Глава 1
Лиля Крышка

Меня зовут Лиля. Как Лиля Брик, только не Брик, а Горшкова. Замечательно звучит, правда? Лилия Горшкова. Примерно так же круто, как Изабелла Тяпкина или Эмилия Сидорова.

Ничего не поделаешь, мама — большая поклонница Маяковского. Наверное, она надеялась, что я стану немного Брик. Но фамилия все же перевесила. Поэтому я — Крышка. Так меня в школе прозвали. Горшок — Кастрюля — Крышка, логику улавливаете? Ну, и еще потому, что я неуклюжая. В любом деле — мне крышка.

Не красавица — что есть, то есть. Обыкновенная среднестатистическая девушка (или уже женщина?) почти уже тридцати лет. Живу с мамой в хрущевке, работаю в библиотеке, потому что мозгов особых тоже нет. Талантов нет, талии нет, красивых голубых глаз нет, обаяния нет. Короче, не веселая у меня жизнь, если честно. Всего и достоинств, что волосы густые, мягкие, цвета выбеленной солнцем соломы да грудь четвертого размера. Но поскольку последняя идет в комплекте со складками на боках и целлюлитом на попе — так себе достижение, если честно.

Волосы у меня от мамы. Она-то красавица и умница, не то, что я. Высокая, стройная, да еще и главбух на большом заводе. Она ценный специалист, меня вот в библиотеку на заводе пристроила, потому что мы обе понимаем, что институт-то я закончила, но вот технарь из меня — как из литровой банки ваза. То есть работать могу, а вот эстетики никакой.

В принципе, я не жалуюсь. Бывает и хуже. Наверное.

Ну подумаешь, отношений никогда не было и с мамой живу! Зато здоровье у меня железное и кот красивый.

В библиотеке невкусно пахнет бумажной пылью, надо переписывать на карточки пришедшие сегодня технические журналы, а мне хочется читать любовный роман, тайно пронесенный через проходные, или торчать в мессенджерах, разглядывая фотографии одноклассников с моря. Я-то на море ни разу не была, куда мне с зарплаты библиотекаря. Мама у меня могла бы позволить себе, но она трудоголик, ей даже в выходные звонят постоянно, а она и рада.

А море красивое. Голубое. Фотошоп, наверное. Я же видела водохранилище у нас в области. Оно почти как море, только пресное. Никакое оно не голубое, обычная мутная коричнево-серая вода, как в речке. Как вся моя жизнь.

Мама всегда ругается, когда я ною, а я даже не представляю, как ей объяснить, что жизнь у меня одна, и я ничего в ней не видела. Она-то и на море была, и за границей пару раз. И ребенка вон родила, пусть и без мужа — курортный роман у нее был. А я даже этого лишена, хотя все мои одноклассницы уже сходили замуж, некоторые и не один раз. Вот бы и мне на море... и курортный роман! Чтобы хоть узнать, что это такое — любовь. В книжках все красиво. Он смотрит на нее пристально и жадно, а у нее колени слабеют и бабочки в животе. Эх!

У меня вот колени только один раз в жизни слабели: когда физкультурник требовал, чтобы я через козла прыгала. Который мне ростом по шею. Я что тогда самая мелкая в классе была, что сейчас — метр с кепкой в прыжке. А козла я тогда опрокинула и руку вывихнула, поэтому больше меня на физкультуре не трогали.

— Лиля, вот еще КШП [1] пришли, — плюхнула передо мной на стойку пачку журналов Ната, наш курьер. — Мне есть что в цеха отнести?

— Нет, Наточка, — я наверное ужасно покраснела. — Я пока не разложила. Ну вот как раз кузнечное производство внесу в базу и тебе сообщу.

— Ладно, — согласилась Натка, усаживаясь на стул. — Чайку налей тогда, убегалась я.

— Сама налей, — буркнула я. — Сидишь же рядом.

Ната не обиделась. Чайник, действительно, был ближе к ней, чем ко мне.

— А сахар есть? А печенье?

— Сама же знаешь, что нет, — вздохнула я. — Я на диете. И так работа сидячая, с печеньем я еще больше растолстею.

— По-моему, ты вообще воздухом питаешься, — укорила меня стройная, как лань, подруга. — К диетологу сходи, а еще лучше — к эндокринологу.

— Ага, уже бегу, — фыркнула я. — У нас в поликлинике таких врачей сто лет как нет. А платно, знаешь, дороговато.

— Это да, — вздохнула Ната, извлекая из своего рюкзака шоколадку и соблазнительно шурша фольгой. — На наши зарплаты нужно с детства вести здоровый образ жизни. Помереть дешевле, чем заболеть.

— Ты цены на места на кладбище видела? — возразила я. — Не дешевле.

Мы с мамой пару лет назад хоронили деда, знаем. Поэтому я в своих словах уверена.

— Ладно, я помчалась, — наконец, отставила чашку Натка. — Мне надо в кузницу договор отнести и в КБ рекламные буклеты. Ты тут не кисни, ага?

Я пожала плечами. Не кисну. У меня книга есть. Про любовь.

***

Первое, что меня удивило и изрядно напугало, когда я пришла домой — дверь была закрыта изнутри. Это значило, что мама уже дома. Она никогда не приходила с работы раньше меня. Неужели что-то случилось? Заболела?

Я забарабанила в дверь сначала костяшками пальцев, потом ключами, потом ногой — звонок у нас никогда не работал, да он и не нужен, если есть домофон.

— Ну чего долбишься? — недовольно сказала мама, открывая мне дверь. — Весь подъезд слышал!

Я с облегчением убедилась, что на вид она в полном порядке, даже лучше, чем обычно: при макияже и в нарядной блузке. Ой!

Вторым шоком стали ботинки. Мужские ботинки размера этак сорок пятого. По внешнему виду — байкерские, тяжелые, с квадратным носом и мощным каблуком. Ой!

— Мам, у тебя свидание? — испуганным шепотом спросила я. — Мне надо погулять?

— Не выдумывай, Лилия, какие в моем возрасте свидания? — строго ответила мама. — И вообще, я бы позвонила, предупредила.

— У нас гости? — ничего не понимала я, скидывая туфли и засовывая ноги в пушистые розовые тапочки.

— Ага. Проходи на кухню.

Я и прошла. На нашей крошечной кухне на крошечном табурете за крошечным обеденным столом сидел массивный, словно шкаф, мужчина. С бородой. Нет, первое впечатление обманчиво. Это не шкаф. Скорее, комод. Потому что вширь и ввысь он примерно одинаковых габаритов.

Когда-то я спрашивала маму, кто был мой отец. Давно. Еще в детстве. Она сказала — какая к черту разница, если его в нашей жизни нет? Ну, он красивый был. Обаятельный. Веселый.

Что сказать: никакого обаяния и уж тем более веселья я В ЭТОМ не видела. Скорее, он был пугающим. И черный классический костюм на нем смотрелся нелепо, ему бы больше кольчуга подошла. И топор. Или молот. Что мама вообще в этом гноме нашла?

Потому что я как-то сразу поняла, откуда у меня маленький рост и плотное телосложение. В папу, чтоб его!

— Ну здравствуй, — холодно поприветствовала я блудного родителя. — Чего приперся?

— Лиля! — придушенно ахнула мама за спиной.

— Что «Лиля»? Зачем ты вообще пустила ЭТО в наш дом?

— Генрих — твой отец!

— Я догадалась. Стоп, что? Какой к черту Генрих? Я Владимировна!

— Ну... Лилия Генриховна звучало как-то слишком пафосно, — растерянно ответила мама, вдруг потеряв всю уверенность. — Лилия Владимировна красивее. И потом, я не думала, что Генрих вообще нас когда-нибудь найдет!

— Как видишь, он проявил чудеса дедукции. Ты что, ему моего чая заварила? — я с возмущением принюхалась и заглянула в свою любимую большую чашку, которая теперь стояла перед ЭТИМ. — Как ты могла!

— Генрих любит чай...

— Мама!.. А хотя ладно. Разбирайся с ним без меня. Я пойду погуляю лучше.

— Стоять! — рявкнул ЭТОТ басом. — Сидеть!

Я вообще-то девушка порядочная и воспитанная, но сейчас, глядя в наглые серые глаза, членораздельно и громко произнесла, куда ему следует пойти. Да-да, именно туда, где побывала моя мать, когда мной забеременела. Да, матом.

— Лиля!

— И ты тоже... иди, — послать матом мать все же язык не поворачивался.

— Лиля, да послушай же! Генрих приехал за нами! Мы... будем жить с ним.

Я с искренним изумлением посмотрела на мать. Она что, свихнулась? Ей всего сорок пять, рановато для маразма.

— Девочка...

— Слушай, папаша, ты не понял? — ух, Лиля разозлилась. — Тебе объяснить на пальцах, куда я тебя послала?

Он вдруг загоготал, хлопая огромной ладонью по столу, который жалобно затрещал, и осклабился.

— Моя девочка, никаких сомнений! Алла, выйди.

Мама быстро закивала и исчезла, предательница. Я скрестила руки на груди, оперлась спиной на косяк двери и выжидающе на него уставилась. Ну давай, поведай мне душещипательную байку, как ты годами нас искал и наконец нашел.

— Лилия, ты мой единственный ребенок, — пробасил «гном».

— Допустим.

— Других у меня не будет. Все, отгулялся.

— Импотенто? — сочувственно покивала я и, увидев недоумение на его лице, пояснила. — Бобик сдох? Не стоит?

— А, ты об этом. Стоит. Но после сильного облучения я бесплоден.

— И ты вспомнил, что есть я?

— Ну, не то, чтобы вспомнил, — скривился Генрих. — Я понятия не имел, что у меня есть ребенок. Мы с твоей матерью только однажды и виделись. Ну, не в том смысле однажды, что однажды...

— Избавь меня от подробностей! — выставила ладони вперед я. — Я поняла. Вы больше не встречались. После того краткого романа.

— Угу, так и есть. Я и забыл про нее.

Я поджала губы. Нет бы про вечную любовь заливал!

— Я с тобой честен! — напомнил этот. — И вообще я бы сына предпочел. Но что родилось, то родилось.

— А чего от нас хочешь? — мне начинал нравиться этот чувак.

— Наследница моя ты. Я богатый. Очень. Честно.

— Чем докажешь?

Он, мрачно глядя на меня, вытащил из кармана замшевый мешочек и вытряхнул из него... мама дорогая, горсть прозрачных сверкающих камней, самый крупный из которых был величиной с перепелиное яйцо.

— Это что, брюли? — ахнула я. — Настоящие?

— Тебе бумагу показать? Или ювелира пригласить?

— Ты вор? — прямо спросила я. — Ювелир? Сторож в Алмазном фонде?

— Я... пожалуй, владелец прииска. Приисков, — важно ответил мужик.

— Охренеть.

— Ага.

— И насколько ты богатый?

— Ну... весь этот город могу купить.

Я не то, чтобы ему поверила. Но вдруг сразу вспомнила, что в холодильнике у нас мышь повесилась, а еще я моря ни разу не видела. Нет, такой папаша все же лучше, чем алкоголик, правда?

— Допустим, я тебе верю, — осторожно сказала я, отлипая от косяка, садясь за стол и трогая ногтем один из камушков. — Только это... бесплатный сыр лишь в мышеловке бывает. Меня смущает то, что ты нас нашел. Ну отписал бы все племянникам, двоюродный братьям или кому там еще. Я-то тебе зачем?

— Ты родная, — отвел глаза бородач. — Ну и вообще...

— Поподробнее.

— Я цверг.

— Чего-о-о?

— Цверги — это...

— Я вообще-то в библиотеке работаю, — перебила его я. — Цверги — это гномы. Или у тебя фамилия такая? Генрих Цверг, немец, ага. Только в Германии нет приисков.

— Гномы — это слово ругательное. Не надо так.

— Ага, как негры.

— Именно. Быстро схватываешь. Вся в меня.

Мне захотелось стукнуться головой об стол.

— Вон пошел, — мрачно сказала я. — И без справки от психиатра не приходи.

— Лиля...

— Мне полицию вызвать? Я говорю, давай, проваливай, и стекляшки свои забери. Гном недоделанный.

— Я никуда не пойду.

— Мам, вызывай полицию!

— Да выслушай ты меня! — грохнул кулаком об стол мужик. Стол не выдержал такого наезда и, крякнув, развалился. — Ох ты ж...

— Ладно, тогда я уйду, — попятилась я. — Ма-а-ам! И психиатрическую бригаду!

— Так, ладно. Я уйду. Но завтра вернусь.

— Со справкой от психиатра.

— С доказательствами.

Глава 2
Доказательства

— Мам, если ты еще раз пустишь в дом этого ненормального, я сдам психиатрам тебя, — раньше я никогда не позволяла себе разговаривать с матерью в таком тоне, но сейчас я вдруг ощутила себя старше и мудрее, чем она. — Ты понимаешь, что он неадекватен?

— Лиля, доченька... Он мне такую ересь не говорил. Просто сказал, что искал своих детей, потому что стал бесплоден. Что деньги есть. С жильем обещал помочь. И вообще готов жениться на мне и официально тебя признать.

— А оно нам надо?

— Тебе нравится в библиотеке, да? — неожиданно тоскливо спросила родительница. — Хочешь там всю жизнь пахать? Знаешь, как я бухгалтерию эту проклятую ненавижу? И ответственность эту? Я в отпуске нормальном двенадцать лет не была. А до пенсии мне еще долго.

— Ты ж трудоголик, — растерянно напомнила я маме.

— Ху... Алкоголик, — передразнила меня мама (мне показалось, что она хотела сказать по-другому). — Потому что дуры эти напортачат, если за ними не следить. Сама ж знаешь, что у нас жена и племянница генерального работают, а теперь еще и любовница главного энергетика. Из нормальных — только Маша, но она беременная. Ну еще Света умница, но у нее дети постоянно болеют. А если зарплату неправильно посчитают, кто виноват будет?

Я молчала, потому что не знала, что ответить. Что у мамы должность ответственная, я знала. Что зарплата у жены генерального выше, хотя она не очень старательный работник, тоже знала. Но вот такого отчаяния в мамином голосе я никогда не слышала.

— Мам, но ведь он реально псих, — прошептала я.

— Я поняла уже, — устало опустила она плечи. — А так хотелось сказки!

Я заморгала, а потом принялась поднимать с пола блестяшки, которые ЭТОТ даже не потрудился собрать. Интересно, сколько стоят кристаллы Сваровски? Или это цирконы? Завтра отнесу в ломбард один из камушков, оценю.

А стол теперь придется новый покупать, полоумный папаша этот убил окончательно. Жаль, хороший был стол. Не такой уж и старый, лет семь ему всего. А это значит, что кто-то в этом месяце переживет без нового платья, ну и ладно, джинсы же есть, они удобнее.

***

— Девушка, вы уверены? — испуганно спросила я оценщицу. — Бриллиант?

— Да. Два с половиной карата. Чистый. Старинная работа, сейчас такую огранку редко встретишь.

— И сколько он стоит? — дрожащими руками спрятала я камушек в мешочек.

— Огранка... ну пусть условно «кушон», она наиболее близка. Чистота 5, цвет тоже 5, — девушка в белоснежной рубашке и красной жилетке пощелкала калькулятором и перевернула устройство таблом ко мне.

Я сглотнула. 60 тысяч рублей. Шестьдесят, мать его, тысяч! И это я еще маленький камушек выбрала. Сколько же папаша нам приволок? Я не сосчитала. Но больше двадцати, это точно. Псих? Откуда он их спер? Нас арестуют? Зачем он оставил у нас это вот все? Мамочки, мне реально страшно!

Вернулась домой и вместо ужина принялась измерять камни утащенным с работы штангенциркулем. И не спрашивайте, откуда он в библиотеке!

Итого: тридцать камней, самый маленький из которых, если верить интернету, 2 карата, а самый большой... 60 каратов, кажется.

— Крупнейший бесцветный бриллиант размером с перепелиное яйцо и весом в более ста одного карата продан на аукционе Christieʹs в Гонконге за 6 миллионов 200 тысяч долларов, сообщает официальный сайт аукционного дома, — зачитала мама из интернета и подняла на меня безумные глаза.

— Тут нет ста каратов, — пролепетала я. — Только шестьдесят. Наверное.

— Лиль, ты понимаешь, что если он настоящий...

— Если он настоящий, и мы притащим его в ювелирный, нас арестуют, — мрачно согласилась я. — Или убьют и закопают в лесу.

— Именно. И Лиль, он не может быть краденым. Иначе об этом бы трубили все СМИ.

— Одно из двух, — шепнула я, облизывая пересохшие губы, — или это подделка...

— Или он в самом деле гном.

Мамины слова отчего-то уже не казались безумными. Я дрожащими руками собрала камни в мешок, завязала шнурок и оглядела квартиру. Спрятать их было у нас негде.

— Ты паспорт в ломбарде показывала? — спросила мать. — Они могут тебя найти?

— Не нагнетай.

— Что не нагнетай, Лиль? А если это не фальшивка? Да нас за эти камни сто раз порешат. Не только нас. Весь дом. Все пять этажей, все девяносто квартир!

— А ведь он говорил, что может весь город купить...

Так страшно мне не было никогда в жизни. Вот уж не думала, что буду буквально молиться, чтобы этот псих вернулся и забрал свои стекляшки. Я даже на работу позвонила и взяла отгул, потому что представить себе не могла, как можно оставить мешочек дома. А вдруг его украдут? Нет, нас ни разу не обносили. Но бредовые идеи матери вдруг стали пугать и меня. Взять камни с собой на работу тоже невозможно. Нас часто обыскивают на проходных, а если найдут? Как я объясню их наличие? Если бы не кот, который, чувствуя мою нервозность, успокаивающе мурлыкал мне в ухо, а потом нагадил в тапки, опрокинул кактус и бегал по коридору с утробными завываниями — чтобы отвлечь, видимо, я бы и вовсе свихнулась.

Появление папаши я встретила едва ли не воплями счастья. Он пришел около полудня, когда нас с мамой и дома-то не бывает. Псих и есть псих, что с него взять! Я затащила его в квартиру и тут же сунула в руки мешочек. Честное слово, у меня гора с плеч упала, когда я его сбагрила!

— Лиля, я вот принес... — папаша бочком протиснулся мимо меня в коридор, потом в сторону кухни. — Доказательства. А где вы вчера были?

— На работе, вообще-то.

— Вы работаете?

— А жить нам на что? Алименты ты ж зажал.

— Да не знал я! — грохнул он, а потом снова утих. — Правда, не знал.

— Не ври, — неожиданно для себя сказала я. — Все ты знал. Просто... девочка не нужна была.

— Ладно, — вздохнул Генрих. — Твоя правда. На гобелене семейном отросток пошел. Знал, но решил, что это неважно. Мальчика бы забрал, а от девочки, да еще полукровки, толк какой?

Замечательно. Вообще-то я пальцем в небо ткнула, но за правду спасибо.

Гном тем временем деловито выкладывал на подоконник какие-то кольца и кинжалы. И браслет еще, кажется, из стали.

— Это браслет регенерации, — пояснил он, видя мой заинтересованный взгляд. — Примерь.

Я протянула руку. Осторожно взяла прохладный металл. Тонкая работа: переплетающиеся цветы и стебли словно настоящие, только покрытые металлом. А крохотная ящерка с зеленым глазом-камушком оказалась застежкой. Гном как-то по-хитрому нажал на нее, и браслет разломился в моих руках. Генрих помог мне его застегнуть. Мне кажется, или браслет создан будто бы для меня? Охватывает запястье мягко, не давит, но и не сильно скользит. Пока я любовалась произведением искусства, равного которому я никогда не встречала, скотский папаша схватил кинжал и щедро полоснул им по моей ладони. Я, естественно, заорала. Больно было. Очень.

— Тихо, тихо, — сжал мою руку ЭТОТ. — Смотри!

Я смотрела. На моих глазах довольно-таки приличный порез начал затягиваться. Края его сдвинулись, превращаясь в царапину, потом царапина побледнела. Только уже подсыхающая кровь говорила мне, что это не сон. Я подошла к раковине, вымыла ладонь и внимательно оглядела ее. Ни следа. Он гипнотизер? Или это в самом деле... магия?

— Слабенький браслетик так-то, — бубнил за моей спиной папаша Генрих. — Ювелирный. От порезов, ожогов, мелких неприятностей. Руку обратно не вырастит, максимум — ноготь. А есть еще кольца: бодрости, удачливости, интуиции...

— Всевластия, — не удержалась я.

— Что? — удивился ЭТОТ. — Такого у нас нет. К счастью.

— А плащ-невидимка?

— Маскировочный, что ли? Это к эльфам.

— Еще и эльфы?

— Формально, они не эльфы, а альвы, эльфами их зовут за спиной.

— И что, они красивые высокие блондины? — заинтересовалась я.

— Ну да, высокие. Только красавцами их не назвать: тощие, убогие, хрупкие, еще и не пьют. Но воины хорошие, тут не поспоришь. Ты мне теперь веришь?

— Не совсем, — призналась я. — Слишком уж на бред сумасшедшего смахивает. А люди у вас есть?

— Разумеется. Они везде есть, во всех мирах.

— И как твой мир называется?

— Цвергбьенген. Это земли цвергов.

— Язык сломаешь.

— Ну или просто Алмазные горы. Мой клан там живет.

— А альвы? Альвбьенген?

— Эглунд.

— Круто. А кто у вас еще есть?

— Деточка, так пойдем со мной, и узнаешь, — вкрадчиво предложил папаша. — В гости тебя приглашаю. И Аллу, конечно, тоже. Поглядишь, осмотришься, познакомишься с родней. Не понравится — вернешься.

— Типа экскурсия? — с подозрением спросила я.

— Да. Путешествие небольшое. На недельку, а?

— На неделю не выйдет, — с сожалением вздохнула я. — Отпуск у меня по графику в январе, а отгулов больше трех дней не дадут. Не положено. У нас ведь завод, режимное предприятие.

— И кем ты на заводе работаешь? — тоскливо спросил гном.

— Библиотекарем, — так же тоскливо ответила я.

— Это хорошо, — неожиданно обрадовался Генрих. — Почетная профессия хранителя знаний! А скажи мне, у вас там по кузнечному делу свитки имеются какие-нибудь?

Я вспомнила журналы КШП, так и не внесенные в базу, и ухмыльнулась. Имеются, папаша, еще как имеются. И пресса имеются, и кузнечный цех.

— Горячая формовка, — словно зачарованный, повторял за мной гном. — Гидравлический пресс... но ведь это электричество надо, да? А его у нас нет.

— Магия же есть, — напомнила я. — Придумайте там какой-нибудь аккумулятор.

— Достанешь мне чертежи пресса?

— Кто, я? Ты хоть представляешь, сколько они стоят? Такие вещи в библиотеке не хранят.

— А что хранят?

— Статьи всякие, учебники, диссертации. И не про оружие и доспехи. Лопатки, шестерни, валы — оно тебе надо? Максимум, что интересно будет — про режимы термообработки. Но книги все равно за пределы завода выносить нельзя.

— Зря ты так говоришь, — не согласился Генрих. — У нас механизмы тоже есть. Бурильные, например. Печи шахтные. Плавильни. О, а по литью есть материалы?

Я с уважением посмотрела на папашу, а потом принесла ему несколько не сданных в институтскую библиотеку учебников, да еще свои конспекты. Я ж литейщик, закончила «Литье черных и цветных металлов». Не то, что бы у меня инженерный склад характера, но лекции я не прогуливала и записывала все, что могла, да еще на первой парте сидела, перед самым носом у лектора. Потому что, если примелькаться, потом больше шансов экзамены сдать. Часто мне даже автоматом ставили, я ж прилежная, внимательная. И уж точно никто не знал, что большую часть курсовых я заказывала за деньги.

— Так ты инженер, что ли? — с изумлением смотрел на меня гном. — Серьезно?

— Ну да.

— Настоящий инженер?

— Тебе диплом показать?

— Тащи!

В мои синие корочки Генрих вглядывался с каким-то благоговением, а потом смотрел на меня с блаженной улыбкой.

— Да ты ж мое сокровище, — проворковал он, поглаживая стопку тетрадей. — Вот это мне повезло! Мало что инженер, так еще и такая нужная специальность!

Ага, нужная. Я и поступила на нее только потому, что там был самый низкий проходной балл и конкретный недобор. Никто не хотел идти потом работать в цех, где графит и ядовитые пары. Я помню, даже одноклассникам не говорила, что на литье учусь. Производство металлов — вот как я называла свою специальность.

Интересно, стоит ли мне рассказывать, что инженер я только согласно диплому? А на самом деле — ни практических навыков, ни каких-то особых знаний у меня нет? Наверное, подожду с этим. Я ведь не собираюсь к ним в эти самые горы переезжать. Только погляжу одним глазком.

— А море есть у вас? — вспомнила я.

— В горах — нет. Озера есть и термальные источники. Море — в землях людей. Захочешь — свожу тебя.

Что ж, гор я тоже никогда не видела. Почему бы и не посмотреть на них? Кажется, горы — ничуть не хуже моря. Может быть, самую малость, но ведь там есть озера!

— Так что, поедешь? — с нетерпением спрашивал папаша. — Я тебя с дедушкой познакомлю.

Ну да, еще и дедушка!

— Ты погоди, это не просто, — вздохнула я. — Мне же нужно еще отгулы подписать, замену себе найти. На этой неделе я уже брала отгул, больше не дадут. Да и маме... ей вообще могут не дать.

— А Алла кем работает?

— Главбух. Зарплату считает. И договора всякие подписывает.

— Казначей, стало быть. Однако! Таких женщин привезти в дом почетно. Мне действительно повезло!

Черт, вот не нравится он мне. Но какие чудесные слова говорит!

Глава 3
Дом, милый дом

Я ждала пятницы с нетерпением. Мне предстояло первое в моей жизни приключение. Поездки в областной центр на поезде с классом я не считаю, все, что я запомнила — это чучело лося в краеведческом музее и то, как пол класса блевало сосисками из тамошней столовой. У меня тогда денег не было с собой, были мамины пирожки. Сначала считала, что мне не повезло и жалела себя, а в поезде поняла, что все к лучшему.

Здесь все будет по-другому, я уверена. Это вам не поезд, не автобус, это, мать вашу, другой мир! Я буду по-па-дан-ка. Нет. Гостья. Только посмотрю одним глазом и назад, в библиотеку. Хотя, конечно, я рассмотрю вопрос переселения. А вдруг там лучше, чем здесь? Конечно, невольно на память приходит анекдот про «не путай туризм с эмиграцией», но мы ж оптимисты, мы верим в лучшее. Мама тоже волнуется. Вон, маникюр сделала, подстриглась, покрасилась, брови привела в порядок. Было бы время — она бы в спортзал записалась. Впрочем, она и так красавица. Папаша, который временно у нас поселился (на кухне спал, а куда его еще укладывать в однокомнатной квартире?), на нее как кот на сметану смотрит. Правда, каких-то поползновений в ее сторону я не замечаю, даже обидно. Мама ведь замуж так и не вышла. Сначала не до этого было, а потом она боялась мужчин в дом приводить, где девочка растет. Мнительная она у меня. Надеюсь, что она в ЭТОГО обратно не влюбится. Хотя если влюбится — главное, чтобы счастлива была, а не вот это вот все.

— Лилечка, а юбки подлиннее у тебя нет? — между тем блеет папаша, разглядывая мой единственный деловой костюм. Я в нем еще диплом защищала. — Цверги — народ консервативный. У тебя, конечно, прекрасные ноги, но хоть бы до середины лодыжек, а?

— Могу джинсы надеть, — мрачно сообщаю я. — С кроссовками. В них удобнее и по горам лазать.

— Не надо джинсы, пусть так!

Но у меня и вправду нет длинной юбки! Только вот по колено. Офисный вариант, с пиджаком. В библиотеке юбки совсем не нужны. Во-первых, за стойкой все равно ни ног, ни чего-то там ниже груди не видно (с моим ростом — ниже подбородка). А во-вторых, я невысокая, поэтому мне постоянно приходится пользоваться табуретом, чтобы достать что-то с верхних полок. В юбке особо не полазаешь.

Нет, конечно можно было купить для себя что-то воздушно-летающее, как вон летний сарафан у мамы, но я буду в нем похожа на табуретку, прикрытую шифоновой салфеточкой. К тому же мне и гулять-то некуда. Одна подруга — Натка. Ну и Светка еще, но она второго ребенка пару месяцев назад родила, ей не до гуляний, разве что с коляской.

На самом деле джинсы я все равно в рюкзак сунула. И кроссовки. И зубную щетку. И прокладки. И анальгин. И антибиотики. Потому что даже если я еду в гости на четыре дня, случиться может всякое.

Отгула мне дали только два — в понедельник и вторник. Начальник сказал — не больше трех в месяц. Вернусь, КЗоТ почитаю, у меня есть в фонде. Мне кажется, он врет, но спорить я пока не стала, а то вовсе не отпустит. Поэтому отпуск мой в дальних странах сократился еще на один день. Зато маме дали аж две недели. Причем еще за прошлый год. Буквально силой выставили, чтобы компенсацию не платить, наверное.

Мне ужасно любопытно, как мой внезапный родитель организует нам трансфер в свой мир. Портал откроет? Через шкаф выведет? Платформа 9¾? Просто по башке даст и в бессознательном состоянии переправит? Но нет, он достает из-под черной с рыжим бороды большой амулет, похожий на секстант и объектив от фотоаппарата «Зенит» одновременно. Что-то крутит, настраивает, щелкает рычажками. Невольно хочется задать вопрос в духе героя известного кинофильма: а что, этот прибор любую стеночку убрать может? Но я боюсь, папахен не поймет моего юмора, впрочем, его даже большинство однокурсников не понимали. Наконец, линза в приборе вспыхивает ядовито-голубым светом, гном направляет прибор на пол. Свет очерчивает на нашем потертом ковролине большой голубой круг, безжалостно высмеивая наши с мамой навыки уборки: пыль, нитки всякие, пятна... Стыдно.

— Лиля, иди в круг.

— А чего сразу я?

— Да мне без разницы. Алла?

Мама все же опытнее и мужественнее меня, ее характер закален сложной работой и моральными пытками начальства. Она без колебаний шагает в голубой круг и пуфф! Исчезает с тихим хлопком. А это точно безопасно? Дальше тянуть некуда. Я поправляю рюкзак за спиной, едва удерживаясь от крестного знамения, и смело захожу в «портал». Зажмурившись, конечно. На миг меня обдает острым холодом, кружится голова.

Я открываю глаза и сразу их закрываю, потому что зрелище не для слабонервных. Вокруг каменное пространство, показавшееся на первый взгляд бесконечным, без стен и потолка. И толпа бородатых карликов, молча буравящих меня злобными взглядами. Мамочки! В смысле, мамочка, где ты? Вдвоем спокойнее.

— Мои жена и дочь, — раздается знакомый уже рев. — Княжна Лилия Алмазная! Приветствуйте!

Шо? Княжна? Мы так не договаривались!

Меня едва не сшибает с ног акустической волной. Толпа этих тварей ревет, вопит, улюлюкает и стучит об пол чем-то подозрительно боевым, вроде молотов и топоров. Зачем я согласилась на эту аферу? Лучше б в библиотеке сидела! Там тихо и светло...

Так, на маман надежды нет, она уже во власти этого чудовища. Придется выкручиваться как-то самостоятельно.

— Это самое, Генрих... не знаю, как вас по батюшке...

— Папой зови или отцом.

— Отец — это тот, кто воспитал.

— Упрямая жужелица.

— Старый кукун.

Наше пререкание с интересом слушала вся толпа. Мне было неловко, но в то же время я злилась, что меня вот так вот сделали потехой куче гномов. К тому же такого интересного собеседника я раньше не встречала.

— Кто такой кукун? — громким шепотом уточнил папаша.

— Самец кукушки.

— Да я погляжу, внучка у меня — дама с характером, — провозгласил седовласый бородатый тип, которого я даже под дулом пистолета не смогла бы отличить от кучи таких же. — Сразу видно — наша кровь! Я Скольд — отец этого кукуна и твой дед.

— Ага, Генрих Скольдович, — торжествующе улыбнулась я. — Не могли бы вы меня транспортировать обратно? Я передумала у вас гостить. Вы нечестно играете.

— Увы, нет, — с явно преувеличенным сожалением отозвался гном. — Назад дороги нет.

— В каком смысле?

— В таком, что теперь ты княжна клана Алмазных. И дом твой теперь здесь.

— Нет!

— Да!

Я взглянула на мать, которая тоже растерялась. Она робко попыталась мне помочь:

— Но Генрих, у нас работа!

— Больше нет. Я вполне могу вас содержать. Моим женщинам работать не нужно.

— Но так нельзя!

— Кому нельзя? Мне можно. Вы в моем доме. А здесь все подчиняются мне. И обратно вы не вернетесь. Забудьте. Ты, Алла, теперь княгиня. Будешь хозяйничать, а не хочешь — хоть весь день бездельничай и книжки читай или вышивай, или что вы там, бабы, любите. А Лильку замуж выдадим, ей пора.

— Что? — придушенно пискнула я.

— Замуж, — гаркнул мне в ухо сумасшедший гном. — А то в девках засиделась. А вы чего пялитесь, бездельники? — папахен заметил, наконец, зрителей. — Работать идите, а то цирк себе нашли. Все, разошлись!

— Мы так не договаривались!

— А мы никак не договаривались, — довольно усмехнулся мне в лицо этот гад. — Покажи договор, а? Урок номер один, девочка: что на бумаге не записано и свидетелями не заверено — того и не было. С цвергами только так можно дела вести, ясно?

Я не могла понять, чего мне больше хочется: разреветься или плюнуть этой сволочи в лицо. Наверное, второе. Но он, оказывается, князь, а выяснять, какие тут казематы, я пока была не готова. Ишь, как заговорил-то теперь, а у нас дома был почти человеком!

— Урок номер два, лапочка, — шепнул мне дед, ловко подхватывая под локоть. — Будь наглой. Хами, ори, обзывайся. Не показывай слабость и, тем более, слезы. Цверги такое не простят. Ты — княжна. Тебе можно все. Как себя поставишь в первые дни, так и относиться к тебе будут.

— Зачем вы мне это говорите? — шмыгнула носом я.

— Ты — моя единственная внучка. Не хочу, чтобы тебя сожрали. Будь достойна своего статуса.

Наглой? Но меня всегда учили, что девочка должна быть нежной и покладистой! Должна слушаться старших, улыбаться, если плохо, заботиться о близких и еще терпеть. Придирки терпеть. Упреки несправедливые терпеть. Боль в критические дни терпеть. Короче, по жизни должна. А цверги, оказывается, ценят наглость. Может, не так уж и плохо стать цвергом? Хотя, конечно, вот это маленькое условие про «замуж» всю картину портило. Не пошли бы вы, папаша, в то самое место, которое у вас облучению подверглось?

Нет, я в принципе не против выйти замуж и родить парочку детишек. Я совершенно обычная девушка с нормальной ориентацией. Но средневековье в нашем мире давно миновало, тем более гномы меня вообще не привлекали! Мне блондины всегда нравились! Высокие, утонченные, с длинными волосами: Трандуил там или Леголас, ну в крайнем случае — Джек Воробей, хоть он и не блондин. Зато с ним не соскучишься. Эти же карлики совершенно не в моем вкусе!

Ладно, Лиль, спокойно. Пока тебя не укладывают в постель с бородатым коротышкой, паниковать не нужно. Зато самое время выпустить наружу внутреннего зверя. Ну и что с того, что тигрицей ты себя никогда не ощущала? Скунс — тоже вполне себе боевая ипостась. В общем, хотели цверга? Будет вам цверг. Тем более, что дед, кажется, на моей стороне.

— Аллочка, пойдем, я покажу тебе ваши спальни, — папаша разливается соловьем, поглаживает мамину руку и глядит так масляно, что я догадываюсь: спальня у них будет совместной. Ну и прекрасно: в кои-то веки у меня своя комната будет, а то всю жизнь с мамой да с мамой. Я, конечно, маму люблю, но в нашем доме понятие «личное пространство относилось только к санузлу, да и то не всегда, потому что он был совместный. На троих, так сказать — меня, маму и кота.

И тут я остановилась как вкопанная и трагически заявила в пространство:

— Елки-палки, Тишка же! Мы ж кота дома оставили!

Мама остановилась тоже и посмотрела на меня с не меньшим ужасом:

— Тимофея бросать нельзя! Генрих!

На лице папаши отразилось легкое недоумение: он еще не знал, что сейчас будет локальный апокалипсис.

— Ну ты же вроде договорилась с соседкой, что шерстяную тварь будут кормить. Так чего еще-то надо?

— Я договорилась на четыре дня, — в голосе мамы слышатся металлические нотки главного бухгалтера.

— Ну вот.

— Не вот. Либо ты через четыре дня возвращаешь нас обратно…

— Либо?

— Либо забираешь сюда кота.

Ну мама! Какое разочарование, надо было без либо! Эх, не дожала.

— Зачем мне здесь кот? — не понял отец. — У нас собаки. Цверг-терьеры. Чтобы с крысами бороться.

— А зачем тебе здесь я? — задала резонный вопрос матушка. — Ты уж выбирай: или я в придачу с котом, или я в придачу с ежедневными скандалами. Я могу, ты знаешь.

— Ладно, — буркнул отец нехотя. — Будет тебе кот.

Глава 4
Княжеский бастард

А комнаты у гномов маленькие. Я-то, наглядевшись на огромный зал, куда меня забросило, надеялась на что-то монументальное. А оказалось — склепы. Каменные стены, небольшие кроватки — почти детские, ниши для одежды в стенах, окон, конечно, нет. Ортопедическим матрасом меня тоже не обеспечили, хотя, казалось бы — папахен со своим секстантом мог бы и приволочь что-то более полезное, нежели не первой свежести библиотекаршу.

Мне не понравилось. Хочу домой на свой диван. Там у меня потолки два сорок и комната восемнадцать квадратов. А еще телевизор, шкаф и комод. Здесь же метраж два на три и до потолка я достаю, если на носочки встану. Это что, княжеские хоромы что ли?

Наверное, будь я чуточку увереннее в себе, я бы устроила скандал, но сейчас просто закинула в нишу свой рюкзак, села на жесткий, кажется, набитый соломой матрас и заплакала.

Может, я и не красавица, и умом особым не отличаюсь, но зачем уж так-то? Вселенная, когда я говорила, что хуже быть уже не может, я не это имела в виду, честно! Я рассчитывала на повышение зарплаты или, если уж совсем честно, на какого-нибудь парня, которому я понравлюсь. Вроде Игоря Матвеева. Такого высокого, тощего и со светлыми волосами, стянутыми в хвост. Понимаешь, Вселенная, я, когда ныла, как бы намекала, что неплохо бы в