал физическое состояние древних людей, порой даже устанавливал причину их смерти. До музея, во время аспирантуры в Университетском колледже Лондона, он исследовал различные эпидемии, в том числе «черную смерть» – вспышку чумы – в Европе и великий голод в Ирландии.

В настоящее время Дерек занимался в Британском музее мумиями, обнаруженными в районе шестого порога Нила. Эти засушливые земли были изучены мало, но недавно там начали возводить плотину, и археологическое общество Судана запросило помощи у Британского музея: суданцы испугались, что строительство уничтожит археологические сокровища региона. В рамках совместного проекта ученые уже сумели спасти бесценные образцы древнего каменного зодчества: например, небольшую нубийскую пирамиду – все ее триста девяносто блоков выкопали и вывезли из пустыни.

Именно этот проект и привел Дерека со спутницами в Каир – проект, который многие считали про́клятым, поскольку два года назад в пустыне пропала целая поисковая экспедиция во главе с ведущим научным сотрудником музея. Людей искали не один месяц. В конечном итоге решили, что они убиты: после «арабской весны» ситуация в регионе стала крайне нестабильной. Половину пропавшей экспедиции составляли суданцы, но иностранцам все равно было опасно забредать в столь отдаленные районы, где правили бандиты и мятежники. Предполагали даже теракт, однако ни одна группировка не взяла на себя ответственности за исчезновение ученых, и требований выкупа никто не выдвинул.

Утрата потрясла весь музей. Руководитель исчезнувшей партии, профессор Гарольд Маккейб, был пусть и не слишком любим за несговорчивый характер, зато весьма уважаем в своей области. Собственно, именно его участие в проекте убедило Дерека присоединиться к эпопее по спасению суданских реликвий. В первые годы работы Дерека Маккейб был его учителем и наставником и даже помогал ему получить аспирантскую стипендию.

Поэтому гибель профессора причинила Дереку сильную боль – хотя и не столь сильную, как боль самой младшей участницы сегодняшнего путешествия.

Дерек посмотрел на нее. Джейн Маккейб шагнула в лифт: руки скрещены, взгляд блуждает где-то далеко. На лбу и над верхней губой дочери профессора блестели мелкие капельки пота. День стоял знойный, и кондиционеры в морге плохо справлялись с высокой температурой. Впрочем, Дерек подозревал, что Джейн вспотела не столько от жары, сколько от волнения и тревоги.

Прежде чем двери лифта закрылись, Сафия взяла Джейн под локоть.

– Лучше подожди здесь. Я сумею опознать твоего отца.

Дерек кивнул и придержал двери.

– Я должна сама. – Взгляд Джейн стал твердым. – Я целых два года ждала ответов – про отца, про брата. Я не буду…

Голос Джейн сорвался, и это вызвало у нее раздражение. Ее старший брат Рори сопровождал отца в экспедиции и пропал вместе со всеми, оставив Джейн одну в целом свете. Ее мать умерла шесть лет назад – проиграла в долгой битве с раком яичников.

Сафия тихонько вздохнула.

Иного ответа Дерек от Джейн и не ожидал. Она очень походила на отца: тоже упрямая, своевольная и по-своему гениальная. Дерек познакомился с ней тогда же, когда и с Гарольдом: ей было всего шестнадцать, но Джейн уже училась в университете по ускоренной программе. В девятнадцать лет она защитила диссертацию по антропологии. Сейчас Джейн проводила научные исследования в рамках постдокторантуры. Дочь явно решила пойти по стопам отца.

И в конце концов, увы, оказалась здесь…

Лифт поехал вниз. Дерек разглядывал своих спутниц. Обеих роднила страсть к древности, однако до чего же они были разными! Ближневосточное происхождение Сафии давало о себе знать водопадом длинных черных волос и смуглой кожей оттенка кофе с молоком. Оделась Сафия неброско – в темные прямые брюки и светло-голубую блузу с длинным рукавом. Держалась она учтиво и скромно, однако приковывала к себе внимание. Ее изумрудно-зеленые глаза могли, если нужно, сразить любого.

Джейн пошла в отца-шотландца и огненно-рыжие волосы стригла коротко, по-мужски. К несчастью, и характер у нее был не менее огненным. Дерек не раз слышал истории о том, как Джейн запугивала несогласных с ней однокурсников и даже преподавателей. Истинная дочь своего отца, она отличалась от него лишь в одном. За несколько десятков лет, проведенных под солнцем пустыни, кожа Гарольда загорела до черноты и сморщилась; кожа же Джейн сохранила бледность и гладкость – благодаря многолетнему сидению в университетских библиотеках. Выделялась только легкая россыпь веснушек на носу и на щеках, которая делала ее лицо по-девичьи нежным. Многие ошибочно принимали эту нежность за наивность.

Многие, но не Дерек. Он хорошо знал Джейн.

Лифт с толчком остановился, двери разъехались, едко повеяло хлоркой, маскирующей легкий запах разложения. Миниатюрный доктор Бадави, облаченный в белый халат до колен, повел посетителей по подвальному коридору с белеными бетонными стенами и затертым линолеумом на полу. Коронер спешил. Он явно хотел поскорее покончить с этим делом, хотя его беспокоило что-то еще.

В конце коридора Бадави скользнул за плотную полиэтиленовую занавеску. Дерек со спутницами шагнули следом и очутились в маленьком помещении. В центре стоял один-единственный стол из нержавеющей стали. На нем под крахмальной простыней лежало тело.

Джейн так настойчиво рвалась сюда, но сейчас на пороге она замерла. Сафия осталась с ней, а Дерек следом за коронером подошел к столу. Джейн сзади пробормотала, что с ней всё в порядке.

Бадави нервно оглянулся на гостий, налетел на стальные весы, подвешенные за столом, и шепнул Дереку:

– Наверное, вам лучше посмотреть первым. Здесь не самое подходящее место для женщин.

Джейн услышала коронера и ответила на его завуалированный мужской шовинизм:

– Нет. – Она шагнула вперед, Сафия за ней. – Я должна знать.

По лицу Джейн Дерек прочел больше, чем та сказала. Она искала ответ, который хоть как-то объяснил бы два года неизвестности, два года несбывшихся надежд. Однако в первую очередь Джейн хотела отпустить призрак отца с миром.

– Приступим к делу, – поторопила Сафия.

Бадави чуть склонил голову, откинул верхнюю половину простыни и открыл обнаженный торс покойного.

Дерек ахнул, попятился. Нет! Это не Гарольд Маккейб. Тело на столе выглядело так, словно оно было много столетий погребено в песках. Усохшая кожа плотно облегала череп и ребра. Мало того, она приобрела темно-ореховый цвет с глянцевым блеском, словно ее покрыли лаком. Когда первое потрясение схлынуло, Дерек заметил рыжие с проседью волосы – на макушке, на щеках, на подбородке.

Джейн их тоже узнала.

– Папа… – В ее глазах застыли отчаяние и мука.

Джейн отвернулась, спрятала лицо на груди у Сафии. Та выглядела ненамного лучше. Сафия знала Гарольда куда дольше, чем Дерек.

Он разглядел у нее на лбу недоуменную морщинку, понял причину недоумения и озвучил ее коронеру:

– Я думал, что десять дней назад, когда профессора Маккейба нашли, он был еще жив.

Бадави кивнул.

– На него наткнулась семья кочевников. Он брел по пустыне, еле волоча ноги, в километре от селения Руфаа. – Коронер сочувственно покосился на Джейн. – Кочевники повезли туда профессора на телеге, но по дороге он умер.

– Наверное, тут какая-то путаница со временем, – сказала Сафия. – Тело выглядит гораздо старше.

Дерек кивнул – он подумал о том же. Однако его озадачило кое-что еще.

– Вы говорили, что останки профессора Маккейба доставили к вам два дня назад на грузовике и что тело не бальзамировали, лишь заворачивали в полиэтилен. В грузовике был рефрижератор?

– Нет. Здесь, в морге, тело сразу поместили в холодильник.

Дерек посмотрел на Сафию.

– Десять дней в невыносимой жаре – и никаких признаков посмертного разложения. Ни вздутий, ни растрескивания кожи. Тело словно законсервировали.

Единственное заметное повреждение виднелось на животе и груди – разрез в виде заглавной буквы игрек, результат вскрытия. По пути из Лондона Дерек прочел отчет коронера. Причину смерти установить не смогли; наиболее вероятными виновниками назвали перегрев и обезвоживание. Впрочем, такой диагноз не проливал ни малейшего света на историю профессора Маккейба.

Где он был все это время?

– Вы разузнали что-нибудь у семьи кочевников? – Сафию мучил тот же вопрос. – Профессор Маккейб объяснил, где он был до своих скитаний по пустыне? Рассказал о судьбе сына или остальных?

Отвечая, Бадави не поднимал глаз от пола.

– Ничего внятного. Профессор был слаб, бредил, а люди, которые его нашли, говорили лишь на суданском диалекте арабского.

– Отец прекрасно изъяснялся на многих диалектах арабского, – возразила Джейн.

– Верно, – поддержала ее Сафия. – Если перед смертью он произнес хоть что-нибудь…

– В отчете я этого не написал. – Бадави вздохнул. – По словам одного кочевника, профессор Маккейб утверждал, будто его проглотил великан.

– Проглотил великан? – недоуменно переспросила Сафия.

– Я же говорю, профессор был серьезно обезвожен. Видимо, бредил. – Бадави пожал плечами.

– Больше ничего? – не отступала Сафия.

– Еще одно-единственное слово. Профессор повторял его все время по дороге в селение Руфаа.

– Какое же?

Бадави глянул на девушку рядом с Сафией.

– Джейн.

Дочь Гарольда окаменела.

Пока Сафия утешала Джейн, Дерек улучил момент и осторожно осмотрел тело, щипком проверил эластичность кожи. Та оказалась на удивление толстой и плотной, чуть ли не твердой. Дерек высвободил из-под простыни костлявую руку профессора, изучил ногти необычного желтого оттенка. Затем обратился к Бадави:

– В вашем отчете сказано, что в желудке покойного обнаружены камешки, одинаковые по форме и по размеру.

– Да. Размером с перепелиное яйцо.

– Еще вы нашли некие кусочки – по вашему мнению, древесной коры.

– Верно. Думаю, голод заставлял профессора есть все, что под руку попадалось, лишь бы притупить голодные боли.

– Или наличие камней и коры объясняется иначе.

– Как? – спросила Сафия, не выпуская Джейн из объятий.

– Чтобы подтвердить мои подозрения, нужны кое-какие исследования. – Дерек отошел от стола. – Биопсия кожи и обязательная токсикологическая экспертиза содержимого желудка. – Дерек мысленно пробежался по всему, что он хотел сделать. – И самое важное: мне нужна томограмма головного мозга профессора.

– Какие у тебя подозрения? – настаивала Сафия.

– Судя по состоянию тела – по древнему внешнему виду, по необычной сохранности останков, – я предполагаю, что профессора Маккейба мумифицировали.

Бадави вздрогнул, расстроенный и оскорбленный одновременно.

– Уверяю вас, после смерти этого человека ни одна живая душа не покушалась на его тело. Никто и не посмел бы.

– Вы меня неправильно поняли, доктор Бадави. Я говорю не о посмертной мумификации. – Дерек посмотрел на Сафию. – Я говорю о мумификации прижизненной.

16 часов 32 минуты

Прошло четыре часа.

Дерек прильнул к монитору. Окна над ним выходили на кабинет МРТ, где из огромной белой трубы торчал длинный стол.

Из-за бюрократической волокиты перевоз профессора Маккейба в Англию откладывался до завтра, поэтому Дерек решил получить как можно больше материала для исследований, пока разложение не вступило в силу. Он уже взял образцы кожи для биопсии и образцы волос, попросил коронера упаковать и запечатать загадочное содержимое желудка: странные камешки размером с перепелиное яйцо и кусочки непереваренной коры. Еще Бадави добыл для Дерека разрешение воспользоваться МРТ-оборудованием соседней больницы.

Дерек изучал результаты второго сканирования. На монитор было выведено парасагиттальное изображение головы профессора Маккейба – боковой продольный срез. Магнитное и радиочастотное поля, используемые в аппарате МРТ, четко определили и обозначили свод черепа, кости переносицы, глазницы. Но вот внутри черепной коробки… К удивлению Дерека, мозг профессора на снимке представлял собой однородную размытую акварель серого цвета.

– Это изображение даже хуже первого, – произнесла Сафия, заглянув Дереку через плечо.

Тот кивнул. Первое сканирование показало хоть какие-то нюансы поверхности мозга: там просматривался внешний лабиринт извилин и борозд. Однако Дереку не хватило детализации, и он запросил второе сканирование. Увы, этот снимок оказался хуже предыдущего.

– Не знаю, то ли у здешнего аппарата проблемы с калибровкой, то ли посмертное разложение успело разрушить структуру мозга профессора Маккейба.

– Может, сделаем еще одно сканирование?

Дерек покачал головой, глядя на пустой кабинет МРТ. Тело профессора уже вернули в морг.

– Нет, остается уповать лишь на сохранность собранных образцов. Я попросил коронера взять пробу спинномозговой жидкости, а также извлечь головной мозг и поместить его в формалин. В Лондоне проведем полноценное исследование.

– Джейн знает? – Сафия озабоченно свела брови.

– Я получил от нее разрешение, и она уехала в отель.

После опознания отца и заполнения положенных бумаг Джейн выглядела бледнее обычного. Тем не менее Дерек рассказал ей обо всем, что он хотел бы сделать до возвращения в Англию и до похорон. Джейн мужественно согласилась. Она тоже мечтала найти ответы – мечтала, наверное, еще сильней, чем Дерек. Правда, наблюдать за взятием образцов Джейн не пожелала – это было слишком даже для нее.

– Значит, пока что мы больше ничего не можем сделать. – Сафия вздохнула.

Дерек потянулся, разминая затекшую спину, и кивнул.

– Я вернусь в морг, все там проконтролирую. А вы бы заглянули к Джейн, узнали, как…

Его прервал телефонный звонок. Трубку поднял единственный лаборант, составлявший компанию гостям, быстро о чем-то переговорил и посмотрел на Дерека.

– Это коронер. Просит вас.

Дерек нахмурился, взял трубку.

– Доктор Рэнкин слушает.

– Приходите скорее, – торопливо выдохнул Бадави, и в его голосе прозвучало отчаяние. – Взгляните сами.

Дерек начал расспрашивать, но не получил никаких пояснений. Бадави лишь настаивал на том, чтобы Дерек поспешил в морг.

– Я с тобой, – решила Сафия.

Они покинули больницу и пошли к моргу, расположенному в двух кварталах. После долгого пребывания в помещении солнце слепило глаза. Жара стояла невыносимая, воздух обжигал легкие.

Сафия легко шагала рядом с Дереком по людным улицам, не обращая внимания на палящий зной.

– Ты предположил, будто с Гарольдом что-то сделали. Какие-то манипуляции, вызвавшие непонятное состояние его тела. Что значит – его мумифицировали прижизненно?

Дерек предпочел бы избежать этих расспросов. Он уже и так отругал себя за то, что необдуманно проговорился. Его слова только добавили Джейн тревог. Зря он поднял тему, ведь ничего еще неясно.

– Это лишь догадка, причем сделанная наобум. – Лицо Дерека пылало не только от зноя. – Я озвучил ее преждевременно. Очень неосмотрительно с моей стороны.

– Ничего. Расскажи, что ты имел в виду.

Он вздохнул:

– Это называется самомумификация. Человек сознательно готовит свое тело к тому, чтобы после смерти его плоть сохранилась. Подобные практики встречаются в основном у монахов Дальнего Востока, особенно в Японии и Китае. Однако такой ритуал наблюдали и в некоторых культах Индии, и в аскетических сектах Ближнего Востока.

– Зачем? Это способ самоубийства?

– Наоборот. Духовное действо, путь к бессмертию. Другие члены секты боготворят останки тех, кто прошел через подобное перерождение. Считается, что мумифицированные тела становятся чудодейственными сосудами, способными даровать своим почитателям особую силу.

Сафия насмешливо хмыкнула.

– Речь не только о невежественных культах. – Дерек пожал плечами. – Даже католики верят в то, что нетленность останков доказывает святость.

Сафия посмотрела на него недоверчиво.

– Если это правда, то как же люди себя мумифицируют?

– В разных культурах по-разному, но есть и кое-что общее. Во-первых, процесс долгий, его растягивают на годы. Сперва изменяют диету. Человек отказывается от злаков, ест орехи, сосновую хвою, ягоды и обогащенную смолой древесную кору. Собственно, древние японские практики самомумификации, известные как сокушинбутсу – или Будды во плоти, – называли свою диету мокуйикуо, или «древоедение».

– Значит, на эти мысли тебя навела кора в желудке у Гарольда?

– Да. Кора и камешки. Рентген мумий сокушинбутсу тоже показал наличие у них внутри речных камней.

– Почему же тела не разлагаются после смерти?

– Некоторые травы, яды и смолы обладают противомикробными свойствами. При регулярном потреблении такие вещества проникают в ткани тела и препятствуют росту бактерий после смерти. Так сказать, природный бальзамирующий состав.

Сафию передернуло.

– На завершающей стадии человека помещают в гробницу, где есть лишь одно маленькое отверстие для воздуха. В Японии монахи, проходящие через самомумификацию, ежедневно звонили из своей гробницы в колокольчик, пока не умирали. Тогда снаружи ее запечатывали и ждали три года. Потом открывали и проверяли, удалось ли монаху задуманное.

– Проверяли, не сгнило ли тело?

Дерек кивнул.

– Если процедура удавалась, то тело окуривали ладаном – это обеспечивало дополнительную консервацию.

– И ты думаешь, Гарольд?..

– Либо сам, либо его заставили такое с собой проделать похитители. В любом случае ритуал завершен не был. По моим оценкам, перерождение Гарольда началось лишь два-три месяца назад.

– Если ты прав, мы, возможно, поймем, кто похитил экспедицию.

– И тогда не исключено, что остальные живы. Их, вероятно, держат в плену и подвергают тому же медленному ритуалу. В том числе и Рори, брата Джейн. Если мы быстро их отыщем, то есть шанс вовремя оказать им помощь и спасти.

Сафия помолчала, затем спросила:

– Ты сумеешь определить вид коры – или дерева, с которого ее взяли? Вдруг так мы установим, где держат остальных?

– Об этом я не подумал… Да, попробую.

Они как раз подошли к моргу, к главному входу. Внутри воздух показался им чуть ли не морозным. Женщина в зеленом медицинском костюме узнала посетителей и поспешила через вестибюль им навстречу.

– Доктор Бадави попросил меня провести вас прямо к нему. – Она кивнула Дереку, затем Сафии.

В ее глазах застыл страх. Возможно, она боялась своего начальника, но Дерек подозревал, что дело в другом. Он торопливо зашагал следом, теряясь в догадках.

Женщина провела Дерека с Сафией вниз по лестнице в другую часть морга и впустила их в обзорное помещение, большое окно которого выходило в лабораторию патологической анатомии. Там посреди комнаты стоял стол из нержавеющей стали, над ним висела галогеновая лампа. Морг и соседняя больница служили обучающей базой для медицинского факультета Каирского университета. Из обзорного помещения студенты обычно наблюдали за настоящими вскрытиями.

Впрочем, сейчас единственными зрителями были Дерек, Сафия и их провожатая. В лаборатории вокруг стола собралась группа людей – все в медицинских костюмах, у всех лица скрыты за бумажными масками. Бадави заметил новоприбывших и поднес к невидимым губам беспроводной микрофон. Голос коронера прозвучал из небольшого громкоговорителя над окном.

– Я не понимаю, что мы обнаружили. Прежде чем я продолжу извлечение мозга, прошу вас самих посмотреть. Еще я взял на себя смелость записывать происходящее на видео.

– Что именно вы обнаружили? – взволнованно спросил Дерек.

Провожатая указала на переговорное устройство возле окна. Он подошел, повторил вопрос.

Бадави жестом велел своим людям отойти от стола. В ярком галогеновом свете зрителям предстало тело шестидесятилетнего археолога – полностью обнаженное, лишь пах был стыдливо прикрыт куском ткани. Еще одно хирургическое полотенце лежало на макушке. Стол развернули так, чтобы голова покойного смотрела на обзорное окно.

– Мы по вашей просьбе уже взяли образец спинномозговой жидкости, – пояснил Бадави. – Далее приступили к вскрытию черепной коробки, чтобы извлечь мозг.

Коронер убрал полотенце с головы. Кожа на макушке была подрезана и отогнута, в черепе выпилено круглое отверстие. Бадави снял верхнюю, отпиленную часть – мозг осмотрительно прикрыли после того, как обеспечили к нему доступ.

Дерек покосился на Сафию – выдержит ли? Она стояла в напряженной позе, не шевелясь и прижав стиснутые кулаки к животу, но смотрела.

Бадави отложил отпиленную часть и отступил. Выставленные на всеобщее обозрение, в свете ламп блеснули два серовато-розовых полушария с извилинами мозговой оболочки.

Непостижимо… Вот он, источник гениальности профессора Маккейба, открыт для всех желающих. Дерек хорошо помнил, как они с наставником вели долгие разговоры до глубокой ночи: о чем угодно – от последних научных статей до шансов футбольных команд на чемпионате мира. Смех профессора напоминал рев раненого медведя, да и характер был под стать. Вместе с тем Гарольд Маккейб имел добрейшую душу, а жену и двоих детей любил безоглядно.

Теперь все это исчезло…

Голос Бадави из маленького громкоговорителя вернул Дерека в реальность. Первые слова коронера Дерек прослушал.

– …увидели. Только потому мы и смогли заметить это необычное явление.

Какое явление?

Бадави подал знак сотруднику. Тот погасил хирургическую лампу и выключил верхнее освещение в лаборатории. Дерек несколько раз моргнул, не веря своим глазам.

Рядом потрясенно ахнула Сафия.

Изнутри развороченного черепа наставника шло мягкое сияние – мозг излучал розоватое свечение, напоминающее первые проблески рассвета.

– Раньше было ярче, – отметил Бадави. – Свечение тускнеет.

– Чем оно вызвано? – Сафия сорвала вопрос у Дерека с губ.

Он лихорадочно соображал, вспоминая недавний разговор с Сафией. Одной из целей самомумификации было создание нетленного сосуда, бессмертного вместилища для некоего чудесного дара.

Неужели я вижу именно это?

– Больше никаких анализов. – Сафия повернулась к Дереку. – Тело герметично упаковать. Немедленно подготовиться к транспортировке в Лондон.

Дерек удивленно заморгал, озадаченный резкостью начальницы.

– Но останки профессора Маккейба можно будет вывезти только завтра.

– Я задействую кое-какие рычаги, – заверила она.

– Послушайте, – предупредил Дерек, – я ничего подобного в жизни не видел! Мне понадобится помощь.

– Я знаю, к кому обратиться. – Сафия шагнула к выходу.

– К кому?

– К старому другу, который задолжал мне услугу.

Глава 2

30 мая, 11 часов 45 минут по восточному летнему времени

Вашингтон, округ Колумбия

Пейнтер Кроу сидел за столом и не мог оторвать глаз от миража из прошлого.

На экране компьютера была Сафия аль-Мааз. Последний раз они виделись лет десять назад в аравийской пустыне Руб-эль-Хали – бескрайней и выжженной солнцем. На Пейнтера нахлынули былые чувства, особенно когда Сафия улыбнулась. Глаза ее сияли, она тоже была ему рада.

Пейнтер познакомился с Сафией, будучи полевым агентом отряда «Сигма» – давным-давно, когда подразделение еще только создали[2]. Тогда им руководил наставник Пейнтера, Шон Макнайт. Засекреченный отряд действовал под эгидой УППОНИР[3] и состоял из бывших бойцов спецназа, которые прошли дополнительную подготовку по самым разным научным дисциплинам.

Теперь, десять лет спустя, «Сигму» возглавлял уже сам Пейнтер. Впрочем, в его жизни произошли и другие изменения.

– Это что-то новенькое. – Сафия откинула назад темный локон, задержала пальцы над ухом и вопросительно посмотрела на старого друга.

Пейнтер коснулся своей головы в том же месте, пригладил снежно-белую прядь. Седина служила напоминанием о трагических событиях недавнего прошлого. Ярко выделяясь на фоне черных волос, она напоминала заправленное за ухо белое перо и подчеркивала происхождение Пейнтера – его отец был индейцем-пекотом.

– Не только это. – Кроу приподнял бровь. – Есть еще новенькие морщины.

Он опустил руку, но Сафия успела заметить и другую перемену.

– Неужели у тебя кольцо?

– Ну, что сказать? – Пейнтер с усмешкой покрутил золотой ободок на пальце. – Наконец-то нашлась женщина, которая дала согласие выйти за меня замуж.

– Ей повезло.

– Нет, это мне повезло. – Он перевел разговор на Сафию. – Как поживает Омаха?

При упоминании мужа она вздохнула и сердито закатила глаза. И как только доктору Омахе Данну, американскому археологу, удалось завоевать любовь этой великолепной женщины?

– Они с братом Денни на раскопках в Индии. Торчат там уже целый месяц. Я пробовала дозвониться до Омахи, но он, как обычно, засел в такой дыре, где толком нет связи.

– И тогда ты позвонила мне. – Пейнтер притворился уязвленным. – Я для тебя запасной вариант.

– В этот раз – нет. – Покончив с дружескими шутками, Сафия посерьезнела, лицо ее омрачила тревога. – Мне нужна твоя помощь.

– Конечно, я готов. Что произошло?

Она опустила глаза, видимо думая, с чего начать.

– Не знаю, слышал ли ты о проекте по спасению археологических ценностей, который курировал Британский музей. Речь о Северном Судане.

Пейнтер потер подбородок. Вроде бы что-то знакомое…

– Там было какое-то несчастье, да?

Сафия кивнула.

– Да. Одна из первых наших поисковых экспедиций пропала в пустыне.

Теперь он вспомнил донесение разведки.

– Кажется, путь экспедиции пересекся с бунтовщиками и ее постиг печальный конец?

– Так мы тогда думали. – Она нахмурилась. – А десять дней назад вдруг объявился руководитель экспедиции, профессор Гарольд Маккейб. Прибрел откуда-то из глубины пустыни – и умер, не доехав до больницы. Местные сумели идентифицировать его по отпечаткам пальцев только через неделю. Два дня назад я вернулась из Египта. Гарольд был моим другом, и я хотела сопроводить его тело в Лондон.

– Соболезную.

Сафия опустила голову.

– Я полетела в Египет еще и в надежде найти подсказку о судьбе остальных членов экспедиции, в том числе и сына Гарольда.

– Нашла?

– Нет. – Сафия вздохнула. – Наоборот, все стало еще запутанней. Тело Гарольда оказалось в странном состоянии. Музейный эксперт, который летал со мной в Египет, предполагает, что Гарольда подвергли ритуалу самомумификации. Это чтобы тело после смерти не разлагалось.

Какой ужас! Пейнтер мрачно свел брови. В голове роилась тысяча вопросов, но перебивать Сафию он не стал.

– Мы взяли образцы тканей. Уже заканчиваем исследования. Надеемся установить растения и травы, использованные в ритуале, и таким образом вычислить, откуда пришел Гарольд, где он все это время был.

Умно.

– Однако при вскрытии кое-что поставило нас в тупик. Странная трансформация тканей мозга и центральной нервной системы.

– Что значит «странная»?

– Лучше взгляни сам. – Сафия пощелкала кнопками клавиатуры. – Отправляю тебе видео. Снято работником каирского морга примерно сорок восемь часов назад.

Пейнтер открыл файл, едва тот загрузился. На экране возникли люди, суетящиеся вокруг металлического стола. Звук отсутствовал. Пейнтер внимательно смотрел немое кино. Людей вдруг что-то взволновало. Какой-то человек – видимо, коронер – заставил всех расступиться и жестом подозвал кинооператора. Изображение задрожало, потом замерло на теле под простынями. Верхушка черепа была спилена, открывая мозг. Внезапно в комнате потемнело, и причина переполоха стала тут же очевидна.

Пейнтер прищурился.

– Я ничего не путаю? Череп светится изнутри?

– Да, так и есть, – подтвердила Сафия. – Я сама это видела. Хотя, когда я прибыла в лабораторию, свечение уже потускнело.

– Вы выяснили, что вызвало такой эффект? – Видео закончилось, и Пейнтер вновь посмотрел на собеседницу.

– Пока нет. Ткани и жидкости еще исследуют. Мы предполагаем, что Гарольд – намеренно или случайно – подвергся воздействию какого-то биологического или химического вещества. Что бы это ни было, теперь выяснить источник крайне важно.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, сегодня утром я позвонила в Каир доктору Бадави. Он до сих пор не переслал в нашу лабораторию обещанные отчеты, и я хотела его поторопить. Оказалось, и сам коронер, и вся его команда больны. Высокая температура, рвота, мышечный тремор.

– Прошло лишь сорок восемь часов, а людям уже так плохо? – Пейнтер припомнил сроки, названные Сафией.

– Первый симптом – сильный жар – возник через восемь часов после того, как сотрудники морга вскрыли череп Гарольда. Сейчас тот же симптом проявился у членов их семей. Карантин уже установили, но мы не знаем точное количество людей, контактировавших с зараженными.

В Каире Кроу бывал. Он понимал, что закрыть этот многолюдный суматошный город будет трудно, особенно в случае паники.

Пейнтера вдруг пронзила страшная мысль.

– Сафия, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Когда производили вскрытие, меня в лаборатории не было. Как только увидела это странное свечение, я велела герметично запечатать останки Гарольда и взятые образцы.

– А в Лондоне?

Она помрачнела.

– Мы приняли меры предосторожности, но, увы, допустили кое-какие промахи, поскольку тогда еще не осознали масштаба угрозы. Таможенники в Хитроу сообщили, что печать на контейнере с останками была повреждена – то ли еще в Каире, то ли в перелете.

Внутри у Пейнтера все сжалось. И Хитроу, и аэропорт Каира представляли собой крупные пересадочные узлы. Оттуда болезнь могла распространиться куда угодно и вызвать мировую пандемию.

Судя по страху в глазах Сафии, она опасалась того же.

– У двух наших лаборантов, отвечавших за хранение тела Гарольда, возникли ранние симптомы. Лаборантов изолировали. Всех, с кем они контактировали, – тоже. Вдобавок медицинские учреждения в Лондоне и Каире опрашивают работников багажной службы и персонал аэропортов на предмет любых признаков болезни. Жду результатов опроса. Правда, из-за бюрократической волокиты я, наверное, узна́ю обо всем последней.

– Попробую выяснить новости по своим каналам.

В голове уже зрел план действий. Недавно Пейнтер читал отчет об оценке рисков, составленный Массачусетским технологическим институтом. Там говорилось о роли аэропортов в распространении болезней. В качестве страшного примера отчет приводил пандемию гриппа H1N1, которая в две тысячи девятом году унесла триста тысяч жизней.

– Я… я была недостаточно осторожна. – Сафия нахмурилась.

– Ты сделала что смогла, – поспешил успокоить ее Пейнтер. – Да и вообще, если б ты не отдала предусмотрительное распоряжение немедленно все опечатать, зараженных могло бы быть гораздо больше.

Она едва заметно покачала головой, словно отвергая его поддержку.

– Тогда я действовала лишь по наитию… Но потом события начали развиваться, и у меня вдруг возникло подозрение, зачем Гарольда подвергли мумификации.

Подозрениям Сафии Пейнтер научился доверять давно. Они бывали потрясающе точными.

– Зачем же?

– Чтобы защитить содержимое его головы. Думаю, мумификация должна была превратить Гарольда в контейнер для того неизвестного вещества. Сохранить тело, особенно после смерти. Сделать из него нетленный сосуд для того, что в нем спрятано.

Сосуд, который вскрыли не подумав.

Пейнтер вдруг кое-что вспомнил.

– Ты говорила, что переживаешь по двум причинам. Какова же вторая?

Сафия взглянула на него.

– Полагаю, подобное уже случалось.

17 часов 02 минуты по британскому летнему времени

Лондон, Англия

Сафия дала Пейнтеру время осмыслить услышанное, затем продолжила:

– Узнав о возвращении Гарольда, я подняла все его записи и работы, даже рукописные дневники, которые хранились в музее. Я хотела отыскать в них какую-нибудь подсказку, объяснение. Почему Гарольд исчез, а потом внезапно всплыл? Вдруг мы раньше что-нибудь пропустили?

– Отыскала?

– Возможно… Теперь, задним числом, мне это кажется важным.

– Что именно?

– Для начала поясню тебе кое-что о Гарольде. Он был фигурой колоссальной – и для нашего музея, и для академических кругов в целом. Как археолог, Гарольд обожал оспаривать догмы, особенно в египтологии. Он вызывал ненависть и восхищение в равной степени – за свои сумасбродные гипотезы, за горячность, с которой их отстаивал. Всегда с готовностью выслушивал противоположное мнение, но разбивал в пух и прах любого коллегу, которого подозревал в косности.

Сафия вспомнила эти ожесточенные дебаты, и на губах ее заиграла улыбка. С Гарольдом мало кто мог дискутировать на равных. Разве что его сын, Рори, – вот он смело скрещивал с отцом шпаги. Взгляды Гарольда и Рори часто не совпадали, и они пикировались до глубокой ночи по какому-нибудь историческому или научному поводу. Гарольд краснел как рак, спорил – и не скрывал гордости за сына.

Горе вновь придавило Сафию тяжелым грузом, улыбка увяла.

Потерять обоих…

Стряхнув с себя печаль, она решительно выпрямила спину. Если Рори жив, его надо отыскать. Ради Гарольда. И ради Джейн, которая целых два года упорно не желала мириться с тем, что отец и брат мертвы. Она и училась-то, наверное, так прилежно и так неутомимо именно потому, что хотела их найти.

Пейнтер вернул Сафию к насущному вопросу.

– При чем же здесь эксцентричность профессора Маккейба?

– Да, так вот. – Женщина встряхнулась. – Один аспект египтологии особенно интересовал Гарольда. На этой почве он сталкивался лбами со многими коллегами. Библейское предание об Исходе.

– Исход? Где Моисей вывел евреев из Египта?

Сафия кивнула.

– Большинство археологов считают это предание не более чем мифом – аллегорией, а не историческим событием.

– Профессор Маккейб в большинство не входил?

– Нет. Он был уверен, что в Библии описано настоящее событие, пусть и приукрашенное за минувшие тысячелетия. – На столе у Сафии лежали полевые дневники Гарольда, полные размышлений, гипотез и обрывочных доказательств, часто весьма загадочных. – Думаю, Гарольд возглавил экспедицию в Судан в том числе и потому, что мечтал найти подтверждение своих теорий.

– Но почему Судан?

– Археологи-библеисты искали доказательства к востоку от Египта, на Синайском полуострове, Гарольд же смотрел на юг. Он предполагал, что небольшая группа рабов-евреев бежала в том направлении, вдоль Нила.

– Что именно искал профессор?

– Любые свидетельства болезни, мора. В частности, в мумиях, вывезенных из тех отдаленных районов Нила. Даже нанял специально для этой цели доктора Дерека Рэнкина – биоархеолога, специалиста по древним эпидемиям.

– И вот после двухлетнего отсутствия профессор Маккейб, полуживой, выходит из пустыни, неся в себе загадочную болезнь, и одновременно он – жертва какого-то дикого ритуала самомумификации. Есть какие-нибудь соображения?

– Пока никаких.

– Ты ведь говорила, что такое уже происходило в прошлом. Ты имела в виду казни египетские?

– Нет. – Сафия открыла дневник Гарольда на странице, помеченной клейкой закладкой. – Гарольд собирал любые сведения, которые указывали бы на наличие болезни или инфекции в тех местах. В наших музейных архивах он наткнулся на информацию про известных исследователей, Стэнли и Ливингстона. Оба они независимо друг от друга разыскивали источник Нила и углублялись в Судан и дальше.

– Если я правильно помню уроки истории, то Ливингстон пропал в джунглях и его сочли погибшим.

– А через шесть лет его, больного и истощенного, нашел Стэнли – в маленькой африканской деревушке на берегу озера Танганьика.

– Как это связано с экспедицией профессора Маккейба?

– Гарольд зациклился на Ливингстоне со Стэнли. Причем не столько на их знаменитой встрече в Африке, сколько на дальнейшей жизни путешественников.

– Почему? Что они такого сделали?

– Ливингстон оставался в Африке до самой смерти в тысяча восемьсот семьдесят третьем году. Большой интерес Гарольда вызвал тот факт, что туземцы, друзья Ливингстона, выдали его тело британским властям в мумифицированном виде.

– Его мумифицировали?

Сафия многозначительно кивнула.

– Он похоронен в Вестминстерском аббатстве.

– А Стэнли?

– Стэнли в конце концов вернулся в Британию, взял в жены валлийку и стал членом Палаты общин. Именно этот отрезок его жизни интересовал Гарольда больше всего.

– Почему?

– Понимаешь, слава Стэнли навсегда переплелась со славой Ливингстона. Во время своих путешествий тот собрал множество экспонатов. После его смерти большинство из них передали сюда, в Британский музей. Однако кое-какие вещи, имевшие для исследователя личное значение, остались в поместье и перешли к музею только в конце девятнадцатого века. Описание одного из этих последних экспонатов и привлекло внимание Гарольда.

– Что за экспонат?

– Талисман, подаренный Ливингстону местным жителем в благодарность за спасение сына. Емкость была запечатана и покрыта египетскими иероглифами. По словам туземца, в ней хранилась вода из Нила – ее набрали, когда река обратилась в кровь.

– В кровь? – скептически повторил Пейнтер. – То есть во времена Моисея?

Сафия понимала его недоверие. Она сама реагировала так же.

– Возможно, это просто небылица. Ливингстон был известным христианским миссионером, в Африке он проповедовал везде, где только мог. Не исключено, что туземец сочинил библейскую историю про талисман, дабы угодить своему христианскому другу. Тем не менее иероглифы оказались подлинными, и Гарольд не сомневался в египетском происхождении талисмана.

– Но почему это показалось важным тебе? Как талисман связан с нынешними событиями?

– Помимо рисунка, обнаруженного в личных бумагах Ливингстона, талисман упоминается еще лишь раз. По крайней мере, Гарольд ничего больше не раскопал. В этом упоминании говорится о некоем проклятии.

– Проклятии?

– После упадка поместья, когда последние экспонаты попали в музей, талисман вскрыли и исследовали. Через несколько дней все, кто в этом участвовал, заболели и умерли от… – Сафия зачитала выписанный Гарольдом скупой отчет о трагическом событии: – «…от сильнейшей лихорадки, сопровождавшейся жестокими судорогами».

Она отложила дневник и увидела на лице Пейнтера озарение.

– Те же симптомы, что и у больных в Каире! – воскликнул он. – А дальше?

– Неизвестно. Гарольд попробовал выяснить, но ничего не нашел. Хотя во время вспышки умерли двадцать два человека, о ней больше нет никаких сведений.

– Это подозрительно даже для отчетности девятнадцатого века. Словно все записи о трагедии уничтожили…

– Вот и Гарольд решил так же. Он, правда, в конечном итоге выяснил, что ученые обращались по поводу проклятия к Стэнли. Его доставили в Королевское общество и расспросили.

– При чем тут Стэнли?

– Похоже, они с Ливингстоном поддерживали связь до самой смерти последнего.

– Смерти, которая произошла в Африке. – Лоб Пейнтера прорезала морщина. – Где Ливингстона тоже мумифицировали.

Сафия приподняла одну бровь.

– Или порядок событий был другим.

– Ты о чем?

– Вдруг Ливингстона подвергли мумификации еще до смерти, как Гарольда? – Она пожала плечами. – В бумагах сказано лишь о том, что тело исследователя прибыло в Англию мумифицированным. Естественно, все решили, будто процедуру выполнили посмертно.

– Любопытная мысль… Но даже если ты права, куда нас это приведет?

– Надеюсь, к пропавшей экспедиции. Вероятно, Гарольд что-то обнаружил – либо в музее, либо уже на месте – и приблизился к источнику этой болезни. Понятия не имею, что произошло дальше, но думаю, источник подскажет, где искать наших людей.

– А еще источник болезни важно прояснить для борьбы с эпидемией. Если она и вправду вспыхнет. – Пейнтер внимательно посмотрел на Сафию. – Чем я могу помочь?

– Я буду рада любой помощи, – честно ответила та; ей было по-настоящему страшно. – Назови это очередным предчувствием, но, по-моему, мы видим лишь верхушку гигантского айсберга.

– Я склонен с тобой согласиться.

– Еще я боюсь упустить время. Гарольда нашли почти две недели назад…

– Значит, его след в пустыне уже основательно остыл, – понимающе кивнул Пейнтер.

– Я поручила Джейн, дочери Гарольда, перетрясти все личные бумаги отца, поискать любые зацепки. Тем временем медики попробуют изолировать больных.

– Хорошо. Я могу прислать тебе в помощь людей. Еще нужно отправить кого-нибудь в Судан – выяснить, откуда пришел Гарольд.

Сафия чуть ли не воочию видела, как вертятся шестеренки в голове у давнего друга. Не успели Пейнтер и Сафия согласовать дальнейшие планы, как двери ее кабинета открылись.

Разве я их не заперла?..

Она удивленно развернула стул к дверям – и расслабилась, увидев младшего хранителя, студентку постдокторантуры Кэрол Венцель.

– Что вы хо…

За девушкой кто-то мелькнул, оттолкнул ее, влетел в кабинет и наставил пистолет на Сафию.

Она вскинула руку, но поздно.

Дуло дважды полыхнуло. Грудь взорвалась болью. Сафия, хватая ртом воздух, повернулась к компьютеру, увидела испуганного Пейнтера, протянула к нему руку, словно он мог помочь…

Сзади грохнуло. Мимо уха просвистела пуля, монитор треснул. Изображение Пейнтера погасло, а через мгновение погас и весь мир.

Глава 3

30 мая, 18 часов 24 минуты по британскому летнему времени

Ашвелл, Хартфордшир, Англия

Джейн Маккейб отбивалась от призраков, населявших ее чердак. В собственном семейном гнезде она чувствовала себя злоумышленницей. На тесном, заросшем паутиной чердаке, куда бы Джейн ни глянула, все напоминало об ушедших. Старый, изъеденный червями платяной шкаф до сих пор хранил мамину одежду. В углу валялся давно забытый спортивный инвентарь Рори: пыльная кр