Со мною спорил друг Ферми

(дошло до брани с кулаками,

он выбил мне зубов аж три,

и каждый глаз мой с синяками) —

он говорил, что нету Их —

инопланетных и разумных,

таких, как мы, иначе ведь

мы обнаружили бы. «Слушай, —

он по плечу меня трепал, —

где все? — он утверждал упрямо, —

мы двести лет уж ждём сигнал,

радаром тыча в космос прямо.

Но нет там никого, поверь,

лишь лёд и пламень, камни, дыры…»

вдруг отворилась…

Зашел мальчонка лет пяти

и вдруг такую вещь сказал:

«А правда, что когда глядим

на небо ночью, то звезда

и все другие звёзды мы

не видим как они сейчас,

мне это папа говорил,

а только прошлое?» И нас

с Ферми вдруг озарила мысль,

преобразив разбитый лик:

«И точно!

В небеса глядим,

но ничего не видим мы!»

Зову предчувствие весны,

устав от битого стекла

под непослушную стопою.

Оно избить всё норовит,

бросаясь мёрзлою землёю,

и ударяя об себя…

Мой путь — тревога! Вот упал

опять. И встать никак вовеки.

и некому помочь. Иль просто не снискал

я в помощи заслуг? Наверно — да…

Но я встаю. Я волоку до дома ношу.

Зачем-то надо ведь её волочь.

Со льдом зимы проклятой до конца.

Седая тварь, как ждёт, возьму да брошу,

что встать могу уже не смочь…

Нет не дождется!

Впереди весна!

Ступая по Планете Муравьев,

так трудно не заметить самозванцев,

кого занес сюда один из световых ветров

неведомо и как, но мнит себя посланцем

каких-то там неведомых богов.

Кто часто давит под стопой своей

хозяев сей планеты беспардонно,

что было создано ведь до него.

Вид этот из людей.

Ах, как мешает он! Он экологии вредит.

Планета вот уж сорок тысяч лет

кто лишь приносит вред,

хотя порой не успевая всё и возместить.

Вновь планы таковы:

восстановить природу за пять сотен лет,

что давит, не взирая на своих богов,

на нас — своих богов…

Подпись. Третья эра, световой год шестнадцатый.

Рабочий муравей Ант

Ах, милый, юный музыкант,

нежны персты твои. Тревожно

касаясь струн, ты боли ждёшь,

а кожу струпья и мозоли…

С тобой мне хочется реветь! И с жаждой

обнять тебя, шептать в тиши,

взять за руку, и в музыку тебя вести

любовью к Мелосу и Эросу отважной…

Она придет. Красивая. Восторженно

с тобой мы встретим, улыбаясь и смеясь

как дети от того, что всё возможно,

как радостно идти её встречать!

Подарим мы стихи, мелодии и мысли,

и сны о ней, мечты и сердце звон…

Её капели и ручьи настолько мелодичны,

что просятся на стан заветный нот.

Я запишу весну гармонией старинной —

как старые романтики писали — лишь порыв

всех чувств — от ликованья золотых и милых,

до фиолетовой минорной ожидания тоски…

Пусть краски всех тональностей, ладов, попевок

вплетаются в наш многогласый гимн!

И будем нетерпением мы ждать несмело,

понравится ли ей мелодия и стих….