Я пошел в другую сторону, делая вид, что хозяйски осматриваю лагерь, делать мне больше нечего, а в черепе бурлят варианты, что в данной ситуации хорошо, что плохо.
– А мы сейчас рыцари, – уточнил я, – или, напротив, политики?
Он ответил с тем же оттенком неприязни:
– Я предпочел бы иметь дело с рыцарем.
– Первая заповедь рыцаря, – напомнил я, – защищать церковь, а также всех обиженных и угнетенных. И вообще всех, кто не может защитить себя сам. Так что, как понимаете… может быть, вам лучше иметь дело с политиком?
Он спросил угрюмо:
– А что предложит политик?
– Политика, – сказал я, – искусство компромисса. Рыцарь не знает полутонов, у него либо свет, либо тьма. И тьму уничтожает нещадно и без колебаний. А тьмой, как вы понимаете, сумеем представить вас и всю вашу команду. Политик же вообще не видит ни белого, ни черного, для него только оттенки серого, а нюх ловит всякие нечистые запахи. Но зато с политиком можно договориться.
Зачем придумывать? – пробормотал я. – Один великий мудрец сказал: «Будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, приближайтесь к нему, переносите из него в настоящее сколько сможете перенести…»
Дверь за ним закрылась, я перевел дыхание. Скорее бы все это закончилось, как же не люблю эти гнусные разборки и это сладенькое и такое нехорошее чувство власти и превосходства, что идет всего лишь от силы, а не ума или правоты
Последний засов, отодвигаясь, что-то сказал одобрительное, но голос такой ржавый, что я ничего не разобрал и поспешно толкнул дверь, пока запоры не передумали.
Я услышал, как принц Сандорин сказал Максу тихо: – Как думаешь, если он велит рекам течь в обратную сторону… Тот подумал очень серьезно, шепнул: – Не должны бы, однако ты же знаешь нашего короля?
