Оглавление

Всё, что здесь написано — полная выдумка автора, не более чем игра его разума. Если читатель нашел совпадения с реальными событиями, то лишь потому, что грань между фантазией и действительностью тоньше, чем кажется. Эта книга полна сарказма, метафор и неожиданных сюжетных поворотов. Погрузитесь в эти истории, но будьте осторожны, в них, как в зеркале можете увидеть то, чего вовсе не ожидали.

Автор

Чёрный горизонт

3 марта 2010 Нигерия, г. Абуджа

Хорошо иметь свой зоопарк размером в тысячи квадратных километров, подумал Оладело Адебайо и посмотрел в бинокль, наводя резкость. Было видно, как три гепарда доедали детёныша антилопы, рядом ходили здоровенные грифы, дожидаясь своего часа. Он немного повернулся влево. Головы жирафов торчали выше деревьев, они наклонялись и отрывали верхние, самые вкусные листья, опасливо косясь на гепардов. Оладело подкрутил резкость — нет, это были не те жирафы, которых он видел на той неделе, на шее совсем другой рисунок. Оладело повернулся вправо, вдали, километрах в двух, поднималась пыль. Он пригляделся, да, действительно, опять эти белые туристы ехали на охоту — за редкой саванной, около небольшого озера паслось стадо слонов. Опять дядя разрешает белым живодёрам убивать этих величественных животных. Вот уже тридцать пять лет Оладело не может преодолеть в себе чувство трепета перед ними — перед этими здоровенными, вечными и умными слонами. И почему лев — царь зверей? Ленивое и тупое существо? Слон! Вот кто должен быть царем зверей! Оладело внимательно посмотрел на водопой, где плескались и пили слоны.

— Лопоухая! — тихо прошептал Оладело, глядя в бинокль. — Феми! Смотри, это же Лопоухая!

Феми Окоро, личный телохранитель племянника Президента, по совместительству лучший друг Оладело, взял бинокль и внимательно посмотрел на стадо слонов.

— Слишком далеко, — сказал он. — Не уверен, что это Лопоухая.

Оладело вытащил из кабины оптическую винтовку «МакМиллан пятьдесят» и поставил на капот джипа — здесь оптика была лучше. Он внимательно присмотрелся в мощный окуляр — точно! Самая большая слониха была с простреленным ухом! Это Лопоухая! Она водила своё стадо вот уже пять лет.

— Это она! — уверенно сказал Оладело и посмотрел на Феми. — Что будем делать?

Феми молчал, он знал, что это любимая слониха Оладело.

— Их слишком много, а я охраняю вашу жизнь, поедемте. Это никогда не прекратиться, ваш дядя очень любит деньги, чтобы запретить белым убивать животных.

— Я ценю твоё мнение, дорогой Феми, но их всего шесть человек, — он протянул ему бинокль. — Будешь моим направляющим.

Оладело прицелился по мотору бежевого джипа, который хорошо выделялся на фоне деревьев. Выстрел прозвучал, как хлопок. И через пару секунд из-под капота первого джипа пошел пар.

— Хороший выстрел! — прокомментировал Феми.

Около машин засуетились и забегали. Оладело прицелился, в перекрестье оптического прицела попала область бензобака второго джипа. Выстрел. Было видно, как на корпусе машине, образовалась маленькая черная дырка от пули, и сквозь неё стал вытекать бензин.

— Навылет, — прокомментировал Феми.

Около машин возникла тишина, кто-то схватил спутниковый телефон. Оладело перезарядил винтовку.

— Когда я учился в РУДН, мне каждый год дарили одну и ту же детскую книгу про Африку. Эти русские любят шутить! Странную фамилию этого русского писателя я сейчас не выговорю, но там было написано — не ходите в Африку… гулять … — Оладело задержал дыхание и сквозь глушитель винтовки прозвучал глухой выстрел.

Феми быстро приложился к биноклю — у человека со спутниковым телефоном подогнулись ноги и он упал плашмя. Оладело видел в перекрестье панику и ужас около машин. Один довольно рослый мужчина ловко вскинул винтовку и, приложившись глазом к оптическому прицелу начал водить по направлению выстрелов.

— Оладело! Он нас сейчас заметит! — прошептал Феми, четко видя в бинокль, как профессионально мужчина держит винтовку, явно военный.

— А вот когда я учился во Франции, то ездил в Тервюрн. И знаешь, Феми, что я там видел? — Оладело перезарядил винтовку и прицелился.

Выстрел. Мужчина с винтовкой вскинув руки, упал на спину.

— Попал! — крикнул Феми. — Нет, Оладело, не знаю.

Около машин возникла тишина, было видно, как оставшиеся в живых упали на землю и заползли за машины.

— Там я видел крупнейший в мире музей Африки. Всё, что вывезено этими белыми пиратами за пятьсот лет, перекуплено другими бандитами и выставлено на показ. И они до сих пор ещё не успокоились, а безнаказанно истребляют наших слонов! Они могли убить мою любимую Лопоухую! — Оладело посмотрел оптический прицел винтовки, около машин было тихо. — Поехали!

Подъехав, Феми подобрал винтовку, которая лежала около ещё хрипящего молодого спортивного телосложения мужчины. Кровь тонкой струйкой вытекала изо рта.

— Оладело, вы не попали ему в сердце! — сказал Феми и пошевелил винтовкой смертельно раненого. — Он ещё мучается!

— Ну, он же мечтал о приключениях! — ответил Оладело.

Рядом со смертельно раненым лежал второй, со спутниковым телефоном в руке. В трубке трещало и раздавались голоса. Оладело наступил на телефон и он хруснул у него под берцами. Он с Феми зашел за машины, где сидело четверо человек — трое мужчин и молодая женщина. Один был высок, с благородным лицом и лысой головой. Другой был толстый с короткими ногами и руками. Третий был молод, аккуратная борода красиво обрамляла розовое лицо. Молодая женщина была с большими губами и короткими волосами. Увидев двоих иссиня-черных людей с винтовками женщина дико закричала.

— По-французски понимаете? — спросил Оладело.

Все четверо испуганно закивали.

— Может, добьём их? — Феми передёрнул затвор винтовки, женщина завыла еще громче, а мужчины застонали и закрыли голову руками.

— Зачем? — усмехнулся Оладело. — Мы отдадим их Леопарду Нганга!

— А он ещё жив? — удивлённо спросил Феми.

— Этот жирный людоед ещё нами закусит! — улыбнулся белыми зубами Оладело.

— Встали! — громко сказал Оладело по-французски и махнул к своему джипу с кузовом. — Пошли к машине.

Четверо неуклюже поднялись и, оглядываясь, пошли к машине Оладело.

— А с этими что? Один-то ещё живой, — спросил Феми и кивнул в сторону раненого.

Оладело остановился и посмотрел в небо, там кружились два грифа. Двухметровые крылья отбрасывали большую тень на землю.

— Я их знаю. Это два брата с той стороны гор, — Оладело махнул рукой. — Они начнут клевать белого, пока у него ещё стучит сердце. Пошли быстрее, не будем портить им обед.

Грифы кружились и медленно снижались. Наконец, огромная птица села, пробежав по высокой сухой траве, и неуклюже попрыгала к раненому. Вторая также опустилась, но опасливо поглядывала на машины. Послышался небольшой стон и раненный взмахнул рукой, видимо пытаясь отогнать птицу. Молодая женщина закрыла лицо руками и зарыдала, видя, как после нескольких ударов клювом, гриф держал в нем внутренности. Он старался отрывать большие куски плоти, так как заметил стаю гиен, выглядывающих из желтых кустов. Надо было наедаться быстрее! Эти гиены обглодают все косточки! Гриф поднял голову, в клюве он держал глазное яблоко с кровавой длинной ниткой. Он закинул голову и проглотил его. Молодую женщину вырвало первой, за ней последовали трое остальных. Оладело и Феми только усмехнулись. Интересно, а что они хотели увидеть в Африке? Гиены противно завыли, заскулили и загавкали, но подойти ближе не решались из-за машин.

— Залазьте в кузов! — сказал Оладело

— Я никуда не полезу! — вдруг резко сказал бородатый.

Оладело молча выстрелил ему в колено. Окровавленные осколки костей разлетелись по сторонам, бородатый захрипел и упал. Оладело передернул затвор.

— Грузите его, — спокойно сказал он остальным и пошёл к машинам охотников.

Обойдя грифов, он залез под капот и вырвал навигаторы, по которым можно отследить маршрут. Оладело разбил все телефоны и фотоаппараты. В одной машине лежала разборная винтовка «Мэшем двадцать». Это была крупнокалиберная винтовка с оптикой. Оладело вытащил один патрон из коробки, он еле-еле помещался в его ладонь. На большой пуле были нанесены черно-красные полосы, это значило, что она была бронебойно-зажигательная. Если попасть такой пулей в слона, то она вначале разорвет ему сердце на сто частей, а потом вспыхнет внутри него огнем. Это было бы жестокое убийство. У дяди, который тоже любил поохотится на слонов в перерывах между изнасилованием двенадцатилетних девочек, были именно такие патроны — крупнокалиберные, бронебойно-зажигательные. Оладело не раз видел, как слон мечется от боли, бежит, ломая деревья, а потом падает, ломая бивни и ноги. Но это дядя, и он Президент этой несчастной страны. А это белые и они… И на Оладело нахлынули чувства горести и обиды, как когда он испытал их в тринадцать лет — его подружка, соседка по парте, большеглазая Хомма, вдруг исчезла. Её не было день, два, три, Оладело хотел было съездить к ней домой, и уже попросил своего дядю дать ему охрану и машину, но тот пошептавшись с начальником службы безопасности только покачал головой — нет! Только через неделю Оладело случайно узнал, что Хомма стала очередной жертвой дяди. Куда девала охрана Президента изнасилованных до полусмерти девочек, можно было только догадываться — искусственный пруд с крокодилами был прямо на территории дворца. Оладело сидел на краю метрового обрыва, откуда обычно кидали еду крокодилам и смотрел, как из мутной воды торчат три десятка глаз рептилий. Вдруг он заметил у самой кромки воды что-то знакомое, где-то он это уже видел. Он пригляделся… да это же… да это же… заколка! Это же заколка Хоммы! Он не раздумывая спрыгнул в воду схватил цветную заколку. Да! Это была она! Сколько раз он видел, как Хомма скручивает свои тугие и курчавые волосы этой заколкой. Крокодилы скосили глаза в сторону Оладело и медленно двинулись к нему. Он потер заколку и увидел с обратной стороны прилипший пучок волос. Крокодилы подплывали ближе, а Оладело душили слёзы. На мгновенье он решил кинуться к крокодилам, чтобы они разорвали и съели его, как Хомму, но сильные руки охранников мгновенно вытащили его из пруда. Начальник охраны долго ругали его, скалил свои зубы и корчил страшные рожи. Оладело плакал, но не от того, что на него кричали, а от того, что он точно знал, что больше никогда большеглазая Хомма не будет сидеть с ним за партой. Он до боли сжал заколку в кармане. С тех пор прошло двадцать три года, но заколку он всегда носил с собой. Такое же чувство безысходности овладело им и сейчас — он, один из немногих в Нигерии, кто владеет четырьмя языками, имеющий два престижных высших образования, он не может защитить свою страну даже от живодёра-дяди? Его прадед пас коз и ходил босиком, а дед мог пробежать всё саванну за три дня. А его отец уже умел летать на самолете и вертолете, сожалению, он погиб при полете. И он не может защитить свою любимую слониху Лопоухую? Что бы эти белые отпили у неё бивни? Оладело разозлился — на себя, что он не такой жестокий как дядя, на этих белых — что они приехали казнить его животных, на эту жару — которая никогда не кончается, как зима у русских. Он взял приклад винтовки «Мэшем двадцать» и без усилий пристегнул его к корпусу. Тяжелая крупнокалиберная винтовка, под сорок килограмм, била точно и разрушительно.

— Вот сейчас и проверим! — сказал Оладело и погрузил её на плечо, прихватив коробку патронов.

Грифы только ждали того, когда Оладело отойдёт и вновь запрыгали к телам растерзанных охотников. Он подошел к своему джипу, бородатый, похоже истекал кровью, толстый с высоким мелко тряслись, поглядывая на Феми с винтовкой, а молодая женщина стояла на коленях рыдала в голос.

— Прошу сообщить в посольство Англии… я поданный Её Величества… — пробормотал высокий.

— Ага… Учился я в вашем Оксфорде, — пренебрежительно сказал Оладело. — Ну и мерзкие же вы людишки! Хуже французов! Что же вы даже своему товарищу не поможете? Хоть бы ногу ему перетянули, а то вся кровь вытечет, то же мне, подданный!

Оладело вынул из кабины веревку, туго перевязал ногу бородатому на бедре и внимательно посмотрел на место ранения. Коленка была раздроблена и голень висела на коже и сухожильях. Оладело достал блестящее мачете и резким движением отрубил ногу бородатому, тот дернулся и громко замычал.

— Всё равно не пришить, а так возможно выживет, — флегматично сказал Оладело, и в этот момент толстый закачался и упал, потеряв сознание.

Не обратив на него внимания, Оладело установил «Мэшем двадцать» на сошках. До машин было метров пятьдесят. Он прицелился и выстрелили. Отдача была очень сильной. От взрыва первая машина перевернулась несколько раз и улетела, переворачиваясь в редколесье. Грифы от испуга разлетелись в разные стороны, а гиены рванули в чащу. Оладело прицелился и выстрелил во вторую. Раздался взрыв, машина перевернулась и одно колесо подлетело выше деревьев. Оладело увидел, как оно упало и укатилось с горки.

— И этим они хотели стрелять в слонов, — сказал он вздыхая.

Он встал перед женщиной, у неё видимо уже не хватало влаги в организме на слёзы и поэтому она сидела, вытирала сухие глаза, выла и мелко тряслась.

— Ты откуда, — спросил её Оладело, но женщина была в состоянии глубокого шока и не реагировала на вопросы.

Оладело хлестнул её по лицу, она завалилась на бок, но выть не перестала.

— Отвечай! Тебя спрашивает владелец этих земель и этого неба!

Он рванул на ней одежду. Затем медленно провёл острым мачете по нижнему белью, разрезая его и оставляя неглубокие порезы. Скинув с себя одежду, он принялся её насиловать, а когда она пыталась сопротивляться, то бил её по лицу.

— Феми! Теперь ты! — отдуваясь, приказал Оладело.

Феми ухмыляясь поднял её за волосы и бросил грудью на капот джипа, а сам подошёл сзади. Голый Оладело, блестящий от пота, мощный от своей молодости стоял перед лысым и держал в руках мачете.

— Значит, ты подданный Её Величества? — усмехаясь, спросил он, тот мелко затряс головой. — И ты думаешь, что Её Величество до сих пор хозяйка этой земли?

Лысый опять мелко затряс головой. Оладело приставил мачете к шее англичанина, тот зажмурился.

— Сейчас посмотрим, насколько вы благородная нация. Что ты выбираешь — благородство или свободу?

— Свободу…

Оладело брезгливо сморщился.

— Ну, тогда открой глаза и вставай на колени, — лысый мгновенно рухнул, Оладело подошел вплотную к его лицу. — А теперь бери!

Лысый открыл рот начал делать характерные движения.

— Я смотрю тебе это не в впервой! — усмехнулся Оладело. — Ничего! Скоро так будет делать вся Англия! Вся!

И он громко расхохотался, раскинув руки с мачете в стороны.

К домам, где жило племя Леопарда Нганга, Оладело подъезжал на закате. Ему навстречу то и дело выбегали многочисленные внуки, правнуки и невестки Леопарда Нганга. У него было сорок восемь детей от шестнадцати жён. Говорили, что такую силу старику дают варёные органы его врагов. Оладело вышел из машины и крикнул.

— Леопард Нганга! Это Оладело Адебайо! Сын твоего друга Намби Адебайо!

Из домика с соломенной крышей вышел, потягиваясь и зевая, старик, он был поджарый, с худыми руками большой оттопыренной нижней губой. Улыбнувшись большим беззубым ртом, он что-то долго говорил на непонятном языке, а потом обнял Оладело и Феми. Он перешел на наречие понятное для Оладело.

— Чего ты орешь! Словно дикий кот? Пойдем, моя младшая жена сделала новую брагу!

— Подожди, Нганга, я привез тебе подарки! — Оладело повел его к кузову джипа, где лежало четверо человек. — Вот этот англичанин умеет ублажать, вот эта француженка тоже, а вот с этими двумя сам реши, что делать.

Нганга подошел к женщине, лицо которой было в кровоподтёках и пощупал её за грудь, затем что-то громко крикнул. Из домиков выскочили двое коренастых подростков лет шестнадцати и подбежали к машине. Нганга потрепал их по голове и что-то проговорил им на своём наречии

— Любимые сыновья, — сказал он улыбаясь и показал пальцем на лежащую женщину.

Те схватив её под руки и радостно переговариваясь, потащили в домик.

— Я им сказал, чтоб вымыли её. А то больно грязная, хоть и белая. Пусть развлекаются… может, и я к ней зайду…

— У тебя шестнадцать жён! — усмехнулся Оладело

— Так эта же белая…

— Аааа… — захохотали Оладело и Феми

Затем он пощупал бородатого без ноги.

— Хоть и живой, но только на корм собакам.

— Нганга, а правда говорят, что ты такой плодовитый, и все жёны тобой довольны, потому что варёные органы мужчин ешь? — спросил Оладело и ударил бородатого между ног, тот замычал.

— Врут! — сказал Нганга и, выпятив нижнюю губу тоже ударил туда бородатого. — Я их ем сырыми!

На хохот повыглядывали из окон многочисленные дети и внуки Нганги. Он ещё раз пощупал бородатого и много значительно покачал головой.

— Собакам не все пойдёт, часть себе оставлю, — и он опять что-то гортанно прокричал, из домика вышла толстая старуха и, переваливаясь как гусыня, подошла к Нганге. Они долго махали руками и громко разговаривали, тыкая в бородатого. Наконец, она ушла в домик и вынесла большой тазик и нож.

— Оставайся, сейчас моя жена зажарит сердце этого белого и ещё кое-что! — сказал Нганга и похлопал бородатого по щекам.

Толстый пленник, лежавший рядом, неожиданно захрипел и от него неприятно запахло. Все переглянулись и громко захохотали. Нганга гортанно закричал и закашлялся, махая рукой перед носом. В тот же момент из домиков, как муравьи, выбежали с десяток разновозрастных ребятишек. Они тыкали пальцами на уделавшегося толстяка и громко хохотали.

— Знаешь, Нганга, мы поедем, — сказал Оладело, брезгливо скидывая на землю лысого и толстяка. — И ещё, вот.

Он протянул ему два навигаторы.

— Отнеси на ту сторону горы, чтоб никто не нашёл, — Нганга кивнул, подозвал к себе одного мальчугана лет десяти и начал ему что-то говорить.

Сунул в руки навигаторы и стал показывать на горизонт, где возвышалась гора.

Уже подъезжая ко дворцу Оладело спросил у Феми.

— Феми, а ты бы хотел поохотится?

— Вы же знаете, что я не люблю убивать животных.

— Ну а если эта охота была бы, например, в Германии или Англии?

— А какие животные там водятся?

— А разве я сказал про охоту на животных? — Феми удивлённо посмотрел на Оладело. — Именно, Феми, именно. Охота на белых людей! Только для начала надо дядю скормить его любимы крокодилам!

10 сентября 2013 г. Польша, г. Кельце

Перестрелка длилась всего две минуты, выстрелы на старом заброшенном складе слились в один треск. Никто уже не понимал, кто из сторон начал первый, пули рикошетили от стен и металлических балок. Отлетали крошки бетона и извести. Автомобили стоявшие позади стрелявших, прошивались пулями насквозь, стёкла разлетались в крошку. Колёса с шипением лопались. Крики и стоны утонули в стрекоте автоматной очереди, человек метнулся к ящику с боеприпасами. На бегу открыв его, он схватил горсть патронов и спрятался за балку, заряжая патроны в отстёгнутый магазин. Пристегнув патронник, он выпустил очередь наугад, как тут же поймал две пули и упал. Стрельба резко прекратилась с обеих сторон. По бетонному полу медленно растекались лужи крови. Красные ручейки достигли нескольких армейских зелёных ящиков стоявших на полу. Стон и хрип, раздававшийся около металлической балки, затих. В полной тишине продырявленная пулями сумка упала из открытого багажника джипа, из неё торчали пачки денег.

Солнце вставало, сквозь разбитые стёкла. Оно осветило утреннюю картину на старом складе: восемь трупов, пар, поднимающийся от тёплой крови, зелёные армейские ящики без маркировки, некоторые были открыты, в них было оружие и патроны, две чёрные машины, на которых не было живого места, около одной лежала большая спортивная сумка, из которой выпали купюры. Всю эту картину увидел шеф полиции города Кельце Эржи Ясеневич. Ещё не зная, что доложить в Варшаву, он ходил, зло пиная гильзы и переступая через трупы. Криминалисты и опера работали во всю, хотя, что они тут найдут, опять разборки каких-нибудь албанских мафиози с ирландскими националистами. Он смотрел на сумку с деньгами, и подумал — вот же сволота! За всю свою карьеру он не заработал и трети той суммы, а эти…

— Шеф! Никаких совпадений по отпечаткам! — доложили ему на второй час работы. — Оружие также нигде не проходит!

— Ну почему у меня? Нельзя им было пострелять себя где-нибудь в Лодзи или Люблине? — пробурчал Ясеневич.

— Что шеф?

— Ничего, работайте дальше! Доложите, что по машинам!

— Работаем!

— Плохо работаете! — Ясеневич был зол, если разборки начались, то их не остановить, скоро опять где-нибудь что-нибудь подобное случится. Хорошо бы не в пределах его территории. Он прекрасно помнил, как он был молод, как он гонял этих дилеров и контрабандистов, и как он брал их, и как заламывал им руки, и как вел допросы, и бывало с пристрастием. И главное — был результат! И он любил свою работу, но вот мир изменился. Границы стёрлись, появились какие-то права у преступников и бандитов. А эти адвокаты! Хуже преступников! Всё это выбивало из рабочей колеи и тем более не способствовало рабочему настроению. Но успокаивало только одно — через год пенсия. Пенсия и внуки. Вот где он отдохнёт. Уж он воспитает из этих сорванцов настоящих мужчин, а не каких-нибудь толерантных …, он не мог подобрать приличного слова. Его мысли прервал опер:

— Шеф, машины не польские.

— А откуда?

— Судя по номерам на двигателе — из Португалии.

— Откуда? Из Португалии? Ехать через всю Европу чтобы купить десять «калашей»?

— Уж не знаю, шеф, что у них за дела были, только зарегистрированы все машины в Португалии.

— Ясно. Пойду, доложу наверх.

В Варшавском Управлении национальной полиции даже и слушать не хотели о передачи дела к ним.

— Разбирайтесь своими силами! Никакая это вам не международная мафия! Местная разборка, проверьте ещё раз! Наверняка, местные цыгане не поделились с сербами или того хуже, с русскими!

— Понял, проверю, — мрачно сказал Ясеневич и отключил связь.

Он длинно выругался, чуть-то — сразу цыгане и русские! Он и сам был не в восторге от этих румын, сербов и албанцев, которые держали рестораны и магазины, но вот так вот всё вешать на них — это просто не профессионально! Наконец, к вечеру пришла экспертиза, кто-то из оперов проверил убитых по наколкам, и, как оказалось, у четверых были тату, которые носят действительно сербские мафиози. Других четверых так и смогли определить.

— Это не цыгане, — сделал заключение Ясеневич. — Сербы с цыганами оговорились бы, а с русскими так вообще обнялись и водку сели пить! Это они нас — поляков — перестреляли бы. Ищите дальше!

7 января 2015 Франция, Париж

Марион Марель проснулась приподнятом настроении, ещё бы! Сегодня она со своим любимым Шарбонье приглашена на приём в Плаза-Центр! И именно сегодня, когда выйдет его новый номер журнала! Телефон приятно булькнул. Не вставая с постели, она схватила его. Ого! Да «Шарли Эбдо» всё выложили в твиттере! Все карикатуры, все рисунки! Не стали дожидаться выхода журнала! ЭмЭм — как её звал Стефан Шарбонье, а она его Шарб- сидела и листала ленту твиттера, затаив дыхание. Какие же они всё-таки смелые, эти «Шарли»! А-ха-ха-ха! Даже про Багдади карикатуру нарисовали! Марион закатилась от смеха. Глянув на счетчик просмотра, она открыла рот — ого! Почти сто тысяч за три минуты! И цифры росли прямо на глазах. Нда… мне до такой популярности ещё далеко…

Через два часа, как только она перешагнула порог Парижской штаб-квартиры Евроньюс, к ней подбежала её помощница Клэр, потрясая мобильником.

— Нет, вы видели?! Марион! Нет, вы скажите! «Шарли» — это свобода слова! — молодая помощница, выпускница университета, свято верившая в феминизм и либерализм, стояла, гордо подняв телефон.

— Наверное, нет никого, кто бы не читал сегодня твиттер, — сказала с улыбкой Марион. — Кстати, а сколько там уже просмотров?

— Пять миллионов! — гордо сказала Клэр. — И растут по миллиону каждые полчаса.

Марион только покачала головой и пошла на своё место. Её догнала Клэр и шёпотом спросила

— А правда, что у вас отношения со Стефаном? Ну, с этим художником из «Шарли»? Который нарисовал Багдади?

Клэр показала Марион экран мобильника, где была нарисована неприличная карикатура на террориста номер один. Марион сделала загадочное лицо

— Ну… допустим…

— И какой он? — не отставала Клэр.

— Симпатичный, — хохотнула Марион. — Но ты-то у нас не по этому делу? Ты то у нас… феминистских кровей, так?

— Знаете, ради Стефана я готова изменить своему феминизму и лейсбизму!

Марион внимательно посмотрела на молодое, но неухоженное лицо Клэр — она никогда не пользовалась косметикой, редко мыла голову и точно не ходила на маникюр.

— Если ты сегодня немного наложишь на себя тоника, подведёшь глаза, накрасишь губы и подпилишь обгрызенные ногти, то я представлю тебя Стефану Шарбье. Приходи сегодня вечером в Плаза-Центр.

Клэр радостно открыла рот и закивала

— И голову помой обязательно! Стефан не любит неопрятных женщин! — Клэр провела рукой по своим сальным волосам, затянутым в тугой хвост, впрочем, с другой причёской её никто никогда и не видел.

— Хорошо, — проговорила она, вздохнув.

Марион села за компьютер и погрузилась в работу — надо перевести целую колонку технического текста, написать комментарии к трём видео с Ближнего Востока и проверить, правильно ли Клэр перевела послание ЮНЕСКО. Марион быстро стучала по клавиатуре, иногда быстро отвечая на звонки и время от времени поглядывая в твиттер. Ух ты! Уже двенадцать миллионов просмотров сегодняшнего выпуска «Шарли»! Она была рада за Стефана и всё-таки немного ему завидовала. Но вот сегодня вечером! Когда они будут вместе! Она представила, как их фотографируют в Плаза-Центре и где Стефан будет главной звездой, а она… а она будет держать его за руку и мило улыбаться, как она это умеет. И вот тогда она точно попадёт на все фото! Вот тогда… Её мысли вдруг прервал звонок. От Стефана? Вообще-то они давно договорились не звонить друг другу во время работы: во-первых, это непрофессионально, во-вторых… Она схватила телефон

— Шарб, Шарбик, — нежно произнесла она. — Что такое, я ещё на работе…

— Алё! Марион! — раздался испуганный голос Стафана. — Алё! Тут стреляют!

— Что? Кто стреляет? — не поняла Марион.

И тут вдруг на большом телевизоре на стене, на котором шли круглосуточные новости без звука, появилось изображение улицы Николя Акпера, как раз где была редакция «Шарли». Изображение было то ли с крыши, то ли с балкона и показывало идущих к дверям редакции двух боевиков с автоматами. Было видно, как один выпустил очередь в пол