из-за своей сентиментальности, мне нравится думать, что я живу рядом с дорогой, которая всегда соединяла место, где я сейчас проживаю, с местом моего рождения
Вдали от двора, запертый в деревушке на окраине Флоренции, отвергнутый и покинутый всеми, Макиавелли посвятил свои дни полям, стадам и лесам, но с приходом ночи – как рассказывал он своему другу в знаменитом письме – все менялось. С наступлением ночи он снимал свою грязную тунику, надевал настоящую одежду, открывал книгу и отправлялся в древний мир, мир, населенный людьми, с которыми он, в одиночестве, начинал беседу, длившуюся веками: «Здесь я без стеснения беседую с ними и расспрашиваю о причинах их поступков, они же с присущим им человеколюбием отвечают. На четыре часа я забываю о скуке, не думаю о своих горестях, меня не удручает бедность и не страшит смерть
В конце этого путешествия сквозь века мы увидимся вновь. А пока давайте же смеяться. Ведь жизнь продолжается, и реальность требует, чтобы это было сказано.
«Может, и нет иных мест, кроме полей битвы?» – но тут же говорит самой себе, говорит нам, что и в Каннах и в Бородино, в Вердене и Перл-Харборе, на Косовом поле и у мыса Акций жизнь продолжается, туда долетают письма, там танцуют парочки, ездят фургоны, а дети едят мороженое: «Где Хиросима, там опять Хиросима и производство товаров повседневного потребления. Этот ужасный мир – не без обаяния, не без рассветов, на которых хорошо просыпаться». Она задается вопросом: «Какая отсюда мораль?». И сама же дает на него ответ: «Наверное, никакой». Но в конце приходит к выводу, что «на трагических перевалах ветер срывает шляпы с голов, и никак не помочь – нас смешит эта картина».
Будет неразумным утверждать, что эта книга, которая сейчас закончится, достигла чего-то подобного, однако именно к этому она стремилась. Ее страницы закончились, но наш великий и ужасный мир, к счастью и к сожалению, породит еще множество подобных историй. Историй, которые останутся воспоминаниями на табличках, улицах и забытых уголках городов. Историй, которые просто нужно уметь находить. И вот наконец пришло время прощаться. Увидимся за следующим поворотом
Повелитель океанов не увидит, как два десятилетия спустя, в 1240 году, его внук Бату, сын Джучи, расширит границы Их Монгол улс, «Великого монгольского государства», до Австрии, до ворот в Западную Европу, которая вот-вот должна была пасть, не знающая, как и другие жертвы монголов, о своей неминуемой судьбе. Он не увидит, как умрет Угэдэй и как известие о его смерти как раз застанет Бату на пороге нового вторжения и заставит его вернуться в Монгольскую империю на выборы нового хана, и это спасет Европу от катастрофы. Он не увидит своего другого внука Хубилая, который завершит завоевание Китая, провозгласит себя императором, основав собственную династию Юань, и будет прославлен изумленными путешественниками, такими как, например, Марко Поло, который потом будет хвалиться тем, что служил Хубилаю, подобно тому, как кто-то хвалится, что видел бога. Менее ста лет назад у Матери Оэлун и того, что осталось от ее семьи, вместо крыши были звезды, а вместо подушки – камни. И ни одного друга, за исключением их собственных теней
Неизвестное место его захоронения и сотни километров вокруг него будут объявлены «Великим запретом», священной закрытой территорией, охраняемой военным племенем и их преемниками в течение последующих восьми веков
Джучи, который, по всей видимости, все-таки был болен, скончался. Узнав об этом, владыка мира на несколько дней заперся в своей палатке и пригрозил влить расплавленный свинец в глотку любому, кто посмеет потревожить его траур.
