автордың кітабынан сөз тіркестері  Не работа. Почему мы говорим стоп

Джош Коэн

Рабочий день современного человека часто служит растянувшимся свидетельством нежелания работать. Даже занимаясь самым интересным для нас трудом, мы часто предаемся мыслям о перерыве, тратим бесценное время на суетливое ерзание на стуле, рассеянные взоры в окно, в компьютерный монитор или просто «в никуда». Чаще всего эти попытки отвлечься маскируют скрытую летаргию: так мы лишаем деятельность всякого содержания, устраиваем себе перерыв прямо во время работы. Иными словами, рассеянная работа — это неработа, ведущая скорее к нервному истощению, чем к восполнению сил.

Иначе говоря, мы застряли между принуждением делать слишком много и желанием не делать ничего. Когда мы отвлекаемся, например залипая в интернете, эти импульсы причудливым образом объединяются. Когда мы сравниваем двадцать три разновидности белых футболок, смотрим десятки видео с котиками или метрами прокручиваем френдленту в социальных сетях, наша лихорадочная гиперактивность трансформируется в пустую трату времени (будь то наше время или время нашего работодателя) и в разновидность саботажа.

Иконография гламура, созданная Уорхолом, — это троянский конь, который таит в своем чреве вирус безразличия. Сегодня, в эпоху потока информации 24/7, когда пытки и геноцид соревнуются за внимание зрителей наряду с хирургическими усовершенствованиями наших любимых знаменитостей, а травма в пастельно-жизнерадостной обертке безличия стала культурной нормой, едва ли кто-нибудь осмелится заявить, что не заражен этим вирусом.

Выгоревший тоже выбирает не работу и социальную жизнь, а сон и одиночество. Но у него, по правде говоря, нет выбора. Проблема выгоревшего в том, что необходимость и свобода для него одинаково невыносимы. Ходить на работу — значит подвергать себя ежедневным адским мукам, но и лежать в постели — та еще идиллия. Свобода так называемых выходных отнюдь не радует, а лишь изматывает выгоревшего. Ему недостает желания, а без желания выбор в полном смысле слова невозможен. Выгоревший лежит в кровати потому, что не знает, чего хочет.

жизни и творчестве художников, писателей, кинорежиссеров можно найти широкий спектр инертных состояний тела и сознания: апатию, лень, безразличие, мечтательность и т. п. Но дело не только в этом: на более глубоком уровне сам факт существования искусства свидетельствует о некоем измерении, которое, отвергая активную, целеустремленную жизнь, противостоит тому, что можно назвать «тиранией действия».

Мы не способны бросить вызов гравитации и совершить невозможное, не прилагая, хотя бы с виду, никаких усилий. Когда мы работаем, наши лица и тела не красивы, а напряжены, и то, что у нас получается, тоже разочаровывает — если не банальностью и посредственностью, то уж наверняка обычной нормальностью.

Если мы принимаем императив постоянного действия/отвлечения, нам грозит хроническая депривация всех базовых форм повседневного существования — сна, питания, секса, передвижений и размышлений. Взбудораженная, разогнавшаяся до предела и ничего не замечающая вокруг, потерявшая всякие ориентиры, наша телесная и духовная жизнь нам подчас уже и не принадлежит.

Потом пришло осознание ошеломляющей истины: свобода, о которой я так грезил, была свободой ничего не делать, сбросить с себя бремя долга и необходимости.

Прежде неработа ценилась исключительно в свете ее полезности для работы.

Подлинная божественность заключается не в работе, которой может заниматься каждый, а в неработе, являющейся прерогативой Бога. Подобно Богу, художник — не «труженик»;