Мы смотримся в Древний Рим, как в зеркало. В его потемневшей, растрескавшейся поверхности мы узнаем себя: лица, привычки, карьеризм, тщеславие, шикарность, игру со смертью и с жизнью. Пожалуй, с этого и стоит начать: с игры со смертью и жизнью. Игры во все, со всем и со всеми. Христианство ближе греко-античным совершенным образам. Рим на протяжении всей своей жизни сохранил главный психологический устойчивый стереотип – страсть к игре. Мир есть театр, и люди в нем – актеры.
Нам подавай зрелищ. А театр – это мы сами. Самоубийство – свободный выбор конца жизни для любого римского гражданина. Не позор, не малодушие, а право. Право самому решать свою судьбу.
В похоронных бюро любого муниципалитета продавались принадлежности для самоубийства. Широко известно, что император Нерон послал философу Сенеке, своему учителю, «черную метку» с предложением добровольного ухода из жизни. И когда герой Михаила Булгакова, некто царь тьмы Воланд, предлагает буфетчику вместо мучений в городской больнице публичное самоубийство «в кругу друзей и девушек хмельных», он имеет в виду зрелищные римские обычаи. Чувство жизни как сцены и право самому решать
