Момент «сейчас» длится несколько минут, но содержание расширяется и вихрем выбирается за рамки, как будто «сейчас» — это центр торнадо, а всё остальное вертится вокруг. Меня всегда поражало: какой бы личной или болезненной ни была тема, за которую я берусь, в какой-то момент всё сводится лишь к поиску формы, а я превращаюсь в безумного биолога, который тяжело дышит себе под нос, прикалывая булавкой к картонке еще живую и трепещущую бабочку.
Благодаря нему я чувствовала себя особенной волнующей сексуальной — не то чтобы я стремилась такой казаться, я вроде переросла всю эту показушность, — но, видимо, я этого по-прежнему жаждала, жаждала быть той самой ослепительной женщиной в лучах прожекторов, на которую обращены все восторженные взгляды. Д
решила почитать о негативном пространстве. Согласно Википедии, это «пространство между изображенными объектами или вокруг них». Объект — это позитивное пространство, а всё остальное — это негативное пространство.
Проблема тех женщин, что не страдают на публике, повинуясь требованию держать язык за зубами, когда речь заходит о личной драме, например о расставании, напрямую связана с многовековой историей угнетения: виктимизацией в литературе, невозможностью признаться в изнасиловании или инцесте (разумеется, я не имею в виду, что моя нынешняя ситуация может сравниться с насилием такого рода), возвращением к идее, что домашнее пространство — сфера личного, что не дóлжно выметать сор из избы, и за всем этим стоит представление о том, что женщина принадлежит своему мужу, а потому ей следует держать хлебало закрытым, все эти мещанские идеи о страдании с достоинством да и само понятие достоинства — вот уж действительно угнетающая ценность!
Я не хочу быть несчастной. Но я хочу принять разъебанность, двигаться к такой зрелости и такой силе, которые подразумевают выражение слабости и непристойного содержания любого толка без стыда; хочу позволить себе всю звучность бытия женского субъекта (и любые другие категориальные прилагательные, которые ко мне можно применить), живущего в разъебанной стране, в разъебанном мире, в XXI веке.
Меня сбивают с толку люди, чья любовь — сложное чувство, которое то выдается понемногу, то придерживается, чья любовь — это одержимость контролем. Люди, которые приносят так много боли, что в конечном счете тебе уже не важно, любят они тебя или нет, просто хочется, чтобы эта боль исчезла.
Меня сбивают с толку люди, чья любовь — сложное чувство, которое то выдается понемногу, то придерживается, чья любовь — это одержимость контролем. Люди, которые приносят так много боли, что в конечном счете тебе уже не важно, любят они тебя или нет, просто хочется, чтобы эта боль исчезла.
