Оглавление

После сих слов, дней через восемь, взяв Петра, Иоанна и Якова, взошел он на гору помолиться. И когда молился, вид Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею. И вот, два мужа беседовали с Ним, которые были Моисей и Илья: Явившись во славе, они говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме. Петр же и бывшие с Ним отягчены были сном; но, пробудившись, увидели славу Его и двух мужей, стоявших с Ним. И когда они отходили от Него, сказал Петр Иисусу: «Наставник! Хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи, одну Тебе, одну Моисею и одну Илии», — не зная, что говорил. Когда же он говорил это, явилось облако и осенило их; и устрашились, когда вошли в облако. И был из облака глас, говорящий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный: Его слушайте».

Евангелие от Луки гл.9.

ДОМ-УСАДЬБА. НАШЕ ВРЕМЯ

Если бы кто-нибудь заглянул в окно особняка этим летним вечером, то застал бы сцену идеального свидания. В гостиной разожжен камин, перед ним на шкуре светлого цвета нежилась парочка под пледом. Рядом — открытая бутылка вина, пара бокалов, тарелка с сыром и фруктами. Можно было заметить, что женщина немного дрожит. Поэтому, видимо, и был разожжен камин, а мужчина старался лучше закутать ее в плед, обнимая крепче:

— Больше нечего бояться. Верь мне. Выпей еще вина, ты согреешься.

Дрова горели очень тихо. Мягкая древесина словно не смела нарушить волшебство вечера. Мужчина подал женщине бокал.

— Ле хаим! — сказала женщина. — Мне всегда нравился этот тост, а сегодня он особенно важен!

— Что же, за жизнь! — повторил за возлюбленной мужчина.

— Но когда, скажи, когда ты успел? И почему я не заметила? Когда ты смог продумать всё до мельчайших деталей? — женщина волновалась.

— Ты уже не дрожишь, — заметил он.

— Нет. Это, наверное, такая реакция на бурное эмоциональное потрясение, но я уже в порядке. Так как же это произошло? И почему ты заранее меня не предупредил? Я очень испугалась.

— Ты помнишь, перед тем, как зайти туда, мы обходили здание с разных сторон?

— Да! Конечно! Значит, тогда вы с ним и…

Мужчина кивнул.

— Я не хотел подвергать тебя опасности, — добавил он. — И еще я все это уже видел во сне, я знал, чем все закончится!

— Как это? Когда?

— Всегда! И всю жизнь во снах тебя спасал. Знаешь, вот просто как наяву. Только не понимал, как это возможно, сомневался, что получится остаться вместе.

— Ну, хорошо, — женщина опять прижалась к нему. — Теперь, любимый, когда больше нам ничего не угрожает, расскажи мне всё!

Мужчина на минуту задумался, ведь эта история началась очень давно, да и тайн, в том числе чужих, в ней скрывалось слишком много. Но она — первая, перед которой он хотел раскрыть все карты.

— Я тогда был еще очень молод…

Его речь лилась так ненавязчиво, как это бывает, когда говорят от сердца, не подбирая слова, не выдумывая их для красоты, чтобы заинтересовать собеседника.

В НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ ЦЕНТРЕ. 1980-Е ГОДЫ

Профессор шел быстрым шагом по длинному широкому коридору научно-исследовательского центра. Он ощущал себя тут лучше, чем дома — это место и было его настоящим домом. А молодой аспирант, который следовал за ним — надежда и будущее науки, столь талантливый, что активно участвовал в эксперименте на равных с профессором, стал ему почти родным сыном.

Вокруг все сияло чистотой, пахло хлоркой. Испытав некую неловкость от того, что обувь может оставить следы на идеально вымытом поле, молодой человек посмотрел под ноги.

— Не стоит волноваться, Саша, — обернулся к нему профессор. Он был очень наблюдателен. Казалось, ни одна мысль сопровождавшего его аспиранта не могла остаться незамеченной. Профессор по-отцовски похлопал молодого человека по спине и, улыбнувшись его наивности, пояснил: — За нами все вытрут. Регламент. Не переживайте.

Александр оглянулся — действительно, по коридору следовала уборщица. Она терла пол шваброй с намотанной на нее тряпкой, которая распространяла запах хлорки. Женщина была молодой и красивой. «Почему же она уборщица? Как неуместно», — подумал Саша. Но ему нравился этот запах, он нес в себе некую строгость, чистоту, защищал от микробов. Увлекшись размышлениями о неожиданно прекрасной уборщице и слегка одурманенный хлорными парами, Александр споткнулся.

— Вот видите, мой друг, — профессор поддержал Александра за локоть. — Нам необходимо сосредоточиться на главном, так что давайте ускорим шаг, а это… — посмотрел он в сторону уборщицы. — Это кто на что учился.

Профессор вошел в просторное помещение, похожее на большую больничную палату. Александр проследовал за ним. За секционными перегородками размещались прозрачные капсулы, похожие на боксы, в которых выхаживают недоношенных детей. В палате стояла оглушительная тишина, которую нарушил звук падающего табурета, неосторожно сбитого Александром. Профессор посмотрел на него, приложив палец к губам:

— Помните! Тут совсем нельзя шуметь.

Почти на цыпочках Александр прошел за наставником, осторожно ступая по гладкому кафелю.

Профессор указал пальцем на капсулу, и молодой человек послушно подошел к ней. Практически не дыша он склонился над боксом и замер. Под стеклом в тонкой защитной оболочке лежало живое существо. Оболочка мутная, сквозь ее пульсирующие прожилки едва просвечивалось находящееся внутри существо. Однако было видно, как оно равномерно и спокойно дышит.

— Растет, — прошептал Александр, пристально разглядывая существо.

— Растет, — подтвердил профессор. — Куда же ему деться? — и, немного подумав, добавил: — А ведь есть и другие методы.

— Какие? — полюбопытствовал молодой человек.

Профессор поправил очки, внимательно, словно оценивающе посмотрел на Александра и, по-видимому, не рискнул ему довериться.

— Потом, мой друг, — он задумчиво покачал головой. — Всему свое время.

КАНДАГАР. 1987 ГОД

Вздрогнул, как от выстрела мой дом, стены закачало,

Когда в окно твоим крылом счастье постучало.

Понимал ли Дом, что он теперь для меня стал тесен,

Оставив незакрытой дверь и окон не завесив…?

Мой уютный замок из песка стал, как будто ниже,

И заменили облака рухнувшую крышу,

Ты смотрела, как под крышей той разгорались страсти,

Сказав, что на беде чужой мы не построим счастье…

Скажи, откуда ты взялась, и опоздать не испугалась,

Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость?

Нарушив мой земной покой