КЛАДОВЫЕ ПАМЯТИ
Осень перевалила на вторую половину. Солнечные дни сменились пасмурными, а те, в свою очередь, уступили место не просыхающим от сырости. Уже несколько суток подряд шёл сопровождающийся пронизывающим ветром нескончаемый дождь. Так природа, добросовестно вычищая и промывая даже труднодоступные уголки города, перед приходом зимы затеяла генеральную уборку.
В один из вечеров к обложному дождю присоединился мокрый снег. Падая пушистыми хлопьями, он оживлял картины уличного бытия, но, соприкасаясь с землёй, таял, исчезая в несущихся потоках воды.
Наутро унылая слякотность была тщательно спрятана снежным покрывалом с разбросанными по нему радующими взор крошечными крупинками алмазов. И только съёжившаяся от холода высокая трава проглядывала тёмно-зелёными кустиками, да неуспевшие опасть листья, застывшие на морозе, порывами воздушных вихрей срываясь с ветвей и выполняя в воздухе пируэты, опускались изумрудно-янтарно-гранатовой мозаичной россыпью на сверкающие белоснежные просторы.
А над всем земным огромное замёрзшее небо, наполненное только ему присущими красками. Так, над северным краем земли оно выделялась широкой полосой фисташково-голубого цвета, приглушённого серым, которая резко граничила с пепельной, незаметно переходящей в интенсивно синюю у южной части горизонта. И на этом фоне на запад устремился поток легчайших полупрозрачных облаков в виде развевающегося нежно белого газового шарфика, летящего то волнообразно, то скручиваясь, то распластавшись.
Зимы детства… Это и сорока, запомнившаяся на снежном саване огорода, и «колосья пшеницы», отпечатанные гладкой подошвой обуви на нетронутом снегу, и расчищенные дорожки, окаймлённые высокими сугробами, и большие ледяные горки с вырытыми в них блиндажами или пещерками, и снежки, и ваяние снежных баб или снеговиков с глазами-угольками, носами-морковками да шляпами-вёдрами, и скольжение по узким отполированным полоскам льда, балансируя, чтобы не упасть, и стремительный спуск на лыжах с крутых берегов, зачастую заканчивающийся пробегом по замёрзшей реке, и хрустальные виноградины из застывших падающих с высоты друг на друга талых капель… Сокровища времени, оставшиеся в детстве.
Сохранявшееся десятилетиями непосредственное восприятие жизни, нахлынувшее воспоминаниями зимних забав и чистотой ослепляющего снега, напомнили Инге о недавней встрече с тем, кто был из далёкого прошлого.
Впервые увидев его пятилетней девочкой, она уже не могла ни взгляда своего, ни сердца отвести от красивого, воспитанного ровесника. Пока были детьми — дружили. Но уже в подростковом возрасте болью пришло осознание, что не интересуешь избранника.
Инга умела при необходимости управлять чувствами и подавлять любые свои порывы. И, хотя ей юноша очень нравился, она понимала, что надо тихо отступить.
Да только он, того не ведая, врос в душу Инги, стал неотъемлемой частью её. Она знала о нём почти всё, хотя их пути давным-давно не пересекались, а лишь иногда, едва соприкоснувшись, на какой-то миг оказывались рядом.
И вот судьба вновь подарила нежданную встречу. Они оказались за одним столом напротив друг друга.
Украдкой поглядывая на ставшего ей родным человека, сейчас измученного тяжёлыми недугами, сильно изменившими его внешность, Инга испытывала сострадание и глубокую нежность. Стоило больших усилий не осуществить искреннее желание — подойти к нему, прильнув к спине и обхватив плечи, прижать убелённую сединами, похожими на нетронутый серебристый снег, голову, молчаливо даря привязанность свою, чтобы облегчить его страдания. Ах, если бы только она могла ему чем-то помочь.
Красота и здоровье даруются нам при вхождении в земную жизнь на определённое время, которое непрерывно оттачивает данные при рождении задатки, а затем, доведя их до совершенства, оставляет кому-то на долгий, а кому-то и на короткий срок. Но, как и в годовом цикле природы, у людей наступает время осени. А она лёгким прикосновением выводит борозды на гладкой коже лица, перекрашивает натуральный цвет волос в седой, формирует выточенную фигуру в оплывшую глыбу, превращая некогда прекрасное в безликое.
Возникает ощущение, что природа, стирая тебя ластиком времени, оставляет всего один сезон жизни — зимний, он же и последний…