автордың кітабын онлайн тегін оқу Ретрарх. Предсказательная система протославян. Теория фундаментального процесса. Базовые понятия состояний его развития
Демид Молчанов

Кітап туралы Қазір оқып жатыр41 Сөрелерде Тегін фрагмент

Демид Молчанов

Ретрарх. Предсказательная система протославян

Теория фундаментального процесса. Базовые понятия состояний его развития

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Анализ различия понятий систем Таро, Книги перемен и германо-скандинавских рун выявил ряд закономерностей и позволил выделить двадцать одно обобщенное понятие, присущее в равной степени всем трем системам. Позже мне довелось прочитать работы лингвистов, посвященные исследованию истоков славянской письменности. Тогда на основе двадцати одного базового понятия систем и двадцать одной основной руны древней Ретры и родилась система Ретрарх.

16+

Одним из важных источников по истории славянской письменности является «Сказание о письменах», написанное в конце IX — начале X века неким черноризцем (монахом) Храбром. «Сказание» это было довольно популярно во времена средневековой Руси, об этом свидетельствует количество дошедших до нас списков «Сказания». Из 73 сохранившихся рукописных списков ХIV-ХVIII веков более половины — древнерусского происхождения.

Это сочинение древнеболгарского книжника написано на церковнославянском языке и рассказывает об особенностях славянской азбуки, об условиях ее возникновения. Сказание было посвящено доказательству того, что славянское письмо, созданное Константином-Кириллом, ничем не уступает греческому и, более того, способно передать все особенности славянского языка; в частности, в славянской азбуке были буквы для обозначения специфических славянских звуков. Вот начало этого произведения:

«Прежде ведь славяне не имели букв,

но по чертам и резам читали,

ими же гадали, погаными будучи.

Крестившись, римскими и греческими письменами

пытались писать славянскую речь без устроения.

Но как можно писать хорошо греческими письменами

«Бог», или «зело», или «церковь», или «чаяние»,

или «широта», или «ядь», или «уд», или «юность»,

или «язык», или слова иные, подобные им?

И так было долгие годы.

Потом же человеколюбец Бог, правя всем

и не оставляя человеческий род без разума,

но всех к разуму приводя и к спасению, помиловал род человеческий,

послал им святого Константина Философа,

нареченного Кириллом,

мужа праведного и истинного.

И сотворил он им букв тридцать восемь….»

То есть начертанные на чем-либо использовались как письменность, а вырезанные на чем-либо как сакральные знаки для гаданий. Ну, еще и для оформления сакральными символами например одежды, жилищ, капищ. А это значит, что гадали наши предки со времени изобретения своих символов.

Четыре правила Декарта, если следовать от сложного к простому, в полной мере относятся и к проблеме возникновения письменности у древних славян, каким образом станет понятнодалее, и к проблеме первородства предсказательных систем. Но о первородстве позже. Из фрагмента «Сказания» понятно, что Кирилл и Мефодий не создавали новую азбуку, а усложнили существующую. А все идет от простого к сложному.

Декарт с самого начала хотел предложить, «четкие и легкие правила, которые не позволят тому, кто ими будет пользоваться, принять ложное за истинное и, избегая бесполезных умственных усилий, постепенно увеличивая степень знания, приведут его к истинному познанию всего того, что он в состоянии постичь». В «Рассуждении о методе» ученый сводит число методов к четырем; причина такого сокращения называется самим Декартом: «Поскольку большое число законов часто служит лишь предлогом для их незнания и нарушения, то чем меньше законов имеет народ, тем лучше он управляем, — при условии строгого соблюдения этих законов; и я подумал, что вместо множества законов логики, мне достаточно следующих четырех — при условии твердого и неукоснительного соблюдения их безо всяких исключений».

1). Первое правило, оно же и последнее, поскольку не только отправной, но и конечный пункт — это правило очевидности, которое Декарт формулирует следующим образом: «Никогда не принимать ничего на веру, в чем с очевидностью не уверен; иными словами, старательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению». Это не просто правило, но фундаментальный нормативный принцип, именно потому, что все должно сводиться к ясности и отчетливости, в чем и заключается очевидность. Говорить о ясных и отчетливых идеях и говорить об идеях очевидных — одно и то же. Но каково умственное действие, посредством которого достигается очевидность? Это интуитивное действие, или интуиция, которой Декарт дает определение в «Правилах», представляет собой «не веру в шаткое свидетельство человеческих чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но прочное понятие ясного и внимательного ума, порожденное лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция». Итак, речь идет о действии, которое служит себе и основой, и подтверждением, ибо оно не опирается ни на что иное, как на взаимную прозрачность интуитивного действия. Речь идет о ясной и отчетливой идее, отражающей «чистый свет разума», еще не согласованной с другими идеями, но увиденной самой собой, интуитивно данной и не доказанной. Речь идет об идее, присутствующей в уме, и об уме, открытом идее без какого бы то ни было посредничества. Достичь этой взаимной прозрачности — цель трех других правил.

2). Второе правило: «Разделять каждую проблему, избранную для изучения, на столько частей, сколько возможно и необходимо для наилучшего ее разрешения». Это защита аналитического метода, который только и может привести к очевидности, ибо расчленяя сложное на простое, он светом разума изгоняет двусмысленности. Если для определенности необходима очевидность, а для очевидности необходима интуиция, то для интуиции необходима простота, достижимая путем расчленения сложного «на элементарные части до пределов возможного». В «Правилах» Декарт уточняет: «Мы называем простым только то, знание о чем столь ясно и отчетливо, что ум не может разделить их на большее число частей». Большие завоевания достигаются постепенно, поэтапно, шаг за шагом. Здесь нет места претенциозным обобщениям; и если всякая трудность вызвана смешением истинного с ложным, то аналитический ход мысли должен способствовать освобождению истинного от шлаков лжи.

3). Разложения сложного на простое недостаточно, поскольку оно дает сумму раздельных элементов, но не прочную связь, создающую из них сложное и живое целое. Поэтому за анализом должен следовать синтез, цель третьего правила, которое Декарт все в том же «Рассуждении о методе» определяет так: «Третье правило заключается в том, чтобы располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.» Итак, следует вновь соединить элементы, в которых живет одна сложная реальность. Имеется в виду синтез, который должен отталкиваться от элементов абсолютных, независимых от других, продвигаясь к элементам относительным и зависимым, открывая дорогу цепи аргументов, освещающих сложные связи. Имеется в виду восстановление порядка построением цепочки рассуждений от простого к сложному, не без связи с действительностью. Если бы даже этого порядка не существовало, его следует принять в форме гипотезы, наиболее подходящей для интерпретации и выражения реальности. Без очевидности не было бы интуиции, а переход от простого к сложному необходим для акта дедукции. В чем важность синтеза? «Может показаться, что при этой двойной работе не появляется ничего существенно нового, если в конце концов мы получаем тот же предмет, с которого начинали. Но в действительности это уже не тот же самый предмет. Реконструированный комплекс стал прозрачным под лучом прожектора мысли. Первое — это грубый факт, второе — знание, как он сделан; между ними двумя — посредник-разум» (Де Руджеро).

4). И, наконец, чтобы избежать спешки, матери всех ошибок, следует контролировать отдельные этапы работы. Поэтому в заключение Декарт говорит: «Последнее правило — делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено». Итак, перечень и обзор: первый контролирует полноту анализа, второй — корректность синтеза. Об этой необходимой предосторожности от какой-либо поверхностности мы читаем в «Правилах»: «Следует постоянным непрерывным движением мысли просматривать все, имеющее отношение к нашей цели, охватывая его достаточно упорядоченным перечнем»

И вот и переходим к простому в письменности. В частности к основам теории письма.

О возникновении славянской письменности на бытовом уровне, уровне массового сознания, ясно всё. Не без помощи существующей системы образования утвердились расхожие стереотипы, сводящиеся к следующему: славянский алфавит создан в 60х годах IX века братьями Константином (Кириллом в монашестве) и Мефодием. Отсюда и берёт начало славянское письмо, именуемое кириллицей. До этого времени славяне были народом бесписьменным. Более эрудированные люди могут даже припомнить слова черноризца Храбра, относящиеся к Х веку, а то и к рубежу IX — Х веков. (уж более достоверного свидетельства и не найти), казалось бы, подтверждающие вышеуказанные утверждения. Хотя с работой Храбра «дьявол в деталях» и тонкости в переводах.

Однако остановимся. Пока ничего не будем опровергать. Скажем мягко, уважаемый читатель или слушатель, что все только что воспроизведённые «постулаты» отнюдь постулатами не являются. Всё это не аксиомы, а теоремы, причём не доказанные.

Тема настоящей книги требует от нас несколько отвлечься от славянского письма и уделить внимание некоторым теоретическим вопросам, связанным с письмом вообще. Подобный уход в сторону необходим для понимания излагаемого в дальнейшем материала.

Итак, как возникла письменность, как она развивалась, какие стадии прошла в своём развитии?

Человечество не знало письма на протяжении большей части своей истории. Принято считать, что применение знаков для записи речи началось около шести тысяч лет назад, т. е. в четвёртом тысячелетии до нашей эры.

Однако в 1961 году в Трансильвании, у маленького румынского посёлка Тэртерии, археологи нашли три глиняные таблички с загадочными рисуночными знаками. В знаках этих многие исследователи видят письмо. Но поскольку таблички датируются пятым тысячелетием до нашей эры, то приходится видеть в них памятники древнейшей на Земле письменности.

Первым шагом к созданию письма было использование предметов — сначала в качестве мнемонических, т. е. «напоминательных», средств. Они не передавали мысль, а только напоминали о ней. Потом за предметами стали закреплять конкретное значение. Они являлись своего рода сигналами, условными знаками, обозначавшими то, о чём заранее оговорено. Такими условными знаками служили зарубки на бирках или деревьях, узлы, шнуры, стрелы для объявления войны, «жезлы вестников» и прочие предметы. Этот способ закрепления значений носит название «предметное письмо». Если вспомним послание скифов Дарию I, то увидим типичный случай применения предметного письма. Но предметное письмо не могло передавать большого количества информации. Также слишком трудно, а то и попросту невозможно передавать посредством его накопленные знания последующим поколениям.

Поэтому люди продолжали совершенствование способов передачи информации. Дальнейшую эволюцию можно назвать «движением от рисунка к букве».

Пиктография, или письмо в рисунках, стала следующей ступенькой на пути к современному письму. Она применялась многими народами на стадии родового общества. Зародившись в недрах первобытного искусства в эпоху позднего палеолита (40–10 тыс. лет назад), пиктографическое письмо окончательно сформировалось в эпоху неолита, когда разрозненные родовые группы стали объединяться в племена.

Как нам кажется, в трактовке сути пиктографии и стадий её развития у исследователей имеются разночтения. Так, часть из них, например В. С. Драчук, считают, что пиктограмма изображала только законченную мысль, мысль целиком, без членения на отдельные понятия, элементы (части речи). При таком взгляде закрепление за каждым предметом или понятием отдельного знака-рисунка рассматривается как переход к идеографии, более высокой стадии развития письма.

Другие учёные такое закрепление рассматривают лишь как стадию развития рисуночного письма, хоть и более высокую. Таким образом, идеограммы рассматриваются ими как более совершенные пиктограммы. Отношение к пиктографии у таких учёных весьма, если можно так выразиться, сдержанное. Они считают, что рисунки-пиктограммы даже на стадии их закрепления за определёнными предметами не были неразрывно связаны с конкретным словом определённого языка. Таким образом, пиктографические «надписи» представляют собой всего лишь «рассказы в картинках», а не памятники настоящего письма, призванного фиксировать формы звуковой речи. Пиктография — сугубо мнемоническое средство. Однако такая ступень её развития, как идеография, позволила закрепиться за знаками, обозначающими определённые предметы и понятия, постоянным фонетическим значениям целых слов, т. е. превратила их в однозначно читаемые логограммы, что и представляло собой принципиально новый этап в развитии письменности.

Таким образом, можно видеть, что разность в трактовке пиктографии влечёт за собой и разные оценки идеографии (дословно — «письмо идей»). Более того, указанные различия, на наш взгляд, обусловлены несхожим пониманием самой сути письма. Если представители одной точки зрения склонны видеть письмо уже там, где информация фиксируется на каком-либо носителе или, по крайней мере, с момента закрепления определённых знаков для обозначения отдельных предметов и понятий, вычленения отдельных элементов из общей мысли, выраженной пиктограммой (т. е. со стадии идеографии), то представители второй увязывают начало письма с фонетизацией знаков, т. е. когда за знаком закрепляется слово, представляющее определённый звуковой набор, присущий данному языку (стадия логограмм).

Однако как бы там ни было, какую бы точку зрения ни принимать, идеограмма — это безусловный шаг вперёд на пути к современному письму.

Система идеографических знаков упорядочивалась, как принято считать, уже в масштабе государства, которое нуждалось в устойчивом и точном письме для целей управления. В ряде стран (Египте, Шумере, Китае, на острове Крит) идеография возникает на одной и той же стадии развития общества, вместе с рабовладельческим государством, в недрах которого и достигает высокой степени совершенства. По сути, совершенствовалась уже логография (дословно — «письмо слов»), так как систематизирующая деятельность государства в этой сфере должна была окончательно завершить процесс закрепления за знаками постоянных фонетических значений целых слов. То есть иероглифы Китая, Египта, Крита, клинопись Междуречья — это логограммы.

Логографическое письмо не только передавало содержание сообщения, но и выявляло словарный состав языка и даже присущий ему синтаксический строй.

Начертание знаков-логограмм постепенно упрощалось, всё больше уходя от своего прототипа. Абстрактные понятия передавались либо теми же знаками, что и связанные с ними конкретные (например, в Древнем Египте слова «воин» и «сражение» изображались при помощи двух рук: одна держит щит, а другая — копьё); либо посредством изменения и сочетания знаков, передающих конкретные понятия (в шумерском языке сочетание знаков «хлеб» и «рот» означало «есть»). В первом случае ясно, что значение логограммы должно быть угадано из контекста предложения (сообщения).

Но, справляясь с обозначением абстрактных понятий, логография не могла указывать грамматических форм слов, отчего страдала точность передачи связи между понятиями. Другой крупный её недостаток — многознаковость (тысячи, а то и десятки тысяч знаков). И, наконец, настоящей проблемой стала передача на письме имён собственных иностранного происхождения. Выход, найденный для решения этой проблемы, представлял собой «зародыш» новой ступени развития письма в недрах логографии. Речь идёт о «ребусном» методе. Суть его такова: иностранное имя собственное делилось на части таким образом, чтобы по звучанию они совпадали с какими-либо словами. Из набора логограмм этих слов и составлялось имя. Кстати заметим, что представители первой из указанных точек зрения на суть письма только такую запись и считают логограммой: «Такая запись уже отражает звуковую сторону языка, прочно связана со звучащим словом и поэтому называется логограммой (в отличие от идеограммы, которая связана только со значением и может быть прочитана на любом языке)».

Со своей стороны (придерживаемся второй точки зрения) скажем, что это определённые зачатки слогового письма, вычленение из слова слога.

Слоговое письмо — следующий шаг в развитии письменности, принципиально новый. С позиций нашего времени, с «высоты веков», если можно так выразиться, всё кажется простым. Ещё с дошкольного возраста, учась читать, мы привыкли делить слова на слоги. Но тысячелетия назад всё было по-другому. Чтобы впервые расчленить значащую целостность слова на ничего не значащие части, нужно отделить звуковую оболочку от смысла, как от чего-то малосущественного, хотя именно ради передачи смысла слово и существует. Около двух тысяч лет потребовалось для этого человечеству. Если первые идеографические (логографические) системы стали возникать в IV–III тысячелетиях до нашей эры, то слоговые появились только во втором-первом тысячелетиях до нашей эры, как принято считать, то есть это общепринятая точка зрения, но не единственная.

Как бы там ни было, человечество сделало этот трудный шаг, требующий высокого уровня абстрактного мышления.

Набор слоговых знаков именуется силлабарием, сам слоговый знак — силлабограммой, а слоговое письмо — силлабографией.

По сравнению с идеографической (логографической) слоговая система была удобнее для обучения и употребления. Она делала письмо более компактным, поскольку насчитывала от двух-трёх сотен знаков до нескольких десятков (это уже далеко не тысячи), точнее отражала фонетический и грамматический строй языка.

Но всё же принцип слогового построения письма оправдывал себя только в случае, если язык «собирался» из немногих слогов либо структура этих слогов была весьма простой. Так, например, язык минойцев (догреческих обитателей острова Крит) состоял из слогов типа С (согласный) + Г (гласный) или Г («чистый» гласный), не допускал накопления или удвоения согласных перед гласными. Всё это позволило минойцам создать силлабарий из 60–70 знаков. Если же указанные условия отсутствовали, то и слоговая письменность оставалась громоздкой и сложной.

Поэтому дальнейшее развитие письма пошло по пути всё большего дробления звукового потока, до самой мелкой частицы — звука.

На пути к звуковому (или буквенно-звуковому) возник ещё один тип письма, который можно рассматривать как промежуточный между слоговой и буквенно-звуковой системами — консонантное письмо, при котором пишутся только согласные. Например, словосочетание «князь Святослав» будет выглядеть так: кнз Свтслв. Набор знаков консонантного письма, так же как и звукового, именуется алфавитом, сам знак, опять же как и в звуковом, — буквой.

Первый алфавит создали финикийцы во II тысячелетии до нашей эры. Был он алфавитом консонантным: состоял из 22 букв, обозначавших согласные звуки или слоги, состоящие из согласного и гласного звуков. Финикийский язык принадлежал к семейству семитских, в которых главную роль играли согласные. Из них составлялись корни слов. Гласные же выражали главным образом грамматические связи и формы слов. Передавались гласные не буквами (т. е. в алфавит не входили), а вспомогательными знаками, которые могли указать, какой гласный звук должен следовать за тем или иным согласным (т. н. «матери чтения»).

Венцом развития письма является звуковое (буквенно-звуковое, буквенное; все три понятия синонимичны) письмо. Принято считать, что последний шаг к нему сделали древние греки, выделив гласные звуки и введя для них в алфавит, заимствованный у финикийцев, специальные буквы. Произошло это в I тысячелетии до нашей эры. Буквенное письмо обеспечивает наиболее точную передачу звуков речи, грамматических форм, сравнительно легко в усвоении, так как состоит в среднем из 30–40 знаков.

Итак, схема развития письма такова: пиктограмма — идеограмма (логограмма) — слог — буква. Или несколько иначе, отталкиваясь не от знака, а от системы знаков: пиктография — идеография (логография) — силлабография — консонантное письмо — буквенное письмо.

Впору задаться вопросом: «А насколько указанная схема эволюции письменности всеобща?» Формулируя более развёрнуто: могли ли народы, имеющие письменность, «перескочить» через какой-либо из указанных этапов? Обязательно ли одна стадия развития выливается в другую? Если да, то почему? Если нет — тоже почему?

Конечно, отвечая на поставленные вопросы, мы должны учитывать два фактора: 1) особенности языка того или иного народа; 2) исторические условия.

Начнём со второго. Исторические условия оказывают огромное влияние на движение по «эволюционной лестнице» письменности. Бесписьменные народы могут позаимствовать письмо у более цивилизованных соседей, минуя определённые ступени развития письма. Так, древние греки позаимствовали у минойцев островов Крит и Кипр их слоговые системы письма (линейное А и кипро-минойское письмо) и создали на их основе собственную письменность (линейное Б и классический кипрский силлабарий). С течением времени эти письменные системы были вытеснены более совершенным буквенным письмом, созданным на основе финикийского консонантного алфавита. То есть, зная, наверное, пиктографию, как практически всякий первобытный народ, в смысле рисунков, передающих целую мысль, рассказывающих о событии, греки «проскочили» стадию идеограмм и логограмм, перейдя к слоговому письму. А вот славяне, по установившемуся мнению, не знали и последнего и обрели сразу буквенно-звуковую письменность (созданную на основе греческого и латинского алфавитов), миновав, таким образом, целых три ступеньки «эволюционной лестницы» письма.

В то же время письменность из-за исторических условий может ни во что не развиться (например, из-за природных и военных катастроф, приведших к быстрой гибели или угасанию цивилизации, и других причин). Так, в древнеегипетской, шумерской, ассиро-вавилонской, древнеперсидской и других логографических системах письменности уже выделялись слоги. Обычно в слоги превращались односложные логограммы («ребусным» способом). Однако эти древнейшие письменности в силу исторических обстоятельств вышли из употребления, так и не успев преобразоваться в слоговые.

Но давайте повнимательнее присмотримся к историческим условиям.

Мы видим, что китайская логография существует по сей день (т. е. уже пятое тысячелетие). И это при том, что в Китае предпринимались неоднократные попытки создать азбуку, которая могла бы передавать звучание китайской речи. А вот критская иероглифика, возникнув в конце III — начале II тысячелетия до н. э., очень быстро преобразовалась из логографической в логосиллабическую (т. е. словесно-слоговую) систему. Если учесть, что иероглифика выходит на Крите из употребления не позднее первой половины XVII в. до н. э. и её сменяет силлабарий (линейное А), то существование критских иероглифов как логограмм в чистом виде можно исчислять не более чем двумя-тремя веками, при где-то пяти веках (максимум) употребления иероглифов вообще.

Вывод из приведённых примеров очевиден: помимо исторических условий на эволюцию письма оказывает большое влияние тип языка, на котором говорит народ.

Лингвистика выделяет три типа языков: 1) изолирующие; 2) агглютинативные; 3) флективные. Кратко объясним эти понятия.

Основными признаками изолирующих языков являются неизменяемость слов (отсутствие форм словоизменения) и выражение синтаксических отношений преимущественно посредством порядка слов. Есть и некоторые сопутствующие признаки: преобладание однослоговости корня и значительные ограничения, наложенные на структуру слога; наличие слоговых музыкальных тонов; возможность для одного слова выступать разной частью речи, т. е. в различных грамматических функциях. Чистых изолирующих языков не существует. Наиболее близкими к этому типу являются китайский, вьетнамский и некоторые языки Западной Африки.

В агглютинативных языках словообразование и словоизменение осуществляются при помощи агглютинации (отсюда и название типа языков).

Последняя же представляет собой образование грамматических форм и производных слов путём присоединения к корню или к основе слова аффиксов, имеющих грамматическое и словообразовательное значения. Аффиксы однозначны, т. е. каждый из них выражает только одно грамматическое значение, и для данного значения всегда служит один и тот же аффикс. Аффиксы следуют друг за другом, не сливаются ни с корнями, ни с другими аффиксами, их группы отчётливы.

К агглютинативным языкам относятся тюркские, финно-угорские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский и ряд других языков. Для ясности продемонстрируем словообразование и словоизменение в казахском языке (относится, как известно, к тюркским языкам). Слово «ж¥мыс» означает «работа». Посредством словообразовательного аффикса «шы» получаем слово «ж¥мысшы» — «рабочий». Аффикс «лар» отвечает за образование множественного числа последнего слова (т. е. за словоизменение): «ж¥мысшылар» — «рабочие».

Группа флективных языков (флектирующих) объединяет языки, в которых словоизменительное и словообразовательное значение выражается преимущественно флексией (от лат. flexio — сгибание, изгиб), под которой понимается показатель комплекса грамматических категорий, выражающихся в словоизменении, и сама система словоизменений, пользующаяся такими показателями.

Флексия бывает внутренней, при которой формы слова образуются изменением звуков внутри основы (например, в немецком: geht — идёт, ging — шёл, der Gang — ход); и внешней, при которой словоизменение идёт посредством синтетических (многозначных) аффиксов (например, слово «рука», форма «рукой»; аффикс «ой» выражает одновременно женский род, ед. ч., творительный падеж). Индоевропейские языки, в том числе славянские, относятся именно к группе флективных языков.

В лингвистике существует представление, что тип письменности в общем и целом соответствует типу языка. Так что изолирующие языки могут использовать логографию; агглютинативные — довольствоваться силлабографией. Что же касается наиболее развитых флективных языков, то им, так сказать, сам Бог велел использовать буквенно-звуковое письмо. Конечно, подобные соответствия надо понимать, на наш взгляд, только как принцип «наибольшего благоприятствования», т. е. тот или иной тип письма наиболее удобно применять при том или ином типе языка. Это не значит, что не подойдут другие виды письма. Связка идёт не от письма к языку, а от языка к письму. Например, какой-то язык для слоговой письменности наиболее благоприятен, наиболее содействует её сохранению. Но это отнюдь не значит, что буквенное письмо для него неприменимо, неудобно. Применяют же угро-финские и тюркские народы с их агглютинативными языками фонетическое письмо.

То есть можно сделать вывод, что письмо, стоящее на более высокой стадии развития, вполне может быть применимо для языка, который в принципе может использовать и письменность, представляющую собой более низкую ступень эволюции письма.

Тут вроде бы всё ясно. Однако, как нам кажется, нельзя постулировать утверждение, что приведённое выше соответствие «тип языка — тип письма» не может быть нарушено в обратном направлении. Другими словами, что более развитые языки не могут использовать письменность, подходящую для менее развитых языков. Убеждение в этой невозможности в своё время привело к тому, что когда М. Вентрис и Д. Чэдуик в начале 50х годов XX столетия наконец дешифровали критское линейное письмо Б, доказали, что оно служило для записи древнегреческого языка, то это вызвало довольно сильное смятение умов лингвистической общественности. Приходилось признать, что греки, уже стоя на стадии флективного языка, пользовались слоговой письменностью. А ведь ещё раньше (в 70х гг. XIX в.) был дешифрован классический кипрский силлабарий. Язык надписей, сделанных этим слоговым письмом, также был греческий. И относились надписи уже не ко II, а к I тысячелетию до н. э..

Но если греки с их флективным языком могли использовать для его записи силлабическую систему, то почему это невозможно для других народов с подобным типом языка? Нам кажется, возможно. Безусловно, в таком случае либо необходим очень значительный набор слоговых знаков, либо должно смириться с неточностями и неопределённостями в записи речи. Например, в уже упоминавшемся классическом кипрском силлабарии распространённый в словах греческого языка конечный согласный «s» всегда фигурировал на письме не иначе, как в составе слога «sе», а в критском линейном Б от передачи на письме конечного согласного «s» пришлось вообще практически отказаться.

Но, тем не менее, в принципе невозможным употребление слоговой системы для записи флективных языков данные обстоятельства не делают. То же можно сказать и о других типах письма и других типах языка.

Однако основная масса исследователей до сих пор воспринимает связку «тип языка — тип письма» как твёрдо и однозначно заданную. Вот что пишет в этой связи В. А. Истрин применительно к славянским языкам: «…Для славянских языков (помимо первоначального пиктографического письма) удобно и приемлемо только вокализованно-звуковое письмо. Логографическое письмо не смогло бы привиться у славян, так как славянские языки отличаются богатством и разнообразием грамматических форм. Слоговое письмо было бы непригодно для славянских языков, так как языки эти отличаются многообразием слогового состава и нередкой встречаемостью смежных согласных… Наконец, консонантно-звуковое письмо было бы неприемлемо, так как в славянских языках согласные и гласные звуки выполняют одинаковые функции и, в частности, в равной мере участвуют в образовании корневых основ слов». Таким образом, мы с вами плавно переходим к одной из главных тем нашей книги — славянской письменности.

Ранее уже упоминалось, что слоговое письмо появились во втором-первом тысячелетиях до нашей эры. И в 1984 году появилось непопулярное в академической науке доказательство того что наши предки примерно в это время использовали слоговое письмо. В интервью журналистке «Советской России» О. Плахотной с заявлением о существовании в прошлом славянского слогового письма выступил Геннадий Станиславович Гриневич. Статья О. Плахотной называлась «Праславяне на Крите», и основной её темой была дешифровка знаменитого Фестского диска, которую Г. С. Гриневич осуществил исходя из предположения, что язык диска — праславянский. Напомним, что Фестский диск был обнаружен в 1908 году итальянской археологической экспедицией под руководством Луиджи Пернье при раскопках царского дворца на акрополе древнего города Феста (отсюда и название диска). Вместе с ним в одном из подсобных помещений дворца была найдена табличка, исписанная критским линейным письмом А. Однако письменность диска отличалась и от критского линейного письма А, и от критского линейного письма В. Многие исследователи пытались дешифровать диск. Есть определённые результаты, но официальное мнение таково: письменность Фестского диска признать расшифрованной нельзя.

Странно и необычно звучит, не так ли? Праславяне и древняя цивилизация Крита, — первая европейская цивилизация. Да, Г. С. Гриневича за его построения часто упрекали в ненаучности, неисторичности и т. п. Заметим, однако, что историческая база в гипотезах Гриневича есть. Подвергался он критике и со стороны филологов и эпиграфистов. Мы не являемся ни филологами, ни эпиграфистами, и нам трудно судить, насколько аргументы критиков Г. С. Гриневича справедливы. Однако полагаем, что как бы там ни было, но точка зрения этого исследователя имеет право на существование.

Но вернёмся к Фестскому диску и приведём полностью перевод Г. С. Гриневича.

Сторона «А». «Горести прошлые не сочтёшь, однако горести нынешние горше. На новом месте вы почувствуете их. Все вместе. Что вам послал ещё господь? Место в мире божьем. Распри прошлые не считайте. Место в мире божьем, что вам послал господь, окружите тесными рядами. Защищайте его днём и ночью: не место — волю. За мощь его радейте.

Живы ещё чада Её, ведая, чьи они в этом мире божьем».

Сторона «Б». «Будем опять жить. Будет служение Богу. Будет всё в прошлом — забудем, кто есть мы. Где вы побудете, чада будут, нивы будут, прекрасная жизнь — забудем, кто есть мы. Что считать, господи! Рысиюния чарует очи. Никуда от неё не денешься, не излечишься. Ни единожды будет, услышим мы: вы чьи будете, рысичи, что для вас почести; в кудрях шлемы; разговоры о вас.

Не есть ещё, будем её мы, в этом мире божьем».

Не правда ли, красиво? Размышление о судьбе Руси и русичей, которые в диске именуются соответственно Рысиюнией и рысичами. Вполне возможная трансформация племенного имени исходя из названия тотемного животного — рыси. Но диск датируют XVII веком до н. э. Второе тысячелетие до н. э. и Русь, русичи. Да, звучит необычно, невероятно. Возвращаясь непосредственно к Фестскому диску, необходимо заметить, что это далеко не единственный его перевод. Таковых множество. Дешифровки проводились исходя из предположений, что язык диска семитский, греческий, хетто-лувийский. Но, как отмечалось выше, ни одну из дешифровок пока нельзя признать удовлетворительной. На этом фоне перевод Г. С. Гриневича выглядит очень даже неплохо.

Не останавливаясь на исторических подтверждениях гипотезы Г. С. Гриневича, рассмотрим лингвистические её подтверждения.

Прежде всего заметим, что славянское письмо типа «черт и резов» этот исследователь считает не примитивной пиктографией, а довольно развитой слоговой письменной системой. Им был реконструирован силлабарий, т. е. набор слоговых знаков, которыми пользовались славяне.

Каким образом ему удалось сделать это? Процитируем самого Г. С. Гриневича: «Получив представление о типе и строе письма восточных славян, я провёл эпиграфический анализ и распределил знаки по группам, затем организовал их в соответствующие эпиграфические ряды. Содержание этих рядов было очевидным: знаки, их составляющие, должны означать слоги, начинающиеся на один и тот же согласный: Т — ТА, ТЕ, ТИ, ТУ или Н — НА, НЕ, НИ, НУ и т. д. Я также отождествил знаки дешифруемого письма с буквами кириллицы и глаголицы.

В результате из 87 линейных знаков праславянской письменности для 6 знаков, обозначающих гласные, были получены фонетические значения, а для 53 знаков слогов типа СГ (согласный-гласный) установлен согласный». Использовал Г. С. Гриневич и метод акрофонии (озвучивания).

При этом методе, по существу, просто угадывается пиктографическое значение знака (т. е. предполагается, какой предмет, животное и т. д. данный знак первоначально изображал). Затем это значение отождествляется со словом языка, исходя из которого производится дешифровка. У Г. С. Гриневича это славянский язык. Первый слог или одиночный звук данного слова и принимается за фонетическое значение знака. Акрофоническим способом Г. С. Гриневич прочёл, например, алекановскую надпись. Вот как он описывает процесс этого прочтения: «При чтении алекановской надписи на глиняном горшке, найденном Городцовым В. А. под Рязанью, где знаки носят рисуночный характер и отождествляются с каким-либо предметом, я брал из названий изображённых предметов первый слог: ЗА (заяц), РЫ (рысь), ЦЕ, ЧЕ (целовек, человек). Достаточно отчётливо читались слова ЗАКРЫТ, ЧЕЛО, предлог В. Окончательный текст надписи содержал в себе лишь напоминание хозяйке: НАДОБЕ ЗАКРЫТЬ, В ЧЕЛО ВЪСАДИВЪ».

В принципе даже неспециалисту видны недостатки используемых Г. С. Гриневичем методов. Графическое сходство знаков ещё не означает одинаковости их фонетической нагрузки. Например, восьмиричное «и» кириллицы (И) и буква «н» современного русского алфавита пишутся почти одинаково, но фонетические значения у них абсолютно разные. Что касается акрофонии, то субъективность этого способа получения фонетических значений письменных знаков налицо. Кто-то в данной графеме увидит один предмет, кто-то — другой. Соответственно, и фонетические значения будут разные.

Но Г. С. Гриневич не единственный, кто использует в своих дешифровках указанные методы. Поэтому результаты его работ, как нам кажется, всё же заслуживают внимания. Мы здесь не будем подробно рассматривать достоинства и недостатки переводов этого исследователя, вдаваться в эпиграфические тонкости. Кто интересуется данными вопросами, того отсылаем к работам самого Г. С. Гриневича, а также к книге В. А. Чудинова «Загадки славянской письменности». Сейчас же продолжим изложение лингвистических аргументов Г. С. Гриневича, касающихся перевода Фестского диска.

Выше мы упомянули об отождествлении Г. С. Гриневичем силлабограмм славянской слоговой письменности с буквами кириллицы и глаголицы. На кириллицу приходится 10 таких тождеств. Однако все эти 10 кириллических букв — буквы греческого алфавита. Всего же в греческом алфавите 24 буквы. Таким образом, 10 знаков славянского письма типа «черт и резов» и греческого алфавита совпадают. Десять из двадцати четырёх — это свыше 40%. Отсюда Г. С. Гриневичем делается вывод, что можно говорить о родстве греческой и славянской письменностей.

Буквенное письмо (им является греческое) представляет собой более высокую ступень развития письменности, нежели слоговое (им является письмо типа «черт и резов»). Следовательно, слоговое письмо типа «черт и резов» на «древе» письменности располагается ниже греческого. Из него греки могли заимствовать отдельные знаки для своего алфавита, и никак не наоборот.

Однако общепризнанным считается положение, что греки заимствовали своё письмо у финикийцев. Г. С. Гриневич не оспаривает это положение. Но замечает следующее: 20 из 22 знаков финикийского алфавита соответствуют знакам слогового протобиблского письма. Протобиблское письмо до сих пор не расшифровано. Некоторые исследователи относят его к тому ряду письменностей, для которых характерен «эгейский» силлабарий.

Эгейское письмо, сложившееся на острове Крит в эпоху бронзы, образует особый тип письма, для которого характерны знаки, передающие только открытые слоги (согласный + гласный либо «чистый» гласный). По мнению Г. С. Гриневича, подобная особенность присуща и славянскому письму типа «черт и резов». Он относит это письмо к группе «эгейских» силлабариев. Внутри этой группы наиболее тесно связаны между собой критское иероглифическое письмо, линейное письмо А и линейное письмо Б.

Сопоставляя знаки линеаров А и Б со знаками письменности типа «черт и резов», Г. С. Гриневич обнаружил практически абсолютную схожесть начертаний большого числа знаков этих письменностей. Следовательно, линейное письмо А и письмо типа «черт и резов» представляют собой просто родственные письменности, а скорее всего — единую письменность. Г. С. Гриневич дал ей название «праславянская». Напомним, что на линеар Б такой вывод распространить нельзя. Он расшифрован ещё в 50х годах XX века М. Вентрисом. Доказано, что он служит для записи греческого языка. Но в то же время линейное письмо Б, вне всяких сомнений, происходит от линейного письма А. Следовательно, в плане типа письма и графики его тоже можно назвать родственным «праславянскому», хотя «праславянским» оно и не является.

Линейное письмо А (в официальной науке до сих пор считается нерасшифрованным) было расшифровано Г. С. Гриневичем исходя именно из предположения, что минойский язык — это праславянский. На нём говорили пеласги — одно из крупнейших племён Древнего Крита. То есть пеласги и есть праславяне.

Фестский диск написан, по мнению Г. С. Гриневича, именно минойским языком. Количество слоговых знаков в системе этого письма (их около 60, т. е. столько же, сколько в линейном А) свидетельствует о том, что они передают только открытые слоги, что характерно для звуковой структуры минойского языка. Тождественность минойского языка и языка Фестского диска вытекает также из следующих обстоятельств. Во-первых, из родственной географии текста диска и текстов, написанных линейным письмом А. Во-вторых, из анализа надписи на вотивной (предназначенной для посвящения божеству) бронзовой двусторонней секире из святилища в пещере Аркалохори. Эта надпись содержит знаки обоих силлабариев (линеара А и Фестского диска). Данное обстоятельство служит важным подтверждением того, что обе слоговые системы предназначены для передачи на письме минойского языка (он же — праславянский). Линейное письмо А и письмо Фестского диска — единая праславянская письменность (в разновидностях).

Какая же схема вытекает из построений Г. С. Гриневича? Подведём итоги. Кириллица и славянское письмо типа «черт и резов» имеют 10 сходных знаков. Кириллица составлена на основе греческого алфавита, и десять указанных знаков также имеют «греческое происхождение». Более 40% букв греческого алфавита и знаков славянского письма типа «черт и резов» сходны, считая от 24 знаков греческого алфавита. Это даёт полное основание говорить о родственности славянского и греческого письма. Причём в данном случае речь не идёт о заимствованиях славян у греков, ибо слоговое письмо — это более низкий уровень развития письменности, чем буквенное. И вряд ли знаки фонетической письменности стали бы приспосабливать к слоговому письму. Легче перенять саму фонетическую письменность. Так что приходится говорить о каких-то общих корнях. Но где их искать? Греки заимствовали свой алфавит у финикийцев. А последние 20 из 22 букв своего алфавита заимствовали из протобиблского слогового письма. Оно не расшифровано, но, по всей вероятности, родственно критскому линеару А и письму Фестского диска, которые суть разновидности славянской слоговой письменности. Вот и общий корень — эгейские силлабарии. Греческий алфавит уходит своими корнями в славянские слоговые системы.

И волей-неволей напрашивается ещё один вывод, который, правда, пойдёт вразрез со взглядами Г. С. Гриневича. По нашему мнению, можно выдвинуть предположение, что протокириллические алфавиты, которыми пользовались славяне до создания кириллицы, не являются греческими заимствованиями (или, во всяком случае, являются не все). Они появились в результате трансформации славянской слоговой системы письма в буквенную. В дальнейшем святой ли Кирилл, его ли с Мефодием ученики лишь дополнили уже существовавший до них алфавит греческими буквами для передачи христианских имён и терминов и новыми славянскими буквами для передачи специфических славянских звуков. Последних в протокириллическом алфавите не было вследствие его несовершенности: трансформировать слоговую систему в буквенно-фонетическую — не такое уж простое дело.

Итак, вот новый взгляд на протокириллицу. Ранее мы упоминали о трёх глиняных табличках с загадочными рисуночными знаками, найденных в 1961 году близ маленького румынского посёлка Тэртэрии в Трансильвании. Мы говорили тогда, что тэртэрийские таблички методом радиоуглеродного анализа датированы пятым тысячелетием до нашей эры и что многие исследователи видят в знаках этих табличек письмо, самое древнее письмо на Земле.

Г. С. Гриневич сделал перевод знаков одной из табличек.

Почему только одной? На этот вопрос ответ нам не известен. Вероятно, в его распоряжении не было текстов двух других. Язык переводимой таблички, по мнению Гриневича, праславянский. «Тэртэрийские знаки в графическом отношении абсолютно идентичны знакам праславянской письменности…». Перевод следующий: «Дети примут ваши грехи… Держитесь около», т. е. держитесь детей своих.

Звучит невероятно. Действительно, не укладывается в голове, что славянское письмо может быть древнее египетского и шумерского. Уж очень это диссонирует с общепризнанными научными постулатами. Но тем не менее у всех этих построений есть научная основа. Сейчас скажем о ней кратко. Г. С. Гриневич (и не он один) считает праславянами трипольцев. Последние, в свою очередь, были прямыми наследниками культуры Винча-Турдаш, которой и принадлежат тэртэрийские таблички.

Не менее необычно будет звучать, что Г. С. Гриневич считает праславянскими этрусские надписи и надписи первых индийских цивилизаций — Хараппы и Мохенджо-Даро. И у таких утверждений тоже есть историческая основа. К сожалению, мы не располагаем возможностью привести хотя бы некоторые из дешифровок этрусских и протоиндийских надписей.

Г. С. Гриневич подвергся уничтожающей критике как со стороны историков, так и со стороны филологов-языковедов. Однако необходимо отметить, что в научном мире у него есть и сторонники. Приведём несколько их высказываний.

Вот что писал профессор Белградского университета, президент Сербского фонда славянской письменности и славянских культур Р. Н. Мароевич по поводу вышедшей в 1993 году книги Г. С. Гриневича «Праславянская письменность. Результаты дешифровки»: «Речь идёт о капитальном труде, составляющем эпоху исследований, который отодвигает начало славянской письменности и славянской истории на несколько тысячелетий назад. Это книга, с которой начинается новое направление в славистике — изучение праславянской слоговой письменности и после которой методологически будем различать, с одной стороны, новую (фонетическую, гласно-согласную) славянскую письменность Кирилла и Мефодия, их учеников и последователей и, с другой стороны, собственно праславянскую письменность, письменность „праславянских рун“, письменность „черт и резов“, основанную на слоговом принципе, которая и может укорениться благодаря действию фонетического закона „открытых слогов“ в праславянском. На существование праславянской письменности до Кирилла и Мефодия указывали многочисленные факты».

Филолог А. К. Прийма так оценил результаты Г. С. Гриневича: «Г. С. Гриневич умудрился содеять практически невозможное. Он сделал научное открытие принципиального толка в той области гуманитарных знаний, которая, казалось бы, была уже изучена лингвистами и отчасти историками вдоль и поперёк. Г. С. Гриневич окинул, если можно так выразиться, абсолютно свежим взглядом дошедшие до наших дней образчики письменности типа „черт и резов“, а также пиктографического типа и… прочитал начертанное на тех образчиках. Выяснилось, что древнейшие памятники письменности на евразийской континентальной плите были составлены — все до одного! — на праславянском языке. Попутно выяснилось также, что у истоков индоевропейской цивилизации лежала праславянская культура».

Авторы «Пособия по истории России для школьников, студентов, преподавателей» А. и В. Сторожевые в предисловии к своей книге отметили: «Особая роль в создании этой книги принадлежит труду замечательного переводчика древнеславянских текстов Г. С. Гриневича… Фактически Г. С. Гриневич своей работой предоставил тот уникальный лингвистический материал, который стал опорой материалу историческому и укрепил стремление авторов этого издания к разработке особого направления исторического исследования».

Кто прав — сторонники или противники Г. С. Гриневича, — покажут время и новые научные исследования. Сейчас же скажем, что на данный момент Г. С. Гриневич, не единственный учёный, который разрабатывает тему славянского слогового письма. Ещё одним является В. А. Чудинов. О результатах его работы у нас и пойдёт сейчас речь.

В. А. Чудинов начал, если можно так выразиться, с начала, т. е. он попытался теоретически обосновать возможность слогового письма у славян в прошлом. Подобным обоснованием, по его мнению, служат «живые» остатки древнего письма в одном из современных славянских языков — русском. Что это за живые остатки?

Во-первых, правила переноса. Согласно им, нельзя переносить или оставлять на строке одну букву, а слоги желательно оставлять открытые. В английском языке, напротив, перенос требует разбивки на закрытые слоги (слово «имидж» будет разбито как «им-идж»; с позиций русского языка это слово вообще неделимо и непереносимо). Иными словами, даже сегодня русские слова как бы делятся на древние морфемы (мельчайшие значимые части слова), звучащие как открытые слоги, и мы их оставляем на строке так, чтобы удовлетворить как бы требованиям древнего читателя, если бы он ухитрился дожить до наших дней. Это всего лишь традиция, немотивированный анахронизм, т. к. современные слоги семантической, т. е. смысловой, наполненности не имеют. Традиция, являющаяся следствием слогового характера древней славянской письменности.

Во-вторых, слоговая организация современного русского письма. Русская графика, по мнению В. А. Чудинова, пока во многом удерживает слоговое изображение слова. До сих пор в наших буквах сохранились чисто слоговые знаки — Я, Ю, Е, Ё, передающие слоги ЙА, ЙУ, ЙЭ, ЙО при единичном употреблении этих знаков или при их постановке в начале слова, или иногда слога. Слоговым ещё в начале XX века был и знак И в словах ИХ и ИМ (произносилось ЙИХ и ЙИМ). В школьной грамматике эти знаки называют буквами для обозначения гласных звуков, что, вообще говоря, неверно, ибо при отдельном расположении, как уже упоминалось выше, они образуют слоги. Однако после согласных они действительно обозначают гласные звуки. Итак, даже современная русская азбука содержит силлабографы, слоговые знаки, хотя и в небольшом количестве.

Далее. В современном русском написании мы встречаем согласные с буквами Ь и Ъ. Эти диакритические знаки нельзя считать буквой в полном смысле этого слова, ибо в наши дни перед согласными они не обозначают никакого звука, а лишь смягчение предшествующего согласного, хотя перед гласными они обозначают звук Й и тогда являются буквой. До реформы написания в 1918 году сфера применения диакритического Ъ была шире. Так что хотя в наши дни предлоги и частицы В, К, С, ЛЬ понимаются как один звук, в графике начала XX века они выглядели слогами ВЪ, КЪ, СЪ, ЛЬ, а тысячу лет назад и произносились как открытые слоги, где Ъ обозначал сверхкраткий звук А/О, а Ь — сверхкраткий Е/И. В пословицах и народных песнях до сих пор сохранились предлоги с гласными полного образования: «не КО двору»; «СО вьюном я хожу»; «ВО поле берёза стояла» и т. п. Так что современная графика сохранила нам слоговый облик ряда слов, которые уже много веков произносятся как отдельные согласные звуки. Более того, для мягких (палатальных) вариантов согласных в русском гражданском шрифте используются не особые буквы и не диакритические знаки над буквами (как в западнославянских языках, принявших латиницу), а как раз силлабографы. Тем самым мы не можем оценить, твёрдый или мягкий вариант согласного помещён в слове, пока мы не увидим после согласного знак Ь или его отсутствие. Иными словами, в современном русском языке мягкость согласного обозначается не буквенным, а слоговым способом. Данные примеры, приводимые В. А. Чудиновым, равно как и правила переноса, указывают на то, что русская графика по своему строению до сих пор во многом сохранила свою слоговую организацию, хотя сами слоги теперь изображаются гласными и согласными буквами.

Этого не могло произойти, считает В. А. Чудинов, если бы славяне сразу стали писать буквами. Но это вполне закономерно, если считать, что славяне перешли от слоговой письменности к буквенной, сохранив уже укоренившиеся навыки.

Третьим «остатком» слоговой письменности в современном русском языке является, по мнению В. А. Чудинова, слоговая организация чтения. Многие взрослые, обучающие своих детей чтению, замечают, что произношение «чистых» букв не вызывает у детей знакомого акустического образа, т. е. слово, разбитое на буквы, становится неузнаваемым. Для получения смысла слово должно быть прочитано по «складам» (слогам). Обучение чтению по слогам имеет в России давнюю традицию. До революции 1917 года в школах существовала практика заучивания слогов: БУКИ + АЗ = БА-БА; ВЕДИ+АЗ = ВА-ВА и т. п. Есть и более древний пример — знаменитый туесок мальчика Онфима из Новгорода, относящийся к первой трети XIII века. Как известно, на днище туеска изображена кириллическая азбука. Но после азбуки здесь находится изображение слогов, сначала с А (БА, ВА, ГА и т. д.), затем с Е и И. Найдена в Новгороде и берестяная грамота конца XIV — начала XV века, на которой вслед за буквами азбуки прорисованы слоги. Это означает, что и в древности изучению слогов уделялось большое внимание, что слоги изучались тотчас же за изучением букв как прямое продолжение изучения азбуки. В современных школах этот этап обучения тоже присутствует, только он завуалирован тем, что в букварях помещают специальные тексты, прекрасно членящиеся на открытые слоги. Например, МА-МА МЫ-ЛА РА-МУ.

Кроме того, современные буквы имеют слоговое чтение в аббревиатурах, причём иногда это чтение отличается от названия буквы в азбуке. Например, аббревиатура ФРГ: Ф читаем как ФЭ (отлично от названия буквы в азбуке); Р как ЭР (чтение совпадает с названием, но налицо слоговое название); то же самое можно сказать и про прочтение в данном конкретном случае буквы Г (читается ГЭ). По сути дела, мы здесь сталкиваемся не с одним, а с двумя пережитками слоговой традиции: слоговое чтение аббревиатур и слоговое название букв азбуки.

Это последнее стало настолько привычным, что вытеснило их прежние названия в виде значимых слов — АЗ, БУКИ, ВЕДИ и т. д. Однако тут есть любопытные отклонения: если основное большинство букв называется или по их произношению (гласные), или открытым слогом (согласные? БЭ, ВЭ, ГЭ и т. п.), то ряд согласных назван иначе — прежде всего это группа ЭЛЬ, ЭМ, ЭН, ЭР, ЭС. По мнению В. А. Чудинова, тут, вероятно, сказываются очень древние традиции (II, 58; 375). Однако заметим, что в просторечии названия всех этих букв не «выбиваются» из общего ряда, то есть передаются открытым слогом: ЛЭ, МЭ, НЭ, РЭ, СЭ. На наш взгляд, именно это неправильное произношение названий букв и есть след древней традиции, другими словами — слогового чтения.

Итак, реликтов слоговой письменности даже в современном русском гражданском письме довольно много. Но тогда логично предположить, что их должно быть ещё больше в прежние века, во времена Киевской Руси например. Находка таких реликтов в письменных памятниках той эпохи послужила бы ещё одним хорошим доказательством существования у славян слогового письма, предшествовавшего буквенному. В. А. Чудинов это прекрасно понимает и приводит массу примеров консонантной записи кирилловских текстов, т. е. записи слов одними согласными буквами с пропуском гласных. Это новгородские берестяные грамоты, также новгородские надписи на посуде и разного рода сосудах, граффито на стенах Софийского собора Новгорода, грамота из Старой Русы, надпись на подсвечнике из Гродно, надпись на кресте Манасии из села Цар Асен в Болгарии и т. д., список можно долго продолжать. Примеры эти хорошо известны учёным, их хронологические рамки — Х — XVI века. Подобная «консонантность» ставила и ставит исследователей в тупик, ибо, исходя из современных исторических постулатов, объяснять её трудно. Будь такие надписи единичными, то их можно было бы считать выполненными с ошибкой (ошибками). Но поскольку их много, такое объяснение не подходит. Широкое использование сокращений — вот ещё один вариант разрешения загадки. Но тут же возникает вопрос: чего это наши предки так любили сокращать? Подобное можно понять, когда речь идёт о больших текстах. Но когда текст состоит из одного-двух слов, которые к тому же являются украшением бытового предмета или знаком собственности на нём, эти «сокращения», представляющие собой либо полностью консонантную запись слова (т. е. без гласных вообще), либо «пропуск» отдельных гласных в слове, на самом деле являются, по мнению В. А. Чудинова, реликтами слогового письма.

Как видим, доказательства существования слоговой письменности у славян, приводимые В. А. Чудиновым, выглядят весьма убедительно. Анализируя указанные консонантные кирилловские надписи, а также надписи, выполненные разного рода загадочными письменами, о которых мы говорили выше, В. А. Чудинов сделал следующие выводы, касающиеся славянского силлабария:

1) Славянское слоговое письмо имело обычный порядок чтения, слева направо, т. к. не обнаружено ни одной кирилловской или консонантной надписи, читаемой справа налево или способом бустрофедон (одна строка слева направо, другая — справа налево). Вместе с тем был возможен особый стиль слогового письма, когда слова писались по вертикали, но следовали друг за другом всё равно слева направо. При этом обычно слова читались сверху вниз, хотя иногда было допустимо и чтение снизу вверх, пересечения типа Х или креста, стрелочки, двойные палочки. Есть знаки, напоминающие греческие, латинские или славянские буквы: П, F, З, М, Л, К и другие. Данная простота и сыграла со славянским слоговым письмом злую шутку. В одних случаях его знаки вообще не принимались во внимание, т. к. считались простыми царапинами. В других — их считали латинскими или греческими буквами, либо германскими рунами. Соответственно латинским, греческим или германским считался и текст. Графическая форма знаков славянского силлабария очень проста. В. А. Чудинов исходит из предположения об особой древности славянской письменности; её возраст измеряется тысячелетиями. Эта древность исключает вычурный характер знаков. Их репертуар включает ряд палочек (горизонтальных, вертикальных, наклонных), углы (четыре вида), два вида полукружий. Есть в славянском слоговом письме ветвящиеся знаки типа Y, У,

3) В славянском слоговом письме очень часто употреблялись лигатуры. Лигатуры известны и по кириллическим текстам. Но там они встречаются довольно редко и объединяют две, ещё реже — три буквы. В слоговом письме лигатуры встречаются много чаще и объединяют большее число знаков. Это также послужило для него своеобразным камуфляжем, ибо подобные сложные неповторяющиеся символы принимались большинством специалистов за знаки собственности.

4) В слоговой славянской письменности точность передачи звуков письменными знаками была невысока. Это вообще чуждо для славянской письменности в её буквенной форме, но является особенностью слогового письма как такового, на любых языках. В чём конкретно выражалась вышеозначенная неточность? Прежде всего, в слоговой славянской письменности часто неразличимы звонкие и глухие согласные. Например, знак может означать как слог КО, так и ГО. Кроме того, гласные звуки как бы объединены в две группы. Первая — это А, О, У, Ъ; вторая — Е, И, Ы, Ь. Внутри этих групп различие между гласными проводится нерегулярно. То есть знак? может означать не только слоги КО и ГО, но и КА, КУ, КЪ, ГА, ГУ, ГЪ. «Тем самым, — делает вывод В. А. Чудинов, — славянская слоговая графика передаёт, скорее, некоторый фонетический остов слова, чем его подлинное звучание».

Метод, каким В. А. Чудинов получил значения конкретных силлабограмм, весьма интересен. Прежде всего, путём теоретических рассуждений он пришёл к следующим выводам. Слоги с А/О должны быть отличимы от слогов с Е/И, образуя отличия первого порядка, отличия довольно сильные (собственно, это противопоставление, носящее название противопоставления гласных переднего и непереднего рядов, свойственно даже детской речи). Различия же между слогами с А и О или между слогами с Е и И есть отличия второго порядка и должны быть выражены слабее. Отличия между слогами с О и У или И и Ы ещё менее регулярны. Слоги со сверхкраткими гласными (Ъ, Ь) совпадают при написании со слогами с гласными нормальной длительности (А/О, Е/И соответственно). Далее. Предположительно, до определённого периода мягкие и твёрдые согласные не различались в речи и, соответственно, не различались и на письме. Глухие и звонкие же различались непоследовательно и допускали оглушённые и озвончённые написания. Не должно было существовать особых знаков для молодых согласных звуков Ф и Х. По мнению В. А. Чудинова, «все эти соображения приводят к резкому сокращению репертуара слоговых знаков как против теоретически возможного, так и против конкретного силлабария письменности „черт и резов“ Г. С. Гриневича».

Следующим шагом исследователя было создание так называемого славянского виртуального консонария, под которым он понимает набор знаков, имеющих буквенное написание, но слоговое значение. Как подчёркивает В. А. Чудинов, «виртуальный консонарий — это моя попытка упорядочить все чтения букв в качестве слогов». В его построении учёному помогли упоминавшиеся выше древнерусские и болгарские консонантные надписи, а также следы слогового письма, сохранившиеся в современной русской графике (йотированные гласные звуки Я, Е, Ё, Ю, И, представляющие собой типичные открытые слоги, начинающиеся с согласного Й) и в названиях современных русских букв (об этом говорилось выше). В итоге была получена таблица сочетания согласного с произвольным гласным звуком, в которой различаются только гласные переднего и непереднего ряда.

В ходе исследования конкретных славянских надписей, содержащих загадочные знаки, В. А. Чудиновым устанавливались слоговые значения последних. Как это делалось? Способы были различны, в зависимости от обстоятельств. Но очень характерно название соответствующего раздела его работы «Загадки славянской письменности», в котором как раз и показывается методика определения значения каждого конкретного слогового знака. Раздел называется «Можно ли угадать звучание знаков?» Разумеется, подобное «угадывание» делалось не просто так, не «с бухты-барахты» или «как бог на душу положит», а на основании каких-то обстоятельств. У нас нет возможности продемонстрировать в нашей главе, как определялось значение каждого слогового знака. Но один пример всё-таки приведём. На самшитовом гребне из древнего Берестья (современный Брест) XII — XIII веков можно видеть азбуку. Буквы кириллического алфавита в их древнерусском написании вырезаны по обеим сторонам гребешка — с одной стороны от А до Е, а с другой — от Ж до Л, включая двоякое написание И и З. Именно на этой стороне между буквами З, ЗЕЛО и ЗЕМЛЯ, находится вертикальная черта, означающая вынос, и слитно с ней под линией строки располагается выносной знак в виде не очень аккуратного косого креста. На взгляд В. А. Чудинова, так изображён знак слоговой письменности, являющийся слоговой транслитерацией буквы ЗЕЛО, которая в силу редкого употребления была не очень понятна населению. В аккуратной прорисовке он должен походить на букву Х. Поскольку обозначен знак с чтением ЗЪ, то звуковое значение слогового Х — это ЗЪ.

В результате подобных построений В. А. Чудиновым был создан силлабарий слоговой славянской письменности.

Приведём некоторые из дешифровок В. А. Чудинова.

Знаменитая алекановская надпись дешифруется: «Пить! Напейся дико, в горло всадив». Имелось в виду «всадить в своё горло» содержимое сосуда. Иными словами, по мнению учёного, перед нами — питейный девиз на кувшине с вином. Надпись на бараньей лопатке переводится: «Живо же моё рало, и конь, и Русь, вольная и явная». Надпись эль Недима: «Бери его и веди к братанам». Вспомним, что эта надпись на куске дерева представляла своего рода пропуск для посла, едущего на Русь. По предположению В. А. Чудинова, последнего, прежде чем допустить к князю, должны были для выяснения личности доставить к княжьим дружинникам, которые, как известно, занимали административные посты. Отсюда и «братаны», т. е. дружинники, бывшие друг для друга как бы братьями. Надпись Христо Даскалова: «Надежды наши на бога. Веруй, люби нашего благого живого бога, белого в небесах». Здесь пояснений не нужно.

Дешифровку славянских слоговых надписей В. А. Чудинов поставил буквально «на поток». Только в его книге «Загадки славянской письменности» приведено свыше 50 прочтений различных надписей. Вообще же таковых прочтений у учёного ещё больше. Интересующихся подробно процессом создания силлабария, конкретными дешифровками отсылаем к вышеозначенной работе исследователя и его статьям в различных журналах. Сейчас же хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство.

В. А. Чудинов является научным оппонентом Г. С. Гриневича. Его работы он подвергает критике как с позиций эпиграфистики, так и с исторических позиций. Между тем самим В. А. Чудиновым, в отличие от Г. С. Гриневича, исторической концепции славянской письменности не создано. Если Г. С. Гриневич утверждает, что возраст славянского письма насчитывает тысячелетия, то он и указывает, какие конкретно народы, известные по письменным источникам, какие археологические культуры были его носителями, т. е. какие народы были непосредственными предками славян, какие археологические культуры ими создавались.

Критикуя Г. С. Гриневича за эти построения, Чудинов ничего не предлагает взамен. Может, он не считает, что славянское письмо столь древнее? Да нет. Некоторые его высказывания позволяют думать, что он также полагает, что история письменности славян и их непосредственных предков насчитывает не столетия, а именно тысячелетия. Так, комментируя слова Татищева о том, что славяне, обитая в эпоху Древнего мира рядом с евреями, египтянами, греками и италийцами, могли перенять от них письменность, Чудинов замечает: «Это интересные представления, хотя я больше склоняюсь к противоположному мнению, а именно, что праславяне и были носителями письма, тогда как другие народы перенимали его у них». Или, описывая графическую форму письма славян, он говорит дословно следующее: «Славянское слоговое письмо имеет очень простую внешнюю форму, которая складывалась тысячелетиями…». Однако столь древние славяне-праславяне как бы повисают у В. А. Чудинова в воздухе. Где они находились? Почему о них молчат источники? Или под каким именем они были известны в древности? Какие археологические культуры древности ими созданы? На эти вопросы учёный ответа не даёт. Другими словами, его эпиграфическим выкладкам не хватает исторического фона. Будем надеяться, что в будущем, в следующих своих работах, исследователь осветит указанные проблемы.

Зато бесспорным достоинством построений В. А. Чудинова является хорошая разработка вопроса взаимодействия слоговой славянской письменности с глаголицей и кириллицей.

По мнению В. А. Чудинова, «роль слогового письма в возникновении глаголицы не только значительна, но и основополагающа. Без него этой азбуки просто не было бы. Влияние других алфавитов (рунического футарка, греческого, кириллицы. — И.Д.) велико, но они лишь дополняли уже существующую азбуку отдельными элементами». Остановимся на этом утверждении подробнее.

Как полагает В. А. Чудинов, практически все согласные буквы глаголицы произошли от знаков славянского силлабария. Глаголические гласные своим происхождением обязаны принципу, положенному в основу образования гласных в германском руническом алфавите. Дело в том, что в слоговой славянской письменности все гласные буквы обозначались одинаково, одной палочкой, чаще вертикальной»|», реже — наклонной «\» или «/», и ещё реже — горизонтальной,» — ». Ясно, что для передачи гласных звуков посредством букв эти палочки должны быть дифференцированы, то есть снабжены какими-то дополнительными штрихами. Именно по этому пути пошли германские руны. Принцип получения разнообразия гласных букв в футарке и был использован в глаголице.

Влияние кириллицы, по предположению В. А. Чудинова, выразилось в том, что «юсы» в глаголице появились после того, как они появились в кириллице. Во всяком случае, из кириллицы заимствовано название, хотя сами графические знаки (без этого названия) могли появиться одновременно с прочими буквами.

Наконец, появлением букв «фита» и «омега» глаголица, безусловно, обязана греческому алфавиту.

Вообще исследователь выделяет шесть периодов в формировании глаголицы.

В первый период буквы глаголицы понимались как лигатуры слоговых знаков. Точнее, графическая форма букв являлась точной записью названий, тогда как названия слагались несколькими способами: повторением названия слогового знака (ША, ЦЫ), прочтением составных частей получившейся графемы по аналогии со слоговыми знаками (например, БУКИ состоит из знаков, похожих на слоговые знаки БЪ и КИ; ВЕДИ — из знаков, напоминающих ВЪ и ДИ и т. д.), разложением сложного звука на составные части и отражением этого в названии лигатуры (так, буква ШТА — это лигатура слоговых ША и ТА; при написании ТА даётся двойным контуром; итог — ). На данном этапе влияние слоговой письменности наиболее значительно, поскольку слоговые знаки дали и графику, и названия букв. При этом гласные обозначались слоговым способом, т. е. просто палочкой, и понимались в зависимости от контекста. А согласные не различались по звонкости-глухости и мягкости-твёрдости. Иными словами, на азбуку были перенесены все особенности слоговой письменности. Вероятное употребление такой протоглаголицы — вкрапление её в чисто слоговые тексты для начертания произношения чужих имён и вообще иностранных слов в тех случаях, когда слоговая графика не даёт однозначного чтения.

Во второй период произошло обращение к германским рунам в славянском употреблении, для того чтобы различать гласные звуки.

В третий период идёт совершенствование глаголицы на основе нововведений. К ним В. А. Чудинов относит: появление удвоенного гласного УК, гласных Ю, Ъ, Ы, Ь, согласных ТВЁРДО, СЛОВО, двойного контура в начертании букв, знаков озвончения, мягкости и твёрдости. После этих усовершенствований азбука способна передавать все тонкости славянской речи и гораздо тоньше воспроизводить звуки иных языков. Теперь её уже можно назвать ранней глаголицей (на предыдущих двух этапах она — протоглаголица). Это уже самостоятельная письменность, а не набор знаков для лучшего понимания слоговых текстов. Однако у глаголицы ещё нет жёсткой последовательности знаков.

На четвёртом этапе глаголицу привязывают к греческому образцу: появляются греческая последовательность букв, их числовые значения, подражание греческой графике. Происходит введение ряда греческих букв в алфавит: «иже» (греческая «эта»), «ижица» (греческая «ипсилон»), «омега», «фита». На основе «альфы» была образована глаголическая буква «ять». Редактором, усовершенствовавшим глаголицу в подобном ключе, по мнению В. А. Чудинова, вполне мог быть святой Иероним в конце IV века н. э.. Глаголицу уже можно назвать поздней.

На пятом этапе в глаголице появляются носовые гласные. Уже существует кириллица, и под её влиянием в глаголице вводятся названия «юсов» и «еров».

На шестом этапе глаголица распадается на два графических варианта — уставный (хорватский) и курсивный (болгарский).

Итак, глаголица, как полагает Чудинов, возникла эволюционным путём, прошла длительный (несколько веков) путь становления и развития. Но её прародитель — это слоговое славянское письмо.

Роль последнего в возникновении кириллицы скромнее, но и тут не обошлось без его влияния. Четырнадцать негреческих букв кириллицы, которые исследователи выводили из разных систем письма, В. А. Чудинов считает произошедшими от знаков славянского силлабария (либо непосредственно, либо опосредованно — через глаголицу).

После возникновения азбук наступил этап совместного существования двух типов славянского письма. Сосуществование прошло несколько стадий.

На начальном этапе слоговое письмо сохраняет свои позиции везде, кроме христианской литературы. Население приступает к изучению азбуки во взрослом состоянии, изучив в детстве слоговое письмо. Это продолжается несколько десятилетий.

На этапе активного наступления азбука постепенно проникает в другие сферы жизни: для записи государственных и правовых актов, в денежное обращение, в легенды печатей, в светскую литературу. Азбуку начинают изучать в детстве, приводя буквы к слогам в виде складов. Этот период характеризуется тремя видами влияния слогового письма: сознательными смешанными надписями, включая слоговые пояснения кирилловских букв; неосознанными слоговыми описками в буквенном тексте; слоговым чтением кирилловских букв. Продолжительность этапа — от нескольких десятилетий до двух-трёх веков, в зависимости от местности. Именно на этом этапе происходит размежевание письма по сферам употребления: кириллица оказывается основным шрифтом, тогда как слоговое письмо уходит на социальную и территориальную периферию. Иными словами, кириллица становится официальной письменностью, тогда как слоговое письмо превращается в простопись, письменный вариант просторечья, что-то вроде письма малограмотных, употребляемого для бытовых нужд.

На этапе вытеснения происходит частичное забывание слогов как знаков и появление слоговых ошибок. Самым важным показателем этого процесса оказываются буквенные описки в слоговых текстах, когда слоговые знаки понимаются как согласные буквы, после которых требуется писать гласную букву. Стиль слоговой письменности из простописи переходит в разряд традиции, которую уже помнят плохо.

На заключительном этапе многие перестают понимать слоговые знаки, которые становятся достоянием лишь горстки людей. Теперь слоговое письмо превращается в тайнопись, понятную либо жителям уж очень глухих мест, либо только посвящённым, например в рамках гонимой конфессии. Для основной массы людей оно просто перестаёт существовать, и его тексты начинают путать с письменами других народов, которые всё равно одинаково непонятны. Фаза эта может занимать всего пару десятилетий.

Вот такая периодизация. На наш взгляд, она обладает безусловным плюсом, показывая длительность совместного существования двух типов письма: буквенного и слогового. Появление первого не привело к быстрому исчезновению второго. Сдача позиций слоговым письмом происходила долго.

С другой стороны, данную периодизацию можно в полной мере отнести лишь к взаимоотношениям кириллицы со слоговым славянским письмом. В таком случае и территориально применение этой периодизации ограничено теми славянскими странами, где кириллица стала господствующим шрифтом, т. е. Русью, Болгарией, Сербией.

Перенести периодизацию автоматически на отношения слогового письма и глаголицы, пожалуй, затруднительно. Во-первых, возникла глаголица, по всей вероятности, значительно раньше кириллицы (даже если мы будем говорить о протовариантах этих азбук). Стало быть, вышеописанный начальный этап никак не мог занять всего лишь десятки лет, он занимал сотни. Во-вторых, в отличие от кириллицы, глаголица нигде не стала официальной государственной письменностью. Да, какое-то время она использовалась в Древней Болгарии наравне с кириллицей, но довольно быстро была вытеснена последней. Даже допуская, что известна в той же Болгарии глаголица была значительно раньше кириллицы, тем не менее активно вытесняла слоговое письмо не она (имеется в виду выделенная В. А. Чудиновым фаза активного наступления азбуки). Глаголица так и осталась церковной письменностью для некоторых славянских народов (хорватов, словенцев). У славян, принявших католичество, этапы активного наступления азбуки, вытеснения и заключительный слоговое славянское письмо переживало под воздействием не глаголицы, а латиницы.

Оканчивая обзор построений В. А. Чудинова, хотелось бы обратить внимание на следующий нюанс. Как могли древние славяне называть своё слоговое письмо? Здесь, конечно, нам остаётся только гадать, и, безусловно, речь в большей степени идёт о выборе современного научного термина. Г. С. Гриневич использует термин, профигурировавший у черноризца Храбра: «черты и резы», письмо типа «черт и резов». Однако В. А. Чудинов вслед за большинством учёных считает «черты и резы» примитивной пиктографией (знаки собственности, родовые тамги, символы для счёта и гадания). Отмежёвывается он и от понятия «славянские руны», ибо, по его мнению, оно ведёт к путанице, так как под этим термином в XIX веке понимали германские руны в славянском употреблении, то есть буквенные, а никак не слоговые знаки. «Лично я, — заявляет исследователь, — предпочитаю термин „руница“, который тоже иногда встречается».

Позволим себе заметить следующее. Если набор слоговых знаков именовать «руница», то сами эти знаки волей-неволей придётся называть «рунами». Мы не видим ничего страшного в употреблении термина «руны». Прежде всего потому, что совсем не обязательно ориентироваться на то, что понималось под этим термином в XIX веке. Сейчас XXI век. Историческая наука ушла далеко вперёд, и какие-то старые определения вполне могут быть отброшены. Далее. Именно рунами могли именовать славяне (праславяне, русы) знаки своей письменности. Это название могли носить сначала слоговые, а затем, по наследству, и буквенные знаки. Хоть и звучит словосочетание «славянские руны» необычно.

Тему возникновения письменности у европейцев и китайцев, думается нам, теперь затрагивать нет большого смысла, поскольку в данной книге рассматривается не то, какая письменность самая древняя, а то, какая из предсказательных систем древней. С Таро все немного сложнее. Но мы уверены, что после прочтения этой работы полностью читатель сам сможет сделать надлежащие выводы. Скажем лишь, что работает то же правило Декарта, поскольку Таро — это дополненная система. Прямая наследница Ретрарха. А руника спрятана в графическом построении иллюстраций Великих арканов. В то время как германо-скандинавские руны и Книга Перемен хоть и производные, но все-таки на наш взгляд вполне самостоятельные системы.

Руны города Ретры, они же руны Ретрарха, как ступень в эволюции славянской письменности, датируются восьмым веком до н. э. Об этом подробно поговорим позже. Сейчас перейдем к обоснованию датировок остальных, более поздних, систем.

Датский филолог Людвиг Франц Адальберт Виммер, профессор Копенгагенского университета, первый проложил путь научному исследованию рун, доказав в своем сочинении «Runeskriftens oprindelse og udwikling i norden» («Происхождение и развитие рунического письма на Севере») то, что руны не имеют самостоятельного германского происхождения, а возникли во II или III столетии от Р. Хр. из латинского алфавита. Фактически, рунология как наука в жестком современном понимании этого слова начинается именно с него. Так, работы его предшественника Оле Ворма, бесценные в отношении собранного им материала, были лишены четкого и безукоризненно логичного механизма обработкии анализа данных. Именно

такой механизм и разработал Виммер. В своей книге ему удалось, помимо всего прочего, сделать два вывода, значение которых невозможно переоценить.

Во-первых, он доказал, что руны не появились «из ниоткуда» (как считали до него), и руническое письмо развилось путем заимствования литер более древних европейских письменностей.

Во-вторых, он доказал — читатели, не знакомые с «довимеровской» рунологией XIX века, будут смеяться, — что Старшие руны (Футарк) старше Младших рун. Действительно, у опровергнутого Виммером мнения было тогда немало своих сторонников, полагавших, что алфавит может развиваться только в сторону увеличения общего числа знаков — т.е. только путем появления новых символов или видоизменения старых. (На этом настаивал, например, Вильгельм Гримм.)

Именно после Людвига Виммера рунология стала той наукой, о которой спустя много лет Карл Марстрандер скажет, что «рунология — это палеография, лингвистика, археология и мифология».

Происхождение Таро, как утверждает в своей «Книге Тота» Алистер Кроули, весьма туманно. Некоторые знатоки стремятся отдалить его до Египетских Мистерий, другие пытаются приблизить до пятнадцатого или даже шестнадцатого столетия. Но Таро определенно существовало в, можно сказать, классическом виде уже в четырнадцатом веке, тогдашние колоды сохранились, и форма Таро с тех пор не изменилась в сколь-нибудь значительной степени. В Средние Века эти карты часто применялись для предсказания судьбы, особенно цыганами, поэтому привычно стало называть Таро «цыганским» или «египетским». Когда же выяснилось, что цыгане, несмотря на этимологию их названия, происходят из Азии, кое-кто пытался найти истоки Таро в индийском искусстве и литературе. Нам здесь нет необходимости вступать в обсуждение этих спорных вопросов.

Вот что еще пишет Кроули о происхождении Таро: «…один эпизод совсем недавней истории, свидетели которого еще живы, весьма интересен, крайне важен и, как будет далее показано, имеет очень замечательное продолжение. В середине девятнадцатого столетия появился великий каббалист и ученый, который до сих пор раздражает людей своей привычкой забавляться за их счет, дурача их даже посмертно. Звали его Альфонс Луи Констан, и был он аббатом Римской Церкви. Выбирая себе «nom-de-guerre», он переиначил собственное имя на древнееврейский лад — Элифас Леви Захед — и стал широко известен как просто Элифас Леви. Он был философом и художником, а кроме того, прекрасным литератором и шутником-практиком того типа, который называется «Рinсе sans rire»; художника и глубокого символиста, его чрезвычайно привлекало Таро. Будучи в Англии, Леви предложил Кеннету Маккензи, известному ученому оккультисту и франкмасону высокой степени, воссоздать научно обоснованную колоду.

В своих письменных трудах он по-новому представил козыри Таро, называемые Колесницей и Дьяволом. Похоже, он понимал, что Таро — это, фактически, образная форма каббалистического Древа Жизни, каковое является фундаментом всей Каббалы, и даже основывал на нем композицию своих работ. Он задумал написать самый полный трактат о Магии. Этот предмет Леви разделил на две части — Теорию и Практику, — которые назвал Догмой и Ритуалом. Каждой из частей посвящено двадцать две главы, по главе на козырь Таро; и каждая глава раскрывает тему, представленную картиной соответствующего козыря. Насколько важна точность соответствий, станет понятно в должное время. И тут мы подходим к небольшому усложнению. Главы-то соответствуют козырям Таро, но соответствие — неверное; это можно объяснить лишь тем, что Леви ощущал себя связанным обетом тайны перед Орденом Посвященных, передавшим ему секреты Таро.»

Получается, что Таро берут свой исток в первом — третьем веке нашей эры. Но. Это лишь попытка подвести научную базу под существующую систему. Причем попытка не без изрядной доли лукавства. Как и откуда всплыло из тумана веков Таро, а по сути, дополненный первоисточник, доподлинно не известно. Каббала органично дописала полный портрет системы Таро. Вот что написано о происхождении Каббалы в Краткой еврейской энциклопедии:

«Происхождение и источники каббалы. Одним из древнейших источников каббалы является литература мистического характера, сложившаяся в 1–3 вв. н. э. в Эрец-Исраэль и Вавилонии на основании первой главы книги Бытие и первой главы книги пророка Иехезкеля — ма‘асе брешит и ма‘асе меркава; последняя из них известна в литературе мистицизма под названием сифрут ха-меркава (`литература колесницы`), или сифрут ха-хехалот (`литература чертогов`). В отличие от каббалы, стремящейся к постижению сущности и внутренней диалектики Божества, центральной темой сифрут ха-хехалот являются видения мистиков (иордей меркава), чья душа вознеслась к престолу Божьей славы (кавод), визуальные аспекты Бога, восседающего на небесном престоле. Этой литературе присущ описательный характер, а также специфическая терминология, унаследованная впоследствии каббалой, однако она лишена столь характерной для каббалы символики. Мистические настроения этого времени отражены в некоторых отрывках из Талмуда (самый известный из них — рассказ о четырех мудрецах, вошедших в пардес — Хаг. 14б) и в так называемой апокалиптической литературе (книга Эноха, четвертая книга Эзры), в которой важную роль играет образ ангела Метатрона.»

Прагматичные германо-скандинавские руны (почему автор назвал их именно так станет ясно из Единой таблицы соответствий, а если коротко то прагматичной их сделало исключение из руники нескольких основополагающих понятий и превратило в систему так сказать «по-быстрому»). Дэократичная Каббала, стремящаяся постичь суть Божества. Книга Перемен, раскрывшая дополняющие смыслы основных понятий. Все они дополнили и обогатили первоисточник.

Принято считать, что основной текст «Книги Перемен» — первоначально гадательный, а впоследствии и философский текст, сложился из материалов земледельческого фольклора на территории уделов Цзинь или Цинь между VIII и VII вв. до н. э.

Филологический перевод основного текста без интерпретирующих примечаний мало понятен европейскому читателю, как, впрочем, мало понятен или совсем непонятен основной текст, взятый без комментария, китайскому или японскому читателю, не подготовленному специально к чтению этого текста. Однако китаевед, независимо от его национальности, владеющий системою «Книги Перемен», безусловно, может понять основной текст ее как в подлиннике, так и в переводе. Что же делает ее понятной? Знание ее системы, умение найти объяснение одного места ее в ряде других мест. Так, при чтении основного текста необходимо иметь в виду следующее.

1. Каждая гексаграмма представляет собою символ той или иной жизненной ситуации, которая развертывается во времени. Каждый афоризм при гексаграмме представляет собою краткую характеристику этой ситуации в основном или в целом. Каждый афоризм при отдельных чертах представляет собою конкретную характеристику того или иного этапа в развитии данной ситуации. При этом необходимо принять во внимание то, что ввиду уровня техники мышления и языка авторов, такие характеристики почти никогда не бывают выражены в форме точных понятий. Стихия «Книги Перемен» — стихия образности. Вместо того чтобы сказать об уместности коллективного действия, «Книга Перемен» говорит: «Когда рвут тростник, то другие стебли тянутся за ним, так как он растет пучком. Стойкость к счастью. Развитие». Вместо того чтобы сказать о тщетности предпринятого действия, «Книга Перемен» говорит: «Ничтожному человеку придется быть мощным; благородному человеку придется погибнуть. Стойкость ужасна. Когда козел бодает изгородь, то в ней застрянут рога» и т. п.

Кроме того, в основном тексте встречаются стандартизированные образы, своего рода формулы, как, например: «Благоприятен брод через великую реку», т.е. ситуация предрасполагает к какому-нибудь крупному предприятию. Или: «Благоприятна встреча с великим человеком» — указывание возможной помощи со стороны могущественного человека.

2. Как было выше указано, афоризмы при отдельных чертах повествуют о последовательном развитии ситуации. При этом первая позиция характеризует лишь самое начало данного процесса, когда он еще не выявлен со всей типичностью его. Вторая позиция характеризует апогей внутреннего развития данной ситуации так же, как пятая позиция — максимальное раскрытие его вовне. Третья позиция характеризует момент кризиса, перехода от внутреннего к внешнему. Поэтому, если прочитать подряд все афоризмы третьих позиций, то, несмотря на весь встречающийся иногда лаконизм их, выступает их общая черта — опасность положения. Например: «Ожидание в тине. Близится приход разбойников»; «В войске может быть воз трупов. Несчастье»; «И кривой может видеть! И хромой может наступать! Но если наступишь на хвост тигра, так что он укусит тебя, то будет несчастье. Воин все же действует ради великого государя»; «Стропила прогибаются. Несчастье»; «Связанному беглецу будет болезнь и опасность. Держащему слуг и служанок — счастье» и т.д., и т. п. Четвертая позиция характеризует начало проявления данного процесса вовне. Поэтому она столь же мало типична, сколь и первая. Однако на ней сказывается благотворное влияние приближающейся пятой позиции. Поэтому и афоризмы четвертой позиции не так мрачны, как предыдущие. Пятая позиция уже указана в связи со второй. Шестая же позиция представляет собою завершение или переразвитие процесса данной ситуации, в котором она или теряет свою типичность, или превращается в свою противоположность. И все шесть последовательно представляют собой интерпретации основных смыслов первых шести рун Ретрарха.

3. Необходимо всегда иметь в виду, что основной текст теснейшим образом связан с гексаграммами, триграммами и чертами, их составляющими. Поэтому для того, чтобы вдуматься в значение того или иного афоризма, совершенно необходимо рассматривать его с учетом их символики.

4. Связь афоризмов друг с другом, их смену необходимо рассматривать как конкретизацию семи основных положений «Книги Перемен», унаследованных из этого реального текста всеми комментаторами, несмотря на все их различие, указанное выше. Эти семь положений ярче всего выступают с сицы-чжуань, однако при достаточном размышлении можно убедиться, что они как своего рода обертоны присущи и основному тексту. Вот они в общих чертах:

1) Мир представляет собою и изменчивость и неизменность, и, более того, их непосредственное единство;

2) В основе этого лежит проходящая через весь мир полярность, антиподы которой столь же противоположны друг другу, сколь и тяготеют друг к другу: в их отношениях проявляется мировое движение, как ритм;

3) Благодаря ритму ставшее и еще не наступившее объединяются в одну систему, по которой будущее уже существует и в настоящем, как «ростки» наступающих событий;

4) Необходимо и теоретическое понимание, и практическое осуществление этого; и если деятельность человека нормирована таким образом, то он гармонически включается в свое окружение;

5) Таким образом, исключается конфликт внутреннего и внешнего, и они лишь развивают друг друга тем, что внутреннее определяется внешним и творит во внешнем;

6) При этом личность уделяет достаточное внимание, как себе, так и окружающему ее обществу, и, довольствуясь своим положением, находит возможность высшей формы творчества: творчества добра, а не выполнения каких бы то ни было правил прописной морали;

7) Так, благодаря выдержанному единству абстракций и конкретности, достигается полная гибкость системы.

Пассивное чтение «Книги Перемен», как занимательной беллетристики, — праздная трата времени. Понять книгу перемен возможно либо при длительном изучении ее как предмета, либо практикуя гадания на ней длительное время. Только углубленное изучение или длительная практика дают полную картину понимания этой системы. Хотя в Книге перемен как многослойной работе в разных слоях (их наличие упоминалось во втором положении, которое необходимо иметь ввиду при чтении Книги) применены значения первоисточника, в этой книге будет затронут только первый слой, показанный в таблице соответствий.

Реконструкция предсказательной протосистемы.

Протосистема состояла из двадцати одного понятия:

1.Первотворчество

Идея. Слово. Первый Маг. Начало рождения «эго». Оно пока не существует в прямом смысле. Полуобъект, мысль энергетическая, эмоциональная составляющая будущего объекта. Воля, готовая воплотить себя в материи. Определить путь её развития. Она необязательно в состоянии найти материю, способную её принять. Она может быть слаба или несвоевременна. Она может появиться, чтобы не воплотившись умереть.

2. Творящая материя

Проходит некоторое время и первотворчество находит материю для своего воплощения и сближается с ней. С этого момента начинается процесс взаимодействия двух первичных сил. Если эти Силы достаточно близки и созвучны, если между ними конфликт интересов минимален, они соединяются и взаимодополняют друг –друга. Из составляющих материи при определенном влиянии воли может возникнуть объект. Взаимодействие двух материй могут войти в диссонанс.

3. Перворождение

Преодолен конфликт интересов. Но может оказаться, что в воплощенный объект вложено недостаточно материи либо энергии для его самостоятельного существования. Или недостаточно того и другого сразу. На этом этапе воля и материя уже стали единым целым, но еще не обрели индивидуальность. Оценивается наполнение объекта и определяется направление его развития.

4. Волеисполнение

Сбалансированы, энергия и материя. Их синтез состоялся. С этого момента они становятся индивидуальностью. Она сформирована и ей предстоит дальнейшее развитие. Самостоятельное развитие с полной свободой личной воли, осознающейся на этом этапе.

5. Рождение

Процесс осознания личной свободы воли приводит к формированию личности из индивидуальности. Энергия и материя становятся внутри личности не первосоставляющими, а двумя главными элементами этой личности, двумя главными её характеристиками, обретшими самостоятельность от праматерий, выделивших ихи из себя. Праматерий воли и материи, разума и рассудка. Определяется, по «верхнему» или «нижнему» пути дальше пойдет созданное. По пути творчества или по пути воплощения известных схем.

6. Взаимодополнение

Строительство приоритета воли или приоритета материи. Воля и материя и их объединение, объединились в индивидуальность, взаимодополняя друг- друга. Закончилось формирование, произошло самоопределение. Произошло объединение с Миром, творчеством, мировым порядком. Началось существование в той форме, которая была выбрана на предыдущем этапе. На своем месте в Мировом порядке.

7. Движение

После осознания своего места в Мировом порядке приходит время составления и начала исполнения планов, определение целей. На этом этапе происходит планирование развития. Это планирование первично. В последующем оно подлежит проверке.

8. Определение

Планы и пути созданного не обязательно вписываются в существующую структуру Порядка. Они должны пройти проверку на соответствие.

9. Поиск

Предыдущая задержка приводит у временной остановке движения и поиску путей и знаний для дальнейшего развития.

10. Путь

Получение необходимых для развития знаний приводит к включению в Планы порядка и успешному движению к выбранным идеям. Начинается полное взаимодействие со всем окружающим.

11. Управление

Начало взаимодействия приводит к получению контроля над силами, необходимыми для управления составляющими выбранного пути. Этот период — период обучения взаимодействию с доступными силами и видимым окружением.

12. Напряжение

Управление составляющими, приводит к необходимости отсева части составляющих из-за их большого объема, требующего постоянного внимания, разделения их на главные и второстепенные. Требующие постоянного внимания и те, контролем над которыми можно пренебречь из-за их малой значимости. Необходимо снять напряжение, возникшее из-за нехватки сил для контроля, за всеми объемами составляющих. Сосредоточиться на исполнении главного.

13. Перерождение

Определение главного и второстепенного, отсев лишнего вновь возникающего приводит к возникновению новой формы существования, сбалансированной формы, которой суждено дальше развиваться. Из хаоса планов и переживаний эта форма на этом этапе превращается в нечто упорядоченное.

14. Успокоение

Предыдущие этапы потребовали большого расхода сил и потому этот период- период сдержанного, экономного их расхода для восстановления и набора. Новая форма существования требует новой модели, структуры сил и их расходования.

15. Материализация

После предыдущих этапов упорядочения существующего приходит необходимость сосредоточить свою деятельность внутри материального плана. То есть того, что будет его поддерживать, обеспечивать материально для достижения основных целей, реализации главных задач.

16. Прорыв

Увеличение материальной составляющей, приводит к скачкообразному качественному изменению.

17. Восход.

Бурное протекание предыдущего этапа открывает возможность реализации планов в творчестве, внутри нематериального и материального плана, «верхнего» и «нижнего» пути.

18. Знание

Процесс реализации планов дает новое, скрытое на предыдущих этапах знание о «внутренних» нематериальных механизмах развития и возможность управления этими механизмами, обучение этому управлению, внутреннему чувствованию.

19. Сияние

После скачка в развитии наступает период удачи, счастливого существования созданного.

20. Суждение.

Проверка оценкой достижений и состояния созданного для определения степени будущего единения с Миром.

21. Бытие

Наконец приходит этап осуществления всех планов, желаний и надежд.

Очевидно в восьмом — седьмом веках до н. э. получил кульминацию эволюционный виток мировосприятия. Появилась необходимость систематизировать знания, полученные эмпирическим путем. Все-таки то, что гадания работают, было доказано опытом на протяжении столетий, и так же было тогда очевидно, что существовавшие тогда академические знания и то, что не доказывается методами этих знаний, были неразрывны и взаимодополняли друг друга. На опыте знали наши предки, что гадания работают. И не воевала тогда вера с наукой. Вопрос выживания. Как ни парадоксально это выглядит, но именно из прагматических соображений развивались эзотерические течения, и гадания в частности. Не прагматики не выжили бы на протяжении нескольких тысячелетий. Если и существовали працивилизации, то погибли они только вследствие глобальных трагедий планетарного масштаба, иначе нашим предкам не пришлось бы снова и сначала собирать опыт и знания, изобретать науки. Вот эта система знаний и послужила источником для создания предсказательных протосистем. Исходную систему мы сейчас и продемонстрировали. Она возникла в восьмом веке до н. э.. А уже в седьмом прогрессировала и развилась в исходные системы последовательно для Таро, Книги перемен и германо-скандинавских рун.

Таро дополнили систему понятием точки перехода, характеризующейся арканом Шут. Например, в календаре Майя, да и в современном, последнее число месяца не означает конец времен. Подразумевается, что далее следует естественное продолжение от начала. Создатели Таро отметили эту точку отдельным понятием. А в средние века н. э. Таро были дополнены т. н. придворными картами, обозначающими параметры личности или характеристики ситуаций. Но это тема для отдельной беседы. Основные смыслы, возможно, на первый взгляд и кажутся различными, но составляли их люди разной этнической принадлежности со своим индивидуальным способом мышления и для достижения отличающихся целей. Вся реконструкция проводилась на анализе основных смыслов карт, рун и гексограмм. Так вот, основные смыслы Великих арканов Таро полностью и последовательно соответствуют вышеприведенным понятиям первоисточника. За исключением нулевого аркана.

В германо-скандинавских рунах сдвинуты смыслы и несколько изменена последовательность. Четвертая руна соответствует первому Великому аркану, пятая — второму, шестая — третьему и так далее до двадцать первого Аркана. А двадцать второй Аркан соответствует третьей руне германо-скандинавской руники. Первые две руны нигде больше не встречаются и соответствий не имеют.

С Книгой перемен еще сложней. Вот номера гексограм, которые по порядку соответствуют арканам Таро: 1, 2, 3, 7, 11, 15, 19, 23, 27, 31, 35, 39, 43, 47, 51, 55, 59, 63, 64. Пятнадцатый, восемнадцатый и двадцатый арканы соответствий в Книге перемен не имеют. Почему они из одного первоисточника? И откуда вывод о том, что они соответствуют друг другу? Во-первых. Соответствие смыслов. Во-вторых. Обратите внимание на то, сколько гексограмм «изъяты» из вышеперечисленного ряда и откуда. И увидите строгую периодичность с третьей по шестьдесят третью гексограммы. Три промежуточные гексограммы обозначают поясняющие понятия, раскрывающие смысл той, что стоит перед ними. И у дополняющих значений тоже своя, внутренняя логика. И на этом мы тоже не останавливаемся. Тема для отдельного разговора. Заглавные и финальные понятия (1,2,3 и 63,64) мировосприятия систем идентичны. А вот развитие от начала к концу идет по своим индивидуальным закон на базе первоисточника, но в соответствии с понятиями первоисточника и их последовательностью. Исключенные понятия, очевидно, не укладывались в построенную философию, равно как и в случае с германо-скандинавскими рунами.

В результате была получена Единая таблица соответствий:

Автор этой работы принимает за аксиому наличие логического и образного мышления у своего читателя, поскольку по определению относится к нему с уважением, а равно тому предполагает и желание читателя разобраться в справедливости предложенных утверждений на собственном опыте. Поэтому без пространных рассуждений размещает здесь лишь основные понятия систем для сравнения. Не намеревается думать за читателя и предлагать свои выводы о схожестях систем. Принципиальные различия в основных значения всех систем в прямых позициях отсутствуют. Равно как и в обратных, там, где они есть (обратные значения). Разумеется, согласно таблице соответствий. И надеется, что это доставит читателю не меньше удовольствия, чем автору при выполнении этой работы, а так же со спокойной душою и чистой совестью даст возможность об этой работе беседовать.

Ретрарх. 1. «Первотворчество».

Таро. I. МАГ.

Все, что заключено в значении числа «I», можно сказать о Маге. В мир пришла Личность. Воля к поступку, порыв, самовыражение, индивидуальность и индивидуализм. Злоупотребление властью, эгоизм. Человек, обладающий во всей полноте физическими и духовными способностями. Эта карта означает, что Вы достигли желаемого в тех пределах, которые Вам подвластны. Вы должны желать и добиваться. Через тернии- к звездам.

И-цзинь. 1.«Цянь». Творчество

Здесь творчество рассматривается в его самом чистом виде. Это прежде

всего — акциденция неба как олицетворения творческой силы, которая лежит в

начале всего существующего. Она, как универсальная сила, принципиально не

может иметь никаких препятствий в своём развитии, которому

благоприятствует то, что эта сила является совершенно стойкой.

Совершенный человек может в своей деятельности полностью проявить такое

творчество, которое благотворно отражается на всём его окружении. Вот

почему в тексте сказано:

Творчество. В изначальном развитии благоприятствует стойкость.

Г. — с. 4. Ансуз. Название руны означает «ас», или «бог». Руна бога Одина. Ключевое

значение руны — получение информации свыше, как в виде знаков, так и в

виде всевозможных посланий. Воплощает в себе энергию мысли и

вдохновения, функции глубочайших уровней разума. Рунические шаманы

считали Ансуз «руной священного знания».

2. Творящая материя.

Проходит некоторое время и первотворчество находит материю для своего воплощения и сближается с ней. С этого момента начинается процесс взаимодействия двух первичных сил. Если эти Силы достаточно близки и созвучны, если между ними конфликт интересов минимален, они соединяются и взаимодополняют друг–друга. Из составляющих материи при определенном влиянии воли может возникнуть объект. Взаимодействие двух материй могут войти в диссонанс.

ПАПЕССА

Индивидуальное познание, духовная мудрость, терпение, молчание, бегство от реальности. Понимание вещей видимых и невидимых. Мудрость женского естества. Означает, что Вы напряженно пытаетесь понять высший смысл чего-либо, ищете скрытые до сих пор факторы, влияющие на ситуацию. У Вас очень сильная интуиция. Смело стучитесь во врата будущего. Храните молчание относительно Ваших намерений.

«Кунь». Исполнение

Даже самое напряженное творчество не может реализоваться, если нет той

среды, в которой оно будет осуществляться. Но и эта среда, для того чтобы

осуществить абсолютное творчество, должна быть тоже абсолютно податливой и

пластичной. Кроме того, она должна быть лишена какой бы то ни было

собственной инициативы, должна в полной самоотрешенности лишь вторить и

следовать за импульсами творчества. Но вместе с тем она не была бы в

состоянии исполнять то, что является творческим замыслом. Поэтому она —

вполне самоотрешенная сила — выражается метафорически в образе кобылицы,

которая, хотя и лишена норова коня, но не уступает ему в способности к

действию.

Если Творчество — это Небо, Свет, Совершенный человек, то Исполнение — это

Земля, Тьма. Благородный человек, слушающий и исполняющий указания

Совершенного человека. Именно ему здесь предстоит действовать не по этим

указаниям, а по собственному почину, то он мог бы лишь заблуждаться. И

только следуя за своим повелителем, он может найти его. Так, для

благородного человека здесь лучше всего, утратив подобных ему самому

друзей, обрести выше его стоящего друга, который своими качествами

восполняет его недостатки.

В пространственной символике Книги юго-запад считается областью тьмы, так

как там начинается угасание света. И, по противоположности, северо-восток

— область, где зарождается свет, — считается областью света. Исполнение же

выражено в чертах тьмы, поэтому ему надо потерять подобные ему силы на

юго-западе и найти восполняющие силы- «друга» — на северо-востоке, чтобы

подчиниться им. При этом важно, чтобы деятельность Исполнения протекала в

полном спокойствии, в покорном принятии своей судьбы, без переразвития,

иначе его деятельность будет не исполнять замыслы творчества, а

конкурировать с ними. Тьма вступит в незакономерный бой со светом, что не

может привести к благому результату, ибо сила тьмы — слепая необходимость,

а не ясная сознательность.

Если первый символ относится по преимуществу к государю, мужу и т.д., то

символ Исполнение повествует о деятельности подданного, жены и т. п. В нём

показана развивающаяся необходимость в Исполнении. В тексте это выражено

так:

В изначальном развитии благоприятна стойкость кобылицы. Благородному

человеку предстоит действовать, но если он выдвинется вперед, то

заблудится, отступив же назад, он обретёт повелителя. Здесь благоприятно

на юго-западе найти друга и на северо-востоке утратить друга. Спокойная

стойкость — к счастью.

Райдо Когда асы захватили контроль над процессом творения этого мира, они

назначили пути Солнце и Луне и установили смену дня и ночи, что отражено

в символике этой руны.

Райдо руна дороги, движения и направления. Колесо и повозка. Поездка

верхом.

3. Перворождение.

ИМПЕРАТРИЦА

Плодовитая, земная и прекрасная любовь. Великая Мать. Соединение внешнего и внутреннего. Могущество, уравновешенное разумом. Означает, что некий цикл или проект, связанный с Вами близок к завершению. Достигнута стабилизация. Надейтесь на успех.

«Чжунь». Начальная трудность

Собственно, именно с этой гексаграммы начинается повествование о

взаимодействии Света и Тьмы, ибо первые две гексаграммы показывают

внутреннее развитие Света и Тьмы вне их взаимодействия. Но начало всякого

действия состоит в преодолении предшествующего состояния. Отсюда —

трудность данного положения, выраженная в самом названии гексаграммы. Она

состоит из символов Воды: Облака — наверху или вовне, и Молнии, Грома —

внизу или внутри. Верхний символ обозначает также погружение в опасность,

ибо в нём черта Света погружена в среду черт Тьмы. Нижний символ

обозначает пробивающееся изнутри движение, возбуждение. Такое возбуждение,

которое, например, весной стимулирует растения к росту. Но оно протекает

внутри опасностей, в условиях начальной трудности. Поэтому в таком

движении чрезмерная поспешность может лишь вредить делу, и обратно,

выдержка и стойкость могут способствовать изначальному развитию. Важно не

только указать положительно правильный путь к преодолению этой трудности.

На нём нужна, прежде всего, поддержка и помощь окружающих. Их надо

склонить на свою сторону, чтобы они помогали своим действием, и тогда

самому можно не предпринимать никаких выступлений, ибо они ещё слишком

опасны. Именно в силу опасности необходимо объединение сил. Оно необходимо

было и сюзерену, впервые устраивавшему свои владения при содействии

феодалов, возводимых им на престол; оно необходимо и отдельному человеку,

начинающему своё дело. Даже и в самой познавательной жизни отдельного

человека дело обстоит так же: в самый первый момент своего появления

познавательная мысль движется под покровом непознанности и извне

облекается в образы представлений. Это выражено в символах данной

гексаграммы: внутри — молния, гром, вовне — облака. Молния познающей мысли

облекается облаками представлений, и эти представления играют роль

помощников мышления. В тексте здесь мы читаем:

Начальная трудность. В изначальном развитии благоприятна стойкость. Не

надо никуда выступать. Здесь благоприятно возводить на престол вассалов.

Кеназ. Большинство знатоков рун толкуют название Кеназ как «факел», также

это слово означает «знать (что либо) ” и «уметь, быть способным (к

чему-либо)». С этой руной также связывают богиню Фрейю, которая обучила

Одина разновидности ведовства, включающей в себя так называемую

«сексуальную магию». Основной смысл этой руны выражен в древнеанглийском

cennan, имеющем два значения: «порождать» и «делать очевидным».

4. Волеисполнение.

Сбалансированы энергия и материя. Их синтез состоялся. С этого момента они становятся индивидуальностью. Она сформирована и ей предстоит дальнейшее развитие. Самостоятельное развитие с полной свободой личной воли, осознающейся на этом этапе.

ИМПЕРАТОР

Власть духа, порядка и права. Осуществление идей бытия соразмерно учетверенной работе разума: Утверждение, Отрицание, Обсуждение, Решение. Вы находитесь в поисках мудрости (или же Вам следует этим заняться). Рассудок явно преобладает над страстями. Старайтесь получить поддержку от более сильного.

«Ши». Войско

Эта гексаграмма отличается от предыдущей тем, что в ней вместо

Творчества, расположенного вовне, находится Исполнение. Если первое — это

напряжение, Свет, то второе — это податливость, Тьма. Она не может вносить

ясность, так сказать, произносить суждение, и поэтому в ситуации

выраженной в данной гексаграмме, судом конфликт не может быть решен. Здесь

действенно нечто иное. Тот, кто может судить сам себя, не доводит дело до

суда. Тот же, кто доходит до необходимости судится, еще не обязательно

будет удовлетворен решением суда. В таком случае он, несмотря на решение

это, восстанет против него. Но в таком положении действовать одними

юридическими средствами бессмысленно, ибо именно при помощи их произнесено

осуждение. Система «Книги Перемен» была бы нарушена, если бы суд в ней был

показан с одной положительной стороны. Возможен и неправый суд, против

которого необходимо восстать. Но так как юридически восстать невозможно,

то приходится прибегать к вооруженному восстанию, к войску. Нельзя,

однако, легкомысленно относиться к последнему. Поэтому данная гексаграмма

посвящена многостороннему изучению» войска», его действия и применения.

Опасность — это основное качество действия и применения войска. Это

выражено в самой структуре гексаграммы: внутри (внизу) — Опасность, а

вовне — Исполнение: триграмма, состоящая только из черт Тьмы. Мрачная

опасность, вот о чем говорит сам символ. С величайшей бдительностью, с

полноценным жизненным опытом мужа следует решать спор при помощи войска.

Здесь одинаково пагубным может оказаться как юношеский задор, так и

старческая косность. Только при учете этого может быть успех, т.е. может

быть исправлено то, что уже раньше было испорчено. Недоразвитый юноша или

разовьется правильно, и тогда ему надо лишь выждать свой час; или же он в

развитии совершит ошибку, которая должна быть осуждена. Если же даже судом

нельзя исправить ошибку, то необходимы решительные меры: необходимо

действие войска. Таков второй смысл данной гексаграммы. Но в них обоих

общим остается требование стойкости: устойчивого пребывания на правом пути

и незапятнанной совести. В тексте лишь намек на эти руководящие мысли,

вскрывающиеся только в комментаторской литературе, главным образом из

герменевтического исследования. Вот текст:

Войско. Стойкость. Возмужалому человеку — счастье. Хулы не будет.

Гебо Начертание руны отражает процесс равного обмена энергией, посредством

которого все обретает бытие. Оно служило символом поцелуя, выражением

сбалансированной природы любви между двумя людьми. Общий принцип —

примирение противодействующих сторон или объединение сил, дополняющих

друг друга и обозначение границ между ними. Принесение и получение

даров, где центральной темой остаётся сохранение равновесия.

5. Рождение.

Процесс осознания личной свободы воли приводит к формированию личности из индивидуальности. Энергия и материя становятся внутри личности не первосоставляющими, а двумя главными элементами этой личности, двумя главными её характеристиками, обретшими самостоятельность от праматерий, выделивших их из себя. Праматерий воли и материи, разума и рассудка. Определяется, по «верхнему» или «нижнему» пути дальше пойдет созданное. По пути творчества или по пути воплощения известных схем.

ПАПА

Поиск скрытой истины через откровение. Мост между Божеством и Человеком. Эта карта означает, что Вы привносите в свой проект массу энергии, в то время, как он нуждается, скорее, в организации, может быть, в добром совете. На все вопросы ответ Вам даст Ваша совесть.

«Тай». Расцвет

Пожалуй, ни в одной гексаграмме не встречаются столь гармоническое

соотношение основных категорий — Света и Тьмы, как это дается в данной

гексаграмме; хотя обе силы — Свет и Тьма — признаются равноценными, но все

же теоретическое предпочтение отдается активной, центробежной силе Света

перед пассивной, центростремительной силой Тьмы. Это выражается в том, что

сила Света называется иногда (как в данном случае) великим, а сила Тьмы —

малым. Силе Света присуще стремление ввысь, тогда как сила Тьмы тяготеет

вниз. Но в мире события происходят во благо лишь при гармоническом

сочетании обеих сил, которые идеально предрасположены к взаимодействию.

Одностороннее переразвитие одной из них за счет другой приводит к пагубным

последствиям. В данной гексаграмме вся сила Света сосредоточена внизу, а

сила Тьмы — наверху. Поэтому, если принять во внимание указанные выше

направленности их движения: Свет — вверх, а Тьма — вниз, то ясно, что

здесь, чем где-либо, они приходят во взаимодействие, имея самый широкий

доступ друг к другу. Можно это рассматривать и с другой стороны:

внутреннее здесь заполнено чистой силой творчества, а вовне ему предстоит

исполнение, т.е. полная возможность осуществления творческого замысла,

которому ничто не оказывает сопротивления, а внешняя среда в полнейшей

податливости подчиняется ему. Поэтому неудивительно, что эта максимальная

возможность созидания в традиции ицзинистов приурочена к весне как к

периоду максимального развития творчества в природе. По мифологическим

воззрениям Китая, весной активная сила Света действует изнутри, от корня

растений, обусловливая их рост, а сила Тьмы, как материя, обрастает ее и

сообщает внешнюю видимость, реализованность творящей силе Света, как бы

облекает ее, и она получает возможность полнейшего развития, ибо в данной

ситуации приходит все великое, а ничтожное — отходит. Однако это не может

длиться вечно, это лишь временная ситуация, которая, как весна осенью,

должна смениться противоположной ситуацией, выраженной в следующей (12)

гексаграмме. В их чередовании выражается природный ритм, в котором

разрушение столь же необходимо, как и созидание. Тут невольно вспоминаются

слова Гете: «Природа изобрела смерть, чтобы иметь много жизни». — В

переводе на понятия, касающиеся процесса познания, — это та ситуация,

когда после наступления достигается полная гармония между накопленным

прежде знанием, приобретенным вновь, до такой степени, что грань между

ними стирается, и они представляют собой единую сумму знания, стоящего к

тому же в полной гармонии к его осуществлению. Такой понимание возникает в

произведениях комментаторов больше из общей теории и из образа самой

гексаграммы, чем из весьма лаконичного текста:

Расцвет. Малое уходит, великое приходит. Счастье. Развитие.

Вуньо. Древний германский термин, означающий «совершенство». Указывает

на то, что процесс творения окончился, будучи доведён до совершенства.

Во многих источниках трактуется как «радость» или «пастбище».

Ассоциируется с благополучием, процветанием, красотой, удачей. В

немецкой традиции этому понятию соответствует слово Wunsch, что означает

«желание». Вуньо считалась руническими шаманами «исполнительницей

желаний», поскольку в ней заключена потенциальная сила реализации.

6. Взаимодополнение.

ВЛЮБЛЕННЫЕ

Противоречия, состояние выбора и, следовательно, свободы (у несвободного человека нет выбора). Любовь как выражение единства и полноты. Равновесие между необходимостью и свободой. Связь между причиной и действием: Эта карта предостерегает Вас и говорит о большой эмоциональной свободе и пренебрежении последствиями своих поступков, продиктованных чувством. Идите вперед или отступайте, но не прибывайте на месте.

«Цянь». Смирение

Обладание великим достоянием, всей полнотой мира, могло бы быть конечной

целью, если бы в мире допускалась возможность остановки. Но основным

положением является учение об изменчивости, о непрерывной подвижности мира

и о том, как человек гармонически должен включаться в это движение.

Поэтому остановка в развитии является не остановкой, отставанием,

вызывающим конфликт с мировым развитием. Поэтому, если остановиться даже

на высоте величайших достижений, то и в такой остановке не будет

правильного отношения к миру. Но двигаться прямолинейно дальше уже нельзя,

ибо на предыдущей ступени достигнуто все, чего надо было достигнуть.

Следовательно, только полный отказ от уже достигнутого может гарантировать

возможность дальнейшего развития, идущего в ногу с развитием мира. Такой

необходимый отказ от личных достижений называется «смирение» и выражается

в образе самой гексаграммы, в которой под знаком земли помещен знак горы.

Гора должна вообще возвышаться над землей, то в этом с предельной

лаконичностью выражен образ смирения. Такое положение не должно отпугивать

человека, ибо только в нем здесь возможно дальнейшее развитие, причем это

развитие должно быть плодотворным: оно должно быть доведено до конца, до

завершения. В этом смысле в тексте говорится:

Смирение. Развитие. Благородному человеку предстоит завершение.

Хагалаз. Традиционное значение — «град» (англ. hail). «Град» — отражение Силы,

обладающей как созидательным, так и разрушительным потенциалом. Как град

уничтожает посевы, но, растаяв, превращается в воду и питает землю, так

и руна Хагалаз уничтожает старое, чтобы дать место новому.

Управительницей этой руны считается богиня Урд — одна из трёх богинь

судьбы, норн, плетущих нить жизни и принёсших в мир время, связана

с прошлым и разрушительными силами женской природы, изображалась в

образе древней старухи. Считается, что Хагалаз насыщена тёмной женской

энергией и тесно связана с колдовством — в частности, с вредоносной

женской магией.

7.. Движение.

КОЛЕСНИЦА

Поиск и нахождение своего места в мире. Подчинение стихий и сил материи разуму и труду человека. Победа над косностью, сила воли, самопознание. Эта карта советует Вам приступать к своему будущему со смелостью, вооруженным сознанием своего права. Из испытаний Вы выйдете с честью, благодаря, прежде всего, силе воли.

«Линь». Посещение

В результате процесса, описанного в предыдущей гексаграмме, устраняются

элементы дисгармонии, т.е. того, что, как нечто унаследованное от предков,

чуждо данному времени и, не находя в нем применения, обречено на

разложение. Но когда эти пережитки устранены, то возможно взаимное

сближение оставшихся элементов, которому уже ничто не мешает. — Так и в

познании, когда удается освободиться от пережиточных предвзятых мнений, то

возможно сближение с объектом, т.е. его познанием. Это называется

«посещением». Однако сближаться следует небезразлично с чем угодно. Ибо

ситуация, прямо противоположная данной, — бегство, — такова, что сближение

с ней принципиально обречено на неудачу. Гексаграмма, выражающая это

бегство, приурочена к восьмой луне китайского календаря. Потому «восьмая

луна» метафорически обозначает «бегство». Вот почему в пору Посещения,

если даже развиваются изначальные импульсы, которым благоприятствует здесь

стойкое свойство данной ситуации, все равно человека приводит к несчастью,

когда он приближается к восьмой луне, или, словами текста:

Посещение. Изначальное развитие: благоприятна стойкость. При достижении

восьмой луны будет несчастье.

Наутиз. Руна принуждения, нужды, скованности и ограничений. Она соотносится

со Скульд, младшей из норн, девушкой с закрытым лицом — повелительницей

будущего, которая перерезает нить жизни, когда та подходит к концу.

Слово Skuld родственно бытующему в голландском и немецком языках слову

Schuld — «долг, задолженность». Уставное начертание руны напоминает

скрещенные палочки, используемые древними народами для добывания огня.

Существовало такое понятие как «Священный огонь», который применялся в

самых разнообразных ритуалах — для жертвоприношения, врачевания,

очищения и т. д. Обычно «огни нужды» зажигали тогда, когда наступали

трудные времена: голод, засуха или мор. Руна пива.

8. Определение.

Планы и пути созданного не обязательно вписываются в существующую структуру Порядка. Они должны пройти проверку на соответствие. Личные планы не обязательно вписаны в Порядок, но если не противоречат его планам, Порядок может позволить их осуществить.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Воля к познанию, к обретению гармонии. Притяжение и отталкивание. Объективность, тяготение к порядку. Эта карта означает, что при каждом действии Вы должны предвидеть толчок противоположных сил, чтобы смягчить или уничтожить это столкновение. Каждый разум, не умеющий быть уравновешенным, похож на неудавшееся солнце.

«Бо». Разрушение

Если в предыдущем рассматривалась ситуация, которая называется Убранство,

то в ней имелось в виду убранство лишь как внешнее украшение, при котором

и речи нет о самой сущности. Естественно, что в периоды, когда все

внимание сосредоточенно на чем-то внешнем, все, связанное с самою

сущностью, отступает на задний план, приходит к упадку. Начало же всякого

упадка — это разрушение существенного. Наиболее общий случай такого

разрушения символически выражен в самой гексаграмме. В символике

гексаграмм верхняя триграмма считается «уходящей», отходящей в прошлое, а

нижняя триграмма — «приходящей», наступающей. Это движение снизу вверх

сохраняет свое значение даже в пределах отдельных триграмм, где верхняя

черта — отход в прошлое, а нижняя — представляет наступающий момент

ситуации. В данной гексаграмме «наступает» триграмма «исполнение»,

состоящая только из черт тьмы. Единственная черта света — верхняя в

верхней триграмме — и в пределах этой последней, и в контексте всей

гексаграммы отходит в прошлое, а надвигается только тьма. И надвигается

она изнутри, из самой сущности. К чему бы ни была применена картина,

изображенная данной гексаграммой, она остается в силе. Так и в

практической деятельности она обозначает то положение, когда существенное

повергается во мрак и упадок, ибо на предыдущей ступени все внимание было

обращено лишь на мишуру внешнего убранства. — И в познании дело обстоит

так же. Однако было бы ошибочно думать, что невозможность действовать в

такой ситуации должна приводить к полной пассивности и отдаче себя

произволу случайностей на все будущее время. Ситуация разрушения — лишь

необходимый временный этап в общем развитии. Но это, как все остальные

этапы, — лишь временный этап. Не пассивная отдача себя условиям времени

требует здесь, а активное и напряженно-выжидательное воздержание от

деятельности. Только об этом говорит текст:

Разрушение. Неблагоприятно иметь куда выступить.

Иса. Германское Isa, исландское Iss, норвежское Is — означает «лед» и

«холод». Третья руна промедления. Связана с Верданди — норной, которая

управляет настоящим, изображается в виде женщины средних лет.

Воплощает собой принцип сохранения и противостояния переменам,

сохраняющим неизменным все, что подвергается его воздействию. Мощная

сила, замедляющая движение и уплотняющая вещество. Предохраняет от

распада и подразумевает качества сжатия и неподвижности.

9.. Поиск.

Предыдущая задержка приводит к временной остановке движения и поиску путей и знаний для дальнейшего развития. Это сложный долговременный процесс, который может привести к пересмотру всего отрезка жизни, который уже пройден. На этом этапе приходят ответы на все вопросы, которые не давали покоя, возможно, много лет.

ОТШЕЛЬНИК

Благоразумие, управляющее волей. Осмотрительность руководителя действий. Развитие не вширь, а вглубь. Отчуждение от людей. Горечь. Поиск духовных ценностей, углубление. Эта карта советует быть осмотрительным. Безразличным ничто не должно быть в мире. Камушек может обрушить лавину. Вам нужна внутренняя собранность.

«И». Питание

Для того чтобы понять данную ситуацию, нам необходимо обратить внимание

на составляющие ее триграммы. Верхняя триграмма, так называемая гэнь

(«гора»), являет качество стойкости, неподвижности. Нижняя триграмма

чжэнь, которая образно выражается в молнии, представляет, наоборот, полную

подвижность. Итак, нечто неподвижное — наверху и нечто движущееся,

действующее — внизу. Это именно видно в действии челюстей: верхняя челюсть

неподвижна во время еды, а нижняя челюсть движется. Но этот образ

действующих челюстей был переосмыслен согласно технике мышления авторов

«Книги Перемен». Поскольку нижняя триграмма является символом внутренней

жизни или личной жизни, а верхняя — внешней деятельности или совместной

общественной жизни, где возможна помощь одного другому, то здесь, где во

внешнем дан символ неподвижности, всякая помощь друг другу отпадает.

Собственно говоря, все, что должно было бы быть сделано для помощи друг

другу, уже выполнено на предыдущем этапе. Здесь возможно действие только

каждого на свой риск и страх. Поэтому текст предлагает:

Питание. Стойкость — к счастью. Созерцай челюсти. Они сами добывают то,

что наполняет рот.

Йер. Руна завершения, следующая непосредственно за тремя рунами норн,

олицетворяет время в целом. Двенадцатая в общей последовательности

футарка, символизирует годовой цикл и смену времен года. Связана с

серединой зимы и зимним солнцеворотом. Две половинки Йер — символ двух

половин года, циклически сменяющих друг друга в вечных переходах от

света к тьме и обратно. Соотносится с мистерий Бальдра и Хеда —

умерщвленных и возродившихся богов. Это руна надежды, напоминающая нам о

том, что все пребывает в вечном движении и ничто не остается неизменным.

Германское Jera, англо-саксонское и норвежское Jara, исландское Ár

— «урожай», хороший год. Символизирует плодородие и, прежде всего,

богатый урожай. Считается одной из повивальных рун.

10. Путь.

Получение необходимых для развития знаний приводит к включению в Планы порядка и успешному движению к выбранным идеям. Начинается полное взаимодействие со всем окружающим. Если личность согласилась с теми задачами, которые предстоит преодолеть.

КОЛЕСО ФОРТУНЫ

Постоянное становление и разрушение, вечные перемены и вечность перемен. Сознание непостоянства как счастья, так и невзгод. Бессилие перед судьбой. Карта считается символом прогресса, а никакой прогресс легко и даром не дается. Для того, чтобы мочь, надо желать. Для того, чтобы победить, надо дерзать. И уметь хранить молчание до поры. А чтобы удержаться наверху, постарайтесь избежать головокружения

«Сянь». Взаимодействие

Здесь начинается вторая часть «Книги Перемен». Поэтому комментаторская

литература обращает внимание и на те гексаграммы, которые начинают первую

часть и заканчивают ее, и на те гексаграммы, которые начинают вторую часть

и заканчивают ее. Если в первой части мы имели сначала творчество как

первый импульс к бытию, и вслед за ним была гексаграмма исполнения как

осуществления этого творческого замысла, то в конце первой части мы

встречаем две гексаграммы. Первая из них бездна — опасность, стоящая перед

вновь созданным предметом, и дальше, как преодоление этой опасности —

сияние. В от отличии от первой части, которая занимается главным образом

процессом творчества в космосе и является в переводе на язык гносеологии

отношением уже познанного и нового акта познания, вторая часть в отличие

от этого занимается вопросом практики, главным образом общественной

практики человека, при которой предполагается, что уже достигнута

известная гармония между новым актом познания и накопленным прежде опытом

знания. Здесь самое существенное — синтез. Это исходная точка для всей

практической деятельности. Поэтому неудивительно, что вторая часть

начинается с гексаграммы, которая называется «взаимодействие», и может

быть также переведена нашим словом «брак» в самом широком смысле этого

слова. Дальше — переход в гексаграмму «постоянство», трактуемую как

постоянный закон действий, исходящих из синтеза, указанного выше. И, что

замечательнее всего, вторая часть заканчивается двумя гексаграммами, из

которых первая называется «уже конец», т.е. уже достигнуто полное

завершение и единство всего, что должно было быть достигнуть на протяжении

ситуаций, охарактеризованных во второй части, и эта гексаграмма переходит

в гексаграмму, которая называется «еще не конец». Этим «Книга Перемен»

указывает на то, что тот цикл ситуаций, который рассмотрен в ней, является

лишь одним кольцом развития, идущего все дальше и дальше. Интерпретация

данной (31-й) гексаграммы как брака объясняется еще и следующим. Дело в

том, что составляющие ее триграммы, если рассмотреть их со стороны

символики триграммы в семье, символизирует младшую дочь и младшего сына.

Здесь сочетаются младшая дочь одной семьи и младший сын другой семьи. Это

брак. Он должен быть плодотворным и ненарушенным. Поэтому в тексте мы

встречаем:

Взаимодействие. Свершение. Благоприятна стойкость. Брать жену — к счастью.

Эйваз. Германское Eihwaz, англосаксонское Eoh, буквальное значение —

«Тис». Эйваз символизирует мировое древо — Иггдрасиль, связующее небо и

землю, верхние и нижние миры, проникающее своими ветвями во все области

пространства и времени. Стержень, являющийся основой всего,

отождествляется с позвоночником — опорой всего тела. Традиционно

ассоциируется с охотой, в первую очередь — охотой с луком и стрелами,

которые делали из тисового дерева, сила этой руны — в мощи и

напористости. Руна рождения, смерти и качественного перерождения

личности или явления, связываться с шаманскими путешествиями. Руна

Защиты — ” отвращающих сил», преодоления препятствий и изгнания

неприятностей.

11. Управление.

СИЛА

Жизнеутверждение, гордость, страстность, любовь к плотским удовольствиям. Удача или неудача. Эта карта указывает на стремление выстоять, даже если это причиняет боль. Идите вперед, вооружившись верой и волей. Чтобы сделаться сильным, надо заставить замолчать слабости сердца, надо изучать долг и вести себя справедливо.

«Цзинь». Восход

Образ, данный в этой гексаграмме, расшифровывается из образов триграмм,

ее составляющих. Здесь внизу триграмма, обозначающая землю, а наверху —

сияние, которое иногда интерпретируется как солнце, т.е. перед нами

картина солнца, восходящего над землей, что обозначается и самим названием

гексаграммы, которое мы переводим соответственно с этим словом — Восход.

Если сопоставить эту гексаграмму с предыдущими, то намечается следующая

линия развития ситуации. Нужно начать с 31-й гексаграммы, которая

представляет собой синтез всех приобретенных ранее качеств и сил в их

полном слиянии, в браке. Дальше говорилось о необходимости подчинения этих

сил какому-нибудь постоянному закону, после чего этот постоянный закон

должен быть проверен и углублен в уединении человека, на время отошедшего

от деятельности. Это уединение приводит к развитию человеке той великой

мощи, которая в дальнейшем может гарантировать благоприятную деятельность

вовне. Только после всех этих ситуаций может, наконец, появиться та,

которая представляет собою реальный выход вовне, символизированный в

образе солнца, восходящего над землей. Но в таком выходе вовне совершенно

необходимо направлять свою деятельность не только на пользу для самого

себя, но и на пользу окружающим людям. Здесь больше, чем где бы то ни

было, должна проявиться полная щедрость. Как солнце щедро раздает свои

лучи всему окружению, так и деятельность человека должна быть направлена

на пользу всех окружающих его людей. Так деятельность может быть

расшифрована, конечно, в различных масштабах, ибо окружение человека может

простираться на большее или меньшее количество людей. Но Вань И здесь

говорит даже о развитии щедрости до космических размеров. Однако это на

совести данного комментатора, ибо текст в «Книге Перемен», сложившийся в

конкретных условиях раннего феодального общества в Китае, выразил это в

образах, не имеющих еще отношения к космическому размаху мыслей: В тексте

эти мысли выражены следующим образом:

Восход. Сиятельному князю надо жаловать коней в великом обилии и в

круговороте дня трижды принимать подданных.

Перт. Германское Pertho, англосаксонское Peorth, традиционное значение

этой руны точно не установлено, иногда трактуется как «спрятанное» или

«тайна». Одно из значений руны «чрево». Символизирует женскую утробу,

поэтому Рeorth связывают с английским словом Вirth — «рождение»,

Считается руной времени и изменений. Имеет отчетливо женский характер и

связана с Фригг — скандинавской богиней судьбы, знания и могущества,

супругой Одина. Считается одной из повивальных рун.

Напряжение.

ПОВЕШЕННЫЙ

Добровольная жертва. Нахождение Духа в материю. Эта карта означает принятие судьбы и поиск глубинного смысла, получение долгу и обязанностям. Переворот всей системы ценностей, эластичность мышления. Не ждите благодарности от людей. Если Вы подвержены колебаниям, бойтесь опоздания в решении Ваших дел.

«Цзянь». Препятствие

Разлад сам по себе является препятствием всякой деятельности, и поэтому

момент препятствия характеризуется как следующая ситуация. Такие случаи

раскрытия одной из сторон предыдущей ситуации в последующей уже

встречались, и потому здесь не приходится учитывать удивляться

гексаграмме, которая носит название Препятствие. Для того чтобы

интерпретировать афоризм данной гексаграммы, надо вспомнить, что

существует определенная пространственная символика триграмм, по которой на

юго-западе помещается триграмма дуй — «разрешение», т.е. разрешение

какого-то в предыдущем напряженного состояния; наоборот, северо-восток

символизируется триграммой гэнь, которая обозначает остановку, т.е.

«сохранение». Поэтому в ситуации Препятствие все благоприятные воздействия

могут идти от разрешения этой напряженной обстановки, в особенности от

обстановки разлада, очерченной в предыдущей гексаграмме. Кроме того, само

присутствие сил, воздействующих извне, сил разрешения, символизируется

здесь в образе великого человека. Поэтому в данной гексаграмме, где

внутренняя жизнь человека охарактеризована неподвижностью, а внешняя —

опасностью, единственный выход из положения указывается афоризмом:

Препятствие. Благоприятен юго-запад. Неблагоприятен северо-восток.

Благоприятно свидание с великим человеком. Стойкость — к счастью.

Альгиз. Германское Algis, Algiz или Elhaz, старо-норвежское Ihwar,

англо-саксонское Eolh или Olh, исландское и норвежское Elgr. Связана с

инстинктом выживания и его основными механизмами и трактуется как

«инстинктивная защита», «лось», «осока» или «тростник», «защищенность».

Это также руна покровительства богов. В некоторых источниках её

связывают с богом Хеймдаллем, стражем богов, хранящим мир от вторжения

темных сил. Часто вырезалась на оружии как гарантия победы и

безопасности в сражении. Поскольку её форма напоминает позу человека,

призывающего богов, ее также рассматривали как связующий мост между

богами и людьми. Руна часто высекалась на надгробных камнях воинов перед

датой рождения, а в перевернутом виде — после даты смерти. Возможно, это

символизировало происхождение жизни от женского начала и ее окончание

(как правило, насильственное) от мужской руки.

13. Перерождение.

СМЕРТЬ

Девиз этого Аркана –«Умри и возродись, восстань и минуй». Неразрывна связь Любви и Смерти. Эта карта означает, что мировоззрение Ваше расширяется, что близок конец существующей ситуации. Возможна потеря источников дохода. Общий смысл — конец старой жизни.

«Гуай». Выход

Для того, чтобы понять эту гексаграмму, необходимо обратить внимание на

ее структуру. Здесь все черты, кроме последней шестой, сильные, и шестая,

слабая черта, графически выраженная прерванной чертой, представляет собой

возможность вырваться, выйти, т.е. решаться на что-нибудь. Пять сильных

черт, расположенных снизу и до пятой позиции, представляют собою большое

скопление творческих сил, перед которыми расступаются препятствия. В этом

смысле название гексаграммы, которое условно переведено словом Выход,

должно быть принято еще и как решимость и как прорыв, ибо дальнейшие

тексты показывают данный термин и с этих сторон. Почему здесь может

появиться провыв? Потому что всякое приумножение, которое было указано в

предыдущей ситуации, если оно продолжается все дальше и дальше, может

привести к переразвитию, т.е. к известному переходу через край. Как вода в

сосуде поднимается до краев и дальше уже переливается через них, так и

здесь речь идет о большом подъеме, но таком, который не задерживается уже

в прежней форме, а вырывается из нее. Для того чтобы в такой ситуации

необходимо большое напряжение внутренней правдивости. Всякое высказывание

должно быть обосновано на ней. Только тогда в этом опасном положении можно

найти правильный путь. Для того чтобы найти эту внутреннюю правдивость,

необходимо исходить из самого себя, говорить от своего собственного лица.

Наоборот, если человек стал бы, только пользуясь своими силами, своим

окружением, агрессивно наступать на других, не заботясь совершенно о

самовоспитании, то это привело бы его к самым отрицательным последствиям.

В этом смысле может быть понят текст данного афоризма:

Выход. Поднимаешься до царского двора. Правдиво возглашай. А если и будет

опасность, то говори от своего города. Неблагоприятно браться за оружие.

Благоприятно иметь куда выступить.

Соул. Слова Sowelu, Sugil, Sowilo, Sól буквально означают «Солнце»,

англо-саксонское Sigel или Sigil «парус». В северной мифологии с солнцем

связывалась богиня Сунна (в некоторых источниках Суль), правившая

солнечной колесницей освещающей Землю и изгоняющей все плохое и темное.

Эта руна символизирует не только солнце, но и молнии — огонь,

извергаемый с небес, а также силу творчества, вдохновения и истинного

просветления, которое дарят избранным Асы. В этой своей ипостаси руна

связана с Тором — богом-громовержцем. Подобно молнии, Соул внезапным

ударом сметает всё на своём пути — обычно для того, чтобы расчистить

место чему-то новому и лучшему и особенно в тех ситуациях, когда

требуется быстрое возмездие.

Две руны Соул соединённые в одном знаке образуют свастику —

древнейший в мире символ солнца, встречающийся практически у всех

народов. В странах севера солнечное колесо также, считается атрибутом

Тора. Оно может изображаться двояко: вращающимся либо по часовой стрелке

(т.е. по ходу солнца), либо против. В магических операциях первый

вариант свастики способствует втягиванию энергии, а второй — излучению.

14. Успокоение.

Предыдущие этапы потребовали большого расхода сил и потому этот период- период сдержанного, экономного их расхода для восстановления и набора сил. Новая форма существования требует новой модели, структуры сил и их расходования.

ВОЗДЕРЖАНИЕ

Обновление душевных и физических сил, умеренность и аккуратность. Комбинация идей, создающих жизнь моральную. Означает стабилизацию в делах и успехи. В борьбе с превратностями судьбы Вас ждет победа. Истребляется препятствия так, как вода капля за каплей точит камень.

«Кунь». Истощение

Сколько бы ни было проявлено сил в предыдущей ситуации, но все-таки это

какое-то ограниченное количество, ибо эти силы не бесконечны, рано или

поздно в подъеме они будут исчерпаны. Вот почему подъем с полной

необходимостью приводит к истощению. Но в этом истощении необходимо не

столько констатировать самый факт истощения сил, сколько необходимо

указать возможный выход из данной ситуации, ибо, как и всякая другая, она

не может быть вечной. Уже это одно указывает на возможность развития,

которое на техническом языке «Книги Перемен» называется свершением.

Конечно, для преодоления данной ситуации человек должен быть достаточно

развитым, как называет «Книга Перемен», великим человеком; только для него

возможен благоприятный исход. Пусть его деятельность в данном состоянии и

вызовет толки, ибо не всем в его окружении будет понятна его деятельность,

— этим толкам все же придавать значения не следует, ибо здесь человек

должен полагаться только на самого себя. Поэтому текст здесь говорит:

Истощение. Свершение. Стойкость. Великому человеку — счастье. Будут речи,

но они неверны. Хулы не будет.

Тейваз. Teiwaz, Tyr — древнейшее из известных имён бога Тюра. По форме

руна напоминает копье. Она похожа на традиционный астрологический символ

планеты Марс, которую отождествляют с одноименным римским богом войны.

Но если Марс воюет исключительно из кровожадности, то Тюр — благородный

воин, руководствующийся чувством справедливости. Изображался одноруким,

т.к. потерял правую руку, пытаясь укротить чудовищного волка Фенрира,

представляющего собой грядущий конец мира. Бог закона и порядка,

защитник общественных идеалов, гарант договоров и клятв. Другой аспект

этой силы связан с проникновением и готовым к соитию фаллосом, символом

страсти и принципом активной сексуальности.

15. Материализация.

ДЬЯВОЛ

Темная сторона всех вещей, предопределение, тайна, фатальность. В тени света скрывается дьявол, но не ходить в тень — трусость. «Если ты собрался мстить, выкопай сразу две могилы…». Карта может означать, что Вы принимаете на веру то, что доказано быть не может, огонь может быть и светом и адом. В определенных случаях означает рабскую зависимость от эротических желаний.

Беркана. В большинстве германских языков Berkana, Веrcnа, Berrachd, Bjarkan

обозначает «береза» или «березовая ветвь». Считалось, что душа женщины

связана с березой и что после смерти женские души обитали в березах.

Метущая часть помела ведьмы традиционно изготавливалась из березы.

Уставное начертание руны напоминает женскую грудь или беременную женщину

в профиль. С этой руной связаны богини Фригг и Фрейя, но теснее всего

богиня Берхта — покровительница матерей и детей, обитающая в

подземном мире. В её прекрасный сад попадают дети, умершие в

младенчестве, она заботится о детях, покинутых на произвол судьбы.

Беркана — очень мягкая, нежная руна — символ материнства, заботы и

плодородия, расцвета и созревания, связана с понятием Земной Матери,

дающей жизнь, питающей, лелеющей и оберегающей. Считается одной из

повивальных рун.

16. Прорыв.

Увеличение материальной составляющей, приводит к скачкообразному качественному изменению. Идеи поддерживает теперь материальный план. Фундамент, на котором строится дальнейшее движение.

БАШНЯ

Устаревшее, отжившее рухнуло и не возродится. Изнеможение ума, потеря счастья. Боль, стоящая на пути к возрождению. Рядом с хорошими картами указывает, что время черной полосы в жизни подходит к концу. Страдать — это значит облекаться бессмертием. Вы входите в будущее под грохот обломков прошлого.

«Чжэнь». Возбуждение (Молния)

Для предыдущей ситуации была характерна статичность. Она сменяется

максимальной динамичностью, которая свойственна данной ситуации. Уже само

название ее — Возбуждение и ее образ — молния указывают на динамичность

данной ситуации. Это самая динамичная из всех ситуаций, указанных в «Книге

Перемен». Она символизирует то развитие, которое может наступить после

того, как не только накоплены обновленные силы, но и обновлены и

переплавлены. Кроме того, данная гексаграмма состоит из повторения

триграммы «чжэнь», которая по семейной символике обозначает старшего сына.

Старший сын — это тот, который, наследуя отцу, вынужден дальше развивать

дело, начатое отцом. Поэтому ему именно предстоит действие, и он достигнет

того свершения; энергичное вмешательство в жизнь окружающей среды не

проходит мимо. И потому в начале наступления этой ситуации динамика может

показаться человеку чем-то сильно меняющим обстоятельства, чем-то

потрясающим их до основ, и лишь в конце, по завершении данной ситуации,

если она проведена правильно, может наступить известное удовлетворение.

Здесь «Книга Перемен» выражает это в образе молнии. Когда «приходит»

молния, она пугает человека. Если он уже услышал и увидел ее, то он сам

остается невредимым, и испуг сменяется радостью. Кроме того, молния видна

издалека. Это символизирует то, что здесь имеется в виду напряженная

активная деятельность, захватывающая очень широкие круги. И тем не менее

та опасность, которая свойственна молнии, если ситуация проведена

правильно, не может оказать дурного влияния даже в мелочах. В таком смысле

понимается основной афоризм данной ситуации:

Возбуждение. Свершение. Молния приходит, и воскликнешь: ого! А пройдет, и

засмеешься: ха-ха! Молния пугает за сотни верст. Но она не опрокинет и

ложки жертвенного вина.

Эваз. В нордической традиции Ehwaz, Eoh, Ehol, Eirich

буквально переводится как «конь» или «лошадь». Обладая

способностью изменять свою внешность бог Локи превратился в кобылу и

выносил и родил восьминогого жеребёнка Слейпнира (букв. «скользящий»),

шаманского коня, на котором впоследствии ездил Один. Германцы всегда

высоко чтили лошадей как священных животных и ели конину только во время

ритуальных жертвоприношений. В Норвегии женщины совершали обряды над

высушенным пенисом жеребца. Традиционным орудием проклятия была

«позорная жердь», или «жердь поношения», — вбитый в землю кол, на

верхушку которого насаживался конский череп. В то же самое время голову

лошади помещали над колодцем для его защиты. Согласно скандинавским

источникам, с культом лошади были связаны Фрейр, бог мужской

плодовитости, и его сестра Фрейя, покровительница вёльв. Считалось, что

они носят маски лошадей, а по ночам разгуливают в обличье кобыл, пугая

одиноких путников. В глубокой древности Один изображался в виде

кентавра — получеловека-полулошади, одно из множества его прозваний

буквально переводится как «мерин».

17. Восход.

ЗВЕЗДА

Внутренний свет, озаряющий дух. Надежда. Вифлеемская звезда, возвестившая пришествие в мир Спасителя. Обоснованные или ложные надежды, беспечность. Означает прилив творческих сил, вдохновение. Неожиданная помощь, новый друг, новая любовь. Никогда не уничтожай цветы веры, и ты соберешь плоды веры.

«Фын». Изобилие

В предыдущей ситуации цель достигнута. Брак состоялся. Дом заведен. Если

все это сделано так, как это требовала окружающая жизнь, то дому предстоит

изобилие, и данная ситуация изображает собою полную чашу. Даже

пиктографический анализ знака фын показывает жертвенную чашу, которая

наполнена до краев. Но само изобилие и полнота действительны лишь в

динамике. Если бы даже к такому полному дому приближался выше его стоящий

царь, то и здесь беспокоится нечего, ибо дом действительно полон. Но эта

полнота не должна быть ограничена одним домом. Как солнце, стоящее в

середине своего пути отдает свои лучи всему окружающему пространству, так

и изобилие должно простираться на всех. Поэтому текст говорит здесь:

Изобилие. Свершение. Царь приближается к нему. Не беспокойся. Надо солнцу

быть в середине своего пути.

Манназ. В древних германских языках, в т.ч. англосаксонском, слова Mannaz,

Man, Madr, Mofein означают не просто мужчин, а людей вообще. Но также,

эта руна обозначает не только людей и человечество, но и предка и

прародителя людей. В традиции материковых германцев Манназ, прародитель

германского народа, считался сыном Туиско (древний прототип Тюра),

рожденного самой Землей. Также, с этой руной теснее всего связан

устроитель и страж этого мира Хеймдалль — первопредок, отец

родоначальник трех социальных групп — конунгов, свободных бондов и

рабов. Символически руна изображалась в виде двух воронов,

сопровождавших Одина и служивших его посланцами. Хугинн олицетворял

рассудок и деятельность левого полушария головного мозга; Мунинн

олицетворял интуицию и деятельность правого полушария. Таким образом,

Манназ — это сила, обостряющая интеллект наравне с интуитивными

способностями и позволяющая им действовать согласованно.

18. Знание.

.ЛУНА

Ночь рядом, и она враждебна. Путь в пропасти души, встреча со страхом лицом к лицу. Мрак охватывает дух, когда он подчиняется власти инстинктов. Заблуждения и тайные враги. Карта предвещает двойственное поведение друзей, ложные претензии, указывает на повышенную эмоциональность, неустойчивый характер.

Лагуз. Основное значение Laguz (s), Lagu, La gus, Lögur, Laukr, Lögr —

«озеро», «вода» или «море», подразумевает не просто воду, но — проточную

воду, движущуюся — ту, которая формирует поток и увлекает за собой.

Является одной из женских рун. Соотносится с женской магией, с чувствами

и развитием чувственного восприятия реальности, тесно взаимодействует с

водной стихией, а также представляет собой поток, который формирует

события. В древности вода часто использовалась как символ перехода от

жизни к смерти и от смерти к возрождению, достаточно вспомнить

северный обычай погребения в ладье. В сферу влияния этой руны включается

интуиция, психология и оккультные науки.

19. Сияние.

После скачка в развитии наступает период удачи, счастливого существования созданного.

СОЛНЦЕ

Священная истина, тихое счастье, стремление к свету, доверие к себе. Культ личности. Примирение со своей «теневой» стороной. Означает достижение чего-либо важного, долгожданное исполнение желаний.

«Хуань». Раздробление

Для понимания данной гексаграммы необходимо вспомнить то, что уже было

указано нами в 31-й гексаграмме, — то, что тематика первой части «Книги

Перемен» и второй части ее несколько различаются. В первой части мы видели

создание деятеля, исходящее из космических сил. Вторая часть- это уже

скорее практическая деятельность человека в окружающей его среде. Кроме

того, во второй части намечается создание личности, возникновение

индивидуального. И именно здесь после всей эпопеи развития сил, их

накопления, их переплавки, их выявления вовне, реинтеграции в каждом из

окружающих людей, после этого сложного пути, который был очерчен в

предыдущих гексаграммах, наступает, наконец, та гексаграмма, которая

говорит об индивидуализации, о проявлении полноты самосознания в каждом

отдельном человеке. Она носит название Раздробление. Раздробление здесь

указывает на возникновение индивидуальности в частном. Так, единое здесь

превращается в единичное. Образ, который авторы «Книги Перемен» выбрали

для изображения этого раздробления, заслужит нашего внимания. Верхняя

триграмма здесь — ветер, нижняя — вода. Образ этот указывает на то, что

если водная гладь, пока ветер не действует, представляется нам некоторым

единством, то при первом же ударе ветра на ней появляется множество

отдельных раздробленных блесток. И каждый человек, каждая личность

воспринимается здесь как нечто самостоятельное. Во время этого процесса

само собою должно происходить развитие и свершение этого развития. Этого

процесс возникает потому, что радость, бывшая достоянием достигнувшего

цели человека, распространена и на всех окружающих людей, и каждый, кто

воспринял в себя эту радость, осознавая ее, осознает и самого себя как

переживающего эту радость. Таким образом, человек, даровавший радость,

может ощущать, что он выполнил все, чему его обязывало его бытие. Он может

ощущать, что он выполнил свой долг перед людьми, давшими ему это бытие,

перед своими предками. Процесс индивидуализации, намечающийся здесь,

является процессом важным и серьезным, и поэтому здесь необходимо

предпринимать большие и ответственные действия, в которых, само собою,

необходимо сохранять полную стойкость, понимаемую в этом случае как

подлинная правота в мыслях, в действиях, в словах. В этом смысле следует

понимать текст:

Раздробление. Свершение. Царь приближается к обладателям храма (к духам

предков). Благоприятен брод через великую реку. Благоприятна стойкость.

Ингуз. Руна плодородия и плодовитости, посвящена богу Ингви (Фрейру),

которого традиционно изображают с большим напряженным фаллосом; это, в

своем роде, северный эквивалент Пана. По форме также напоминает женские

половые органы и в некоторых источниках считается символом женской

плодовитости. Входит в состав самых благоприятных рун, ассоциирующихся с

успехом в практически любом виде деятельности человека. Её уставное

начертание, а именно в англосаксонском варианте, можно сравнить с

символом молекулярной спирали ДНК, содержащей в себе всю информацию,

необходимую для создания живого существа.

20. Суждение.

Проверка оценкой достижений и состояния созданного для определения степени будущего единения с Миром. Исправление ошибок.

СУД

Знак перемены, являющейся окончанием всего в мире, как добра, так и зла. Конец, в котором скрыто зерно нового начала, надежды и освобождения. Эта карта означает возрождение, возврат к давним делам и проектам, когда после долгого застоя произошли перемены к лучшему.

Одал. Старонорвежское слово oþila означает «право собственности», а

уставное начертание обозначает силу владения. В Норвегии до сих пор

имеет юридическую силу право «одаля»: человек, живущий в чужой усадьбе,

имеет право остаться жить там и после смерти её законного владельца.

Одал — так в Скандинавии назывались участки земли, которые вплоть до 14

века передавались по наследству, но не могли быть проданы, разделены или

обменяны (неотчуждаемая земельная собственность). И в русском языке нам

известны слова, имеющие похожее звучание и смысл — «удел», «доля»,

«земельный надел». Имя oðala означает, родовую собственность на землю,

наследное имение. От этого корня и образовалось немецкое понятие «Adel»

— дворянство. Древнейший буквальный перевод названия этой руны, дошедший

до нас из материковых германских источников, — «знатный человек». В этом

смысле она непосредственно связана с англосаксонским словом atheling и

голландским edel, происходящими от того же корня. Это незаменимая

защитная руна для жилища, которая охраняет и благословляет дом и его

жителей, она довольно часто встречается на коньке крыш старых домов.

21. Бытие.

Наконец приходит этап осуществления всех планов, желаний и надежд.

МИР

Покой души, приобретаемый после долгих испытаний. Вновь обретаемый рай, освобождение от привязанностей. Завершение и возвращение домой. Это высший Аркан Магии. Карта говорит о достижении целей, благосклонности окружающих, официальном признании. Может означать перемены, дальнюю дорогу.

«Цзи-цзи». Уже конец

В том ходе творчества, который был охарактеризован во второй части «Книги

Перемен», здесь достигнут уже этап, когда индивидуальность создана. В этом

смысле процесс завершен, и предпоследняя гексаграмма называется «уже

конец». Она представляет собою завершение самого процесса, и это выражено

в самой структуре гексаграммы. Дело в том, что по теории «Книги Перемен»

на нечетных, сильных позициях гармонически могут, находится сильные черты,

а на четных, слабых позициях — слабые. В данной гексаграмме все черты

расположены именно таким образом. Первая, третья и пятая позиции заняты

сильными чертами; вторая, четвертая и шестая позиции — слабыми. Казалось

бы, в этом дается образ такого гармонического развития и результаты его,

которые не предполагают возможности дальнейшего развития. Все уже

достигнуто. Отдельное, индивидуальное уже создано. Если оно и понимается

как нечто малое, то все же ему предстоит развитие вплоть до того момента,

когда оно станет великим. В этом смысле говорится о возможности развития

малого. Стойкость и устойчивость, охарактеризованные расположением черт

данной гексаграммы, здесь благоприятствует всему процессу. Но именно здесь

необходимо принять во внимание другой закон, существующий в теории «Книги

Перемен» и состоящий в том, что все имеет тенденцию превратиться в свою

противоположность. Каждая сильная черта имеет в себе самой заложенные

тенденции превратиться в слабую, и наоборот. Поэтому, как увидим ниже,

последняя гексаграмма представляет собою полную противоположность данной.

Таким образом, если весь предыдущий процесс, от первого импульса

творчества и до достижения полной гармонии, которая выражена в данной

гексаграмме, является тем счастьем, которое стоит в начале и которое

упоминается данным текстом, то именно это счастье приводит также к

необходимости полной и кардинальной смены, приводит к тому хаосу, который

стоит в конце и упоминается в данном афоризме. Чтобы правильно пройти

через данную ситуацию, называемую в «Книге Перемен» «уже конец»,

необходимо предпринять целый ряд предосторожностей. И если предыдущие

гексаграммы по позициям рассматривали этапы данной ситуации, то здесь

разворачивается целый ряд предупреждений, которые необходимы для

правильного переживания всей этой ситуации. Не нужно, однако, понимать

движение к хаосу, указанное здесь, как нечто отрицательное, ибо, как мы

увидим ниже, этот хаос, представляет собою нечто аморфное, послужит тем

материалом, в пределах которого может развернуться новый цикл,

начинающийся с творчества, и т. д. Принимая все это во внимание, можно

понять текст, гласящий:

Уже конец. Свершение. Малому благоприятна стойкость. В начале — счастье. В

конце беспорядок.

Дагаз. Слова daeg, dag и Tag, означающие «день», происходят от одного корня

с Dagaz. Руна связана со счетом времени и ассоциируется либо с летним

солнцестоянием, либо с началом нового дня, либо с полднем, когда солнце

проходит через высшую точку своего дневного пути. Если расположить руны

футарка по кругу, то Дагаз окажется точно напротив Йеры, которая

символизирует зимний солнцеворот. В день середины лета солнце достигает

в своем годичном пути высшей точки, после чего дни начинают

укорачиваться. В мифологии это явление отражено как смерть Бальдра —

первопричина Гибели богов. Руна катастрофического переворота,

символизирует конец эры и начало нового цикла. По форме эта руна похожа

на лемнискату (символ бесконечности) и ленту Мебиуса (символ вечности и

безграничных возможностей), а также на бабочку (символизируя собой шаг

из куколки в новую реальность).

22. Врата.

Все этапы пройдены, выполнено все, что было необходимо, пора начинать другой путь. Всё прежнее кончилось, пора переходить к новому первотворчеству по внутренней потребности существующего.

ШУТ

Новый виток в спирали бесконечности. Самозабвенный идеализм, мечтательность. Вечная готовность поражать и поражаться. Означает начало нового цикла жизни. Чувство угрызения совести после каждого проступка. Неумолимая фатальность и неизбежность искупления. Неумение рассчитывать последствия.

«Вэй-цзи». Еще не конец!

Ситуации разворачиваются так, что, наконец, наступает хаос, но хаос

рассматривается не как распад созданного, а как бесконечность, как

возможность бесконечного творчества все вновь и вновь. Не как нечто

отрицательное выступает здесь хаос, а как среда, в которой может быть

создано нечто совершенно новое. Безусловно, это новое творчество должно

пройти по законам (и с точки зрения авторов «Книги Перемен», по тем же

законам, который были указаны выше). В этом усматривается цикличность в

«Книги Перемен». В последнюю минуту в этой последней ситуации «Книга

Перемен», точно напутствие, дает указание, что здесь может произойти и

чего надо остерегаться. Самое важное здесь — это наличие полноты сил.

Лучше, если их будет больше, чем надо, чем если их не хватит в последнюю

минуту, ибо если бы их не хватило в последнюю минуту, то ничего

благоприятного нельзя было бы ожидать. Вот почему текст говорит здесь:

Еще не конец. Свершение. Молодой лис почти переправился. Если вымочишь

хвост, то не будет ничего благоприятного.

Турисаз. Традиционное значение — великан. Старонорвежское слово thurs

означает «гигант» или «силач», что указывает на грубую, целенаправленную

силу, это же значение сохранилось и в современном исландском языке.

Исторически связана с Тором-громовержцем, который способствует

возникновению как активной разрушающей, так и защитной силы.

Теперь немного об иллюстрациях к рунам. Принципиально руны Ретрарха от первой до последней последовательно описывают динамику любого процесса, который можно наблюдать, прожить или просто вообразить. В некоторых процессах руны проявляют себя ярко, в иных едва заметны. Но все равно проходится вся цепочка в любом процессе. От заварки чая до зарождения и гибели вселенной. Вот так. Не более, не менее. При желании вы можете убедиться в этом на личном опыте. Предполагая вашу иронию, оговоримся, что, разумеется, в тех пределах, что вам доступны. Подробно о динамике и взаимодействии динамик рун Ретрарха пойдет речь в последующих углубленных изданиях. Это издание, скорее краткое практическое руководство, совмещенное с необходимым и обязательным минимумом информации.

Руны Ретрарха и их прикладные значения.

Да, действительно, руническое письмо мы привыкли связывать с германцами (в частности, со скандинавами), а отнюдь не со славянами. Таинственностью и глубокой древностью веет когда произносишь слова: «Германский рунический футарк». Сразу вспоминаются произведения Толкиена, в которых живут и действуют эльфы, тролли, гномы и другие персонажи, позаимствованные из германской мифологии. Герои этих произведений в тех или иных ситуациях часто имеют дело с рунами.

Однако заметим, что таинственное слово «футарк» подобно нашему, столь привычному, слову «азбука». Это название германского рунического алфавита представляет собой первые его буквы, расположенные в соответствующем порядке.

Что же касается слова «руны», то звучит оно не очень-то по-германски. В голову приходит похожее слово «руно». То самое руно, за которым плавали аргонавты. Но аргонавты были греками, плавали за руном они в Колхиду, то есть Закавказье. Германцы тут вроде бы ни при чём. А слова-то явно родственные, а не просто похожие. Как же объяснить, что слово «руны» вроде бы германское, а слово «руно» не имеет к германцам никакого отношения?

Всё дело в том, что и слово «руны», скорее всего, по происхождению не германское. И оно, действительно, родственно слову «руно». Последнее же — славянское. Во всех славянских языках оно означает: «покрытая волосами кожа». И именно кожу использовали в старину для целей письма. Она называлась пергаментом. Вполне может быть, что письменные знаки, наносимые на специально обработанную кожу, напоминали славянам волосы, ранее эту кожу покрывавшие. Тогда слово «руны» подобно слову «буквы». Оно указывает на материал, на котором производилось письмо (напомним, что существует предположение, что слово «буква» происходит от названия дерева бук, на дощечках из которого могли писать славяне).

Интересно также, что славяне называли руном и поле, покрытое стеблями, будто волосом, и отару овец, и стаи рыб или птиц. Не сравнивали ли наши предки знаки письменности с этими стеблями и стаями? Очень может быть. Руны покрывают писчий материал, как — волосы кожу, стебли — поле, стая птиц — небо.

Языковедами восстановлена древняя форма слова «руно» — «rumno». На санскрите, родственном славянским языкам, слово «roman» до сих пор означает «волос на теле». Поэтому учёные не без основания видят родство слов «руно» и «руна». Значение последнего — «волос».

Говоря о славянских рунах, необходимо сразу определиться с понятиями. Как верно заметил В. А. Чудинов, в XIX веке под этим термином понимали письмо, позаимствованное славянами у германцев. Мы сохраним такое понимание термина «славянские руны», но сделаем существенную оговорку: руны славян действительно схожи с германскими, но это не означает, что славяне их у германцев заимствовали. Мог быть один источник возникновения этого письма, а могло быть и обратное заимствование. Другими словами, первый смысл словосочетания «руны у славян» — это славянская письменность, схожая с письменностью германцев. Но это узкий смысл. В более широком значении под этим термином мы будем понимать славянское письмо вообще, каким бы оно ни было. Выше уже было сказано, что именно такое название могли носить письменные системы славян, и было показано, откуда могло возникнуть это название. Тогда славянские руны подобные германским, — это всего лишь один из путей развития письменности наших предков. Были и другие пути. Возможно, именно о разности истоков возникновения письма или разных путях его развития говорит славянская мифология.

Религиозным представлениям славян, их мифологии будут посвящены отдельные главы. Тем не менее здесь надо кое-что пояснить. О религиозных представлениях славян известно в принципе немного (если сравнивать, скажем, с древними греками или римлянами). Просто источников дошло до нас мало. Так что редкие исторические свидетельства, догадки, построенные на основании каких-то археологических находок, приходится дополнять этнографическим материалом. В совокупности «получается негусто». Тем более удивительно пренебрежение учёных тем же этнографическим материалом. Ещё в конце XIX века в Белграде и Санкт-Петербурге был издан двухтомник крупнейшего южнославянского фольклориста Стефана Ильича Верковича «Веда славян». В этой книге собраны песни и сказания небольшого, но крайне интересного славянского народа — болгар-помаков, живших в Родопских горах и сохранивших древнюю веру, обряды и даже жречество. Работа Верковича не менее значима, чем открытие учёными примерно в это же время на Русском Севере пласта былинных сказаний. Благодаря этой работе мы можем оценить всё богатство древних религиозных представлений славян. Однако даже в XIX веке труд Верковича был оставлен без внимания (правда, вышел он не очень большим тиражом). В наше же время о нём мало кто слышал. Но самое интересное в том, что те, кто пытается ввести данные этой бесценной книги в научный оборот, либо игнорируются научным миром, либо подвергаются его нападкам (что, мол, за чушь — славянские Веды?).

Можно также назвать небезызвестную «Книгу Велеса», в которой много новых данных по религии и мифологии наших предков. Но поскольку подлинность этой книги оспаривается, то сейчас мы не будем на неё ссылаться. Именно из «Веды славян» почерпнут ряд мифологических сюжетов, касающихся возникновения у славян письменности. Согласно славянским мифологическим представлениям, руны людям дал Велес, бог мудрости. Интересно, что в ведической традиции (не только славянской, но и иранской, и индийской) Велес имеет и другое священное имя — Рамна (или Рама). И как тут не вспомнить санскритическое «roman» («волос на теле») и древнюю праславянскую форму слова «руно» — «rumno», и ту же «руну», о которой мы уже говорили, что она в древности, возможно, сравнивалась с волосом на коже, служащей писчим материалом. Кстати, исследователи считают, что более древняя форма имени «Велес» — «Волос». Это второе имя употреблялось наряду с первым, но было старше. Имя же «Волос» недаром полностью совпадает со словом «волос», ибо оно и есть это слово. Волос на теле чудовища-медведя, послужившего прототипом для божества Волоса-Велеса. Круг замыкается. Построения лингвистов подтверждаются мифообразами. В свою очередь, подлинность мифологических образов и сюжетов, ставших известными нам благодаря этнографическим изысканиям, подтверждается выводами языковедов. То есть, говоря точнее, подлинность самих этих этнографических изысканий. Подтверждается то, что книги С. И. Верковича зафиксировали действительно сказания болгар-помаков, а не нечто, придуманное самим Верковичем. На наш взгляд, не остаётся ни капли сомнения в том, что слово «руна» не германского происхождения, что родилось оно в среде предков славян. Также не вызывает сомнения и значение этого слова.

Однако вернёмся к разности путей развития славянской письменности, которая, возможно, зафиксирована даже мифологически.

Итак, руны людям дал бог Волос-Велес. Воплощением Велеса на земле был Одинец, у которого, кстати, был сын Двоян и внук Троян. Тот самый Троян, «векб» которого воспеваются в «Слове о полку Игореве» (странно, но почему-то считается, что это произведение древнерусской словесности говорит о временах римского императора Марка Ульпия Траяна). Теперь сопоставим славянский миф о возникновении рунического письма с мифом скандинавов на эту же тему.

Согласно скандинавской эпической песне «Рунотал» («Песне о рунах»), сотворение рун произошло в результате мистического прозрения, когда Один пронзил себя копьём на Мировом древе, ясене Игдрассиль.

Ведомо мне, что висел я на ветреном древе,

Девять целых ночей, пронзённый копьём,

Отданный Одину, себе самому;

На древе, о котором никто не знает,

Откуда корни его восходят.

Они не давали мне ни еды, ни рога питья;

Я вглядывался вниз, я ловил руны,

И сколь учил их, столь плакал…

Перевод К. Пушкарёва

После обретения Один передал руны богам-асам. Затем Даин передал руны альвам (эльфам), Двалин — двергам, а Алсвид — великанам-йотунам.

Тут обращает на себя внимание совпадение мотивов славянского и скандинавского преданий: руны даёт бог, но этот бог имеет земное воплощение. У скандинавов этим воплощением является земной Один (он во время прозрения был отдан себе самому, то есть Одину небесному), а у славян — Одинец. Практически одинаковые имена. Если мы вспомним, что Один восседает в Вальхалле («халла» — это зал, а «Валь», как можно думать, — это скандинавская передача имени Волос-Велес, т. е. имеем дело с залом Волоса-Велеса), учтём, что в славянских преданиях также есть предки славян боги-ясуни, проживающие в Ас-граде (у скандинавов боги-асы живут в Асгарде), то на основании такого анализа мифов возможно сделать вывод, что скандинавская (шире — германская) и славянская руника имеют общий исток. О заимствованиях говорить не приходится. А. И. Асов употребляет термин «северный исток славянских рун».

Но раз есть северный, то должен быть и южный. В преданиях славян, как полагает А. И. Асов, идёт речь и о нём. Существует вариант мифа о возникновении рун, по которому бог Святовит поднялся к трону Всевышнего и там получил золотые руны. Но кто такой Святовит? Согласно классическим представлениям о славянской мифологии, Святовит (или Свентовит) — это бог западных славян. У последних он был высшим богом, богом богов. В то же время Святовит был связан с войной и победами, его атрибутами были меч, знамя, копья, боевые значки. Подобные атрибуты позволяют либо отождествлять Святовита с Перуном, либо думать об их глубинной связи. Тем более что у балтов к богу Перкунасу (балтийский вариант славянского Перуна) относится эпитет «святой». Интересно, что все эти представления о данном божестве почерпнуты у двух средневековых хронистов: Гельмольда и Саксона Грамматика, для которых славяне были чужим народом, верований которого они как следует не знали. Используемые А. И. Асовым новые источники (о них мы упоминали выше) позволяют ему утверждать, что образ Святовита был известен и южным славянам. Святовита отождествляют с великаном Святогором и Алтын-богатырём. Владения последнего, Алтынское царство, располагались где-то на юге. Вот вам и южный исток славянских рун.

Но мифы мифами, а возникает вопрос: что же это за южные славянские руны, где они?

Существует письменность, памятники которой хорошо известны в научном мире, в чём-то схожая с классическими германскими рунами, — письменность пеласгов. Она недаром получила название «пеласго-фракийской руники». Однако при чём тут славяне? Дело в том, что ряд учёных считали ранее, а некоторые считают и теперь, что пеласги — это если не сами славяне, то их непосредственные предки (Е. И. Классен, А. Д. Чертков, Ю. Д. Петухов, Г. С. Гриневич, А. И. Немировский). К числу этих учёных можно причислить и языковеда Б. В. Горгунга, поскольку, по его мнению, трипольцы входили в число языковых предков славян. Археологически же прослеживается родственность пеласгов и трипольцев. Кроме того, исход трипольцев из Среднего Поднепровья по времени точно согласуется с появлением на Балканах, на островах Эгейского моря, в том числе на Крите, пеласгов. То есть, другими словами, пеласги — также языковые предки славян (они — те же трипольцы).

А. И. Асов сомневается, что пеласги были славянами, но полагает, что пеласгийская культура и письменность древним славянам могли быть знакомы (через фракийцев). Как бы то ни было, но рассмотреть вопрос о пеласгийской рунике мы должны. И северные, и южные славянские руны имели своих исследователей. Остановимся сначала на истории исследования северной руники. Событие, о котором мы сейчас поведём речь, открыло тему славянских рун как таковую. Но обстоятельства этого события, как это ни странно, позже способствовали её закрытию.

Итак, где-то между 1687 и 1692 годами пастор деревни Прильвиц Нойстрелицкого округа герцогства Мекленбург (деревня находилась на месте разрушенного в XI веке славянского города Ретра) Самуил Фридрих Шпонхольц при работах в саду нашёл большой бронзовый котёл с множеством предметов языческого ритуала: блюдами, ножами и копьями для жертвоприношений, а также фигурками богов. По законам того времени всё найденное в земле Мекленбурга принадлежало великому герцогу Мекленбургскому, и находки надлежало сдать в герцогский замок.

Вместо этого Шпонхольц спрятал их у себя, а после его смерти в 1697 году его вдова продала древности златокузнецу Пельке из Нойбрандербурга, который приобрёл их в надежде на то, что в бронзе предметов содержатся помимо меди ещё серебро и золото. Остатки этих металлов действительно присутствовали там в очень небольшом количестве, но их извлечение из расплава оказалось нерентабельным. Расплавив пару фигурок и не получив из них благородных металлов, Пельке забросил находки. После его смерти клад отошёл его зятю, внуку по брату пастора Шпонхольца, носившему фамилию деда. А после смерти внука, жившего в том же Нойбрандербурге, коллекция из 66 предметов отошла его жене и сыну, тоже златокузнецу, Шпонхольцу-младшему. От него о древних сокровищах узнал местный врач Гемпель, который приобрёл у вдовы 46 предметов. Остальные 20 предметов приобрёл суперинтендант из Нойстрелица Маш.

Доктор Гемпель в 1768 году первым опубликовал в Альтоне и Ростоке заметки о находках, рассказав, в какое время они были обнаружены, и описав их. В том числе поведал и о рунических надписях на них, приведя эти надписи в латинской транскрипции.

Поскольку коллекция появилась на глаза общественности спустя почти сто лет после находки, возникли сомнения в её подлинности. Однако в том же 1768 году пастор Зензе выступил в защиту находок, разъяснив, что древности являются языческими святынями. Его поддержали также Тадель и приходской священник Генцмер. Для разрешения спора А. Г. Маш купил у Гемпеля все его находки и тем самым объединил в своих руках всю коллекцию. Призвав придворного художника Д. Вогена, он предложил ему скопировать фигурки, сделать из рисунков гравюры и проиллюстрировать ими свою монографию, которая вышла в Берлине в 1771 году под пышным заголовком «Богослужебные древности ободритов из храма Ретры на Толенцском озере. Точнейшим образом скопированные с оригинала в виде гравюр Даниелем Вогеном, придворным живописцем Стрелица герцогства Мекленбургского, вместе с разъяснениями господина Андреаса Готтлиба Маша, придворного священника, консистория, советника и суперинтенданта Мекленбургского Стрелица». Заметим, что благодаря Машу и приглашённому им Вогену мы вообще можем знать, что представляла собой эта коллекция, так как она не сохранилась. В 1945 году коллекция погибла в разрушенном советской артиллерией дворце герцога Мекленбургского. Каким-то чудом сохранилась одна статуя. Она, говорят, выставлена в краеведческом музее в городе Шверин.

Маш явился, по существу, первым исследователем ретринских рун. В своей монографии он описывает Ретру, опираясь на сообщения Титмара Мерзебургского, Адама Бременского и Гельмольда, излагает историю заселения Мекленбурга, уделяет значительное внимание самой коллекции, в частности, пытается читать рунические надписи на фигурах богов. При этом Маш отнюдь не считал эти надписи славянскими. По его мнению, племя редариев, населявших Ретру, было германским, имеющим некоторую славянскую примесь. Поэтому и его прочтения опирались на немецкий язык. Он лишь привлекал некоторые славянские слова, ибо, как было сказано, не отрицал у редариев некоторой славянской примеси. Как писал сам Маш: «Первые народы (населявшие Мекленбург) бесспорно, говорили на подлинном древнем немецком языке». Другими словами, Маш вовсе не исследовал руны славян, а полагал, что исследует один из вариантов германской руники.

Первым, кто заговорил о славянском письме рунами, был польский князь Ян Потоцкий. Ознакомившись с монографией Маша, он специально приехал в Мекленбург для того, чтобы посмотреть, а в случае удачи и приобрести коллекцию из металлических божков и предметов языческого ритуала. Ему действительно удалось приобрести у младшего брата того Шпонхольца, что продал ретринские древности Гемпелю и Машу, более сотни предметов и тем самым существенно расширить представления о рунических надписях редариев (варианты названия племени — «реты», «ратари»). По результатам исследования он издал на французском языке в 1795 году в Гамбурге монографию «Путешествие в несколько частей Нижней Саксонии в поисках славянских или венедских древностей». Таким образом, здесь уже в заглавии заключена мысль о том, что древности имеют не германский, а славянский характер происхождения. Потоцкий, подобно Машу, читал надписи на прильвицких фигурках. Его чтение носило явно выраженную славянскую направленность, хотя и оставляло желать лучшего.

Работа Потоцкого получила очень большой резонанс в славянских странах. Она заставила учёных пересмотреть свои взгляды на историю культуры славян и сделать некоторые выводы, которые, на наш взгляд, небезынтересны с научной точки зрения даже в наши дни. Так, польский историк Лаврентий Суровецкий в своём докладе «Нечто о рунических письменах» в 1822 году отмечал следующее: «…Все главные европейские народы употребляли гласные письмена и имели собственные почерки; однако ж в отношении к народам славянским, по причине недостатка достоверных памятников, сие чрез долгое время подвержено было сомнению и придало некоторым писателям смелость оспаривать у славян оное преимущество. Может быть, многие, основываясь на сём предположении некоторых учёных, поверили бы, что народ, многие века обладавший обширными странами, превышавший числом все прочие после падения Римской империи, рассеянный по большей части Европы и имевший тесные сношения с самыми просвещёнными в то время странами, что сей народ не употреблял письмён; если бы случайно вырытые из земли истуканы и многие орудия с надписями не открыли бы ошибочного в сём отношении мнения учёных…». Последние процитированные строки Суровецкого — это о прильвицких находках. Далее: «Находящиеся на сих древностях рунические надписи тем основательнее названы славянскими, что оные выставлены на статуях божеств, несомненно, принадлежащих славянам, и что в них точно замечается славянское наречие. В них, равно как и в прочих северных рунах, сохранилась первоначальная простота, а потому и большое сходство с теми, которые ещё не подвергались переменам. Многие писатели, увлечённые сим обстоятельством, составили неосновательные догадки об их начале. Одни из них полагали, что славяне заимствовали руны у своих соседей, норманнов; другие, напротив того, утверждали, что норманны заимствовали оные у славян или какого-нибудь другого народа; первые в подтверждение своих предположений ссылались на известное множество памятников, исписанных сими рунами и находящихся в древних жилищах норманнов; другие же замечали, что сии письмена, без сомнения, заимствованы были норманнами у славян или у кого-либо другого, во-первых, потому, что они не соответствовали ни потребностям сих последних, ни произношению их языка; во-вторых, что славянская азбука содержит в себе буквы, которые вовсе не находятся в норманнской; что, наконец, письмена сих двух языков чувствительно между собою различаются». Как видим, Суровецкий уже не сомневается в принадлежности рун славянам. Пересказывая же возникшие в науке мнения о происхождении славянских рун, излагает интересную идею, а точнее, даже две идеи: 1) не только славяне могли заимствовать у скандинавов руны, но мог иметь место обратный процесс (т. е. скандинавы заимствовали у славян); 2) славянские и скандинавские руны могли возникнуть самостоятельно, независимо друг от друга. Эти точки зрения вполне согласуются с тем, что мы говорили чуть выше. И, на наш взгляд, несколько излишне ироническое замечание В. А. Чудинова по поводу только что процитированных слов Суровецкого: «И это при том, что рунические памятники в Скандинавии к этому моменту (т. е. в 20х годах XIX век) исчислялись сотнями, тогда как находки у славян можно было буквально перечесть по пальцам». Подобное вполне может быть объяснимо. Скандинавия, в отличие от тех славянских областей, где могла быть распространена руника, не подвергалась завоеванию. Христианизация не была там связана с истреблением культуры покорённых язычников (да и самих язычников тоже). Достаточно вспомнить, что славянский город Ретра и его храм, в котором и находились прильвицкие идолы, были уничтожены германцами. Жрецы, видимо, и зарыли фигуры богов и предметы храмовой утвари, спасая их от гибели. Что ни говори, но шансов уцелеть у памятников славянской рунической письменности было куда меньше, чем у памятников руники скандинавской.

Однако оставим полемику с нашим современником, вернёмся в век девятнадцатый и продолжим рассмотрение тех изменений во взглядах учёных на историю славянского письма, которые повлекла за собой работа Потоцкого. Н. М. Карамзин в своей «Истории государства Российского», появившейся в 1818 году, писал: «Как бы то ни было, но Венеды, или Славяне языческие, обитавшие в странах Балтийских, знали употребление букв. Дитмар (т. е. Титмар Мерзебургский) говорит о надписях идолов Славянских: Ретрские кумиры, найденные близ Толлензского озера, доказали справедливость его известия; надписи состоят в Рунах, заимствованных Венедами от Готфских народов. Сии Руны, числом 16, подобно древним Финикийским, весьма недостаточны для языка Славянского, не выражают самых обыкновенных звуков его и были известны едва ли не одним жрецам, которые посредством их означали имена обожаемых идолов. Славяне же Богемские, Иллирические и Российские не имели никакой азбуки до 863 года». Как видим, Н. М. Карамзин, в отличие от Суровецкого, более сдержан в своих оценках. Он полагает, что руны были заимствованы у германцев, пользовались руникой только балтийские славяне, да и то только в сакральных целях. Тем не менее сам факт использования рун славянами у российского историка сомнения не вызывает.

Продолжались и попытки прочтения ретринских надписей по-славянски. В частности, свои варианты прочтения рун на некоторых фигурках предложил известный польский эпиграфист Тадеуш Воланский. Причём интересный факт: Воланский был специалистом по этрусским надписям. Подобно своему соотечественнику Яджею Кухарскому, он находил определённые черты сходства в славянской рунике и этрусской письменности. Выше мы отмечали, что северная славянская руника в определённой степени схожа с пеласгийскими письменными знаками. Но специалисты полагают, что этрусская письменность родственна пеласгийской, а то и происходит от неё. Так что называть мнения Воланского и Кухарского ошибочными мы не будем.

В тот период были сделаны и другие находки, содержащие рунические знаки, схожие с ретринскими. Принадлежность этих находок и этих рун славянам тогда сомнений уже не вызывала. В том же Мекленбурге, в окрестностях Нойстрелица, были найдены 14 мелких камешков. Рядом с рисунками на камешки были нанесены надписи. Их пробовал прочесть по-славянски немецкий эпиграфист Фридрих Гагенов. Результаты его работы современные учёные оценивают как неудовлетворительные.

В 1835 году в Польше в селе Микожине (или, как его позже стали называть в России, Микоржине) Остшешовского (позже — Островского) уезда была сделана интересная находка. Осенью этого года была найдена могильная плита с изображением человека, а год спустя — другая плита с изображением лошади; оба памятника были покрыты рунами. Первую заметку о них опубликовал Пётр Дрошевский, брат владельца Микоржина. В ней он сообщил, что под первой могильной плитой была обнаружена урна из глины грубой лепки с прахом сожжённого тела и остатками серебряных и медных ножных браслетов и что лет 10 назад крестьяне уже находили в этом районе подобную плиту с рисунками.

Польские эпиграфисты Пшиборовский, Цыбульский, Лецеевский предприняли попытки прочтения надписей на микоржинских камнях. Результаты, к которым они пришли, оказались весьма различны. Учёные сходились только в одном: это надгробные надписи над могилой воинов.

Были и другие находки, содержащие славянские рунические надписи. Ещё в 1812 году в Штирии при корчевании деревьев было найдено 20 шлемов. Все они были надписаны. Уже упоминавшийся Яджей Кухарский считал, что надписи на двух из них сделаны славянской руникой. В районе Кракова был найден медальон с рунами, которые читались вполне по-славянски. Наконец, есть известие, что какая-то находка, содержащая славянские руны, была сделана в Чехии. Сведениями, что конкретно это была за находка, мы не располагаем.

Казалось бы, у исследований рунической письменности славян блестящие перспективы. Но произошли события, которые поставили жирный крест на этих перспективах. Всё случившееся современный российский учёный В. А. Чудинов образно называл «падением славянских рун».

Уже отмечалось, что критика прильвицких находок началась с момента появления первых сообщений о них. Автор первой монографии о ретринских божках Маш и ряд его сторонников аргументированно ответили на критику. Тогда, в конце XVIII века, полемика быстро затихла.

В 1804 году герцог Мекленбурга Карл, ознакомившись с книгой Потоцкого, решил приобрести обе коллекции: и Маша, и Потоцкого. Сделав это, он выставил их на всеобщее обозрение. Первым осмотрел набор древностей Рюс и заявил о своих сомнениях в его подлинности. Сомнения возникли и у известного слависта Йозефа Добровского, хотя он воздержался от категорических заявлений. Однако Яков Гримм оказался значительно суровее. Вынесенный им приговор гласил: «В прошлом столетии мекленбургский златокузнец изготовил несколько божков». И такие слова прозвучали несмотря на то, что брат Гримма Вильгельм обнаружил наличие в прильвицких надписях двух рун, не имевших соответствия в германских футарках, что было равносильно публичному признанию новой разновидности рунического письма. Наконец, Конрад Левецов совершенно определённо заявил, что многие фигурки, выставленные в Нойстрелице, изготовлены в семнадцатом, а часть из них — в шестнадцатом веке. Всё это вынудило герцога создать следственную комиссию, работавшую два года (1827–1829). В результате допросов свидетелей, в том числе Нойманна, помощника Гидеона Шпонхольца (а именно этот Гидеон Шпонхольц продал 118 фигурок Яну Потоцкому), выяснилось, что некий гончар Поль делал формы, Шпонхольц отливал в них фигурки, а Нойманн вырезал надписи, руководствуясь книгой Маша. В то же время коллекция Маша была признана подлинной. Однако от признания её подлинности легче не стало: работа основателя славянской рунологии Потоцкого, своего рода основа основ, полностью обесценивалась, так как была целиком построена на исследовании сфабрикованных древностей. Кроме того, противники существования рунической письменности у славян на этом не успокоились. Тот же Левецов предложил Берлинской академии наук в 1835 году статью «О подлинности так называемых ободритских рунических памятников из Нойстрелица», где заявил, что литейщик фигурок из коллекции Маша был либо очень неуклюжим, либо просто дилетантом, что свидетельствует против древности находок. О плохой пластике фигурок писал также Лиш.

В конце концов против рунической письменности славян стали выступать даже слависты. Весьма эмоционально послал фигурки и их создателей к Эребу П. Й. Шафарик. Академик И. И. Срезневский в 1848 году высказался так: «Долго верили, а иные верят и теперь, в неподложность этих древностей; но, присматриваясь к ним, нельзя отказаться от всякой возможности доказывать их подлинность (то есть., говоря современным языком, доказывать их подложность) …Некоторые из вещей могли быть действительно найдены; но, конечно, ни одной не найдено с рунами…».

Итак, факт подложности фигурок коллекции Потоцкого породил «волну» скептицизма, которая «накрыла» вначале коллекцию Маша (вопреки мнению следственной комиссии, признавшей эту коллекцию подлинной!), затем коллекцию камней Гагенова, штирийские шлемы, краковский медальон и прочие находки, включая и Микоржинские камни.

Отчаянные попытки доказать аутентичность славянских рунических памятников предпринимали Лелевель, Войцех Цыбульский, Ян Коллар. Последний даже проводил экспертизу коллекции Маша, на которую подвигли руководство Мекленбурга научные баталии. Свои выводы Коллар изложил в публичной лекции, прочитанной им в Вене. В ней он признал подлинными не только фигурки Маша, но даже фигурки Потоцкого, а гравёра Нойманна назвал клятвопреступником, смалодушничавшим под угрозой пыток. Подробно аргументы Коллара были представлены в его двухтомной монографии «Боги Ретры или мифологические древности славян, особенно в Западной и Северной Европе», подготовленной к печати, но так и не изданной из-за смерти автора. Лекция же Коллара вызвала такой отклик Яна Лецеевского (кстати, бывшего ранее сторонником подлинности славянской руники): «Только ослепление и научная поверхностность могли навеять ему такие соображения». Даже Игнац Гануш, поборник ободритской рунической письменности, кстати, прочитавший труд Коллара в рукописи, считал, что последний не продвинулся в чтении и толковании рун и что «у Потоцкого с уверенностью, у Маша с вероятностью многое сфабриковано».

Столпы славистики один за другим отворачивались от славянских рунических памятников. Поэтому нет ничего удивительного, что в 1872 году вышла разгромная статья профессора А. Малецкого, в которой основная критика была нацелена на Микоржинские камни. «Смертный час прильвицким идеалам» — так охарактеризовал эту статью Лецеевский. В ней, в частности, утверждалось, что образцом для фальсификаторов ретринских рун послужила книга Клювера 1757 года, то есть руны были вырезаны только в XVIII веке.

Наконец, точкой в этой истории можно считать статью Ягича в «Энциклопедии славянской филологии», вышедшей в 1911 году, в которой он подытожил: «Это обозрение, богатое, к сожалению, лишь отрицательными результатами, доказывает, что при нынешнем состоянии науки все мифологические бредни о Стрелецких фигурках должны быть безусловно отвергнуты как неумелый подлог XVIII столетия; что вслед за ними и Микоржинские камни проваливаются как подделка XIX столетия; точно так же и Краковский медальон. Слабые следы славянских имён на подлинных надписях не обнаруживают ни малейшего отступления от германских рун» (II, 58; 187). После таких слов о «мифологических бреднях», произнесённых авторитетнейшим славистом, говорить, пожалуй, было уже не о чем. И не говорили практически век. А если славянские руны и упоминались, то исключительно в негативном ключе. Так, чешский историк письма Ч. Лоукотка в 1950 году писал: «Славяне, позднее выступившие на европейском культурном поприще, научились писать лишь в IX веке. Так называемые славянские руны, на которые часто ссылались, оказались при подробном исследовании фальсификацией…». Положение о сфальсифицированности рунических памятников славян превратилось в научную аксиому, доказывать которую не надо. Поразительно, насколько научные догмы могут влиять даже на крупнейших исследователей с мировыми именами, заставляя их совершать курьёзные ошибки. В своей монографии «Язычество Древней Руси», вышедшей в 1987 году, Б. А. Рыбаков говорит и о богах из храма Ретры, и о Микоржинских камнях. Разумеется, называет их подделками. Но при этом приводит фотографии не этих древностей, а каких-то идолов, не то южноамериканских, не то древнеегипетских. По этому поводу А. И. Асов замечает: «Что по сию пору вводит меня в смущение. Видимо, Б. А. Рыбакова ввели в заблуждение…». Да, видимо, академика ввели в заблуждение. Но… Мы с огромным уважением относимся к Борису Александровичу, очень высоко ценим его вклад в отечественную науку. Однако заметим, что подобная ошибка очень ярко характеризует отношение научного мира к славянской рунике. Мол, фальсификат — и точка. И проверять, изучать тут нечего.

Только в конце XX столетия в России группа учёных подошла к этому вопросу по-иному. А. Платов, Г. С. Гриневич, В. А. Чудинов, А. И. Асов считают проблему нерешённой. Более того, они склоняются к тому, что если не все, то некоторые памятники, содержащие славянские рунические знаки, безусловно, подлинны. Эти исследователи не являются стопроцентными единомышленниками, более того, часто они весьма жёстко спорят друг с другом. Но общим является резко отрицательное отношение к процессу развенчания рунической письменности славян в XIX — начале XX века. Очень ёмко данное отрицание выражено в словах В. А. Чудинова, предваряющих его рассказ об истории изучения этой письменности: «Это будет, к сожалению, знакомство с нашей общей бедой, ибо когда сами славяне обворовывают собственную историю культуры, называя это „торжеством науки“, они принижают всех славян вообще. Грекам не приходит в голову объявлять храм Парфенон или скульптуры Фидия подделкой, да и итальянцы не спешат объявить свои древнеримские скульптуры шедеврами Ренессанса, хотя критиков, доказывающих почти полную идентичность стилей этих двух эпох, было огромное количество. И только славяне, едва обретшие хоть какие-то древние надписи, тут же поспешили счесть их подделкой».

Познакомимся поближе с ретринскими рунами и изложим ряд соображений, которые могут свидетельствовать в пользу их подлинности.

Ниже мы приводим таблице сопоставления ретринских и младших датских рун, заимствованную в книге А. И. Асова «Славянские руны и «Боянов гимн»». В таблице двадцать одна строка с ретринскими рунами. Однако руны 5 и 12 по введённой нами нумерации имеют очень сильно отличающиеся варианты начертания (»» и «» соответственно). Учитывая, что значения ряда рун небесспорны, исследователи говорят о выделении не 21, а 23 рунических знаков. Абсолютно совпадают с датскими по начертанию руны: 4 (), один из вариантов руны 5 (), один из вариантов руны 6 (), руна 9 (), руна 11 (), руна 16 (R), руна 17 (), руна 19 (). Несколько отличное, но всё же схожее начертание имеет руна 8 (у славян — И, у датчан — ). При этом звуковые значения данных ретринских и младших датских рун в общем схожи. Если прибавить к этому схожесть одного из вариантов славянской руны 15 () и датской руны 20 () при разных звуковых значениях («п» и «м» соответственно) и весьма натянутую схожесть руны 2 (у славян — , у датчан — ) и одного из вариантов руны 3 (у славян — , у датчан — ) при примерно схожих звуковых значениях, то тогда, пожалуй, можно говорить о совпадении двенадцати ретринских рун с младшими датскими, как это делает А. И. Асов. Хотя, на наш взгляд, количество совпадений ограничивается десятью (руны 2 и 3 совпадающими с датскими, мы не считаем). Но даже если принять число совпадений равным двенадцати, то это немногим более половины. Остальные руны различны, а знаки под номерами 1 (), 7 (), 12 (), 14 (), 18 () и 21 () аналогов в младших датских рунах не имеют вообще, а это более четверти от общего количества ретринских рун (шесть из двадцати трёх).

Подобный анализ даёт право говорить о родственности датского рунического футарка и славянской ретринской руники. Но говорить о простом копировании младших датских рун неким фальсификатором, внёсшим лишь незначительные изменения для вида, чтобы запутать дело, не приходится. Уж очень велика разница: в общем, около половины ретринских рунических знаков. Поддельщик, как верно замечает А. Платов, должен был очень хорошо быть знаком с тонкостями рунического искусства. И это вряд ли мог быть просто случайный человек, это был настоящий знаток.

Но кто же это? Вспомним обстоятельства дела. Итак, сделал находки пастор Самуил Шпонхольц около 1690 года. Затем после его смерти в 1697 году коллекция была продана златокузнецу Пельке. От него она перешла к его зятю, внучатому племяннику пастора Шпонхольца, также Шпонхольцу. Последнему наследовал его сын, тоже златокузнец, Шпонхольц-младший. Он и продал часть коллекции доктору Гемпелю, который опубликовал первое сообщение о ней в 1768 году. Младший брат данного златокузнеца впоследствии подсунул 118 фигурок, бывших, по-видимому, фальшивыми, Яну Потоцкому. Поэтому о коллекции Потоцкого мы речи сейчас вести не будем.

Но кто мог сфальсифицировать коллекцию Маша? Противники подлинности этой коллекции утверждали, что поддельщик скопировал руны книги Клювера либо 1757, либо 1728 года издания. Правильно. Больше людям того круга, где вращалась коллекция, взять изображения рун было негде. Ведь трудно предположить, что пастор, златокузнецы и даже врач Гемпель, которого также можно объявить фальсификатором, ибо первое сообщение о прильвицких рунах исходило от него, самостоятельно занимались изучением германской руники и были в этом вопросе большими специалистами. Кроме того, заметим, что сам пастор Шпонхольц и златокузнец Пельке отпадают как авторы подделки, так как в их время даже ранней работы Клювера ещё не существовало. Круг сужается. В числе подозреваемых остаются младшие Шпонхольцы и врач Гемпель. Правда, конечно, можно предположить, что пастор или златокузнец Пельке изготовили фигурки без рун, а впоследствии руны нанесли на них для повышения продажной стоимости. В общем, жулик на жулике сидит и жуликом погоняет. Хотя ведь можно допустить, что фигурки были подлинными, а поддельны только руны на них. Как бы там ни было, «честь» быть фальсификатором рун, как уже указывалось, остаётся за одним из представителей младших Шпонхольцев или Гемпелем. Что касается первых, то все они были златокузнецами. Согласитесь, ремесленник примерно в середине XVIII века, который прекрасно разбирается в германских рунах, читает работы Клювера — это несколько странно. Ещё более странно то, что этот немецкий ремесленник неплохо знает славянскую мифологию. Уже позже, читая руны, специалисты прочли имена: «Радегаст», «Белбог», «Перун-бог», «Велс-бог», «Летеница», «Ящер-бог», «Сива», «Квасура» и др., которые действительно есть в славянской мифологии. Причём о некоторых образах (Квасура, Сива) заговорили только в наши дни; классические представления о славянских мифах таковые образы не включали. Не только златокузнецы, но даже доктор Гемпель, образовательный уровень которого был, несомненно, более высок, подобными знаниями располагать не могли.

Но, предположим, в рунах Гемпель разбирался, что-то из Титмара Мерзебургского, Адама Бременского, Саксона Грамматика и Гельмольда знал о славянских богах, и именно он выступил автором подделки. Но тогда «вычислить» его было довольно легко. Остаётся загадкой, почему мекленбургская комиссия, в конце 20х годов XIX века проведшая столь обстоятельное расследование, не вышла на него. И хотя Гемпель был в то время уже наверняка мёртв, на суть дела это не влияло. Более того, достопочтенный врач сам приобрёл большую часть коллекции у Шпонхольца-младшего. Руны в момент приобретения, надо полагать, уже были, потому что меньшую часть коллекции суперинтендант Маш чуть позже покупал у Шпонхольца с руническими надписями на фигурках. Можно ещё предположить, что златокузнец Шпонхольц и доктор Гемпель были в сговоре. Сработали на пару. Обманули бедного, доверчивого Маша, который затем купил у Гемпеля его часть коллекции. Денежки от столь удачно обстряпанного дельца — пополам. Налицо «преступное сообщество, именуемое в народе шайкой». И комиссии в таком случае докопаться до истины было значительно труднее.

Противникам подлинности ретринских рун можно выдвинуть и такой аргумент: «Если менее чем тремя десятками лет позже младший брат златокузнеца Шпонхольца смог со своими помощниками изготовить фигурки с руническими надписями, которые князь Потоцкий принял за подлинные, то почему этого не мог сделать ранее старший из братьев». Ответим на данный довод сразу: в 90х годах XVIII века, когда покупал свою коллекцию Потоцкий, у фальсификаторов была под рукой работа их земляка Маша с прекрасными гравюрами художника Вогена. Особых знаний ни в области рунологии, ни в области славянской мифологии уже не требовалось. Вокруг древностей славян существовал сильный ажиотаж. Так что деньги, можно сказать, сами «шли в руки», прояви лишь чуточку старательности и фантазии. Тридцатью годами ранее ничего этого не было. Условия были другие.

В отношении же прочих аргументов противников подлинности прильвицких богов и надписей на них кроме того, что уже заметили по ходу изложения, скажем: чтобы допустить поддельность коллекции Маша, надо сделать слишком много допущений из разряда «вот если бы да кабы». А это само по себе наталкивает на мысль, что гораздо правдоподобнее считать коллекцию подлинной.

И тогда можно весьма просто объяснить совпадения с датскими рунами. Дело в том, что ещё в 808 году Ретру взял приступом Готфрид Датский, тот самый, что убил князя ободритов Годлава, отца Рюрика (ставшего потом новгородским князем, основателем династии Рюриковичей). А. И. Асов полагает, что с тех пор в Ретре жило немало датчан, постепенно ославянившихся. То есть у датчан реты могли позаимствовать руны вообще, частично изменив их со временем. Но они могли иметь свои руны ко времени прихода датчан. Тогда славянские руны просто испытали сильное влияние датских. Можно говорить и об изначальных общих корнях в древности (о чём упоминалось выше). Этими общими корнями объясняются элементы сходства, различия обусловлены долгим временем самостоятельного развития рунической письменности у каждого из народов. Наконец, возможно допустить, что скандинавы заимствовали у славян. Но заимствование это, если оно имело место, должно было быть гораздо ранее IX века нашей эры. Заимствовать должны были не скандинавы, а германцы вообще. Однако здесь мы вступаем в полосу абсолютно голословных предположений, ничем не подтверждающихся. Поэтому просто вернёмся к прильвицким находкам.

Нас весьма удивляет, почему никто не говорит о том, что подлинность ретринских богов и рун на них подтверждается столь очевидным фактом совпадения известия Титмара с местом и характером находок. Хронист говорит о славянском городе Ретра, храме в нём, статуях богов, на которых нанесены имена этих богов. Находки сделаны на месте, где находился город Ретра, представляют собой предметы культа и статуи богов с надписями, которые при чтении действительно оказались именами славянских божеств. Правда, на некоторых статуях, кроме имён, написано что-то вроде заклинаний (например, «ведаю» или «верю, мыслю свято, ведаю свято» и т. п.). На многих фигурах есть ещё и наименование города — «Ретра». Скептики могут возразить, что фальсификатор как раз и учёл свидетельство Титмара и на нём основывался. Что ж? Это вероятно в принципе. Но скептиков мы отошлём к тому, что говорилось чуть выше о личности фальсификатора, и пусть они учтут эти обстоятельства.

Более того, внешний вид фигур и сами надписи свидетельствуют за подлинность находок. Многие фигуры оплавлены. Значительное количество надписей нанесено поверх оплавления. Как считает А. Платов, это говорит о том, что руны могли быть нанесены в более поздние эпохи, хотя сами статуи божеств подлинны. Да и обилие надписей на каждой фигуре, по его мнению, свидетельствует о возможной фальсификации рун: трудно себе представить, что жрецы храма Ретры вдоль и поперёк исписали статуи своих богов.

На наш взгляд, все эти факты говорят как раз об обратном, об аутентичности рунических надписей прильвицких находок. В самом деле, основывавшийся на Титмаре Мерзебургском поддельщик должен был следовать хронисту как можно более строго. Последний говорил об именах богов на статуях, но ни словом не обмолвился о заклинаниях и имени города на них. Зачем поддельщик рисковал, процарапывая на каждой фигуре чуть ли не сочинение на тему «Как я провёл лето»? Загадка. Далее. Нанося надписи поверх оплавления, разве не выдавал он себя с головой? Заботясь о том, чтобы его подделка выглядела как можно более правдоподобной, фальсификатор должен был учесть оплавления. Он этого не делает во многих случаях. Право, он кажется человеком совсем недалёким. А между тем все обстоятельства говорят скорее о том, что он был очень и очень хитёр.

Нам представляется, что никакого поддельщика и не было. Статуи действительно были подписаны самими жрецами. Спасая изображения своих богов от уничтожения во время разгрома Ретры немцами в 1068 году, они вынесли их из горящего храма (отсюда и оплавления), затем укрыли в земле. Перед этим поверх оплавления из каких-то ритуальных соображений был нанесен ряд надписей. То есть, другими словами, надписи на фигурках двух родов: те, о которых говорил Титмар, т. е. нанесённые до оплавления; и те, о которых Титмар не мог ведать, ибо они наносились гораздо позже, во время военной катастрофы, на уже повреждённые (оплавленные) статуи.

Добавим ещё несколько аргументов, подтверждающих и подлинность статуй богов, и подлинность рун на них. Данным изображениям находятся аналоги, найденные в разное время и в совсем иных землях. К примеру, изображение Перуна из Ретры подобно изображению Перуна из храма долины Свинторога. Радогост, подобный ретринскому, изображён на одной сарматской надгробной плите.

Двенадцать рун Ретры подобны рунам, которыми записан «Боянов гимн». Об этом памятнике речь пойдёт у нас ниже. Здесь лишь скажем, что его считают подделкой, изготовленной примерно около 1810 года. Тем удивительнее совпадение с «бояновицей» более половины ретринских рун: об этом памятнике воображаемые фальсификаторы прильвицких идолов знать не могли. А фальсификатор «Боянова гимна» (если уж признавать «Гимн» подделкой), на наш взгляд, постарался бы добиться большего сходства с рунами Ретры, ибо первое десятилетие XIX века — это период «взлёта» славянских рун. Другими словами, подобная степень сходства свидетельствует скорее о подлинности обоих памятников.

Конечно, германские рунические футарки имели массу территориальных разновидностей. Сопоставление этих разновидностей с ретринскими рунами может дать иные цифры совпадающих и различающихся знаков. Но, как отмечалось выше, ещё в XIX веке было установлено, что часть прильвицких рун не совпадает с германскими рунами ни одного из футарков. А это, по замечанию Чудинова, равносильно признанию новой разновидности рунического письма.

Вывод нам кажется несомненным. Всё вышеприведённое позволяет с уверенностью говорить, что руны северного (германского) типа использовались славянами (по крайней мере, частью западных). Однако вопрос о времени появления этого письма у славян, источниках его зарождения придётся оставить открытым. Материалами для его решения мы не располагаем. Хотя изложенный материал в дальнейшем даёт нам возможность высказать некую гипотезу, касающуюся и этой проблемы.

Ещё один тип руники, которой могли писать славяне и их непосредственные предки, — южная, пеласго-фракийская. О ней мы сейчас и поговорим.

Сегодня известно немного памятников, написанных пеласгийской руникой. Например, девять больших досок с вырезанными на них пеласгийскими надписями, найденных в 1444 году в Италии, близ Губбио (так называемые Евгубинские таблицы). По мнению учёных, они содержат описания священнодействий жрецов храма обричей.

Эти и иные подобные письмена изучали французские и немецкие учёные в XVI — XVIII веках — Фаст, Олав Магнус, Каппенс, Монфокон.

В XIX веке пеласгийской и этрусской письменностью занимались итальянцы и немцы: Ланци, Фиренце, Кварчази, Валериан, Мильярини, Лассен, Лепсиус.

В России работы по пеласгийской письменности публиковали в XIX веке Тадеуш Воланский, Егор Классен и Александр Чертков. Двое последних почитали пеласгийский и родственный ему этрусский языки праславянскими. Исходя из этого, пытались по-славянски читать пеласгийские и этрусские тексты. Но данные дешифровки не удались.

Тем не менее идея российских учёных XIX века оказалась весьма плодотворной. Уже в наши дни Г. С. Гриневичу удалось прочесть ряд этрусских текстов именно по-славянски. Правда, по его мысли, письмо этрусков носило не буквенно-звуковой, а слоговый характер.

Так что труд Классена и Черткова даром не пропал. На фундаментальной работе А. Д. Черткова «О языке пеласгов, населявших Италию» хотелось бы остановиться подробнее, ибо в ней учёный решал проблемы озвучивания пеласгийских рун. Его результатами в конце XX века воспользовался А. И. Асов для перевода «Боянова гимна».

По мнению А. Д. Черткова, расшифровка языка пеласгов высветила бы в ином свете древнюю европейскую историю, которую тогда, в XIX веке, начинали с Греции и Рима (и по большому счёту начинают и сейчас).

Рассматривая свидетельства древних авторов (Геродота, Диодора, Тацита), А. Д. Чертков пытается выяснить истоки пеласгийского письма. Весьма сильная схожесть финикийских и пеласгийских букв — это факт. По некоторым древним свидетельствам, финикийские буквы привёз в Грецию мифологический герой Кадм, и пеласги первыми их начали употреблять. Казалось бы, это указывает на то, что пеласги заимствовали своё письмо у финикийцев. Однако А. Д. Чертков приводит и другую группу свидетельств античных историков, которые ясно указывают, что пеласги и до прибытия Кадма знали грамоту. При этом первоначальная азбука была передана им Музами. А. Д. Чертков считает, что подобное предание говорит о незапамятной древности письма у пеласгов.

С такими выводами действительно можно согласиться. Однозначные указания древних авторов о наличии письма у пеласгов ещё до Девкалионова потопа нельзя считать просто фантазией. Некие докадмийские (т. е. дофиникийские) буквы в догреческой Греции несомненно существовали. Причём были они в употреблении не только у пеласгов Балкан. Их имели и пеласги в других странах (лиги, бреги, энеты и т. д.). Пеласгийскими были и этрусские письмена. Другими словами, близкородственные индоевропейские племена обладали единой письменностью. «Кажется, безошибочно допустить, что они при переселении своём из Азии уже имели письменность», — пишет А. Д. Чертков.

Интересны утверждения Плиния и Тацита, приводимые русским учёным. Эти римляне единодушны в том, что древние греческие буквы не похожи на современные им, а сходны скорее с латинскими. Удивляться таким словам можно только на первый взгляд. Но всё становится понятно, если допустить, что древнейшие греческие буквы суть пеласгийские. Так оно и было. Впоследствии греки заимствовали финикийский алфавит. Это совершенно достоверный факт. Подтверждается он не только древними свидетельствами (многие античные авторы говорят о первоначальном заимствовании греками у финикийцев шестнадцати букв), но внешней схожестью греческих и финикийских согласных, тождественностью названий этих букв, тождественным порядком их следования. Первоначальные греческие записи сходны с финикийскими и по направлению письма: справа налево. Учёные относят заимствование греками письма у финикийцев к Х — VIII векам до нашей эры. Хотя, безусловно, точную дату назвать просто невозможно. Самые ранние образцы греческого письма относятся к VIII–VII векам до нашей эры. Это надписи на скалах острова Фера. Они представляют образцы архаического письма, которое ещё очень близко к финикийскому. Ниже мы приводим одну из надписей с острова Фера.

С другой стороны, в современной науке считается непреложным фактом, что этрусский алфавит берёт своё начало от греческого, но отделяется от греческой основы довольно рано, в VIII веке до нашей эры, ещё на той стадии, когда строки писали справа налево. Этрусскую же письменность заимствовали латиняне. Как видим, в этой схеме совсем нет места пеласгам. Так что же? Все построения А. Д. Черткова были неверны? Не будем торопиться с выводами.

Прежде всего, вспомним свидетельства Плиния и Тацита, которые вполне определённо указывают на то, что были некие древние греческие буквы, отличные от современных им, что эти древние буквы более схожи с латинскими, чем с современными этим римским авторам греческими. Причём древние авторы делали эти выводы не голословно, а имея образцы этого древнейшего письма «греков» (а точнее сказать, догреческого письма). Так, Плиний ссылается на некую дельфийскую надпись, хранившуюся в его время (II век нашей эры) на Палатинском холме в Риме.

Этрусский алфавит.

Далее. В работах античных историков ясно указывается на то, что письмо на Апеннинский полуостров приносилось с Балкан дважды. В 660 году до н. э. Демарат привёз в Италию греческие буквы. Однако за 650 лет до этого некую письменность принесли с собой Эвандр и его единоплеменники, переселившиеся из Аркадии. Чертков прямо называет племя Эвандра пеласгийским (лидийская ветвь пеласгов). В то же время он говорит, что и до этого пеласги уже населяли Италию. Во всяком случае, были ли Демарат и Эвандр действительными историческими фигурами или это личности легендарные, можно утверждать, что италийское письмо имеет два истока. Один исток — это письменность пеласгов, другой — греков.

Теперь проведём некоторые сопоставления:

К сожалению, у нас нет возможности воспроизвести здесь собственно пеласгийскую рунику, т. к. образцов письма пеласгов нет в нашем распоряжении. Однако этрусское и пеласгийское письмо очень схожи (если вообще не представляют собой одной письменности с некоторыми вариациями). Так что, как выглядели письменные знаки пеласгов, мы можем приблизительно себе представить.

Из приводимой нами таблицы видно сходство греческих архаических букв с финикийскими, а этрусских — и с теми, и с другими. Всё, казалось бы, укладывается в существующую в современной науке схему: греки заимствовали алфавит у финикиян, а этруски — около VIII века у греков. Даже античные авторы эту схему подтверждают: Кадм привёз финикийские буквы грекам, а Демарат — греческие этрускам. При желании и незаслуженно забываемых современными учёными пеласгов можно в эту схему «вставить». Финикийский алфавит первоначально был заимствован пеласгами, у них его переняли греки. Переселявшиеся в Италию с Балкан пеласги научили своему письму этрусков.

И древние историки могут предложить подтверждение и такой версии: Диодор и Тацит говорят, что Кадм обучил финикийскому письму первыми пеласгов. По свидетельству же Геродота, эти же буквы позже приняли ионяне (т. е. греки). Переселившиеся из Аркадии пеласги во главе с Эвандром, по утверждению Дионисия Галикарнасского и Тита Ливия, передали письмо этрускам. Тоже всё стройно и красиво. Правда, тогда заимствование этрусками финикийского письма надо относить не к VIII веку до н. э., как принято считать сейчас, а лет эдак на шестьсот раньше (как свидетельствуют античные историки). И греки получаются здесь совсем ни при чём.

От пеласгов учились жители Италии письму, учились ещё до прихода в Италию греков. От пеласгов же научились и греки. И сходство архаических греческих и этрусских букв объяснимо: учителя были одни и те же. И сходство с финикийским алфавитом понятно: учителя учились у финикийцев. Вполне возможно, что в VIII–VII веках этруски заимствовали ряд букв уже непосредственно у греков (предание о Демарате), но сути дела это не меняет.

Как видим, полностью объявлять построения А. Д. Черткова негодными не приходится. Можно признать весьма значительную роль пеласгов в обучении жителей Балкан и Апеннин письму. Но первоучительство (т. е. роль учителей самих пеласгов) всё-таки придётся оставить за финикиянами. Да и сам Александр Дмитриевич указывал на большое сходство букв финикийских и пеласгийских. Придётся лишь отбросить построения русского учёного в той части, в которой они говорят о самостоятельности письма пеласгов и не меньшей, чем у финикийцев, его древности. Прав, но частично — это всё-таки неплохой результат. Однако снова повторим, что не будем торопиться. И ещё раз обратимся к таблице сопоставления знаков различных письменных систем. Сходство архаических греческих, финикийских и этрусских букв неудивительно. А вот то, что эти алфавиты схожи не только друг с другом, но и с ретринскими рунами, и со знаками славянского силлабария, уже более достойно удивления. Вспомним, что ещё в XIX веке польские учёные Кухарский и Воланский считали славянскую рунику похожей на этрусскую письменность. Предвидим возражения: основывать какие-то выводы на графическом сходстве ряда знаков неправомерно; что-то на что-то всегда похоже; совпадения могут оказаться случайными. Верно. Но если для объяснения этих совпадений помимо случайности есть и другие причины, то их надо по крайней мере изложить. Этим мы сейчас и займёмся.

Как известно, ещё с античных времён существуют три версии происхождения этрусских племён: восточная (её высказал Геродот), согласно которой этруски пришли из Малой Азии (по Геродоту, из Лидии); северная (изложена Титом Ливием), по которой этруски переместились в Италию из-за Альп; и, наконец, по мнению Дионисия Галикарнасского, этруски были на Апеннинах автохтонами. Все эти три точки зрения существуют и в современной науке.

Так вот. Для нашей темы представляют интерес аргументы сторонников северной теории. Ещё Тит Ливий считал родственными этрускам альпийские племена, населявшие Древнюю Ретию — область, простиравшуюся от Боденского озера до Дуная, куда входят нынешний Тироль и часть Швейцарии. Причём к кельтам этрусков Тит Ливий не причислял. Заметим, что к его мнению надо отнестись очень и очень внимательно. Тогда, т. е. в I веке до н. э., он мог видеть и сравнивать и потомков древних этрусков, и тех самых альпийских ретов, которые не были кельтами (кстати, потомки последних до сих пор проживают в Швейцарии и говорят на своём, правда сильно романизированном, языке — ретороманском).

Современные сторонники Тита Ливия в подтверждение своей гипотезы не только ссылаются на почтенного римского историка, но и приводят два весьма весомых аргумента. Во-первых, слова «Ретия» и «расена», как называли себя этруски, сходно звучат. Во-вторых, в Придунайской ретийской области были обнаружены надписи, сделанные этрусскими буквами на языке, не только похожем на этрусский, но, по мнению некоторых исследователей, даже идентичном ему. Вот это, второе, обстоятельство для нас особенно важно. Наличие в Альпах, на север от них и в Придунавье, племён родственных этрускам и имевших схожую с ними письменность, может о многом говорить. Конечно, данное обстоятельство может быть объяснено тем, что часть этрусков из Италии продвинулась в Альпы и за них. Такое объяснение выглядит более вероятным в свете господствующей в современной науке восточной теории происхождения этрусков. Но, на наш взгляд, есть все основания дать и другое объяснение. Причём оно будет сочетать в себе и северную, и восточную версии. Заселение Апеннинского полуострова родственными друг другу пеласгийскими племенами происходило с различных направлений и неединовременно. Первоначально, по-видимому в Италию пришли пеласги с севера. Это и были этруски, или этруски составляли часть северных пеласгийских племён. Позже к ним присоединились соплеменники с востока. Собственно, об этих двух волнах пеласгийского заселения Италии и говорил А. Д. Чертков. Ничего удивительного в такой неединовременности нет. Ведь заселяли же древние арии Северную Индию несколькими волнами, приходившими в разное время. Русская Новгородчина осваивалась не какой-то одной ветвью славян: первоначально её колонизовали славяне с юга, позже в будущую Новгородскую область подошли единоплеменники с запада.

Во всяком случае, принятие нашей версии позволит объяснить многие загадки этрусской истории и примирить на данный момент противоборствующие научные гипотезы происхождения этрусков (северную и восточную).

Однако вернёмся к вопросу о письменности. Наличие схожего с этрусским письма у северных альпийских и заальпийских племён может поставить под сомнение заимствование пеласгами письменности у финикийцев, а чертковская версия о самостоятельности и не меньшей, чем у финикийцев, древности пеласгийского письма приобретает «дополнительные очки».

В свете всего этого сходство ретринских рун и ряда знаков слогового славянского письма с этрусскими (пеласгийскими) буквами получает другое объяснение, кроме того, которое выражается словом «случайность».

Прежде всего, полагаем, что вам уже бросилось в глаза сходство двух названий: Ретия и Ретра. Оно даёт основания думать, что население этих двух областей было родственным друг другу. Но Ретру населяли славяне. Отсюда следует, что и древнюю Ретию они же. «Невероятно», — скажете вы. Почему? Тит Ливий не причислял ретов ни к кельтам, ни к италикам, ни к германцам, ни к иллирийцам, племенам, безусловно, ему знакомым. Настаивал римский историк на их особенности, утверждая, что они родственники ассимилированных италийских этрусков. Так кто же они, эти особенные? Конечно, можно опять сказать, что совпадение названий «Ретра» и «Ретия» — случайность. Но не слишком ли много случайностей? И разве это научный подход: отметать любую проблему посредством низведения её в ранг случайностей?

Можно объяснить схожесть названий города и области, а также населявших их племён тем, что славяне эти названия попросту заимствовали. Объяснение тех или иных явлений в славянской истории заимствованием — вообще излюбленный приём в современной исторической науке (как и в исторической науке XVIII–XIX веков). Славяне заимствовали всё: племенные и родовые названия, личные имена, наименования (титулы) правителей, оружие, орудия труда, элементы духовной культуры. Создаётся впечатление, что и сами-то славяне — некое заимствование и не более.

Однако по этому пути мы не пойдём. Вспомним, что пеласги, бывшие древнейшим населением значительной части Европы и части территории Азии, рядом учёных считаются прямыми предками славян. Исходя из этого, можно многое расставить по своим местам без «случайностей» и «заимствований». Один народ расселялся на огромных территориях. Говорил он, естественно, на одном языке (пра — или протославянском) с различиями на уровне диалектов. Обладал этот народ и письменностью. Отсюда и сходство письма этрусков, пеласгов, ретов Древней Ретии. Он нёс эту письменность сквозь века, и она, безусловно, изменялась, приобретала какие-то территориальные и временные особенности (в том числе и в результате заимствований каких-то элементов письма у других народов). Но, несмотря на это, общие черты, черты сходства с первописьмом всё равно сохранялись. Вот почему руны Ретры и знаки славянского силлабария так схожи с этрусскими буквами.

Однако если мы настаиваем на самостоятельности пеласгийского письма, то откуда сходство с финикийским алфавитом? Тут уж без заимствований не обойтись. Случайность исключается. Верно. Но кто у кого заимствовал? Казалось бы, странный вопрос. Понятно, пеласги у финикийцев. Тем не менее мы придерживаемся другой точки зрения: не финикияне были учителями пеласгов, а, наоборот, пеласги — учителями финикиян. И для подтверждения такой гипотезы есть некоторые факты.

Выше говорилось, что 20 из 22 букв финикийского алфавита были заимствованы финикийцами из слогового протобиблского письма. Последнее не расшифровано, но относится учёными к Эгейским силлабариям, к числу которых принадлежит линейное критское письмо А, а Г. С. Гриневичем причисляется и письменность Фестского диска. И то и другое он дешифровал исходя из предположения, что они передают праславянский язык. Круг замыкается, а самостоятельность пеласгийской письменности подтверждается.

Однако вопросы, и серьёзные, остаются. Во-первых, из наших рассуждений вытекает, что пеласгийская письменность должна быть слоговой. Но этрусское письмо явно буквенное. Оно содержит 26 знаков, слоговое же должно содержать минимум 60–70. Поэтому сомнения учёных в правильности дешифровки Г. С. Гриневичем этрусских надписей, в общем-то, справедливы. Буквенными знаками, а не силлабограммами являются и ретринские руны. Попытку Г. С. Гриневича придать им слоговые значения удовлетворительной признать нельзя.

Как объяснить всё это? Попытаться дать объяснение можно. Финикийское письмо, как известно, является консонантным. То есть, заимствовав графемы из слогового протобиблского письма, финикийцы со временем наделили их звуковыми значениями. Правда, звуки были только согласными. Шаг к буквенно-звуковому письму был сделан не до конца. А завершили этот путь греки: они придумали гласные. Так вот, как представляется, греки заимствовали у финикийцев не столько графемы (схожие у них уже были, они переняли их у пеласгов), сколько звуковые значения для этих графем (взамен слоговых). Затем у греков около VIII–VII веков до н. э. этот принцип заимствовали этруски. При таком объяснении остаётся предполагать, что об этрусской письменности современной науке известно не всё. Возможны находки ещё более древних её образцов, которые могут подтвердить нашу гипотезу и конечную правоту Г. С. Гриневича. Как говорится, поживём — увидим.

По этому же пути, т. е. переходу от слогового письма к буквенно-звуковому, пошли и более поздние (средневековые) славянские племена, те же реты (ретичи, редарии) мекленбургской Ретры. Благо перенимать опыт было у кого (греки, римляне, германцы).

Конечно, всё изложенное нами о южной славянской рунике носит характер гипотезы, но, представляется, гипотезы небезосновательной.

Северные и южные славянские руны имеют в конечном итоге один исток. Этот общий источник лишь с течением времени разделился на самостоятельные потоки.

В распоряжении учёных имеется любопытный памятник, который, по мнению А. И. Асова, писан руникой, сочетающей черты северной и южной, подобной германской и подобной пеласго-фракийской, — это «Боянов гимн». Тема «Боянова гимна» очень тесно связана с именем человека, которому приписывается авторство, т. е. фальсификация, этого памятника. Человек этот — Александр Иванович Сулакадзев. Оценки, которые ему даются в советской и российской исторической науке, мягко говоря, не очень лестны. Процитируем, например, книгу В. П. Козлова «Тайны фальсификации». Глава о А. И. Сулакадзеве, носящая название «Хлестаков отечественной „археологии“, или Три жизни А. И. Сулакадзева», начинается следующими словами: «Александр Иванович Сулакадзев — наиболее известный отечественный фальсификатор исторических источников, „творчеству“ которого посвящён не один десяток специальных работ. К этому необходимо добавить, что он наиболее масштабный фабрикант подделок. По меньшей мере три обстоятельства дают нам основания для такого заключения: непостижимая дерзость в изготовлении и пропаганде фальшивок, размах и „жанровое“, или видовое, разнообразие изделий, вышедших из-под его пера». Причём эпиграфом к данной главе своей работы В. П. Козлов взял слова П. Я. Чаадаева: «Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью».

Комментарии, как говорится, излишни. Сочетание названия главы, эпиграфа к ней и первых её слов даёт полное представление о точке зрения автора на личность и деятельность Александра Ивановича. Заметим, что таковое мнение не исключение, а общепринято и хрестоматийно.

Но вот слова другого автора о А. И. Сулакадзеве: «Как много давалось ему несправедливых и язвительных оценок! И сии оценки были в основном литературного характера, будто он был не реальным человеком, а неким придуманным персонажем». Принадлежат эти слова А. И. Асову.

Итак, есть и другое мнение о А. И. Сулакадзеве. И пускай оно единственное, но тем не менее существует. И факт существования этого мнения заставляет нас приглядеться к личности Александра Ивановича Сулакадзева, его жизни и деятельности повнимательнее.

Родился А. И. Сулакадзев в 1771 году в небольшом селе Пехлеце Рязанской губернии. Село принадлежало его родителям. Как нетрудно заметить, фамилия у нашего героя имеет кавказские корни. Сулак — это река в Дагестане. Если верить автобиографическим записям А. И. Сулакадзева, то его дед по отцу — грузинский князь Г. М. Сулакидзе. Последний при Петре I приехал в Россию вместе с царём Вахтангом VI да так и остался на русской службе.

Отец Александра Ивановича, И. Г. Сулакадзев, был уже вполне обрусевшим. Он воспитывался в одной из гимназий при Московском университете (между прочим, вместе с Фонвизиным и Новиковым), занимал ряд канцелярских должностей, а с 1782 года до увольнения в 1808 году в чине титулярного советника служил рязанским губернским архитектором. В 1771 году И. Г. Сулакадзев женился на дочери рязанского полицмейстера С. М. Боголепова. В этом же году на свет появился Александр.

Неизвестно, где и как А. И. Сулакадзев получил образование (вероятно, в рязанской либо в той же московской гимназии, что и его отец). Однако известны его разносторонние знания. Он владел несколькими языками: латынью, древнегреческим, французским, немецким, итальянским. Во всяком случае, он свободно читает на этих языках, судя по трудам и книгам, на которые он ссылается. Как можно судить по его дневникам, Сулакадзев неплохо разбирался в астрономии, химии, физике, интересовался театром, музыкой, живописью.

Какое-то время А. И. Сулакадзев служил в лейб-гвардии в Семёновском полку, вместе с Преображенским являвшимся наиболее привилегированным гвардейским полком Российской империи. В этих полках служили дворяне, представители самых знатных фамилий России, а командовали полками императоры.

Вышел в отставку Александр Иванович в чине поручика. Служил далее уже по штатской линии. Он стал чиновником комиссии погашения долгов в Министерстве финансов. Был титулярным советником, то есть чиновником 9го класса. Чин невысокий. Тем не менее служба в Министерстве финансов, видимо, приносила неплохой доход, так как А. И. Сулакадзев был достаточно обеспеченным человеком. Он имел собственный двухэтажный особняк в Санкт-Петербурге. Его увлечение коллекционированием древностей также требовало немало средств.

В 1803 году А. И. Сулакадзев женился на Софье Вильгельмовне Шредер. С этой женщиной связан и трагический конец жизни нашего героя. 25 августа 1830 года (по свидетельству М. О. Макаренко, изучавшего письма Софии Сулакадзевой фон Гоч) она бежит из дома с подпоручиком уланского полка Альбертом фон Гочем. Александр Иванович, которому было тогда 59 лет, наверное, очень любил свою неверную супругу, потому что уже 3 сентября 1830 года он умирает (или кончает с собой).

Кстати, заметим, что в книге В. П. Козлова «Тайны фальсификации» дата смерти Сулакадзева приводится неверно. В ней указан 1832 год, а не 1830.

Мы уже упомянули об увлечении А. И. Сулакадзева коллекционированием древностей. Причём из древностей его более всего интересовали древние книги, и прежде всего касающиеся отечественной истории. Страсть к истории и старинным книгам А. И. Сулакадзев унаследовал от деда по материнской линии С. М. Боголепова и от своего отца. Первый, по свидетельству внука, вёл «записки своей жизни, кои весьма драгоценны, о царствованиях и происшествиях» (II, 34; 156). Второй имел значительную библиотеку рукописей и печатных книг. Она затем вошла в коллекцию Александра Ивановича, о чём свидетельствуют штампы на ряде дошедших до нас экземпляров этой коллекции: «Сулакадзев. 1771».

Собрание книг и рукописей А. И. Сулакадзева по своим размерам было весьма значительным. В настоящее время известна рукопись, числившаяся в коллекции под номером 4967, что говорит о минимуме письменных и печатных материалов собрания. На одной из рукописей А. И. Сулакадзев записал, что у него «более 2 тысяч рукописей всякого рода, окромя писанных на баргаментах».

Однако, как принято считать, такое в высшей степени благородное занятие, как собирание древних книг и манускриптов, А. И. Сулакадзев сочетал с изготовлением фальшивок для своей коллекции.

Назовём некоторые из подделок Сулакадзева. Считается, что одним из наиболее часто употребляемых им приёмов при фальсификации были приписки к подлинным рукописям с целью их «состарить».

К подобного рода подделкам относят «молитвенник» князя Владимира. Его в 1923 году обнаружил винницкий архиепископ Иоанн Теодорович во время объезда своей епархии «в глухом углу Подолии». В рукописи имелись даты 999 г. и 1000 г. от Рождества Христова. Её поля, свободные места были сплошь заполнены многочисленными приписками известных и ранее неизвестных исторических деятелей Руси Х — XVII веков. В их числе фигурировали первый новгородский епископ Иоанн Корсунянин, первый российский митрополит Леон, патриарх Никон, в библиотеке которого в 1652 году находилась рукопись, некие Оас, Урса, Гук, Володмай, чернец Наленда-«псковит» и т. д. Но, пожалуй, наиболее значительны в обнаруженной рукописи две приписки. В первой говорилось, что настоящим молитвенником новгородский посадник Добрыня благословил великого князя Владимира. Вторая приписка представляет собой дарственную запись Владимира, согласно которой он возвращал молитвенник Добрыне для поминания его грешной души.

Приписки свидетельствовали об обнаружении самой древней из известных до этого русских рукописей, восходящей к великокняжеской библиотеке, а затем бережно сохранявшейся православным духовенством. Однако в 1928 году М. Н. Сперанский, проведя детальный палеографический анализ приписок, показал, что и речи не может идти об их сколько-нибудь значительной исторической ценности. По мнению Сперанского, перед нами «подлинная рукопись новгородского происхождения XIV века, но с поддельными приписками, сделанными позднее, притом по письму, подражающему с палеографической точки зрения неудачно письму древнему, — обычная манера Сулакадзева…». Что заставило учёного связать «молитвенник» с именем Сулакадзева? Дело в том, что рукопись «молитвенника» была известна ещё в 1841 году как происходящая из собрания последнего. Отсюда последовал логичный вывод: то, с чем имел дело исследователь, и была книга из коллекции Сулакадзева с его фальсифицирующими приписками. Мы ещё вернёмся к вопросу о «молитвеннике» великого князя Владимира. Он несколько сложнее, чем представляется на первый взгляд. Сейчас же продолжим перечень подделок.

Ещё в 1881 году князь П. П. Вяземский сослался в своей работе о монастырях на Ладожском и Кубенском озёрах на пергаментный «вселетник» новгородского митрополита XI века Иллариона как на вполне достоверный источник. В нём под 1050 годом говорилось: «Се лето принесоша съ Валаама Новуградъ Великий преподобныхъ Сергия и Германа у трети разъ».

Сперанский разыскал эту рукопись, представляющую собой церковный устав в списке XV века. Здесь, как и в «молитвеннике», на свободных местах киноварью более тёмного цвета, чем в подлинной рукописи, примитивным уставом был сделан ряд приписок. Первая из них сообщала, что рукопись написана иноком Ларионом в память пребывания в Печёрском монастыре в 1050 году. Вторая приписка повествовала со ссылкой на «древнее письмо» о путешествии апостола Андрея Первозванного в Киев, Смоленск, Новгород, на Валаам.

Сперанский обнаружил ещё две части этой рукописи, кем-то разделённой. В них также имелись фальсифицированные приписки. Все эти приписки и разделение рукописи Сперанский отнёс на счёт Сулакадзева.

В руках того же М. Н. Сперанского побывало и ещё несколько подлинных рукописей с приписками, как принято считать, Сулакадзева, содержащими вымышленные факты прошлого. Одна из них представляла пергаментную рукопись XIII — XIV веков, в которой были сделаны две приписки: 1367 года «Зуты посадницы» и 1116 г. «Жарослава». Последний молился за ладожского посадника Павла и просил Бога помочь закончить строительство церкви Богородицы и печи в монастыре на острове Валааме. Вторая — бумажная рукопись конца XVII века — содержала приписку, где заверялось, что рукопись ещё в XII веке принадлежала князю Игорю. В третьей рукописи (на бумаге начала XVIII века) в пространной записи говорилось, что написана она в 1280 году инокиней, бывшей женой князя Ярослава Ярославича, в знак поминания его души. Здесь же сообщалось, что в этот год скончался митрополит Кирилл, упоминались дети Ярослава — Святослав, Михаил и Ярослав. В четвёртой рукописи — Хронографе в списке XVI века сфальсифицированная приписка сообщала о её создании в 1424 году.

Подлинных рукописей, фальсифицированных приписками, находившихся в коллекции Сулакадзева, сохранилось довольно много. То, о чём мы сказали, — это далеко не всё. В 1832 году П. М. Строев писал Н. Г. Устрялову: «Ещё при жизни покойника (Сулакадзева) я рассматривал книжные его сокровища, кои граф Толстой намеревался тогда купить. Не припомню там списка Курбского, но подделки и приправки, впрочем весьма неискусные, на большей части рукописей и теперь ещё мне памятны. Тогда не трудно было морочить». Сомневаться в словах известного историка и археографа не приходится. То есть отнести приписки на рукописях ко времени их существования после смерти Сулакадзева, вне его коллекции, невозможно. Конечно, можно оспаривать принадлежность отдельных рукописей к собранию Александра Ивановича. Но то, что сфальсифицированные приписки на рукописях этого собрания были, — это, увы, факт. Однако можно усомниться в другом: принадлежат ли данные приписки руке самого Сулакадзева. Нельзя отрицать возможности попадания рукописей в коллекцию уже с приписками. А у Сулакадзева просто не хватало необходимых знаний, чтобы распознать подделки.

Кроме приписок Сулакадзева обвиняют ещё и в фальсификации целых исторических документов. Первое место в списке таких фальсификатов принадлежит «Боянову гимну». Первое даже по хронологии, ибо принято считать, что это одна из самых ранних фальшивок Сулакадзева, изготовленная им около 1807 или 1810 года. Примерно в это же время появились на свет «Перуна или Велеса вещания», или «Произречения новгородских жрецов». «Книгорек», а также «Каталог книг российских и частью иностранных, печатных и письменных, библиотеки Александра Сулакадзева» дают нам целый список древних книг и рукописей, которые учёными в один голос объявляются подделками Сулакадзева: «Сборостар», «Родопись», «Ковчег русской правды», «Идоловид» и другие. Причём вот интересный факт. Если «Боянов гимн» известен хотя бы в копии, изготовленной Сулакадзевым для Г. Р. Державина, «Перуна и Велеса вещания» известны в отрывках, опубликованных Державиным в 1812 году в его собственном переводе, то остальных памятников никто из учёных даже не видел. Они бесследно пропали, когда после смерти А. И. Сулакадзева его коллекция была распылена. Точнее, учёные первой трети XIX века могли их видеть, но никаких описаний не оставили, никаких мнений о них не высказали. Поэтому всё, чем мы располагаем, — это описания этих памятников самим Сулакадзевым в «Книгореке» и «Каталоге». А данные описания дают даты от I до Х века нашей эры. Учитывая такую датировку и присовокупляя к ней репутацию Сулакадзева как «разудалого» фальсификатора, современные исследователи все эти рукописи скопом относят к фальсификатам.

Долгое время А. И. Сулакадзева считали автором «Велесовой книги», которая, естественно, также объявлялась подделкой. Впервые без каких-либо веских на то оснований связала её с именем Сулакадзева Л. П. Жуковская, написавшая первую статью о ней в нашей стране. Этой точки зрения стали придерживаться вслед за Жуковской и другие учёные. Однако впоследствии в подделке этого памятника обвинили его комментатора и издателя Ю. П. Миролюбова. Тем не менее не столько в научных, сколько в «околонаучных» кругах взгляд на «Дощечки Изенбека» (второе название «Велесовой книги») как на произведение Сулакадзева сохранился. Ещё в 2001 году Андрей Балабуха в статье «Творцы небывалого и небываемого», увидевшей свет в одном из массовых современных изданий, безапелляционно обвинил Александра Ивановича в изготовлении «Велесовой книги».

Сами книжные каталоги А. И. Сулакадзева, то есть «Книгорек» и «Каталог… библиотеки Александра Сулакадзева» объявляются фальшивками, призванными связать серию фальсификаций в единое целое. Цель такой «увязки» — создание впечатления о большей достоверности подделок. Вот как характеризует создание каталогов Сулакадзевым В. П. Козлов: «В последние годы жизни Сулакадзев уже не мог удовлетвориться составлением отдельных подделок — его едва ли не болезненная страсть требовала большего размаха. Так, в его воображении постепенно созревает замысел подделки целого корпуса источников — их коллекций». В этом свете использование Сулакадзевым при составлении каталогов последних достижений и требований палеографии (в каталогах книги распределены по разделам, каждая рукопись имеет в них свой порядковый номер, выделенное заглавие, указывается количество её листов, материал, на котором она написана, сообщается об имеющихся приписках, даются библиографические и иные сведения о входящих в неё сочинениях и т. д., т. е. излагаются палеографические приметы) выглядит только как совершенствование приёмов подачи своих подделок.

Когда речь идёт о столь масштабной, можно сказать, поставленной на поток фабрикации древностей, то неплохо было бы уяснить мотивы, которыми руководствовался фальсификатор.

Первый возможный мотив — корысть. Однако обвинять Сулакадзева в корысти никаких оснований нет. Его увлечение за всю жизнь не принесло ему практически никаких доходов. Известен лишь один случай продажи им древностей из своей коллекции: императору Александру I в Русскую комнату Эрмитажа (подробнее об этом ниже). Вообще же, напротив, Сулакадзев тратил большие деньги на приобретение новых раритетов, привидение их в должный порядок.

Справедливости ради необходимо отметить, что однажды попытку купить кое-что у Сулакадзева сделал также граф Толстой, любитель древних книг. Инициатива, как можно судить по обстоятельствам дела, тогда исходила именно от Толстого. Кроме того, приобретено ничего не было, ибо П. М. Строев, осматривавший по поручению графа собрание Сулакадзева, весьма скептически отозвался об этом собрании. Цитату из письма П. М. Строева, касающуюся данного поручения, мы приводили выше.

Сам же Александр Иванович один-единственный раз предлагает свою коллекцию. Причём не какому-нибудь частному антиквару. Он предлагает её Румянцевскому Музеуму (будущей Российской государственной библиотеке). Было это в 1823 году. Неизвестна сумма, о которой шла тогда речь. Да и вообще шла ли речь о какой-то сумме? Ибо есть основания предполагать, что Сулакадзев мог предложить своё собрание безвозмездно. Он мог руководствоваться тревогой за его судьбу, опасаясь в случае своей смерти (человек в то время он был уже немолодой) распыления собрания, что, собственно, и произошло в действительности.

В 1823 году Румянцевский Музеум, однако, ничего не приобрёл. На этот раз соответствующий отзыв о коллекции Сулакадзева дал другой «столп» российской науки — А. Х. Востоков. Правда, в то время никаким «столпом» он ещё не был. Был он служащим невысокого ранга в Музеуме Румянцева, помощником хранителя древностей. И научных заслуг особых не имел. Выпустил небольшую работу, посвящённую стихосложению и строению предложений, в которой показал себя учеником М. В. Ломоносова. И его плагиатором, как считает А. И. Асов.

Канцлер Румянцев давал поручение не Востокову, последнему дело перепоручили. Насколько добросовестно Востоков исполнял ему порученное, видно хотя бы из того, что канцлер, видимо, утомлённый затяжкой дела, сам требовал отчёта в его выполнении. На что получил вот такое «милое» послание: «Доселе ещё не имел я случая быть у г-на Салакадзева (ошибка Востокова) для просмотрения его рукописей, но надеюсь побывать у него на этой неделе, и не умедлю донесть Вашему с-ву о том, что найду в его книгах достопримечательного (8 мая 1823 года)». Судя по тому, что вернулся в Москву из Петербурга А. Х. Востоков с пустыми руками, ничего «достопримечательного» в собрании Александра Ивановича он так и не обнаружил. Его отзыв о собрании легко предположить. Мы ещё вернёмся к чёрной роли, которую сыграл Востоков в судьбе Сулакадзева и судьбе его коллекции. Также заметим, что пренебрежительные отзывы и Востокова, и Строева о коллекции Сулакадзева далеко не объективны. Об этом у нас тоже пойдёт речь в дальнейшем.

Сейчас же скажем, что «коммерсант» из Сулакадзева был плохой. Говорить о корыстных целях его подделок, коли уж допускать наличие этих самых подделок, не приходится.

Другим мотивом фальсификатора могло быть честолюбие. То есть наш герой хотел прославиться благодаря древностям из своего собрания. По мнению В. П. Козлова, двигать А. И. Сулакадзевым могло «болезненное убеждение в своих возможностях с помощью фальсификаций установить историческую истину». Наконец, Александр Иванович был патриотом России. Это хорошо видно по его дневникам и другим записям. Стремление удревнить историю Отечества, посредством подложных исторических фактов ещё более прославить его, безусловно, могло руководить действиями Сулакадзева, заставляя его подделывать раритеты.

Сама общественная и научная атмосфера первых десятилетий XIX века была хорошим «двигателем» для этих мотивов, как отдельно взятых, так и всех вместе. Начало века было ознаменовано замечательными открытиями в славянской и русской литературе и письменности: в 1800 году вышло в свет первое издание «Слова о полку Игореве», спустя три года стал известен Сборник Кирши Данилова, ещё через четыре-пять лет — Остромирово Евангелие. На страницах периодики появились сенсационные известия о книгах Анны Ярославны, «древлянских рукописях», писанных руническими буквами, славянском кодексе VIII века, обнаруженном в Италии, и т. д. Всё это будоражило умы современников Сулакадзева. Казалось, что прошлое России, славянских народов всё больше и больше отодвигается в глубь веков, начинает щедро приоткрывать свои тайны. Энтузиазм первооткрывательства неизвестных источников поддерживался оптимизмом, надеждой и даже уверенностью, что от взора исследователей скрыто ещё немало памятников, способных перевернуть все исторические знания. Несомненно, и Сулакадзев испытывал энтузиазм и оптимизм первооткрывателя. И их можно рассматривать как ещё один мотив в его возможной деятельности по подделке исторических источников.

Однако допустить действие тех или иных побудительных причин — это одно, а вот найти подтверждение подобному действию в фактах жизни Александра Ивановича — это уже совсем другое. Мы уже показали, что допуск о меркантильных интересах не выдерживает никакой критики. Что же касается честолюбия, желания удревнить историю своей страны и «болезненного стремления» с помощью подложных фактов установить историческую истину, то нам прежде всего бросается в глаза, что Сулакадзев как-то «лениво», если можно так выразиться, действовал, побуждаемый этими мотивами.

Известна всего одна работа А. И. Сулакадзева, в которой он ссылается на древности из своей коллекции как на исторические источники. Это «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря». В нём широко цитировались «Боянов гимн», «вселетник» митрополита Иллариона с рассказом о перенесении в 1050 г. с Валаама в Новгород мощей преподобных Сергия и Германа и путешествии Андрея Первозванного на Валаам. В «Опыте» Александр Иванович впервые привёл и выписки из «древо-славянских проречений на пергамине V века, где говорилось, что Андрей Первозванный «от Иерусалима прошёл Голяд, косог, Роден, скеф и скиф и славян смежными лугами». Также впервые он использовал так называемую «Оповедь», находившуюся в его собрании. В ней рассказывается, по утверждению Сулакадзева, о возникновении Валаамского монастыря в Х веке, о крещении тогда же преподобным Сергием некоего лица, а также о путешествии на Валаам Андрея Первозванного.

Данная «Оповедь» безоговорочно современными исследователями признаётся фальсификацией. Хотя в глаза её никто из них не видел, палеографического анализа её ни в наше время, ни в XIX веке не проводилось. Откуда же такой строгий и однозначный приговор? Оказывается, его возникновением мы обязаны уже упоминавшемуся А. Х. Востокову. В 1850 году игумен Валаамского монастыря Дамаскин писал сему почтенному учёному мужу: «Титулярный советник Александр Иванович Сулакадзев, трудившийся много лет над составлением истории Валаама, приводит в рукописи, хранящейся в нашем монастыре, следующее заимствованное им из рукописной «Оповеди» (далее следует небольшой отрывок из «Оповеди» о путешествии Андрея Первозванного) … Сколь вероятно это сказание и находится ли оно в печатном издании?». Востоков ответил следующее: «Что касается приведённой Вами в письме Вашем выписки из сочинения Сулакадзева, то она не заслуживает никакого вероятия». И далее: «Покойный А. И. Сулакадзев, которого я знал лично, имел страсть собирать древние рукописи и вместе с тем портить их своими приписками и подделками, чтобы придать им большую древность; и эта так называемая им «Оповедь» есть такого же роду собственное его сочинение, исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, чтоб показалось древнее…». Такой вот отзыв. Заметим, что им не только перечёркивается «Оповедь» как исторический источник, но и наносится удар по репутации Сулакадзева, а также подвергается сомнению ценность его коллекции. Но возникает вопрос: а видел ли господин Востоков эту «Оповедь», которую он так безапелляционно объявил фальшивкой, или свой приговор объявил, основываясь на том маленьком отрывке из неё, который прислал ему игумен Дамаскин? А уж современные исследователи, кроме этого отрывка и «приговора» Востокова (кстати, высказанного в частном письме, а не на страницах какого-либо научного труда), для своих выводов никаких других оснований точно не имеют. Не маловато ли этих оснований? Между тем в XIX веке учёные ссылались на «Оповедь» как на источник, заслуживающий доверия. Достаточно сказать, что в 1841 году её данные вошли в «Материалы для статистики Российской империи», в 1852 году на неё ссылались в книге «Остров Валаам и тамошний монастырь». «Оповедь» использовалась в четырёх первых изданиях «Описания Валаамского монастыря» начиная с 1864 года и вплоть до 1904 года, когда вышло пятое издание. И даже в наше время не все склонны считать её фальшивкой. Её свидетельства использовали советский историк В. Б. Вилинбахов и «Журнал Московской Патриархии».

Но вернёмся непосредственно к «Опыту древней и новой летописи Валаамского монастыря» Сулакадзева, его честолюбивым устремлениям и прочим «грехам». Как можно заключить из письма игумена Дамаскина, данное сочинение Александра Ивановича не было широко известно. Более того, вероятно, оно было всего в единственном, рукописном, экземпляре. И экземпляр этот хранился в Валаамском монастыре, о чём и свидетельствует его настоятель в вышеприведённом отрывке из письма. Говорит он и о многолетнем труде Сулакадзева над «Опытом». Согласитесь, странное честолюбие и странное стремление решать спорные исторические вопросы с помощью придуманных фактов, не стремясь к широкой огласке своих трудов, да ещё и занявших многие годы.

Примерно такая же ситуация сложилась с «Бояновым гимном». Сулакадзев предоставил его копию Г. Р. Державину, который опубликовал отрывок из неё. Но сам Александр Иванович воздерживался от публикации и не пропагандировал свой раритет каким-то иным образом. По этому поводу Евгений Болховитинов даже писал Державину следующее: «Г. Селакадзев (ошибка Болховитинова) или не скоро, или совсем не решится издать их («Боянов гимн» и «Произречения новгородских жрецов»), ибо ему много будет противоречников…». Конечно, эту «скромность» легче лёгкого объяснить тем, что фальсификатор боялся разоблачения. Собственно, так и объясняет её В. П. Козлов на страницах своей книги. Но, по нашему мнению, причина тут была иная. Не разоблачения боялся Сулакадзев, а травли. Да-да. Именно травли. Подобный же страх довлел над Ю. П. Миролюбовым, который более чем век спустя не решался публиковать текст «Велесовой книги», а, опубликовав его, вынужден был всё время оговариваться вот в таком духе: «Мы вообще не хотели публиковать текста «Дощек Изенбека», потому что такие публикации всегда вызывают дружное возмущение всех, кто даже «Слово о полку Игореве» считает подделкой…». Он же, этот страх, довлеет даже в наши дни и даже над учёными с мировыми именами, когда речь заходит о признании подлинными памятников, которые в чём-то противоречат общепринятым научным догмам. Так, Асов описывает ситуацию, когда академик Борис Александрович Рыбаков, этот титан советской и российской исторической науки, испугался прорецензировать рукопись Асова, посвящённую той же «Велесовой книге».

И не надо думать, что во времена Сулакадзева дела в этом отношении обстояли лучше. Они обстояли хуже. Диктат норманнской теории тогда был полный. Возвышать свой голос против неё было очень сложно, учитывая, что в Российской академии наук заседали немецкие профессора, в правительстве заседали в большом количестве немецкие министры, а на русском престоле сидели почти немецкие цари. Чтобы подобные наши утверждения не казались преувеличением, предоставим слово известным русским учёным, жившим в XIX веке.

Вот что пишет в своей книге «Варяги и Русь» профессор Гедеонов в 1876 году (т. е. почти полвека после смерти Сулакадзева): «Неумолимое норманнское вето тяготеет над разъяснением какого бы то ни было остатка нашей родной старины». А несколько позже, в конце XIX века, профессор Загоскин, обозревая положение дел в российской исторической науке на протяжении этого столетия, писал: «Поднимать голос против учения норманнизма считалось дерзостью, невежеством и отсутствием эрудиции, объявлялось почти святотатством. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться».

Вот так — ни больше ни меньше. Помимо диктата господствующей научной теории существовал ещё диктат церкви. Противоречить церковным догмам в те времена грозило весьма большими неприятностями. Действовали Индексы отречённых книг, существовали законы, основанные на постановлениях Соборов, о недозволенности публиковать всякую «языческую нечисть». Очень же многие раритеты из собрания Сулакадзева попадали в разряд «книг еретических» и «книг непризнаваемых, коих ни читать, ни держать в домех не дозволено», как их обозначил сам Александр Иванович в своих книжных каталогах. И тем самым он не цену набивал своей коллекции, а всего лишь указывал истинное положение вещей.

Весьма показательно в этом отношении поведение отца Евгения Болховитинова, крупнейшего палеографа того времени, заложившего основы науки об определении подлинности древних текстов, и в то же время влиятельного лица в церковной иерархии (он был даже киевским митрополитом). На него все ссылаются как на одного из главных «разоблачителей» Сулакадзева. Между тем однозначности в отношении Болховитинова к древностям из собрания Сулакадзева, и в частности к «Боянову гимну», не было. Высказывания отца Евгения об этом памятнике несколько разнятся. И корректирует он их в зависимости от того, где эти высказывания помещает. Вот несколько отрывков из частных его писем:

«Сообщаю вам при сём петербургскую литературную новость. Тамошние палеофилы, или древностелюбцы, отыскали где-то целую песнь древнего славенорусского песнопевца Бояна, упоминаемого в песне о полку Игореве. Все сии памятники писаны на пергаменте древними славеноруническими буквами задолго якобы до христианства.

Если это не подлог каких-либо древнестелюбивых проказников, и если не ими выдумана сия славяноруническая азбука и не составлена из разных северных рунических письмен… то открытие сие ниспровергает общепринятое мнение, что славяне до IX века не имели письмен. Я прилагаю при сём вам срисовку первой строфы «Боянова гимна» и первой строфы жрецова оракула.

В Петербурге ещё идут споры о сём. Что-то скажут о сём ваши казанские учёные? Уведомьте меня. При подлиннике увидите здесь и перевод. Замечательно, что в рунах сих есть и буква Ъ, коей происхождение в нашей азбуке доселе отыскать не могли».

«О Бояновом гимне и оракулах Новгородских (кои все у меня уже есть) хотя спорят в Петербурге, но большая часть верит неподложности их. Дожидаются издания. Тогда в публике будет больше шуму о них».

(Оба отрывка из писем профессору Г. Н. Городчанинову. Первое из цитируемых писем от 15 января 1811 года, второе — от 6 мая 1812 года).

«Славено-рунный свиток и провещания Новгородских жрецов лучше снести на конец в обозрение русских лириков. Весьма желательно, чтобы вы напечатали сполна весь сей гимн и все провещания жрецов. Это для нас любопытнее китайской поэзии…»

(Из письма к Г. Р. Державину от 1812 года).

Как видим по письмам, Болховитинов не называет «Боянов гимн» подделкой. Да, есть сомнения в его подлинности, но в то же время налицо убеждение, что памятник надо сначала изучать, прежде чем выносить какой-либо приговор.

Другой характер носит упоминание о «Бояновом гимне» в официальном богословском сочинении «Жизнеописания св. Мефодия», изданном в 1827 году:

«Некоторые у нас хвалились так же находкою якобы древних Славено-Русских Рунических письмен разного рода, коим написан Боянов гимн и несколько провещаний Новгородских языческих жрецов, будто бы V века. Руны сии очень похожи на испорченные славенские буквы, и потому некоторые заключают, якобы славяне ещё до христианства издревле имели кем-нибудь составленную свою Рунную Азбуку, и что Константин и Мефодий уже из Рун сих с прибавлением некоторых букв из Греческой и иных Азбук составили нашу славянскую… Такими Славен-Русскими Рунами напечатана первая строфа мнимаго Боянова гимна, и один Оракул жреца в 6й книжке Чтения в Беседе любителей Русского Слова в С-Петербурге 1812. Но сие открытие никого не уверило».

Итак, здесь мы уже видим однозначное отрицание и подлинности «Гимна» и «Оракулов», и возможности существования письма у славян до святых Кирилла и Мефодия. «Что же? — скажете вы. — За истекшие 15–16 лет мнение Болховитинова вполне могло и поменяться». Верно, могло. Но в изданном в том же, 1827, году светском сочинении Болховитинова «Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев» категорического отрицания «Боянова гимна» как не бывало. Опять те же сомнения. Процитируем:

«Наконец, недавно появился найденный целый древний Славянский гимн Боянов князю Мстиславу, писанный на пергаминном свитке красными чернилами, буквами руническими, доныне бывшими у нас в неизвестности. (Подлинник сего гимна и ещё книга нескольких древних оракулов новгородских, писанных также на пергамине, находится у г. Селакадзева. Образчики некоторых строф из них напечатаны в Чтении С. — Петербургской Беседы любителей русского слова.)

В сём гимне довольно подробно Боян о себе рассказывает… Но гимн сей в свете ещё не издан и критикою не удостоверен, а потому за историческое доказательство принят пока не может».

То есть налицо «реверанс» отца Евгения в официальном богословском сочинении в сторону церковных догм. Мы не будем его за это осуждать. Такие были времена.

Итак, если не просто говорить отвлечённо о мотивах, которыми руководствовался Сулакадзев в своей фальсификаторской деятельности, а рассмотреть повнимательнее его действия, то приходишь к выводу, что мотивы эти заканчивались тут же за окончанием самого процесса изготовления подделок. Ни корысть, ни честолюбие, ни желание разрешать спорные исторические вопросы, ни даже стремление прославить посредством своих подделок Отечество не действовали, когда надо было предпринять определённые шаги в соответствующем направлении.

Отсюда, на наш взгляд, можно сделать вывод, что либо данные мотивы Сулакадзевым в его фальсификаторстве не руководили, а двигало им действительно болезненное стремление иметь в своей коллекции невиданные раритеты, то есть своеобразное помешательство, либо… никакими фальсификациями Александр Иванович не занимался. Это был честный коллекционер, пекшийся о сохранении памятников истории своей страны.

Нетрудно заметить, что излагаемый нами материал носит характер апологии Сулакадзева. В этом же ключе мы намерены продолжать и дальше.

Одним из основных «обеляющих» Александра Ивановича моментов является ответ на вопрос: откуда в его коллекции могли оказаться такие древние славянские рукописи (с IV по Х век). Подобные датировки текстов были сенсационными в то время, остаются они сенсационными и в наши дни. Вспомним, что официальная наука отказывает славянам в появлении какой-либо развитой системы письма каким бы то ни было образом (заимствование или возникновение на собственной основе) ранее VII века н. э. До этого в лучшем случае была примитивная пиктография. Такая точка зрения наиболее «оптимистична». Многие учёные до сих пор считают, что письмо у славян началось с Кирилла и Мефодия, а до этого они были народом бесписьменным. В собрании же Сулакадзева имелись раритеты, которые совершенно «опрокидывают» и ту, и другую точки зрения. Притом это были не какие-то краткие надписи на тех или иных предметах, это были рукописные книги. Что до последних, то общепризнанных в смысле их подлинности до Х века вообще не известно. К Х веку относятся так называемые «Киевские листки», писанные глаголицей. И это, собственно, всё. Все остальные древнейшие рукописи, в том числе и самые древние кириллические, — это уже XI век. Среди них, кстати, и древнейший восточнославянский письменный памятник (повторим: из тех, подлинность которых признаётся), датируемый 1056–1057 годами — «Остромирово Евангелие». Известно учёным оно стало около 1807–1808 года, то есть как раз при жизни Сулакадзева.

Итак, откуда в коллекции нашего героя могли оказаться такие древности? А. И. Сулакадзев и помогавший ему брат много ездили по монастырям, в которых либо приобретали древние рукописи, либо снимали с них копии. Совершал покупки манускриптов Александр Иванович и у торговцев антиквариатом. Но подобным путём в то время шли многие учёные и другие собиратели письменных древностей. Однако ни у одного из них не было даже близко ничего подобного экземплярам сулакадзевского собрания. То есть объяснить этими поездками и покупками наличие у Сулакадзева такой старины невозможно. И, кажется, становится понятным скепсис одного из главных хулителей Александра Ивановича ещё при его жизни А. Н. Оленина, который писал К. М. Бороздину и А. И. Ермолаеву, также собиравшим древние книги, следующее: «Вы ездили по белу свету отыскивать разные материалы к российской палеографии и едва нашли остатки какого-нибудь XI, а может быть, только и XII века. А мы здесь нашли человечка, который имеет свиток, написанный во времена дяди и тётки Олега и приписанный Владимиром Первым, что доказывает существование с приписью подьячих с самых отдалённых веков Российского царства… Если же вам этого мало, то у нас нашёлся подлинник Бояновой песни…».

Однако есть одно обстоятельство, которое старались не замечать противники Сулакадзева в его время и о котором почему-то молчат (может, не знают?) его критики в наши дни. А между тем данное обстоятельство многое могло бы объяснить.

Этим обстоятельством является близкое знакомство и даже дружба между Александром Ивановичем и Петром Петровичем Дубровским.

Пётр Петрович Дубровский — основатель «Депо манускриптов» (современная Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге). Основу «Депо манускриптов» составила богатейшая коллекция книжных древностей, принадлежавшая П. П. Дубровскому. История происхождения этой коллекции такова.

Пётр Петрович, служа по дипломатическому ведомству, работал в русском посольстве в Париже как раз в период начала Великой французской революции. Революционные события заставили покинуть Париж не только французских дворян, но и большинство работников российского посольства. Дубровский оказался фактически его главой. В это время он познакомился с якобинцем Паулем Очером, членом клуба «Друзей Закона».

Этот клуб после падения монархии заседал непосредственно в бывшей королевской резиденции, в Версале. Для выработки законов необходимо было часто обращаться к юридическим актам из королевской библиотеки. Библиотекарем клуба как раз и был Пауль Очер. В его распоряжении были все её сокровища, в том числе и древлехранилище. Запомним этот факт. В нашей истории он сыграет свою роль. А сейчас скажем, что под псевдонимом Пауль Очер скрывался Павел Александрович Строганов, сын графа Строганова, одного из влиятельнейших российских вельмож. Мы не будем останавливаться на биографии Павла Строганова. Она очень интересна, но не имеет отношения к нашей теме. Интересующихся отсылаем к статье Александра Асова в журнале «Наука и религия» (№2 за 2001 год) и одной из миниатюр Валентина Пикуля.

Дубровский уже много лет занимался собиранием древних манускриптов. Приобретал он их и во Франции, и в других странах, в которых бывал. Бежавшие от революции дворяне менее всего думали о старинных книгах. Хранилища древностей во Франции оказались фактически распахнуты. Пётр Петрович не мог не воспользоваться этой ситуацией. Он колесил по стране и скупал за гроши сокровища, не имеющие цены. Может показаться, что поступал он не очень красиво, но, по сути, он спас от разграбления и уничтожения невежественными людьми памятники письменной культуры человечества. Так в его коллекции оказались античные и египетские свитки, книги византийские и старофранцузские, письма французских королей и… древние славянские рукописи из библиотеки Анны Ярославны. Передаче последних Дубровскому содействовал Павел Строганов. Благодаря этим двум людям то, что восемь столетий назад ушло из Руси, вернулось в Россию.

О библиотеке Анны, дочери Ярослава Мудрого, выданной замуж за короля Франции Генриха I Капета, у нас принято говорить больше как о легенде. А уж что там стоит за этой легендой — правда или вымысел, кто ж теперь разберёт. Между тем доподлинно известно, что Анна в качестве приданого привезла с собой во Францию русские книги и рукописи. И, судя по всему, книги эти были не только христианские, но и более древние — языческие.

В самом факте, что рукописи отдавались невесте в приданое, ничего удивительного нет. Книги тогда очень и очень ценились. И не только Ярослав Мудрый считал их достойным приданым невесты царственной особы, но и другие монархи. Так, дочь императора Византии Константина Мономаха Мария, выданная за сына Ярослава Мудрого Всеволода, привезла с собой на Русь книги античных писателей.

Во Франции привезённые Анной рукописи стали храниться в королевской библиотеке. Потом большая их часть была перевезена в основанное Ярославной аббатство Санлис. И там они пробыли вплоть до Великой французской революции.

Такая история странствий древних славянских манускриптов восстанавливается, как утверждает А. И. Асов, на основе свидетельств королевского архива Франции.

Тот же Асов в своей книге «Славянские руны и „Боянов гимн“» приводит интересный факт.

Русский писатель-эмигрант А. П. Ладинский, живя во Франции, много лет работал во французских королевских архивах, а потом написал роман «Анна Ярославна» (1960), в котором он изложил также историю славянской рунической библиотеки этой королевы. Причём интересовался ею не только Ладинский, но и некоторые французские учёные. Так, в бумагах Ладинского, хранящихся сейчас в ЦГАЛИ, есть указания на книгу некоего Люшера об аббатстве Санлис и библиотеке Анны и 10томное собрание «Истории Франции». Как видим, французы, в отличие от русских, не считают библиотеку Анны легендарной, они считают её вполне реальной, так сказать, имевшей место быть.

Ещё интереснее то, что А. П. Ладинский в своём романе, описывая книги из библиотеки Ярославны, говорит о рукописях, которые были в собрании А. И. Сулакадзева («Песнь Бояна», «Громовник» Путисила и ряд других). Причём описывает он их словами, схожими с теми, которыми описывал их Александр Иванович в своих книжных каталогах. Как объяснить данный факт?

Самое простое объяснение, что Ладинский был знаком с архивами Сулакадзева. Отсюда и совпадение названий и описаний. Однако на такое объяснение есть ряд очень веских возражений. Во-первых, для того чтобы ознакомиться с архивами Сулакадзева, Ладинскому нужно было поработать в архивах и библиотеках тогда ещё Ленинграда и Москвы. Но ведь писатель находился в эмиграции! Во-вторых, если даже допустить, что каталоги Александра Ивановича были известны Ладинскому, то остаётся открытым вопрос, почему писатель связал эти каталоги с библиотекой Анны Ярославны. Ведь сам Сулакадзев ни разу, ни словом не обмолвился о том, что какие-то раритеты его коллекции происходят из библиотеки русской княжны и французской королевы.

Другое объяснение заключается в том, что данные сведения писатель-эмигрант почерпнул непосредственно из королевского архива Франции, даже не ведая о Сулакадзеве и его собрании (или ведая на уровне «что-то где-то краем уха слышал, краем глаза видел»).

И ещё одно объяснение. Асов считает, что Ладинский мог знать о связи коллекции русского антиквара и библиотеки Ярославны. Информацию об этой связи он мог почерпнуть из работ тех французских учёных, которые использовал при написании своего романа. Последние же из сопоставления данных французского королевского архива и того, что им было известно о собрании Сулакадзева (например, из публикаций XIX столетия), пришли к выводу, что книги дочери Ярослава Мудрого, уйдя из Франции, в конечном итоге оказались у Сулакадзева (II, 9; 159). Вывод, к которому мы подводим, становится очевидным: библиотека Анны Ярославны — источник, откуда в коллекцию А. И. Сулакадзева могли прийти древнеславянские рунические книги.

Остаётся выяснить совсем немного: как из коллекции Дубровского старинные славянские рукописи попали в собрание Сулакадзева. О дружбе между этими двумя людьми уже упоминалось. Так что становится понятно, что ничего в принципе невероятного в таком переходе нет. Если же говорить подробнее, то переход этот мог совершиться при следующих обстоятельствах.

В феврале 1800 года в возрасте 46 лет после 23 лет дипломатической службы П. П. Дубровский вернулся в Санкт-Петербург. Но родина приняла его не очень ласково. Из-за чиновничьих игр он был отчислен из Коллегии иностранных дел и остался без службы и каких бы то ни было средств.

Интересно свидетельство Бестужева-Рюмина, друга Дубровского, о причинах его опалы, ибо свидетельство это хорошо иллюстрирует нравы, существовавшие в высших кругах власти. «Граф Ростопчин, — пишет Бестужев-Рюмин, — не знал даже лица его, но при вступлении в звание вице-канцлера, в царствование императора Павла I, исключил его, Дубровского, из службы единственно потому, что он не был никому знаком из приближенных к графу, и такою несправедливостью ввергнул его в самое затруднительное положение возвратиться в отечество; и потом, когда он, Дубровский, кое-как возвратился и явился к нему, Ростопчину, он оболгал его перед государем, и Дубровский был выслан из Санкт-Петербурга».

Можно представить положение, в которое попал П. П. Дубровский. Он — коллежский асессор, чиновник 8го класса, без средств, в немилости у государя. И только приход к власти Александра I в 1801 году отменил высылку П. П. Дубровского из Санкт-Петербурга. Высылку-то отменили, но на службу не вернули. И, как сами понимаете, средств у Петра Петровича больше не стало. Видимо, тогда, чтобы как-то свести концы с концами, он стал продавать некоторые ценные рукописи из своей коллекции. Что Сулакадзев у него что-то приобретал, сомнения не вызывает. Вполне возможно, что именно тогда и завязалась между ними дружба, хотя это всего лишь предположение. Дружить они могли и с более ранних времён. Для нас важно то, что как раз в этот период библиотека Анны Ярославны (по крайней мере, некоторые рукописи из неё) могла перейти из коллекции Дубровского в коллекцию Сулакадзева.

Всё постепенно становится на свои места и находит объяснение.

Но мы всё-таки ещё немного задержимся на судьбе Петра Петровича Дубровского и его коллекции. Отвлечение от нашей непосредственной темы в данном случае обоснованно. Оно позволит внести ещё несколько оправдательных для Сулакадзева штрихов в наше изложение.

В 1804–1805 годах П. П. Дубровский устраивает на своей квартире что-то вроде музея, куда он приглашает любителей старины и искусства. У него бывают А. С. Строганов (отец Павла Строганова), бывший в ту пору главным директором императорских библиотек, библиофил П. К. Сухтелин, будущий директор Публичной библиотеки А. Н. Оленин, Е. Болховитинов, немецкий учёный Аделунг и многие другие.

Кстати, Аделунг составил описание библиотеки П. П. Дубровского и опубликовал его в Лейпциге в 1805–1806 годах, причём в этом описании он упомянул и о рунических книгах из библиотеки Анны Ярославны. Очевидно, что в это время данная библиотека находилась у Дубровского либо полностью (т. е. она ещё не передавалась Сулакадзеву), либо частично (т. е. только часть книг из неё была передана Сулакадзеву, остальная оставалась у Дубровского).

О библиотеке Анны также сообщала заметка, опубликованная в марте 1805 года в «Вестнике Европы»: «Известно, что сия княжна основала аббатство Санлис, в котором все её книги до наших дней сохранились. В сём месте найдены они господином собирателем (П. П. Дубровски) и куплены недешёвою ценою. Упомянутая домашняя библиотека состоит большей частью из церковных книг, написанных руническими буквами, и других манускриптов от времён Ольги, Владимира… Наши соотечественники, знатнейшие особы, министры, вельможи, художники и литераторы, с удовольствием посещают скромное жилище г-на Дубровского и осматривают богатейшее сокровище веков, которое, конечно, достойно занимать место в великолепных чертогах». Обращаем ваше внимание, что в заметке указывается на наличие именно рунических книг в библиотеке Анны Ярославны. О собрании же Дубровского ещё несколько раз писал «Северный вестник».

Видимо, А. С. Строганов убедил Петра Петровича передать коллекцию государству, дабы можно было её представить должным образом перед европейскими державами. А представлять, как вы сами понимаете, было что.

На Невском проспекте возводят для хранения древних рукописей одно из замечательнейших зданий Северной столицы. Это хранилище древних книг получает название «Депо манускриптов», а потом переименовывается в Императорскую публичную библиотеку.

В награду за передачу своей коллекции государству П. П. Дубровский получает должность хранителя «Депо манускриптов». Ему выделяют великолепную квартиру в том же здании. Он начинает жить, как вельможа. Александр I подписывает указ о восстановлении Петра Петровича в Коллегии иностранных дел в чине надворного советника. В 1807 году в награду за труды в Публичной библиотеке ему присваивают чин коллежского советника и награждают орденом св. Владимира 4й степени.

Всё идёт хорошо. Собрание «Депо манускриптов» сравнивали с книжным собранием Ватикана, его считали одним из пяти богатейших в Европе. Дубровский ведёт активную научную деятельность по сбору и описанию древних рукописей, составляет каталог вверенной ему библиотеки. В эти годы с ним активно сотрудничает А. И. Сулакадзев. Как считает А. И. Асов, «в сущности, они основывают тайную Русскую академию — в противовес официальной Академии, в коей все посты принадлежали норманнистам».

Итак, всё шло хорошо, пока не разразился скандал. А инициатором его выступил уже однажды упомянутый нами А. Н. Оленин.

Кто же такой этот Оленин? В. П. Козлов в своей книге почтительно именует его археологом. Скажем сразу: археологом в современном смысле этого слова он не был. Тогда, в начале XIX века, археологами называли людей, собирающих всевозможные древности, интересующихся ими. То есть слово «археолог» было синонимом слова «антиквар». В таком же смысле был «археологом» и А. И. Сулакадзев. Более того, к последнему можно применить и современное значение этого слова, ибо существуют свидетельства, что Александр Иванович вёл раскопки в Новгороде и на развалинах дворца татарских ханов в Сарае. Оленин же был, говоря современным языком, функционер от науки. Принадлежал к высшей знати, был действительным статским советником, статс-секретарём. Приходился племянником графу Г. С. Волконскому, отцу декабриста С. Г. Волконского. Его современник Ф. Ф. Вигель выразился о нём так: «Он прослужил целый век…».

Примечательно, что Оленин был одним из первых, кто начал очернять Сулакадзева и утверждать, что коллекция его не имеет никакой ценности. А. Х. Востоков в этом деле — лишь продолжатель, внесший немалый вклад.

Роль «злого гения» Оленин сыграл не только в судьбе Сулакадзева, но и в судьбе П. П. Дубровского. Что двигало этим человеком в его нападках на Дубровского и Сулакадзева? Научные ли его убеждения, основанные на недостаточных знаниях, личная ли неприязнь, основанная на аристократической спеси? Скорее всего, и то, и другое.

В отношении первого скажем, что считать Оленина каким-то научным авторитетом и ссылаться на него в критике того же Сулакадзева, как это делают некоторые современные исследователи, просто смешно. Да, он имел высокие должности и звания, слыл в определённых кругах образованным человеком. Но при этом, повторяем, был всего лишь функционером от науки, а познания его носили, по свидетельству более проницательных современников, весьма поверхностный характер. Лично знавший А. Н. Оленина А. С. Пушкин отозвался о нём так: «Пролаз, нулёк на ножках», что наряду с уровнем познаний характеризует и человеческие качества Оленина. Кроме того, Оленин был ярым норманнистом («то ли по убеждению, то ли по выгодности данной позиции в тогдашнем обществе», как отмечает А. И. Асов), близким другом Шлецера, Маттеи, потом Востокова (о последних двух господах мы ещё упомянем). Всё это вместе, видимо, и сформировало у него то негативное отношение к деятельности Дубровского и Сулакадзева, которое впоследствии оказалось гибельным для собрания «Депо манускриптов».

Что до личной неприязни к Дубровскому и Сулакадзеву, то для неё у Оленина были весьма веские, с его точки зрения, основания. Он мог просто завидовать этим «худородным», по его мнению, выскочкам. О почестях, которых был удостоен Александром I Пётр Петрович Дубровский, мы уже говорили. А ведь на должность хранителя «Депо манускриптов» Оленин претендовал сам. Александр Иванович Сулакадзев таких милостей монарших особ не удостоился. Однако есть сведения, что как антиквар он был представлен двум императорам: Павлу I и Александру I. Но Сулакадзев — простой титулярный советник, тогда как Оленин был действительным статским советником (это значительно выше). В общем, основания для злобы, ненависти и зависти у аристократа Оленина были.

В 1811 году, сразу после смерти покровителя П. П. Дубровского графа А. С. Строганова, Оленин написал рапорт, в котором оспаривал правомерность проживания Дубровского в здании Публичной библиотеки, а также нижайше просил проверить сохранность вверенных Дубровскому рукописей, намекая на то, что последний распродаёт их направо и налево.

Без особых разбирательств Дубровского отстранили от должности, лишили квартиры и только затем назначили комиссию для проверки сведений Оленина. Проверка длилась практически целый год. Выяснилось, что никакой недостачи нет, и наличествующие раритеты в полной мере соответствуют списку книг, подаренных Дубровским императору.

Однако все эти треволнения и унижения не прошли для Петра Петровича даром. Он серьёзно заболел и слёг.

Кроме того, и Оленин не успокоился. В декабре 1811 года он заявляет, что из собрания «Депо манускриптов» пропал так называемый «Молитвенник» Владимира Святого из библиотеки Анны Ярославны. А вот теперь стоп и внимание! Мы помним, что «Молитвенник» князя Владимира значился в «Каталоге книг… библиотеки Александра Сулакадзева», что какой-то «Молитвенник» князя Владимира был известен ещё в 1841 году как происходящий из собрания Сулакадзева, что в 1923 году какой-то «Молитвенник» Владимира Святого был обнаружен архиепископом Иоанном Теодоровичем в «глухом углу Подолии». Остаётся добавить такую интересную деталь, что в 1841 году «Молитвенник» обнаружили не где-нибудь, а в Северо-Американских Соединённых Штатах. Об этом сообщает журнал «Отечественные записки» (№5 за 1841 год). Что «Молитвенник» каким-то образом попал из России в Америку, не столь удивительно. Гораздо удивительнее другое: что спустя восемь десятков лет его нашли в глухом углу Украины. А может, не его? Может быть, «Молитвенников» было два? Недаром ведь рукопись с таким названием фигурировала и в книжном каталоге коллекции Сулакадзева, и в коллекции Дубровского. Тогда один из них — точно подделка (может статься, и оба). Однако не будем гадать. Продолжим рассмотрение того, как развивалось «дело Дубровского». Это подскажет нам возможное объяснение.

В ответ на очередное вздорное обвинение Оленина Дубровский пишет ему письмо, в котором замечает, что данная книга не передавалась им в Публичную библиотеку, её нет в списках книг, подаренных им императору. И что ныне она находится в его личном собрании.

Тем не менее, судя по всему, П. П. Дубровского вынудили передать «Молитвенник» в «Депо манускриптов» в обмен на достойную отставку. Эта отставка состоялась в апреле 1812 года. Дубровский был удостоен чина статского советника, ему был вручён орден Анны 2й степени. Директором же Публичной библиотеки стал А. Н. Оленин. Он добился своего и мог быть доволен.

А что же «Молитвенник» Владимира Святого? По предположению А. И. Асова, в библиотеку была передана подделка. Понимая, к чему приведёт директорство Оленина, и желая спасти подлинную рукопись, Дубровский с помощью А. И. Сулакадзева пошёл на подлог. Процитируем А. И. Асова: «Был найден похожий манускрипт, тоже Молитвенник, либо Устав Церковный, но только XIV века. И на последней странице сей книги А. И. Сулакадзев скопировал приписку с подлинного Молитвенника Владимира. Манускрипт был передан в Публичную библиотеку и исчез в ней.

В 1995 году я пытался заказать эту книгу (шифр ОСРК, Fn. 1, №26). Но в книге, на коей значилось «Служебник, или Церковный Устав, из библиотеки П. П. Дубровского», этой приписки не оказалось. Часть последней страницы, на которой должна была находиться данная приписка, была аккуратно вырезана. Озадачивает и то, что потом какой-то подложный Молитвенник св. Владимира с приписками был обнаружен на Украине и будто бы подлинный — в Америке. Все эти сведения требуют тщательной проверки. Однако и без проверки ясно, что этот «подлог» А. И. Сулакадзева был вполне оправдан. Нельзя было передавать подлинник тем, кто его непременно украл бы (они потом украли даже копию!)».

Итак, какие выводы мы можем сделать из сказанного о «Молитвеннике» князя Владимира? Во-первых, что данный памятник действительно существовал. Первые упоминания о нём совсем не связаны с именем Сулакадзева. Так что обвинять его в создании этого памятника как такового не приходится. Происходит он из библиотеки Анны Ярославны. Во-вторых, кроме подлинного «Молитвенника» существовал и поддельный. И именно его обнаружил в 1923 году на Украине архиепископ Иоанн Теодорович. Предположение А. И. Асова о том, что Дубровский передал в Публичную библиотеку подделку, остаётся лишь предположением. Туда мог уйти и подлинник. Во всяком случае, когда после смерти Петра Петровича, последовавшей 9 января 1816 года, была составлена опись книг его личной библиотеки, то «Молитвенника» среди них не оказалось. А поскольку и из Публичной библиотеки этот манускрипт исчез, то нам остаётся только гадать, что же произошло на самом деле.

Заманчиво было бы предположить, что подлинную рукопись Дубровский передал в коллекцию Сулакадзева, дабы спасти этот ценный памятник славянского письма от господ расхитителей, заседавших в Российской академии наук. Тем более что до конца 20х годов XIX века, когда был составлен «Каталог книг… библиотеки Александра Сулакадзева», о «Молитвеннике» князя Владимира в его коллекции никто не говорил. То есть в конце 1811 — начале 1812 года Дубровский тайно мог передать рукопись Александру Ивановичу, а тот спустя примерно полтора десятка лет, на закате своей жизни, когда страсти вокруг книги поутихли, включил её в «Каталог», чтобы зафиксировать факт её нахождения в своём собрании.

Да, заманчивое предположение. Но сделать мы его, к сожалению, не можем. Вот как сам Сулакадзев описывает в «Каталоге» «Молитвенник» князя Владимира, находящийся у него в коллекции: «7. Молитвенник св. великого князя Владимира, которым благословлял его Добрыня. Молитвенник заключает две службы: св. Иоанна Златоустого и Василия Великого с их изображением красками древней рисовки, буквы, заглавные фигурные, изображают зверей и птиц, а другие — род лент или шнурков, искусно связанных, писанный на 218 страницах, на каждой почти странице 16 строк. Обряды литургии во многом разнятся от нынешних. На нём имеются подписи св. равноапостольного князя Владимира и дяди его Добрыни в следующих словах: „Вдаю сю кныгы стрыи нашему Добрыни на поминанiе мя грешна раба божия во стемъ крещеныи Василья преже Владимиря. 6508“. Ниже подпись Добрыни: „Благославляю Владимиряю Добрыня в стемъ хрещении Василию“. На 1й странице древним тоже почерком написано: „6808 къ Избору Псковцi прiде“. Прочие надписи: патриарха Никона в 1652 г. и других. Древность письма и красок видимы, и паргамент сходен с Остромировым евангелием 1056 г., находящимся в императорской Публичной библиотеке».

Судя по описанию, перед нами тот самый «Молитвенник», который был найден на Украине в 1923 году, то есть поддельный. Также совершенно ясно, что манускрипт из коллекции Александра Ивановича никоим образом не мог происходить из библиотеки Анны Ярославны, ибо библиотека эта, оказавшись во Франции в XI веке, вернулась в Россию только в начале XIX столетия, а стало быть, содержать приписки исторических деятелей Руси позже первой половины XI века «Молитвенник» никак не мог. Сам же Сулакадзев указывает на наличие приписок XIV и XVII веков.

Не вызывает сомнений, что «Молитвенник» святого Владимира из собрания Александра Ивановича подлинным быть не мог. Куда же делся подлинник? Как и при каких обстоятельствах он исчез? И главное — где он сейчас, уцелел ли? Боимся, что на эти вопросы получить ответы практически невозможно. Не исключено, что рукопись, найденная в Америке, и была подлинной. Возможно, она и сейчас находится там, в какой-нибудь частной коллекции. Но всё это лишь предположения.

Но самое страшное заключается в том, что судьба, подобная судьбе «Молитвенника» князя Владимира, постигла все наиболее древние и ценные книги из собрания Петра Петровича Дубровского, переданные в «Депо манускриптов». Они бесследно пропали, канули в неизвестность.

Как происходил разгром (а иного слова и не подберёшь) «Депо манускриптов» в директорство там Оленина, остаётся только догадываться. Но то, что Оленин «со товарищи» (Маттеи, Востоковым и др.) тащили всё, что можно, сомневаться не приходится. Первоначально странным образом исчезли списки, по которым Дубровский передавал свою коллекцию в императорскую библиотеку. Не сохранились и библиотечные каталоги, составленные при Дубровском (что тоже весьма подозрительно). Затем начали пропадать сами книги. И в наши дни собрание Публичной библиотеки никто не сравнивает с собранием Ватикана. Его никто не включает в пятёрку наиболее ценных в Европе. Древлехранилище этой библиотеки ныне, конечно, представляет интерес, но уже далеко не столь значительный.

Чтобы обвинения, высказанные нами в адрес компании господина Оленина, не выглядели голословно, приведём некоторые факты. Собственно, доказывать что-то в отношении самого Оленина нет надобности: результаты его деятельности налицо, моральные же качества этого человека вы уже имели возможность оценить.

А вот о профессоре Маттеи и господине Востокове скажем особо. Первый, работая в России, прославился отнюдь не своими научными трудами, а самым настоящим воровством. Сейчас в немецком городе Лейдене хранится так называемый Лейденский манускрипт, содержащий лучший по сохранности и единственный полный текст «Илиады» Гомера. Так вот, Лейденским это манускрипт называется не по праву. В XIX веке его украл (выдрал из книги XIV века) из собрания Главного архива иностранных дел России господин Маттеи. Им же были вывезены в Германию десятки, если не сотни, ценнейших рукописей из Московской патриаршей библиотеки.

Что касается Александра Христофоровича Востокова, то его настоящая фамилия была Остенек. Он тоже был немцем. И, судя по всему, русская культура была для него чужда, хотя он и подвизался на ниве русской словесности. У нас нет прямых доказательств, которые бы позволили обвинить Востокова, подобно Маттеи, в расхищении исторического достояния России, но зато нам известен ряд фактов, который заставляет это предполагать практически со стопроцентной вероятностью. Так, в 1824 году А. Х. Востоков, на тот момент незаметный помощник хранителя Румянцевского Музеума, выпустивший одну-единственную небольшую работу, посвящённую стихосложению и строению предложений, внезапно становится доктором философии Тюбингенского университета, а через год членом-корреспондентом Немецкой академии наук. Естественно, возникает вопрос: за какие такие заслуги перед русской или немецкой филологией Остенек-Востоков удостаивается таких почестей? На тот момент их (заслуг) не было. К тому же заметим, что Востоков не имел даже специального филологического образования, был выпускником Академии живописи и архитектуры. Правда, он увлекался стихосложением, но стихи его, скажем мягко, известности не получили. А. И. Асов считает (и мы с ним согласны), что свои звания Востоков получил за хищение и уничтожение древних славянских рукописей. Должность помощника хранителя румянцевского собрания книжных ценностей позволяла ему весьма успешно заниматься подобной деятельностью. Вся история с осмотром Востоковым коллекции А. И. Сулакадзева, описанная нами выше, подтверждает такие выводы. Как не сумел Востоков разглядеть действительно древние и ценные манускрипты коллекции Александра Ивановича — для нас загадка. А может быть, вывод помощника хранителя древностей был заранее предопределён и не имел ничего общего с действительным положением вещей? Может статься также, что Востоков и не осматривал собрания Сулакадзева. Ведь недаром же канцлеру Румянцеву даже приходилось напоминать ему о данном поручении. Востоков явно не спешил. Что если это была элементарная нерадивость? Не было никакого злого умысла. Возможно. Тем более что сам Румянцев в одном из своих писем называет Востокова (и ещё некоего Ермолаева) «ленивым гнездом». Только вот, несмотря на эту нерадивость и лень и, по сути, отсутствие научных работ, он был признан немцами выдающимся филологом России. Странно. Очень странно.

В общем, немецкие учёные, заседавшие в Российской академии наук и насаждавшие «норманнскую теорию», «славно» потрудились, чтобы изъять из российских древлехранилищ все свидетельства, противоречившие этой теории. Стоит ли после этого удивляться исчезновению «Иоакимовской летописи», с которой ещё в XVIII веке работал Татищев, или «Молитвенника» князя Владимира. Понятно, что сталось с богатейшим собранием Публичной библиотеки, когда в директорство Оленина подобные «хранители» получили возможность в нём беспрепятственно орудовать.

Сказанное выше даёт возможность заподозрить нас в германофобстве. И это будет несправедливый упрёк. Мы помним, что многие немцы верой и правдой служили России, многое для неё сделав, в том числе и на научном поприще. Достаточно вспомнить немца Гильфердинга — собирателя русских былин и потомка немцев Даля — составителя знаменитого словаря. Но надо признать, что было немало и таких, которые видели в России лишь место, где можно быстро обогатиться и сделать успешную карьеру. Интересы страны, принявшей их, её народ, её культура были для них чужды. Вот о таких людях и говорилось сейчас. Можно ли на основании свидетельств нечистых на руку людей выносить кому-либо приговор? Думается, что нет.

В апологию же Александра Ивановича Сулакадзева мы хотим внести ещё один штрих. Его коллекция древних книг после смерти владельца была распылена, а значительная её часть, к огромному сожалению, вообще оказалась утраченной. В настоящее время «осколки» собрания Сулакадзева находятся более чем в двадцати пяти коллекциях, разбросанных в разных хранилищах страны и за рубежом. Среди спасённых материалов много подлинных рукописей XIII — XVII веков. Это общеизвестные факты. То есть даже небольшая сохранившаяся часть книжного собрания Сулакадзева содержит значительное количество действительно ценных материалов. Что же говорить о собрании в полном объёме? В этой связи скажем, что нас не удивляют оценки, данные коллекции Александра Ивановича Олениным и Востоковым. О причинах возникновения таких оценок уже говорилось. Нас смущает пренебрежительное отношение Строева к ней. Но смеем предположить, что почтенный русский археограф находился в плену предвзятого мнения, созданного благодаря стараниям Оленина, Востокова и им подобных.

А теперь приведём факты не столь известные. Николай Макаренко, украинский учёный, работавший до революции 1917 года, а также во время революционных событий в 1917–1918 годах в Эрмитаже, видел там раритеты из коллекции Сулакадзева, а также часть его личного архива. И не только видел, он их изучал. Отсюда уже можно сделать вывод, что часть коллекции Сулакадзева попала в Эрмитаж, бывший, между прочим, императорским музеем. Изучая письма антиквара, Макаренко выяснил, что некоторые рукописи были приобретены Александром I у него лично, то есть ещё при жизни. То, что русские императоры покупали древние книги у самого Сулакадзева, а затем, видимо, у его вдовы, говорит о многом. Во-первых, о том, что императоры знали Александра Ивановича (выше мы говорили, что он как антиквар был представлен двум императорам — Павлу I и Александру I; видимо, наслышан был о нём и Николай I). Во-вторых, для царской библиотеки не стали бы приобретаться не только подделки, но даже копии. Приобретались действительно ценные вещи. Что конкретно? К сожалению, сказать этого мы не можем. В 1919 году библиотека императора была конфискована ЧК и вывезена из Петрограда в Москву, где её поместили в ЦГО АР (ныне Госархив РФ). Но сейчас в этом архиве нет ничего примечательного. Правда, есть слухи, что многие ценные материалы из ЦГОАР были изъяты и попали в спецхранилище НКВД (ныне ФСБ).

Однако благодаря Макаренко мы знаем, что в библиотеке Эрмитажа хранились наряду с прочими манускриптами из коллекции Сулакадзева какие-то рунические тексты. Копии с них снимал Макаренко. Их он увёз с собою в Киев. Об этом украинский учёный сообщает в своей статье «Молитвенник великого князя Владимира и Сулакадзев», увидевшей свет в 1928 году в «Сборнике Отделения Русского Языка и Словесности» (том 101, №3) и содержащей немало важных сведений о судьбе книжного собрания А. И. Сулакадзева.

Но Николай Макаренко в 30е годы был репрессирован, а его научный архив утрачен. Поэтому даже копии рунических книг Сулакадзева исчезли. В этом отношении «Боянову гимну», можно сказать, повезло. Он сохранился хотя бы в копии.

Может показаться странным, что мы уделили столько много внимания личности Александра Ивановича Сулакадзева, его деятельности и его коллекции, не обратившись сразу непосредственно к «Боянову гимну».

Но всё дело в том, что когда речь идёт о таком памятнике, как «Боянов гимн», датируемом IV веком н. э. и при этом сохранившемся только в копии, то вполне естественно возникают сомнения в его подлинности. Если же при этом данный памятник находился в коллекции человека, имеющего репутацию «разудалого» фальсификатора исторических источников, то сомнения в подлинности как-то автоматически перерастают в убеждение, что документ — фальшивка.

Поэтому «обеление» Сулакадзева, предпринятое нами, является одним из аргументов в пользу того, что «Боянов гимн» — не подделка, и никоим образом не должно считаться излишним.

Сейчас же непосредственно к «Боянову гимну» и перейдём.

Итак, памятник до нас не дошёл. Доживи он до наших дней, радиоуглеродный анализ быстро бы поставил точку в спорах о его подлинности. Но, увы…

Что представлял собой «Боянов гимн»? В описании Сулакадзева он выглядел следующим образом:

«Рукопись свитком на пергамине, писана вся красными чернилами, буквы рунические и самые древние греческие» (из списка «Боянова гимна», изготовленного Сулакадзевым для Державина).

«Боянова песнь в стихах, выложенная им, на Словеновы ходы, на казни, на дары, на грады, на волховы обаяния и страхи, на Злогора, умлы и тризны, на баргаменте разном, малыми листами, сшитыми струною. Предревнее сочинение от 1го, или 2го века» (из «Книгорека»).

«Боянова песнь Славену — буквы греческие и рунические. Время написания не видно, смысл же показывает лица около I века по Р.Х. или позднейших времён Одина… Драгоценный сей свиток любопытен и тем, что в нём изъясняются древние лица, объясняющие русскую историю, упоминаются места и проч.» (из «Каталога книг… библиотеки Александра Сулакадзева»).

Из этих описаний видно, что рукопись была на пергаменте и писана каким-то красным составом. Может смутить кажущаяся разность описания «Гимна» Александром Ивановичем в «Книгореке», с одной стороны, и в копии, снятой для Державина, и в «Каталоге» — с другой. В первом случае он говорит о малых листах, сшитых струною, во втором — о свитке. Но разность, действительно, всего лишь кажущаяся. Объясняется всё очень просто: «Гимн» был записан на нескольких листах небольшого размера, сшитых сверху или с одной из сторон струною. Сшитые таким образом листы сворачивались в свиток. Так что никаких противоречий в описаниях Сулакадзева нет.

Рис. 1

Другой вызывающий вопрос момент. В державинской копии и в «Каталоге» Сулакадзев говорит о том, что «Боянов гимн» записан руническими и греческими буквами. Вполне может возникнуть впечатление, что речь идёт о том, что запись текста произведена дважды, различными системами письма. На самом деле речь здесь идёт совсем о другом. Этими словами Александр Иванович говорит о том, что знаки, которыми записан «Гимн», похожи не только на нордические руны, но и на греческие буквы. Причём в списке, изготовленном для Державина, антиквар говорит не просто о греческих, а о «самых древних греческих» буквах. Очень интересное замечание. В предыдущей главе мы говорили о сходстве славянской руники со знаками этрусской, пеласгийской и древнейшей греческой систем письма и постарались объяснить этот факт. Это сходство бросилось в глаза и Сулакадзеву. Заметим, что он изучал труды Фаста, Олава Магнуса, Каппенса, Монфокона — немецких и французских учёных XVII–XVIII веков, посвящённые древним италийским и балканским системам письма, и говорил со знанием дела.

За то, что слова Александра Ивановича о рунических и «древнейших греческих буквах» надо понимать именно в таком ключе, а не как указание на двойную запись текста «Гимна», говорят и те сложности с переводом памятника, которые существовали у Сулакадзева. Да, он предоставил Державину копию рунического текста и его перевод, но честно признался, что из-за отсутствия «древних лексиконов» его перевод «может быть неверен». Если бы имелся славянский текст, записанный греческими буквами полностью, то, думается, никаких трудностей с переводом не возникло бы.

Рис. 2.

Рунический текст «Боянова гимна» (рис. 1–3) и его перевод (рис. 4–6), выполненный А. И. Асовым, заимствованны из книги последнего «Славянские руны и „Боянов гимн“».

Итак, в переводе Александра Игоревича речь в «Гимне» идёт о событиях IV века н. э.: о борьбе славян и их союзников с готами. Упоминаются такие известные по другим источникам исторические деятели, как славянский князь Бус, король готов Германарих. Этим гимном песнопевец Боян прославляет победу славян, во главе которых стоял князь Словен, над готами. Сам Боян, как явствует из текста его песни, принимал участие в данном сражении, был стремянным у князя Словена. Боян — сын известного князя Буса, который вскоре после событий, описанных в гимне, будет распят преемником Германариха Амалом Винитарием.

Рис. 3.

Сам Сулакадзев в «Книгореке» датирует «Боянов гимн» I или II веком н. э., в «Каталоге» говорит о I веке н. э. или более поздних временах. Из писем Евгения Болховитинова мы знаем, что в вопросе датировки памятника возникала дата V век н. э.. Почему такой разброс в датировке? Разве из событий, описанных в «Гимне», не явствует время его создания? Дело в том, что перевод Сулакадзева очень значительно отличается от перевода Асова. То, о чём говорится в «Бояновом гимне» в переводе Александра Ивановича, вовсе не свидетельствует о событиях IV века н. э.

Рис. 4.

Приведём часть перевода Сулакадзева, изданную Г. Р. Державиным:

Не умолчи, Боян,

снова воспой.

О ком пел, благо тому.

Суда Велесова не убежать.

Славы Славянов

не умалить.

Мечи Бояновы

на языке остались.

Память Злогора

Волхвы поглотили.

Одину вспоминание,

Скифу песнь.

Златым песком

тризны посыплем.

Нетрудно заметить, что похожих строк в переводе Асова нет.

Рис. 5.

Как полагает А. И. Асов, перевод Сулакадзева был неверен, что допускал и сам антиквар. Здесь сказалось то самое незнание «древних лексиконов», на которое Александр Иванович ссылался в письме к Державину.

Рис. 6.

Подобные расхождения возникли из-за разного озвучивания рун, которыми записан текст. Как упоминалось выше, Сулакадзев пытался озвучивать руны, опираясь на работы Фаста, Олава Магнуса, Каппенса, Монфокона. Асов опирался в основном на труд А. Д. Черткова «О языке пелазгов, населивших Италию» (1855). Чертков же не был знаком ни с работой Сулакадзева по озвучиванию рун «Боянова гимна», ни с трудами вышеперечисленных учёных. Вернее, результаты работы этих учёных XVII–XVIII веков были известны ему опосредованно, через труды современных ему зарубежных исследователей: Лепсиуса, Лассена, Ланци, Мюллера и других.

Насколько различно озвучивание рун «Боянова гимна» у Сулакадзева и Асова, можно судить из табл. 1.

Вообще такое сопоставление несколько условно по следующей причине. Данное транскрибирование руники «Боянова гимна» Сулакадзевым восстановлено по тем восьми строкам памятника, которые Сулакадзев перевёл для Державина. Как мы можем судить по работе А. И. Асова «Славянские руны и «Боянов гимн»», дальнейшего перевода Державину предоставлено не было. Асов же проработал на предмет установления звукового значения рун весь «Гимн». Сам репертуар рун «Боянова гимна» значительно шире того, что транскрибировал Сулакадзев. Многие руны имеют варианты начертания. Поэтому ту часть нашей таблицы, где показаны руны в прочтении А. И. Асова, можно было бы расширить. Но даже по тому, что продемонстрировано, можно видеть, что ряд рун имеет слоговое значение, ряд обозначает не только звонкие, но и соотносящиеся с ними глухие согласные звуки, некоторые обозначают носовые звуки. Всех этих нюансов в транскрибировании Сулакадзева нет. Всё это позволило А. И. Асову заметить следующее: «Это прочтение (прочтение А. И. Сулакадзева) в целом близко к принятому мной, но оно не фонетическое». Далее он пишет об ошибках Сулакадзева в озвучивании рун этой части «Гимна»: руна «» у последнего имеет значение как в футарке «th» и иногда отождествляется с «д». Сулакадзев смешивал руны «» и «» («и» и «р», к тому же озвучивал первую руну как «а»), «» и «», «», «», «». Спорно озвучивание им рун, означающих близкие звуки: «г» и «к», «о» и «у», «а» и «я» (обусловлено незнакомством с фонетикой). В одних случаях это не влияет на перевод, в других влияет. По мнению А. И. Асова, «этими смешениями и были вызваны невозможность чтения А. И. Сулакадзевым большей части рунического текста «Боянова гимна» и нарушения смысла в переводе (обусловленные также отсутствием словарей древнерусского языка, неразвитостью сравнительного языкознания и пр.).

Таблица 1.

Выше уже отмечалось, что 12 ретринских рун совпадают с рунами «Боянова гимна». Пять рун бояновицы из 12 схожих с ретринскими схожи также с младшими датскими рунами. Табл. 2 соответствия, по А. И. Асову, приведена ниже.

Таблица 2.

Сходство в начертаниях и звуковых значениях 12 бояновых рун с ретринскими (а это около 40%, исходя из того, что количество рун бояновицы свыше 30, и около 50%, если отталкиваться от 23 рунических знаков Ретры) говорит о безусловном родстве этих двух типов письма. Определённое родство есть и с датским руническим футарком (5 рун — это около 16%, отталкиваясь от количества бояновых рун). Памятуя о том, что руны «Боянова гимна» схожи также с пеласго-фракийской руникой, опираясь на которую даже произвели их озвучивание, можно смело говорить о промежуточном положении бояновицы между нордическим и южным типом рунического письма.

А. И. Асов видит в совпадении 12 ретринских и бояновых рун доказательство подлинности первых (надо полагать, и последних также). Вот что он пишет: «Мне представляется невероятным, чтобы священник Шпонхольц знал младшие датские руны, да ещё добавил к ним новые знаки, весьма напоминающие руны „бояновицы“, кои в то время были неизвестны». Так-то оно так. Но вот поддельщик «Боянова гимна», если допускать, что «Гимн» — подделка, вполне мог знать о рунах Ретры (вспомним, что А. И. Сулакадзев был весьма образован и старался быть в курсе научных достижений и открытий своего времени) и обеспечить сходство с ними письменных знаков подделываемого им памятника. При таком раскладе не только не приходится говорить о подлинности «Боянова гимна», но и подлинности ретринских надписей также. Они вполне могли быть фальсификацией. Так что аргумент Александра Игоревича, на наш взгляд, вовсе не аргумент.

Но выше отмечалось, что доказательством аутентичности как надписей Ретры, так и «Боянова гимна» может считаться как раз то, что руны их совпадают лишь частично. А. И. Сулакадзев, если он подделывал «Боянов гимн», делал это в период, когда в подлинности ретринских рун почти никто не сомневался, славянская руника, если можно так выразиться, «была на взлёте». Вполне логично допустить, что Сулакадзев должен был добиваться как можно большего сходства с ней. Но этого почему-то не делал. Можно предположить буквально-таки дьявольскую хитрость с его стороны, что он сознательно запутывал дело. Можно. Но только почему-то в случаях с приписками, в которых Александра Ивановича тоже обвиняют, действовал он, наоборот, совсем немудрёно и легко «прокалывался». Одно с другим явно не согласуется. Допуская же подлинность «Боянова гимна», утверждать о поддельности руники Ретры уже значительно труднее. Ибо в этом случае, действительно, стоя на позициях её фальсификации, трудно объяснить тот факт, что 50% ретринских рун схожи с рунами «Боянова гимна», о котором во времена возможной подделки древностей Ретры никто не знал.

А. И. Асов, досконально изучивший «Боянов гимн», выделил некоторые особенности его орфографии, которые, между прочим, согласуются с правилами орфографии более поздних славянских письменных памятников (в том числе и тех, подлинность которых под сомнение никто не ставит). Особенности эти таковы:

1) Часто в записи слов «Боянова гимна» опускаются руны, означающие гласные звуки. Подобные сокращения присутствуют в славянских рукописях и позднее. Однако для славянской речи присутствие букв, означающих гласные, всё же необходимо, иначе будет потерян смысл (в отличие, например, от языков семитской группы, которые успешно используют консонантное письмо).

2) Иногда в «Гимне» в именах собственных также опускаются руны, означающие согласные, ибо предполагается, что читателю известно, о ком идёт речь. Эта особенность также характерна для славянских памятников письменности всех времён.

3) Среди особенностей письма берестяных грамот учёными отмечены регулярные замены «О» — «Ъ», «Е» — «Ь» — «G» — «И», «Ц» — «Ч», «G» — «J». Подобная взаимозаменяемость букв отмечена, кстати, и в «Велесовой книге», о которой мы поговорим чуть ниже. Соответствующие руны заменяют друг друга и в «Бояновом гимне».

4) Оказавшись рядом, две одинаковые руны чаще всего сливаются в одну. В старославянских рукописях обычно такое происходит в тех случаях, когда между оказавшимися рядом согласными до падения редуцированных и их утраты был полугласный. Например, в Синодальном Списке написано: «ПОКЛОNITIСJ»; вместо: «ПОКЛОNИТЪ ТИ СJ».

К этим орфографическим особенностям надо присовокупить ряд грамматических особенностей языка «Боянова гимна». Здесь мы не будем производить их разбор, дабы не усложнять изложение, ибо подобный разбор предполагает специальную филологическую подготовку. Интересующихся отсылаем к работе А. И. Асова «Славянские руны и „Боянов гимн“».

Если учесть, что «Гимн» — это памятник IV века н. э., то становится ясно, что и лексика его может отличаться от той, которую мы знаем по памятникам старославянского, древнерусского и прочих древних славянских языков, датируемым не ранее Х века н. э. (имеются в виду памятники, подлинность которых не подвергается сомнению). Пожалуй, никто не будет спорить, что русский язык XIV века отличается по фонетике, грамматике, орфографии и лексике от современного русского. Шесть веков — это шесть веков. Точно так же нельзя требовать абсолютного соответствия между славянским наречием IV века н. э. и славянскими языками Х века н. э., а при отсутствии такового соответствия объявлять памятник, написанный на этом самом наречии IV века н. э., поддельным.

Наше представление о славянских диалектах праславянского периода вообще очень схематично. Показательно мнение одного из ведущих советских языковедов Р. И. Аванесова, который считает, «что появление новых диалектных черт периода феодальной раздробленности (со второй половины XII века) наслаивается на старые диалектные черты, соответствующие старым племенам, в результате чего мы пока не можем судить о характере диалектов предшествующей поры (выделено нами) и об их территориальном распределении». И далее: «Раннедревнерусские диалектные границы (до X–XI веков), тем более границы «племенных диалектов», по современным лингвогеографическим данным вообще не восстанавливаются…». Что это значит? Да то, что о племенных славянских диалектах мы ничего определённого сказать, по существу, не можем. И если уж такое положение существует, когда мы имеем в виду века, близкие к Х — XI, то что говорить о IV веке н. э.

Так вот, наличие указанных языковых особенностей «Боянова гимна» позволяет объяснить на первый вид дикое и бессмысленное звучание этого памятника. Вот как, например, звучат те строки гимна, транслитерацию которых А. И. Сулакадзев выполнил для Г. Р. Державина (перевод их приведён выше):

Умочи Боянъ

Сновъ удычъ

А комъ плъ блгъ тому

Суди Велеси не убьгти

Слвы Словенси

не умлети

Мчи Бояни

на языци оста

Памети Злгоръ

Волхви глоти

Одину памяти

Скифу гамъ

Злтымъ пески

Тризны сыпи.

Однако мы отмечали, что озвучивание А. И. Сулакадзевым ряда рун «Боянова гимна» неверно. Поэтому неверны и его прочтение, и его перевод «Гимна». Более благообразно выглядит транслитерация тех же восьми строк памятника, произведённая А. И. Асовым:

Гамъ послухси Бояни

Стару Словену и младу

Умерлу и ужилу и Златогору

Волхву Сварогу

Мётень отведаёще гости зедаи,

Вы, родоволю Словена стару,

Иже мгляны изгонвы люти,

От Непре рече, послухы!

И всё-таки текст отличается по звучанию от старославянских и древнерусских памятников.

«Нагромождение псевдоархаизмов», собрание «заумных слов», «принципиально непонятный» текст — каких только уничтожающих характеристик не использовали для «Боянова гимна» современные исследователи. Как они перекликаются с характеристиками, которые безапелляционно давал раритетам коллекции А. И. Сулакадзева А. Х. Востоков: исполненные «небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмыслицы, чтоб казалось древнее».

Но даже современные критики вынуждены признать, что славянские корни в этих «псевдоархаизмах» всё-таки присутствуют. Значит, не так уж «псевдоархаизмы» бессмысленны. И, может быть, всё-таки нужно говорить о неизвестных нам языковых особенностях.

Кстати, выдуманная Сулакадзевым «бессмыслица», оказывается, имеет свои правила орфографии (во многом согласующиеся с орфографией более поздних славянских письменных памятников) и свои особенности грамматики. Другими словами, «бессмыслица» имеет довольно сложную систему. И примитивной работу по созданию такой системы назвать никак нельзя. Нельзя в таком случае именовать примитивными и представления Сулакадзева о признаках древности славянских письменных памятников, как это делает В. П. Козлов. Таковые признаки Сулакадзев знал, как следует из только что изложенного, совсем неплохо. И заслуживает Александр Иванович в этом случае звание не неумелого поддельщика под древность, а подлинного и очень грамотного аса фальсификации.

Либо мы под напором фактов просто признаем, что «Боянов гимн» — это действительно памятник IV века н. э.

Еще раз отметим что Ретрарх — авторская система и реконструкция. Как более совершенные древнеславянские руны, ретринские руны, они же руны «Боянова гимна», наложены на понятия системы и дополнены одной руной из германо-скандинавского футарка. Двадцать вторая руна характеризует начало и конец всего. По какой–то причине предки славян не стали выделять это понятие. И авторская вольность объясняется желанием сделать систему максимально удобной для работы и в полной мере описывающей восприятие динамики любого процесса создателями этой древней философии. То, что действительно любой процесс проходит по этому алгоритму, легко убедиться на личном опыте. В некоторых процессах, например процесс питания, некоторые понятия, обязанные следовать одно за другим, как бы «сливают

...