Ян Кириллов
Границы памяти
Серия «Границы»
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Ян Кириллов, 2025
Память о прошлых жизнях способна изменить судьбу. Даже раб, который в прежнем воплощении умел летать, может представлять опасность для тайной межмировой власти, не говоря уже о бывшем императоре, свергнутом из-за навета своего полководца.
ISBN 978-5-0067-8794-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
4
5
6
1
2
3
3
4
5
6
1
2
4
2
1
4
4
3
3
6
5
2
1
3
2
1
6
5
3
4
2
5
4
6
5
4
6
6
1
1
3
5
2
2
3
6
6
4
4
5
5
2
2
3
3
1
1
1
2
1
4
5
6
6
5
4
3
1
2
1
2
3
4
3
2
1
4
3
6
2
5
1
5
6
3
6
4
5
1
2
3
4
5
6
2
1
1
2
3
5
4
3
5
6
4
5
6
6
Пролог
Его осудили на сто восемь лет саркофага. Каменный ящик построили в той пещере, где когда-то скрывался будущий император, возглавляя восстание. Ёмкость залили сон-молоком, что замедляло жизненные процессы и сохраняло жизнь на протяжении столетий. Такой способ наказания применялся далеко не впервые — многие века в саркофаги заключали царей. Это было гуманнее, чем казнь, и всё же саркофага боялись больше смерти. Заключённого в этот гроб для живых обрекали долгие годы видеть кошмары, от которых невозможно проснуться. И́нкрим не боялся, ведь худший кошмар в своей жизни он пережил три года назад. Он знал, что и с кошмарами можно справиться — нужно только принять свою тёмную сторону. Когда над Инкримом опустилась каменная крышка, он улыбался. Он засыпал с одной мыслью: «Я вернусь».
За три года до этого, стоя на балконе дворца Белый Слон, император Инкрим по прозвищу Саунда́р, облачённый в короткую чёрную тогу, глядел на закат. Утопающее солнце озаряло океан, что называли Великой Солёной рекой. Оно убаюкивало беспокойные нагретые за день волны. Там вдали, у горизонта, плавали киты. При желании, можно было разглядеть их спины, и даже фонтаны воды, что выпускали киты из своих дыхал. Безмятежные животные не меняли образа жизни на протяжении миллионов лет. Им было не до того, что вытворяли на поверхности их далёкие собратья. Киты не ведали ни о Великой Межмировой войне, что отгрохотала недавно, ни о Второй империи, ни о Кадонийском мятеже.
— Саундар! — прервал раздумья молодой голос. — Вам послание.
Император обернулся и позволил гонцу подойти. Это был прыщавый новичок, по имени Сенк, всего три луны служивший гонцом при дворе.
— Смелее! — сказал Саундар.
Новичок нервничал как в первый день. Он скользнул вперёд, шаркая ногами, и протянул свиток.
— От кого послание?
— М-Миенхо́т, — сказал гонец так, будто уже произнеся это имя, принёс дурную весть.
Инкрим не любил Миенхота за его дерзость и своенравность. Каждый его поход обязательно оборачивался либо провалом, либо кровопролитием. И всё же, Миенхот держал безумный авторитет среди солдат.
— Давай сюда, — император вытянул руку, чтобы принять письмо.
Что-то блеснуло в руке молодого гонца. Инкрим вовремя заметил нож — достань его парень на полсекунды позже, и всё повернулось бы иначе. Вождь сосредоточил Энергию в пальцах и, силой тотта, отбросил гонца на пять шагов назад. Не дав гонцу подняться, Инкрим наступил ему на горло.
— Кто подослал тебя?!
Сенк что-то невнятно прохрипел, а из его рта потекла кровь. Инкрим понял, что перестарался с энергетическим ударом. Через несколько вздохов, гонец умер.
Император понял бумагу и прочёл. Как он и ожидал, это было объявление войны. Повод был известен — Инкрима давно обвиняли в тирании. Вот только Инкрим знал: повод и причина — совсем разные вещи. Настоящей причиной послужили разногласия по статусу военачальников после войны. Миенхот выступал за то, чтобы военачальники стали полноправными царями на своих территориях. Инкрим же собирался уделить им статус губернаторов.
Во дворце было много сторонников Миенхота. Даже слишком много. Их всех Инкрим знал поимённо. Собрав самых преданный командиров, он отдал приказ: немедленно уничтожить всех миенхотан, что засели во дворце. Их резали в постелях — всех до единого, включая женщин и детей. Инкрим жалел, что не мог вернуться в прошлое:
«Не прояви я слабость тогда — не позволь им поселиться во дворце, у себя под боком, не было бы этой жестокости».
Не прошло и часа с тех пор, как Инкрим отдал кровавый приказ, когда рядовой солдат принёс мешок. Увидев содержимое мешка, Инкрим понял, что переживает худшую ночь в своей жизни. В ней была голова Ка́йрила — его старшего брата.
— Убили в собственном доме. Зарезали его жену и дочку.
Внешне Инкрим оставался холоден.
— А́ммерта нашли?
— Нет, но удалось допросить свидетелей. Аммерта окружили, но ему удалось уйти. Говорят, он воспарил в небо, так высоко, что превратился в маленькую точку.
— Где это было?
— На базаре.
— Понятно, — Инкрим не питал надежд на то, что Аммерт жив. Такой полёт отнимал много сил, поэтому к левитации почти никто никогда не прибегал, за исключением крайних мер. Аммерт же славился храбростью и выносливостью, и нередко поражал толпу своими полётами. Вчера вечером он сделал это в последний раз. Конечно, слухи преувеличили зрелище — догадаться не составляло труда.
«Но, боги! — подумал император. — Это был бы красивый побег».
К утру из миенхотан остался один. Вернее… одна.
— Аруста́р, — печально протянул Инкрим. — Я долго думал, что делать с тобой.
Верный военачальник Кази́м — очень толковый, несмотря на молодой возраст, южанин — догадался не убивать её, а привести к вождю.
— Молодец, Казим, — кивнул Инкрим. Он ценил тех, кто умели понимать приказы не буквально. Вождь обратился к Арустар.
— Теперь ты поняла, к чему привели твои чувства?
— Моё сердце по-прежнему с ним.
— С Миенхотом? Он безумец. Убийца. Деспот, — произносил Инкрим, шаг за шагом приближаясь к Арустар.
— Как и ты.
— Между нами есть разница: я убиваю во имя империи. Он — ради славы.
— Вы ничем не отличаетесь. Убьёшь меня?
Инкрим опустил взор на округлившийся за последние луны живот Арустар.
Три года спустя, проведя в темнице девятьсот девятнадцать дней, Инкрим стоял перед судом. По иронии судьбы, местом суда избрали ту самую арену, где когда-то бился его отец — бывший раб. На подсудимого с трибуны глядела Арустар, с трёхлетним малышом на руках. В её глазах читались жалость и неисполнимое желание повернуть время вспять.
Часть 1
Глава 1. Фред Берроу
1
Фред самозабвенно мыл машины. Снова и снова, мощная струя пенной воды, способная отсечь руку, проходила по корпусу, не оставляя ни пятнышка. С такой же тщательностью Фред очищал коврики, пылесосил дорогие и не очень салоны, оттирал окна изнутри сначала влажной, а потом сухой тряпкой. Он обожал свою работу за то, что в ней можно было пропасть. Не надо было ни о чём думать — просто позволь своим рукам делать то, что нужно.
И всё же, Фред ненавидел свою жизнь. За плечами остались два года лечения от наркозависимости и год бесцельного шатания по улицам. К двадцати трём годам Фред Берроу так и не поступил в колледж и потерял всякую надежду на то, что жизнь когда-нибудь наладится. Автомойка позволяла убежать от проблем. Его работа была из тех занятий, которые не наделяют грузом ответственности и не вызывают осуждения обществом. Дополнительным бонусом служили деньги, позволявшие хотя бы оплачивать своё проживание у мачехи Стоун.
Утром, третьего сентября, идиллия закончилась. Гарри — молодой босс — не желая слушать возражений, поставил Фреда перед фактом: автомойка переходит в режим самообслуживания. Вспышка произошла на фразе «Теперь ты будешь сидеть за кассой». Неприятный разговор случился в восемь утра, после ночной смены, а уже в десять злой, но довольный собой Фред Берроу шёл по улице Торонто, запустив руки в карманы. Вновь и вновь он прокручивал в голове, как послал начальника. Он жалел об этом поступке, ведь можно было сказать: «Гарри, я не виноват, что ты не умеешь вести бизнес», но вместо этого Фред отправил его туда, откуда обычно не возвращаются девственниками. Разумеется, после такого, о работе за кассой, да и вообще работе на автомойке, не шло и речи.
На Янг-стрит частенько попадались группы туристов, и гиды с удовольствием расхваливали «самую длинную улицу мира». Проходя мимо, Фред не мог не вставить фразу:
— Вас дурят. Янг-стрит переходит в шоссе №11.
Он хорошо знал, куда ведёт улица Янг, но понятия не имел, куда бредёт сам. После сегодняшнего скандала Фред воспринимал утро как вечер, и неважно было, что солнце светит не с той стороны. До дома было довольно далеко, и можно было бы, как обычно, сесть на автобус, но так бы поступил другой Фред. Тот, который не потерял работу и веру в человечество.
Люди вокруг торопились кто по делам, а кто по магазинам. Улица радовала глаз вывесками и рекламой, но только не глаз Фреда. В этом состояла ещё одна его особенность — Фред видел окружающий мир в приглушённом цвете. В прямом смысле, примерно как на цветной, но довольно старой киноплёнке.
Внезапно в голове что-то щёлкнуло, и Фред остановился. Мысль о том, что можно сократить путь домой кольнула его в самое сердце. Вот только домом теперь виделась не двухкомнатная квартирка в Джейн энд Финч, а что-то бескрайнее, заоблачное. Недолго думая, он вышел на проезжую часть.
Реальность оказалась куда прозаичнее ожидания: машины не стали давить случайного похожего. Вместо этого водители притормаживали, сигналили и, ругаясь, объезжали одинокую фигуру.
«Слабаки».
Тут он обернулся. Девушка стояла на тротуаре и глядела прямо на него. Сначала Фред не поверил: очень мало кто из девушек вообще когда-либо удостаивал его внимания. Девушка была на удивление красивой — каштановые волосы, кожа цвета кофе с молоком, изящное изумрудное платье… Изумрудное! Фред поймал себя на мысли, что чётко видел каждый оттенок её платья, кожи, волос. Он даже различил цвет её глаз — чайные. Они определённо были чайными. Нет, он бы не простил себе, если бы такие удивительные глаза этим утром узрели трагедию.
Наверное, девушка поняла, что Фред смотрит на неё. Пошарив в сумочке, она достала телефон. При этом из сумки выпорхнул небольшой белый предмет — скорее всего, визитка. Незнакомка заспешила куда-то, забыв про кусочек плотной бумаги. Фред тут же вернулся на тротуар, подобрал визитку и прочёл: «Рита Сёрчер. Джаз-клуб „Five to Six“. Больше чем просто джаз».
2
Большие города не спят — к этому Фред давно привык, и за это любил Торонто. В центре можно было в любое время зайти в кафе или купить уличной еды, и никто не назовёт тебя «белым мусором». После работы Фред часто бродил по городу без всякой цели, и сегодняшний вечер не был чем-то особенным, разве что странная визитка лежала в кармане. Провалявшись дома до восьми вечера, Фред хотел наверстать упущенное за день, и чувствовал, что сделать это можно только в одном месте.
По пути, он долго размышлял: «Почему клуб называется так странно? «Без пяти шесть». Наконец, уже подходя к неприметному зданию, что ютилось между стекло-бетонными коробками, он вдруг понял, и похвалил себя за догадливость:
«Белые воротнички. Эти унылые снобы. Все они, хоть и корчат из себя уникальных снежинок, похожи друг на друга, и у всех примерно одинаковый график: с девяти до шести, с понедельника по пятницу. До шести. Ровно в шесть пополудни эти хомяки ослабляют удавки на шеях и покидают свои душные клетки с компьютерами, чтобы пойти побухать. Ну, или дома посмотреть сериалы. И все они чего-то ждут. Без пяти шесть. Это как раз то время, когда начинается долгое томительное ожидание конца рабочего дня. Когда любой звонок от клиента-мудака способен вывести из себя, взорвать мозг подобно бомбе с часовым механизмом. Время замедляется, минутная и секундная стрелки еле-еле ползут. Ровно пять минут до свободы. О, да! Предвкушение, вот в чём секрет. Иногда оно слаще, чем само событие, которого ждёшь».
На обратной стороне визитки было написано от руки: «При входе коснись ручки первой двери».
«Видимо, какой-то условный знак для своих», — нашёл объяснение Фред и всю дорогу думал, как бы не забыть. По иронии, как раз об этом он едва не забыл, войдя в наружную дверь. Обернувшись, он всё же коснулся ручки и повертел головой в поисках камер, правда, не обнаружил ни одной.
Далее нужно было спуститься по лестнице и повернуть направо, туда, откуда слышалась музыка. Оказавшись в уютном светлом помещении, среди опрятных и красивых людей, Фред, в грязной чёрной толстовке, потёртых джинсах и с банкой пива в руке, на миг ощутил себя гадким утёнком. Однако, уже через секунду, он расслабился и решил: «Не нравлюсь? Ваши проблемы».
Со сцены разливалась и таяла в ушах восхитительная музыка — причудливое сочетание арфы и саксофона. Людей в клубе почти не осталось, а те, что ещё сидели за столиками, собирались уходить. За арфой была Рита.
«Богиня», — подумал он, глядя на девушку в искрящемся платье, на сей раз, красном.
Фред занял место в углу, заказал орешков — на большее мелочи не хватило — и принялся наблюдать.
Яркий гранатовый цвет будто ворвался в унылое болото приглушённых красок, разгоняя их как тучи по весне. Он ненадолго закрыл глаза, чтобы позволить музыке владеть собой, и тут сладостные звуки прекратились.
— Эй! А музыки больше не будет?
Никто не ответил. Зал потихоньку пустел. Музыканты собирали инструменты, официанты протирали столы. Фред понял, что настало его время, громко свистнул и похлопал в ладоши.
— Приходи завтра, приятель, — ответил саксофонист-афроамериканец.
— Жаль, — допив остатки пива, которое давно выдохлось, он доковылял до сцены. — Привет! Ты круто играла. Мы не знакомы? Видел тебя на улице.
— Серьёзно? — Рита сделала вид, что не узнала Фреда Берроу. Чтобы скрыть волнение, она обратилась к афроамериканцу. — Стив, не поможешь донести арфу?
— Я помогу! — вызывался Фред. — Серьёзно. То, как ты посмотрела на меня там, на Янг-стрит… Я чуть не сдох там, на дороге! Ты спасла меня. Да-да, именно ты! Парень, без обид. Если она твоя, только скажи, я…
— Слышь, приятель, — напрягся Стив.
— Мальчики, спокойно. Я с ним поговорю, — полушёпотом ответила она музыканту и спустилась со сцены. Отойдя к барной стойке, Рита протянула руку и представилась.
— Фред. Можно Фредди. А нет, лучше Фред, а то… ну, знаешь, Фредди Крюгер… Меня в школе дразнили Фредди Крюгером. Чёрт, зачем я это сказал?! — он неровно поставил банку, отчего та опрокинулась и покатилась на пол. Фред махнул рукой. — Ой, пардон. А бармен уже ушёл?
— Приятно познакомиться, Фредди не-Крюгер, — хохотнула Рита.
— Берроу, — он ещё раз протянул руку.
— Ну, начинай, Фред Берроу.
— Что именно? — растерялся он.
Два взгляда встретились. Время будто замедлилось. Казалось, минула доля вечности перед тем, как мимо прошёл Стив, бросив Рите ключи с какими-то словами, а Рита подхватила и помахала рукой.
— Ты ведь не просто так сюда пришёл, Фред?
— Верно. Я пришёл к тебе. Кстати, что там с арфой?
— Да, точно!
Пришлось потрудиться, чтобы дотащить до машины не самый лёгкий инструмент и уместить его на заднем сиденье.
— Извини, подвезти не могу, — пошутила Рита, оглядываясь на футляр, что занял большую часть салона.
— Да ничего, пройдусь, — махнул рукой Фред, несмотря на то, что тяжело дышал. — Ну, ладно, пока, что ли?
Он собрался уходить, и Рита поняла, что, возможно, другого шанса не будет.
— Подожди.
Догнав его, Рита развернула Фреда к себе. Нужно было срочно импровизировать.
— Фред Берроу. Детский сад. Нам по шесть лет. Ты рассказывал мне про то, что ты — древний император, построил башню с шестью гранями и город, и показывал мне рисунки, — выпалила она скороговоркой.
Когда Фред оттолкнул её, Рита прокляла себя за поспешность.
— Не помню, — помотал он головой и попятился. — Не помню! — Фред развернулся и почти побежал.
Рита решилась на отчаянный шаг — схватила его за руку, притянула к себе и поцеловала в губы.
В другой ситуации Фред, изголодавшийся по женской ласке, ответил бы на поцелуй, но только не сейчас. Губы этой странной девушки не ласкали. Обжигали. Едва не потеряв равновесие, Фред отступил на шаг. Тело трясло как от сильного озноба.
— Не подходи, — грозно прошептал он. Убедившись, что Рита стоит на месте, Фред развернулся и двинулся прочь, переходя на бег.
— Ты встретишь человека, по имени Марк! Доверься ему! — крикнула она вслед, надеясь только на везение.
3
В квартиру он ворвался будто налётчик.
— Бетти!
Лиза ненавидела, когда пасынок называл её Бетти, и поэтому Фред обращался к ней только так.
— Бетти! Ты дома?! — он осмотрел обе комнаты. — Я знаю, ты дома.
— Ради всего святого, Фредерик, можешь объяснить, ты спятил?! Что с тобой?
— Ты мне объясни.
— Где ты пропадал?
— Где мои детские рисунки? — прошипел он.
— Тебя уволили? Звонил твой начальник…
— Плевать мне на Гарри! Мои детские рисунки. Ты сожгла их? Выкинула? Что ты сделала?!
Он кинулся в её спальню и принялся выдёргивать и переворачивать ящики комода.
— Ты что творишь?!
— Моё прошлое. Моё детство. Почему я ничего не помню?!
— Для начала успокойся. Давай сядем и поговорим.
— Всё, что я помню — драки, наркотики, диспансер… и магазин. Его я помню отлично. А всё остальное… оно будто… — он потряс рукой так, словно пытался сжать со всей силы невидимый мяч. — Оно растаяло.
— Ну, давай ещё, разревись, — Лиза начала собирать разбросанное бельё, но опомнилась и села на кровать. — Давай поговорим.
— Не о чем говорить, — он ушёл к себе в комнату и заперся изнутри.
Спустя полчаса, он вышел с чемоданом.
— Я встретил девушку. Она сказала, что мы ходили в один детский сад. Мы дружили, а я этого не помню!
— Как её зовут?
— Зачем тебе?
— Куда ты пошёл на ночь глядя?
— Тебе какое дело? Думай о своих клиентах, как всегда и делаешь.
— Фредерик, стой!
Тот поставил чемодан. Не потому, что послушал мачеху. Развернулся.
— Объясни мне, почему мы живём в этой дыре? Ты всю жизнь продаёшь квартиры, так почему ты за столько лет сама не обзавелась квартирой побольше? В лучшем районе, с белыми соседями. У нас только на одной клетке живут араб, индус и нигер.
— Не смей произносить слово на «н»!
— Или что? Я — тупое расистское быдло? Да, это так, Бетти, и что ты со мной сделаешь?
— Значит, это я испортила тебе жизнь, Фредди?
— Не перебивай! Почему всю свою жизнь я только и делал, что добивался твоего внимания? Делил его с твоими клиентами. Всё, что я слышал от тебя почти всё время — это твои бесконечные телефонные разговоры о «шаговой доступности», уюте, парковках и видах из окна. Когда ты интересовалась моими оценками в школе?
— Всё время, Фред! Всё время, ты просто этого не замечал! Потому что ты — эгоистичная скотина!
— Ты меня такой сделала! Я ухожу.
— Уходи. И забери своё барахло.
— Серьёзно? — усмехнулся Фред. — Реверсивная психология? На это я не куплюсь.
— О, я знаю, Фредди! Я знаю.
Она решительно направилась в комнату пасынка. Через минуту, на лестничную клетку полетела одежда, за ней — чемодан и сорванные со стены плакаты. Сверху, единственным белым пятном, на кучу тёмных вещей приземлилась детская пижама. Последней вылетела и скатилась по грязной лестнице зубная щётка. Стоило Фреду оказаться снаружи, чтобы всё это собрать, он услышал за спиной щелчок дверного замка.
— А вот щётку можно было оставить!
Дверь приоткрылась на цепочке, и в проёме на секунду показалась рука, пальцы которой были сложены в известном жесте. После этого дверь снова захлопнулась.
Берроу пожал плечами и собрал в чемодан всё, кроме гантелей. Даже обдул и положил в боковой карман зубную щётку. Это был третий подобный случай за последний год, но только теперь Фред не собирался возвращаться.
4
К началу сентября погода в Торонто не успела испортиться, и ночи стояли такие же тёплые, как и летом. Фред приземлился на скамейку в парке и закурил.
«Посплю тут, — подумал он, оглядываясь. — А куда дальше? Домой? Куда угодно, только не туда».
Поднялся ветер, потревожив опавшие листья.
«К чёрту Торонто. Махну в Штаты, — новая затяжка. Затея показалась Фреду неплохой — особых проблем пересечение границы не должно было доставить. Перейти мост у Ниагарского водопада, и вот ты уже в другой стране. — Хотя, кому я там нужен».
Мысли о новой жизни унесли Берроу в глубокий сон.
Проснулся он рано утром. Во сколько точно — понять было невозможно: телефон разрядился, а небо заволокли тучи. Вдобавок, живот болел от голода, а спина — от долгого лежания на твёрдой скамье. Фред пошевелил пальцами руки. Чего-то не хватало. Чемодана!
— Эй! — он заметил бомжа, что сидел на траве в нескольких шагах и бесцеремонно перебирал его вещи. — Верни, сволочь!
Берроу схватил чемодан и потянул на себя. Бомж не растерялся и решил бороться за добычу. Всё-таки, отобрать нажитое Фреду удалось, правда содержимое чемодана рассыпалось по траве, а ручка порвалась, да ещё и сломался замок. Пришлось собирать весь хлам заново.
Как назло, полил дождь, вещи обмокли. Отшвырнув майку, пнув от злости чемодан, Фред уселся на траву и протёр ладонью намокшее лицо.
«Если и начинать новую жизнь, то без ничего. С чистого листа».
Поднявшись, он обратился к серому небу и распростёр руки.
— Где ты Марк? — спросил он то ли вслух, то ли мысленно. — Где. Ты. Марк, которому я должен довериться?!
Только теперь он обратил внимание на то, где находится, и понял, что оказался в другом конце города. Вчера ночью он сел на первый попавшийся автобус и проехал несколько остановок, после чего прошагал четыре квартала пешком, в поисках какой-нибудь подходящей скамейки. В темноте место было не очень-то различимо. Теперь же, несмотря на пасмурную погоду, Фред узнал парк Святого Джеймса, а значит, неподалёку должен был находиться храм.
Просторный полутёмный зал обнимала благоговейная тишина. Голова кружилась от высоты колонн и сводов, а огромный витраж преображал серость пасмурного неба в разноцветную картину. Фред любил церкви за спокойствие и величественность. В церкви забываешь о старых обидах и, самое главное, о себе. Фред не верил в Бога, но для него богом была пустота, и он молился этой пустоте.
Появление здесь Марка было настолько закономерным, насколько закономерно то, что камень упадёт на землю, если его подбросить. Смуглый мужчина лет тридцати, в зелёном плаще, сидел в последнем ряду. Можно было подумать, что он латиноамериканец, но имя сбивало с этой мысли. Почему-то именно он привлёк внимание Фреда. Подойдя поближе, рассмотрев незнакомца получше, Фред сел рядом и сделал вид, будто смотрит на витраж.
— Красиво, правда? — начал он разговор. — Часто здесь бываете?
— Иногда, — незнакомец протянул руку. — Марк Хоуп.
«Бинго!» — подумал Берроу. Впрочем, он не ожидал чего-то другого. Крепко пожав руку, он представился в ответ.
— Откуда ты, Марк?
— Ну, скажем так… ближе чем Штаты, но дальше, чем Альфа Центавра.
— Вот значит как, — оба недолго помолчали. — Не люблю ходить вокруг да около. Кто такая Рита Сёрчер? — Только тут до него дошло: Сёрчер. По-английски «search» — «искать». — Это не настоящая фамилия? Она ведь, — продолжил он, делая паузы между словами, — сама нашла меня там, на Янг-стрит?
— Терпение. Сначала я должен узнать тебя получше.
— Ты? Меня?! Серьёзно? Это я должен узнать тебя получше, чтобы куда-то пойти с тобой. Марк, — тут он остолбенел. — Только не говори, что ты — мой ангел-хранитель.
— Вовсе нет, — улыбнулся тот. — Если уж на то пошло, я, скорее, демон-искуситель.
— Вот это уже лучше. Ну, так что? Куда пойдём?
— А ты уже знаешь, что мы должны куда-то пойти? — усмехнулся Марк. — Для начала ответь на три вопроса. Первый: какое животное лучше всех прячется в лесу?
— Ну, допустим, охотник, — без раздумий ответил Фред. — Я знаю, это был вопрос с подвохом. Я такие как орешки щёлкаю.
— Хорошо. Тогда второй вопрос: почему?
— Что «почему»?
— Почему охотник?
— Это не второй вопрос. Это продолжение первого.
— И всё же.
— Наверное, потому что охотник побеждает добычу. Если бы он хуже прятался, добыча бы нашла его первее.
— Принято. И третий вопрос: кто тебе это сказал?
— Да что за тупые вопросы? Я думал, будут ещё загадки или что-то типа того. Никто мне этого не го… — тут в его памяти, будто из глубин океана, всплыла подсказка. Нелепая, абсурдная, в которой не было ни капли правды. И, тем не менее, Фред почувствовал, что должен ответить именно так. Он произнёс эти слова еле слышно: — Мой отец.
Глядя в глаза Фреду, Марк не спеша кивнул.
— Что сказала тебе Рита?
— Что я рисовал шестигранную башню, — эту фразу он произнёс так, будто речь шла не о детском рисунке, а об атомной бомбе.
— А ты рисовал?
— Не помню, — произнёс он на выдохе. — Я не помню своего детства.
— Тебя это беспокоит?
— «Беспокоит»! Беспокоить может несварение желудка. Меня это пожирает изнутри. Как чёрная дыра.
— Что ты помнишь?
— Обрывки. Школу, драки, ссоры с Бетти, наркотики, лечебницу. Будто я родился тем, кто я сейчас.
— Кто такая Бетти?
— Мачеха. Моих родителей нет.
— Ты сказал, что…
— Да! Что отец мне рассказал про животное. Не знаю, почему я так ответил, ясно? Почему я вообще всё это тебе рассказываю? Ты что, психолог? — Фред повернулся к нему корпусом. — Кто ты такой? Почему я должен был тебя встретить? И кто эта Рита Сёрчер?
Марк чуть заметно улыбнулся.
— Узнаешь, если поедешь со мной.
5
Возле парка остановился старый серебристый «Опель». Мужчина лет сорока с заветренным лицом вышел из машины и открыл багажник.
— Privet! — поздоровался Фред по-русски, почему-то приняв водителя за русского.
— Скорее Guten Tag, — хмуро отозвался тот.
— Или Guten Morgen, — поправил Марк. — Сейчас утро.
— Смотря где.
— Знакомься, Фред, это Генрих. Генрих, это Фред.
— Тот самый?
— А ты ожидал другого?
— Ну… — Генрих тактично промолчал и поводил рукой.
— Далеко едем? — спросил Фред.
— Ты сказал ему? — покосился Генрих на своего друга.
— Хотел сделать сюрприз.
Около часа автомобиль ехал по утренним пробкам, и почти всё время Марк то и дело не без признаков тревоги поглядывал в окно.
Берроу ожидал чего угодно от путешествия, но только не до боли знакомых улиц и домов.
— Джейн энд Финч. Ты приволок меня в родную дыру, чтобы что?
— Я обещал тебе дом родителей.
Впереди стоял многоквартирный дом на четыре этажа, вполне ухоженный для не самого благополучного района, с небольшим цветущим садиком во дворе.
— Что ты знаешь о своих родителях?
— Вроде бы они были русского происхождения. Предки переехали ещё из царской России. Берроу происходит от фамилии Перов.
— Так. Это интересно, конечно, но что ещё ты знаешь? Как они погибли?
Фред поморщился. Ему не хотелось об этом говорить.
— Пожар, — выдавил он едва слышно.
— Где в это время был ты?
— Пошёл выносить мусор. Мне был год, где я мог быть?! В детской комнате, конечно. Бетти тогда жила напротив и услышала запах гари. Прибежала вовремя, выломала дверь, вызвала пожарных. Она успела меня вытащить, прежде чем родители задохнулись.
— Погоди, что-то не сходится.
— В смысле?
— Ты слышал эту историю, наверное, миллион раз. И всё же, тебя никогда не интересовало, как тебе удалось выжить? Для того чтобы умереть от угарного газа, достаточно десяти секунд. Разве этого хватит, чтобы выломать дверь, найти ребёнка и вынести его из комнаты?
— Я был достаточно далеко.
— Неужели? Давай-ка прогуляемся.
Марк и Фред вышли из машины. Марк размял плечи, в очередной раз огляделся и пригласил Фреда к подъезду. Из подъезда как раз вышла молодая женщина с собакой, и Марк успел придержать за ней дверь. Оба вошли и поднялись на второй этаж. Марк позвонил в квартиру.
— Ты что делаешь?!
— Спокойно.
Не снимая цепочки, дверь приоткрыла старушка лет семидесяти.
— Чего вам надо?
— Пожарная инспекция, мэм, — он достал из кармана удостоверение. Старушка, поправив очки, внимательно рассмотрела документ. — Мы с напарником хотели бы осмотреть помещение на предмет противопожарной безопасности.
Старушка открыла. Фред, не веря в происходящее, переступил порог вслед за Марком. Делая пометки в блокноте, Марк задавал стандартные вопросы, а Фред осматривал убранство квартиры. Ничто здесь, разумеется, не напоминало о пожаре двадцатидвухлетней давности: розовые обои, объёмистые подушки на диванах, стены, завешанные натюрмортами. Обычная старушечья квартира, но… был и «слон в комнате». Фред обратил внимание не сразу, а когда до него дошло, остолбенел. Ещё раз пересчитал комнаты.
«Спальня. Кухня. Прихожая. Так, ещё раз: прихожая, спальня, кухня. Прихожая, кухня, спальня. Твою мать!»
Его трясло, когда оба спешно возвращались к машине.
— Понял? — спросил Марк.
— Да. Квартирка маленькая. В спальне больше всего места. Им незачем было ставить мою колыбель в другой комнате. Потому что другой комнаты не было.
— Элементарно, Ватсон.
Сели в машину.
— Значит… Значит, она соврала? Нет, погоди. Старуха ведь могла сделать перестановку. Поставить стену.
— А детскую замуровать? С какой целью?
— Может, она ей не нужна. Продала соседям.
— Серьёзно? А так можно?
— Откуда мне знать?!
— Фред, ты ищешь объяснений тому, чего не понимаешь.
— И как это объяснить?
— Ты же сам изначально дал правильный ответ. Детской комнаты не было. Твои родители не были столь богаты, чтобы позволить себе просторную квартиру. Ты спал в одной комнате с родителями, когда случился пожар.
— Да быть того не может! Ты сам говорил про десять секунд.
— Верно. Потому что к моменту, когда началось возгорание, тебя в комнате не было. У меня есть версия, что тебя вынесли оттуда загодя. И сделала это не кто-нибудь, а твоя мачеха — Элизабет Стоун. Она знала, что будет пожар.
— Откуда она могла знать?
— Есть вещи, которые не поддаются объяснению в рамках известной тебе парадигмы.
6
Восемью годами ранее.
Жителей квартала Джейн энд Финч битыми витринами было не удивить. Однако витрина небольшого магазинчика, разбитая сегодня в шесть утра, собрала толпу зевак. Белый подросток, который оставил от витрины одни осколки, орудовал не булыжником и не кирпичом, а, как он сам уверял, взрывчаткой C4. Никому не хотелось проверять это на своей шкуре.
Малолетний террорист не требовал чего-то конкретного. Он тянул время и, казалось, желал только одного — создать как можно больше шума.
Полиция окружила магазин. Сюда же подъехала мачеха несовершеннолетнего преступника и владелица магазина — Лиза Стоун. Внутри, кроме самого Фреда, находились двое китайцев — супружеская пара мистер и миссис Ван. Последние сидели в углу и прижимались друг к дружке. Щека мистера Вана была поцарапана осколком стекла.
— Отключите фары, — попросила Лиза, выйдя из машины. — Его это нервирует.
Полицейский крепкого телосложения с широким бритым затылком будто не расслышал просьбу. Лиза повторила и добавила:
— Чак, сделай, как я прошу.
— Сэр? Отключить? — спросил констебль Фитц и, получив утвердительный кивок, отключил фары. То же сделали остальные водители.
Лиза оказалась права — тон Фреда стал чуть спокойнее, правда, ненадолго.
— Я всё вижу! — крикнул он из темноты. — Это констебль Гарднер у чёрного входа! Пусть он уйдёт!
Чак не удивился. Достав рацию, он дал команду отступить.
— Эй, Фред! — спокойно, но достаточно громко, чтобы донести каждое слово, произнёс старший сержант полиции Торонто Чарльз Хэммон. Фитц предложил ему громкоговоритель, но старший сержант отказался — это бы надавило на подростка. — Я могу понять тебя, Фред. Ты считаешь себя не таким, как все. И ты прав! Быть не таким — очень хорошо! Тебя обидело общество. Твоё окружение. Верно?
Пауза. Чак и Лиза переглянулись, гадая, хороший это знак или плохой.
— Ты не знаешь, каково мне, — раздалось из темноты.
— Тогда расскажи. Кто конкретно причинил тебе боль? Может быть, твоя мачеха? А может, мистер и миссис Ван?
— Их так зовут? А я уже прозвал их Микки и Мини.
Чак улыбнулся.
— Чувство юмора — это шаг к исцелению, Фред. Может, отпустишь Микки и Мини, если они тебе не нужны?
— Они могут идти, — неожиданно ответил Фредди. Лиза прерывисто выдохнула и одарила Чака благодарным взглядом. Полдела было сделано.
Когда китайцы покинули опасную зону, Чак продолжил:
— Ты хорошо поступил, Фред. Теперь ты можешь плавно поднять руки и медленно выйти на свет, и всё это закончится.
— Ни за что! Всё только начинается.
— Может, я поговорю с ним? — попросила Лиза, но Чак приложил палец к губам.
— Здесь твоя мама. Не хочешь ли поговорить с ней?
— Она мне не мама!
— Тогда поговори со мной. В чём твоя боль, Фред?
— Вы знаете! Прекрасно знаете, старший сержант Хэммон. Вы — моя боль! И вы, и Бетти, и физкультурник. Вас примерно человек пять-шесть. И вы следите за мной. Где бы я ни был. Всё время! Держите меня под колпаком. Думаете, я не знаю? Это заговор! Заговор, чтобы я не помнил.
— О чём ты не должен помнить, Фред?
— О своей прошлой жизни.
— И зачем нам это надо?
— Откуда мне знать?!
Фредди не заметил, как Хэммон сделал шаг вперёд.
— Расскажи мне о прошлой жизни, Фред. Кем ты был?
— Императором.
Констебль Фитц усмехнулся, за что получил от Хэммона неодобрительный взор.
— Как тебя звали? — серьёзным тоном продолжал задавать вопросы Хэммон.
— Инкрим.
— Какой империей ты владел?
— Не я владел. Она владела мной.
— Вот как? — ещё один незаметный шаг. — Расскажи об этой империи.
— Она была в другом мире. Вам не понять.
— Я верю тебе! — в этот раз, старший сержант смело сделал ещё два шага. — Давай найдём этот мир. Вот только у нас не получится, если ты будешь мёртв.
— Не подходить. Не подходить!!!
Он едва не нажал на кнопку. Палец окаменел. Руки Фреда сами собой медленно разошлись в стороны, будто привязанные невидимыми нитями к полотку.
— Что это? Что, мать вашу, происходит?! — занервничал парень, пытаясь вырваться, но незримая паутина опутала всё его тело. — Это ты? Это ты делаешь?! Прекрати!!!
— Я ничего не делаю.
Между тем, руки Фреда сами зашли за спину. Раздался щелчок наручников.
— А теперь не двигайся, — констебль Гарднер, одетый в бронежилет и каску, отошёл на безопасное расстояние, дав дорогу сапёрам.
Утром того же дня газеты написали о пятнадцатилетнем парне, который запугал целый район пакетами с песком. В этой же статье было подробно описано, как старший сержант полиции убедил террориста сдаться. По официальной версии, витрина была разбита обломком брусчатки. О силе, которой на самом деле орудовал подросток, не было ни слова.
Глава 2. Шестигранная Башня
1
Фреду нужно было немного «остыть». Наилучшим для этого местом был парк, вдали от шумных улиц и, самое главное, от района Джейн энд Финч. Устроились на лавочке — Фред слева, Генрих справа, а Марк посередине.
— Как так получилось, что мои родители жили в том же районе, где я живу сейчас?
— Это не совпадение. Лиза Стоун приехала сюда незадолго до их гибели.
Фред, прищурившись, уставился на Марка. И спросил дрожащим голосом:
— Это она?
— Давай пока поговорим на отвлечённые темы. Хорошо?
Тот кивнул, вытянул ноги и посмотрел вдаль.
— Рассказывайте, чем занимаетесь?
— У нас с Генрихом общий бизнес.
— Что за бизнес?
— Торговля, — ответил Марк. — Но тебе пока рано знать подробности.
— Погоди, а как же корочки? Я думал, ты — пожарный инспектор. Или это психобумага, как у Доктора?
— Какого доктора?
— Не смотрел «Доктора Кто»? Проехали.
— Как ты сказал? «Психобумага»? Любопытно. Нет, на самом деле всё проще — поддельные документы.
— Это часть вашего «бизнеса»?
— В каком-то смысле. Позже объясню.
Фред недовольно прищурился.
— Сейчас.
— Пойми правильно — мы, — он замолчал, подбирая слова, — ищем одного человека, и нам крайне важно не ошибиться. Если ты — он самый, значит нам с тобой по пути.
— Как вы поймёте, что я — это он?
— Что ты помнишь из детства? Что-нибудь хорошее, приятное, доброе.
Фред потупился. Он не помнил почти ничего. Худшие воспоминания ревели сиреной в мозгу. На их фоне всё хорошее звучало не громче музыкальной шкатулки. Впрочем, кое-что нашлось.
— Кубок Стэнли. «Торонто Мэйпл Лифс — Монреаль Канадиенс». Это был, конечно, не плей-офф — билеты стоили бы неподъёмной суммы. Но и победы «листьев» хотя бы в регулярном сезоне мне было более чем достаточно, — он погрузился в воспоминания. — С нами тогда был Чак, — тут он похолодел. На ум пришли события в магазине.
— Они с твоей мачехой были знакомы?
— Да, и очень давно. Кажется, ещё до моего рождения, — сказал он в пустоту.
— Фред? — голос Марка вернул того в реальность. — За весь твой рассказ ты ни разу не упомянул детский сад и Риту Сёрчер.
— Потому что я её не помню.
— Я должен тебе признаться, и, поверь, больше не хочу врать. Ни минуты. То, что я скажу дальше, я хочу, чтобы ты воспринял как можно легче.
Фред сжал кулаки. Чтобы успокоиться, он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Опустил руки на колени.
— Я готов.
— Рита Сёрчер работает на меня. Если Генрих — мой водитель и ближайший помощник, Рита — одна из тех, кто собирает информацию.
— Что ещё?
— Элизабет Стоун. Понимаю, что это самая болезненная тема, но ты должен это знать. Она знала, что будет пожар. Не могу сказать точно, была ли она причастна к пожару, но она была в курсе, и заранее вынесла тебя из комнаты.
Фред ударил по скамье.
— Зачем ты всё это рассказываешь?!
— Убийство твоих родителей было спланировано и тщательно продумано организацией под названием «Полярная Звезда». После поджога, организация подделала рапорты полиции. Как ты понимаешь, «Полярная Звезда» очень влиятельна. Если быть точным, твоими родителями занималось региональное отделение — «Полярная Звезда Торонто».
— Хватит!
— Как скажешь. Но ты хотел ответов.
— Выдвигаемся, — сказал он. — Как можно быстрее. Подальше от этого места. Хоть на Луну, хоть на Марс. Хоть на Небеса.
— Что если я скажу тебе ещё одну вещь?
— Давай, добей меня!
— Только если успокоишься.
— Парень, ты лучше веди себя прилично, — вмешался Генрих. — Марк не любит психов и может очень многое.
— Хорошо, — сдался Фред.
— Когда-то я работал на «Полярную Звезду Торонто», но ушёл оттуда. Я устроился в эту организацию только для того, чтобы узнать правду. И я узнал её. И правда потрясла моё воображение! Я почувствовал себя рыбкой, что выросла в аквариуме, а попала в океан.
— К чему ты ведёшь?
— Наконец, десерт.
Марк положил на скамейку возле Фреда фотографию. Фред даже не стал спрашивать, откуда у Марка это фото — теперь он ничему не удивлялся. На фото были женщина с длинными каштановыми волосами и ребёнок семи лет, одетый в майку с логотипом Кубка Стэнли. Оба, счастливые, стояли на фоне стадиона «Скоушабэнк-арена». Мальчик показывал жест, похожий на рокерскую «козу», но было в этом жесте нечто особенное. Во-первых, указательный палец и мизинец были строго параллельны, во-вторых, большой палец лежал на указательном. Те, кто не знали истинного значения жеста, подумали бы, что он больше подходит для рок-концерта, и уж точно не для семилетнего мальчика, но те, кто знали, могли увидеть в этом простом жесте историю, что охватывала судьбы миллионов людей.
— Обрати внимание на этот жест. Узнаёшь его?
— Нет, — Фред соврал. При виде жеста, по его груди разлилось тепло, а затем нахлынула возвышенная радость. Хотелось плакать и возносить мальчика на фото на руках.
— Это ты, — Марк указал на мальчика. — Но это ещё не всё.
Увидев то, что было на второй фотографии, Фред забыл, как дышать. Лицо окаменело. Пальцы непроизвольно сжались в кулак, а зрачки расширились. Рот открылся. Фред почувствовал себя рыбой на суше.
— Откуда это у тебя? — прохрипел он, не глядя на Марка. — Она не может быть реальна!
На фото было то, что Фредди в детстве часто видел во сне. До семи лет, до того, как начал принимать лекарства. Здание, которого не могло быть, стояло на площади. От него расходились лучами белые улицы, такие ровные, что создавалось впечатление, будто все дома высечены из цельного куска мрамора. С высоты, с которой была сделана фотография, едва-едва различались мостовые из светло-серых плит, но ясно выделялась одна достопримечательность, которую нельзя было спутать ни с чем — огромная башня в форме шестиугольной призмы, с семью пиками на вершине.
— Скажи мне, что это монтаж, — Фред посмотрел Марку в глаза. — Скажи, что это нарисовали в «Фотошопе» по моим детским рисункам, или взяли под гипнозом, когда я был маленький. Скажи мне это!
Марк лишь медленно покачал головой.
— Город реален.
— И всё, что я воображал… Все видения…
— Реальны.
2
Дальнейший путь лежал на север штата, и это были долгие — бесконечно долгие — тринадцать часов. Можно было доехать и за десять, если бы не приходилось останавливаться. Как объяснял эти остановки Марк, это были меры предосторожности.
Чем дольше ехали, тем меньше оставалось вечерних огней, тем увереннее властвовала ночная тьма. В неё ушли небоскрёбы, жилые кварталы и многоэтажки, а позже — фермерские поля. Кончились приветливые лесопарки, идеальные для семейного отдыха. Всё реже мелькали за окном лиственницы и всё чаще — ели и сосны.
Ближе к концу поездки, Фред заснул, а Марк пересел на переднее сиденье.
— Как поживает Беатрис? — поинтересовался он у Генриха по-немецки.
— Чудно, — ответил тот. Получилось немного резковато.
— Что-то не так?
— Этот Фред. Ты в нём уверен?
— Больше чем в себе.
Недолгое молчание.
— Помнишь тот день, после гонки, в Мюнхене? — спросил Генрих.
— Конечно. А что?
— Я, конечно, сделал вид, что поверил тебе, но, — Генрих подбирал слова. — Я боялся. До ужаса! А этот? — он качнул головой в сторону пассажирского сиденья. — Будто на прогулку с друзьями собрался!
— Генрих, спокойно. Может, он, как и ты, боится, но не подаёт виду.
— Ага! Конечно, — он только теперь вспомнил, что рядом спит человек и заговорил тише. — Сомнения, Марк. Со-мне-ни-я.
— И в чём они, твои сомнения? — весело спросил Марк.
Тот ничего не ответил и, переключившись на дальний свет, прибавил скорости.
— Хочу поскорее с этим закончить.
Цивилизация перестала напоминать о себе к полуночи. Кончилось Трансканадское шоссе, и машина съехала на грунтовую дорогу. Когда показались первые звёзды, серебристый «Опель» остановился посреди хвойного леса.
Генрих вышел, размял ноги и захлопнул дверь. Фред проснулся, потянулся и протёр глаза.
— Где мы?
— Это место называется «слабой зоной». Пойдём, — Марк помог ему выйти.
Генрих сошёл с обочины и начал спускаться со склона прямиком в дикую чащу. За ним это сделали остальные двое. Жёсткие кусты, острые неровные валуны и мягкая грязь мешали идти. В темноте невозможно было разглядеть, что находится в десятке шагов, и даже фонарик Генриха едва помогал. Дошли до оврага. Марк остановился и оперся спиной о сосну. Фред уселся под деревом, а Генрих встал перед оврагом, посмотрел в небо и прищурился.
Марк закрыл глаза, положил пальцы себе на виски и чуть запрокинул голову, вдохнул и задержал дыхание. Прошло полминуты. Его губы едва заметно зашевелились. Чуть позже он резко выдохнул.
— Энергопотоки сместились. А́ртэум откроет Тоннель на дороге, четыреста метров к северу через девятнадцать минут.
— Отлично, — Генрих широко улыбнулся.
— Что «отлично»?
— Не будем тащиться на своих двоих.
— Только не дури, немец. Бегом!
Обратный путь через заросли дался куда тяжелее, потому что и вправду приходилось бежать. Фред нацеплял веток и репейника, опытный Генрих почти не потрепал одежду, а Марк даже не запачкался.
— Бегом, бегом! Тоннель на пять минут.
— Твою… — Генрих буквально прыгнул за руль. — Поторопитесь, оба! — он нервно барабанил пальцами по рулю, пока Фред и Марк не заняли места.
Автомобиль разогнался. Генрих со всей силы вдавил педаль, вцепившись намертво в руль. Он делал это не в первый раз, но не смог отделаться от лёгкой дрожи в ногах и пальцах.
Всё исчезло в один момент. Распалось на мелкие-мелкие белые точки. Писк в ушах. Кровь из носа. Звуки на несколько мгновений затихли. В бледной немой пустоте, появился первый звук. Это было похоже на журчание воды. Белизна рассеялась, обретя форму жёлтого диска. Солнце. Вокруг — голубое небо. Под ним — трава и лес. Другой, совсем другой, с огромными листьями и длинными ветвями, что тянулись вверх, причудливо извиваясь.
Бах! И автомобиль тряхнуло. Фред сглотнул, и звуки появились вновь. С ними оформились очертания салона, Марка и Генриха. Оба спокойно общались, будто ничего и не произошло.
— Самое сложное позади, — пояснил Фреду Генрих. — Теперь только добраться до города.
Ветви, дикие, словно осмелевшие, тянулись над дорогой и «нагло» били по стеклу. Казалось, в этих необузданных джунглях нет места и намёку на цивилизацию, но все же здесь проходила дорога. Конечно, не канадская трасса, а обычная серая грунтовка, однако её хватало на то, чтобы автомобиль почти не трясло.
Будто мальчишка, Фред прижался лицом к стеклу и открыл рот. Полюбоваться было на что: растения, окружавшие дорогу, не были знакомы Фреду ни по школьным учебникам, ни по каналу «Дискавери». Что-то общее в них было с бамбуком, но по форме они скорее напоминали то ли пальмы, то ли гигантские лопухи, медленно кивающие на ветру. Под сенью этих гигантов нашли себе место десятки и сотни видов незнакомой флоры. Где-то попадался вездесущий папоротник, но где-то мог из-за кустов промелькнуть загадочный плод с яркими жёлтыми и красными полосами, а иногда и белый в чёрную крапинку. Некоторые дикие плоды очень походили на апельсины и киви. Много раз попадались цветы, ужасно напоминавшие губы. Когда лес сгустился, папоротник почти исчез, а вот жёлто-красный плод начал появляться чаще.
Лес неожиданно оборвался. Открылась просторная зелёная равнина. Трава была, чем дальше от дороги, тем выше, а вдали, где начинались холмы, она наверняка могла бы скрыть человека на лошади. Именно такое впечатление складывалось оттого, что трава колыхалась даже от слабых дуновений ветра. Холмы были огромны и плавны, словно вытесанные рукой мастера, и напоминали очертания женского тела. Там, за холмами, в низинах, изредка мелькали сверкающие на солнце голубые озёра, даже отсюда казавшиеся невероятно холодными и глубокими. Изредка, на холмах, мелькали белые или жёлтые домики.
Фред не мог оторваться. Всё это выглядело как сон сумасшедшего, ведь, как известно, только сумасшедшие видят цветные сны. Вот только ощущалось это всё настолько реальным, настолько живым, что на сон больше походила прежняя жизнь, а не те холмы, не та трава, и даже не те полосатые фрукты. Фред чувствовал, что родился даже не заново. Впервые. На уровне каждой клетки он ощущал в себе перемену. Другой, новый Фред, просился наружу, пытался просочиться слезами и достучаться сердцем. Казалось, он не заслуживает всей этой красоты, этой новой жизни.
— Открой окно! — радостно и многообещающе воскликнул Марк.
Фред так и сделал. То, что он испытал, стоило бы сравнить с первым полётом. Свежий, холодный, сочный и «дерзкий» ветер ворвался в салон и растормошил застоявшийся воздух. Словно любопытные, потоки ветра прощупывали каждую клетку его кожи и каждый изгиб лица. Этот ветер приносил издалека интуитивно знакомый каждому запах мокрой свежескошенной травы. В ней, в этой траве, ещё сохранилась древняя народная песня, аромат лугов, не изведавших пестицидов. Этот ветер нёс по миру и песню, и эту траву, и само счастье.
Воздух обрёл приятный горьковато-сладкий привкус, тонкий, едва-едва уловимый. Хотелось закупорить его в баночку и доставать, когда захочется. Но привкус быстро исчез, оставив о себе лишь воспоминания. Небо, между тем, стало мягким и чуть сиреневым. Над холмами, у самого горизонта, оттенок уже был ярче и приближался к уверенному фиолетовому. Сама же трава, когда на небо нашли тучи, сделалась зелёной со слабым оттенком серо-голубого. Цвета, цвета, феерия цветов! Фреду не верилось, что он видит их, чувствует их, но он видел, и не только глазами, но всем телом.
Знакомый для уха раскат грома и мелкий моросящий дождь по крыше. Хоть что-то здесь такое же, как в Джейн энд Финч. Окно закрывать не хотелось. Напротив, открыть пошире, и более того, распахнуть люк, о чём Фред попросил Генриха. Тот отказался, так как не хотел мочить салон.
«Старый зануда», мысленно окрестил его Фред.
— Марк! Мы где?
— В другом мире!
Фред рассмеялся. Не оттого, что не поверил. Напротив, поверил, и всем сер
