буржуа Сартр мечтал о литературном подвиге, Мерло-Понти – о счастье быть безоговорочно любимым, а де Бовуар – о своих книгах и витринах магазинов сладостей, Камю рос в мире молчания и отчуждения. В его семье не было ни электричества, ни водопровода, ни газет, ни книг, ни радио, в доме редко бывали гости и не было никакого представления о «жизненных мирах» других людей. Ему удалось сбежать, поступить в лицей в Алжире, построить карьеру журналиста и писателя, но детство наложило на него свой отпечаток. В его первом дневнике первая запись, которую он оставил в двадцать два, содержит замечание: «Определенного количества лет, прожитых без денег, достаточно для цельного мироощущения».
«Ад – это другие». Сартр позже объяснял, что не имел в виду, что другие люди – это ад в целом. Он хотел сказать, что после смерти мы застываем в их представлении, не в силах больше противостоять их интерпретации. При жизни мы еще можем что-то сделать, чтобы управлять впечатлением, которое мы производим; после смерти эта свобода уходит, и мы остаемся замурованными в воспоминаниях и восприятии других людей.
По мнению Сартра, мы проявляем недобросовестность всякий раз, когда представляем себя продуктом нашей расы, класса, работы, истории, нации, семьи, наследственности, влияния детства, событий или даже скрытых в бессознательном побуждений, которые, как мы утверждаем, не поддаются нашему контролю.
Для Сартра пробужденный индивид – это не Рокантен, застывший перед объектами в кафе и парках, и не Сизиф, катящий камень по склону горы с фальшивой жизнерадостностью белящего забор Тома Сойера. Это человек, который занимается чем-то целенаправленно, в полной уверенности, что это что-то значит. Именно такой человек по-настоящему свободен.
Камю, по его словам, находился под слишком сильным влиянием Дэвида Юма, который «объявил, что все, что он может найти в опыте, – это отдельные впечатления». Сартр считает, что жизнь выглядит подобным образом только тогда, когда что-то пошло не так.
