Жюль Верн

Вокруг Луны

ГЛАВА ВСТУПИТЕЛЬНАЯ,

которая подводит итоги первой части и служит предисловием ко второй

В течение 186... года весь мир был поражен необычайным по смелости научным опытом, беспримерным в истории ученых исследований. Члены "Пушечного клуба", основанного группой артиллеристов в Балтиморе после Гражданской войны в Америке, задумали установить связь с Луной - да, да, с Луной, не более и не менее, - пустив в нее ядро из пушки. Председатель клуба Барбикен, автор проекта, заручившись советами астрономов Кембриджской обсерватории, подготовил все необходимое для выполнения этого неслыханного предприятия, которое, впрочем, сведущие люди признали вполне осуществимым. Организовав повсеместную подписку, собравшую около тридцати миллионов франков, он приступил к грандиозным работам.

На основании докладной записки, составленной астрономами обсерватории, орудие, из которого будет выпущен снаряд, должно быть установлено в местности, расположенной между 0° и 28° северной или южной широты и нацелено на Луну прямо в зенит. Ядро должно обладать первоначальной скоростью в 12 тысяч ярдов в секунду. Снаряд, выпущенный 1 декабря в 10 часов 46 минут 40 секунд вечера, должен достичь Луны через четыре дня после вылета, а именно 5 декабря ровно в полночь, в момент, когда Луна будет находиться в перигее, то есть ближе всего к Земле, иными словами, на расстоянии 86 тысяч 410 лье.

Влиятельные члены "Пушечного клуба", председатель Барбикен, майор Эльфистон, секретарь Дж. Т. Мастон, и другие ученые на нескольких заседаниях обсудили вопросы о форме и составе ядра, о типе и положении орудия, о качестве и количестве пороха. Было решено следующее. Во-первых, снаряд будет полым шаровидным ядром в 108 дюймов диаметром, с толщиной стенок в 12 дюймов и весом в 19 250 фунтов. Во-вторых, орудием будет пушка типа колумбиады, в 900 футов длиной, отлитая из чугуна и врытая отвесно прямо в землю. В-третьих, на пороховой заряд потребуется 400 тысяч фунтов пироксилина, который, выделив при взрыве шесть миллиардов литров газов, с достаточной силой вытолкнет снаряд по направлению к ночному светилу.

После того как эти вопросы были разрешены, председатель Барбикен с помощью инженера Мерчисона выбрал подходящее место на возвышенности во Флориде, на 27°7' северной широты и 5°7' западной долготы. На этой площадке после грандиозных работ была с успехом отлита колумбиада.

Так обстояли дела, когда неожиданное событие еще во сто крат усилило всеобщий интерес к этому великому предприятию.

Некий француз, предприимчивый парижанин, остроумный и отважный, художник в душе, объявил, что желает лететь внутри ядра, чтобы высадиться на Луне и произвести обследование земного спутника. Этого неустрашимого искателя приключений звали Мишель Ардан. Он прибыл в Америку, был встречен с энтузиазмом, выступил на митинге, откуда его с триумфом вынесли на руках, заставил председателя Барбикена помириться с его смертельным врагом капитаном Николем и, в знак полного примирения, убедил их обоих лететь вместе с ним внутри снаряда.

Предложение было принято. Форму снаряда решили изменить. Вместо круглого он стал цилиндро-коническим. Этот своего рода воздушный вагон снабдили мощными пружинными буферами и разбивными перегородками, чтобы ослабить силу толчка при выстреле. Упаковали запасы провизии на целый год, воды - на несколько месяцев и газа - на несколько дней. Особый аппарат автоматически вырабатывал и подавал кислород в количестве, достаточном для дыхания троих путешественников. В то же самое время по заданию "Пушечного клуба" был сооружен на одной из высоких вершин Скалистых гор гигантский телескоп, чтобы следить оттуда за полетом ядра в небесном пространстве. Словом, все было подготовлено.

И вот 1 декабря, в назначенный час, при громадном стечении народа вылет состоялся, и три человека, впервые в истории покинув земной шар, устремились в межпланетное пространство, твердо уверенные, что достигнут цели путешествия. Отважные исследователи, Мишель Ардан, председатель Барбикен и капитан Николь, должны были завершить свой перелет за 97 часов 13 минут 20 секунд. Следовательно, их прибытие на поверхность лунного диска могло состояться только 5 декабря, как сообщалось в некоторых плохо осведомленных газетах.

Однако произошло непредвиденное явление: детонация, произведенная выстрелом колумбиады, повлекла за собой внезапное сотрясение земной атмосферы и скопление громадного количества водяных паров. Обстоятельство это вызвало всеобщее возмущение, так как Луна на много ночей скрылась за тучами от взоров наблюдателей.

Доблестный Дж. Т. Мастон, самый преданный друг троих путешественников, в сопровождении почтенного Дж. Бельфаста, директора Кембриджской обсерватории, отправился на Скалистые горы и прибыл в Лонгспик, где был установлен мощный телескоп, приближающий Луну на расстояние двух лье. Достойный секретарь "Пушечного клуба" пожелал лично проследить весь путь своих отважных друзей.

Скопление облаков в атмосфере сделало невозможным 5, 6, 7, 9 и 10 декабря всякие наблюдения. Опасались даже, что наблюдения придется отложить до 3 января следующего года, так как Луна, вступив с 11 декабря в последнюю четверть, окажется на ущербе, что помешает следить за полетом снаряда.

Но вот, наконец, ко всеобщему удовлетворению, сильный ураган разогнал тучи в ночь с 11 на 12 декабря, и Луна, сильно ущербленная, ярко засияла на черном фоне неба.

В ту же ночь с наблюдательного поста в Лонгспике полетела телеграмма, отправленная Мастоном и Бельфастом в адрес бюро Кембриджской обсерватории.

Что же сообщалось в телеграмме?

Она гласила: снаряд, выпущенный колумбиадой в Стонзхилле, усмотрен Бельфастом и Мастоном 11 декабря в 8 часов 47 минут вечера; снаряд, отклонившись по неизвестной причине, не долетел до Луны, но пролетел настолько близко, что попал в сферу лунного притяжения; прямолинейное движение ядра превратилось в движение по кривой, и ныне, обращаясь по эллиптической орбите вокруг ночного светила, оно стало его спутником.

Телеграмма добавляла, что свойства нового небесного тела пока еще не могут быть установлены. Действительно, чтобы окончательно определить его свойства, требовалось произвести три последовательных наблюдения над новым спутником в трех его различных положениях. Далее сообщалось, что расстояние, отделяющее снаряд от лунной поверхности, можно приблизительно исчислить в 2833 мили, то есть в 4500 лье.

В заключение высказывались две гипотезы: или притяжение Луны возобладает, и тогда путники достигнут цели путешествия, или же снаряд, следуя по той же орбите, будет обращаться вокруг лунного диска до скончания веков.

Какая же судьба ожидает путешественников при любой из двух возможностей? Правда, съестных припасов им хватит на некоторое время. Но даже если предположить, что их дерзкое предприятие увенчается успехом, каким образом они возвратятся обратно? Удастся ли им вообще вернуться? Узнают ли когда-нибудь люди, что с ними сталось? Все эти вопросы необычайно волновали публику и с жаром обсуждались в печати всеми современными авторитетами.

Здесь уместно сделать одно замечание, над которым не мешало бы подумать иным исследователям, склонным к поспешным выводам. Если ученый решает обнародовать какое-либо чисто теоретическое умозаключение, он должен действовать как можно осмотрительнее. Никто вас не принуждает открывать планету, или комету, или новый спутник, и тот, кто ошибется в подобном случае, неизбежно подвергнет себя насмешкам толпы. Значит, лучше подождать, и именно так следовало поступить нетерпеливому Дж. Т. Мастону, прежде чем пустить по всему свету пресловутую телеграмму, сообщающую, по его мнению, последнее слово о результатах знаменитого опыта.

В самом деле, в телеграмме были допущены двоякого рода ошибки, что и подтвердилось впоследствии. Во-первых, ошибки в наблюдении, касающиеся расстояния между поверхностью Луны и снарядов, ибо его немыслимо было усмотреть в указанный срок, 11 декабря, я то, что явилось или померещилось Дж: Т. Мастону на небосклоне, никак не могло быть ядром колумбиады. Во-вторых, ошибки теоретические, касающиеся судьбы упомянутого ядра, ибо счесть его спутником Луны значило бы вступить в полное противоречие с основными законами механики.

Лишь одна из гипотез наблюдателей с Лонгспика могла подтвердиться, а именно: что путешественники - если они еще живы - приложат все усилия, чтобы с помощью лунного притяжения достигнуть поверхности светила.

Как бы то ни было, но эти умные и отважные люди благополучно перенесли страшный толчок при вылете, и об их-то путешествии в вагоне-снаряде мы и собирал емся рассказать со всеми удивительными и драматическими подробностями. Рассказ этот разрушит множество иллюзий и опровергнет немало догадок, но зато даст правдивую картину всех трудностей и неожиданностей, связанных с подобного рода опытом, а также покажет во всем блеске научные таланты Барбикена, находчивость практичного Николя и веселую отвагу Мишеля Ардана.

Кроме того, наш рассказ докажет, что их достойный друг Дж. Т. Мастон только даром терял время, когда, свесившись над трубой исполинского телескопа, наблюдал за движением Луны по звездным пространствам.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Между 10 часами 20 минутами и 10 часами 47 минутами вечера

Ровно в десять часов Мишель Ардан, Барбикен и Николь распростились со всеми друзьями, которых они оставляли на Земле. Две собаки, предназначавшиеся для разведения собачьей породы на Луне, уже сидели в снаряде. Путешественники приблизились к отверстию огромной колумбиады. Подъемная машина тотчас спустила их в жерло вплоть до конической верхушки снаряда.

Отсюда через специальный люк они проникли в свой алюминиевый вагон. Канаты и блоки были тотчас же вытянуты наружу, и жерло колумбиады освободилось от всех лесов и площадок.

Очутившись с товарищами в снаряде, Николь немедленно принялся завинчивать его отверстие плотной металлической крышкой, укрепленной изнутри нажимными винтами; такие же плотно пригнанные крышки закрывали толстые выпуклые стекла иллюминаторов. Путешественники, герметически закупоренные в металлической тюрьме, погрузились в глубочайший мрак.

- Ну, дорогие попутчики, - сказал Ардан, - моя специальность - домашний уют, и я - отличный хозяин. Пожалуйста, не церемоньтесь и чувствуйте себя как дома. Прежде всего надо как можно удобнее и уютнее расположиться в нашей новой квартире. Для начала я нахожу, что у нас темновато. Не для кротов же, черт возьми, изобретен газ!

С этими словами беззаботный француз чиркнул спичкой о подошву своего сапога и поднес ее к газовому рожку на баллоне, в котором под сильным давлением хранился запас светильного газа. Этот запас был рассчитан для освещения и отопления снаряда в течение ста сорока четырех часов, или шести суток.

Газ загорелся, и при его свете пассажиры увидели комфортабельную комнату со стеганой обшивкой по стенам, круглым диваном и сводчатым потолком.

Все находившиеся в снаряде предметы - оружие, посуда, приборы - были плотно пригнаны к стенам и укреплены на стеганых прокладках, так что могли выдержать самое сильное сотрясение. Для осуществления рискованного предприятия предусмотрели все, что только было в человеческих силах.

После тщательного осмотра Мишель Ардан заявил, что очень доволен новым помещением.

- Это, конечно, тюрьма, - сказал он, - но тюрьма летучая. И если бы только нам дозволено было хоть изредка высовывать нос из окна, я подписал бы на такую квартиру арендный договор сроком хоть на сто лет. Чему ты усмехаешься, Барбикен? Уж не думаешь ли ты, что этот снаряд станет нашим гробом? Да хоть бы и так, я все-таки не променяю его на Магометов гроб, который болтается из стороны в сторону на одном месте.

Пока Мишель Ардан разглагольствовал, Барбикен и Никель заканчивали последние приготовления.

Хронометр Николя показывал двадцать минут одиннадцатого вечера, когда три путешественника окончательно замуровались в снаряде. Этот хронометр был поставлен по часам инженера Мерчисона с точностью до десятой секунды. Барбикен взглянул на него и сказал:

- Друзья мои, теперь ровно двадцать минут одиннадцатого. В десять часов сорок семь минут двадцать секунд Мерчисон пустит электрический ток по проводу, соединенному с зарядом колумбиады. В ту же минуту мы оторвемся от Земли. Значит, нам остается всего-навсего двадцать семь минут.

- Двадцать шесть минут и сорок секунд, - поправил педантичный Николь.

- Ну что ж, - воскликнул неунывающий Ардан. - За двадцать шесть минут можно еще наделать пропасть дел. Можно обсудить глубочайшие моральные и политические проблемы и даже разрешить их. Двадцать шесть дельно использованных минут стоят двадцати шести лет безделья! Несколько секунд жизни Паскаля или Ньютона стоят целой жизни какого-нибудь глупца или бездельника.

- Так что же из этого следует, неугомонный болтун? - спросил Барбикен.

- Следует только то, что нам остается целых двадцать шесть минут.

- Теперь уже только двадцать четыре, - опять поправил Николь.

- Хорошо, только двадцать четыре, дорогой капитан. Двадцать четыре минуты, в течение которых можно с успехом углубить и обсудить...

- Мишель, - перебил его Барбикен, - у нас будет достаточно досуга для самых глубокомысленных рассуждений во время перелета, а теперь лучше бы заняться приготовлениями к отъезду.

- А разве не все готово?

- Разумеется, все готово, но следовало бы еще кое-что сделать, чтобы ослабить, насколько возможно, первоначальный толчок.

- А ты разве забыл воду в разбивных перегородках? Ее упругость предохранит нас от любого толчка.

- Я надеюсь, Мишель, - мягко сказал Барбикен, - но все-таки не уверен...

- Ну и шутник! Он "надеется"! Он "не уверен"! Он дожидался, пока нас совсем закупорят, чтобы сделать такое печальное признание! Я требую, чтобы меня сейчас же выпустили отсюда!

- Выпустили? Да как же это сделать? - спросил Барбикен.

- Действительно, теперь это трудновато. Мы сидим в вагоне и через двадцать четыре минуты услышим свисток кондуктора.

- Через двадцать, - поправил Николь. Несколько мгновений путешественники молча глядели друг на друга; затем осмотрели все находившиеся при них вещи.

- Все в порядке, - сказал Барбикен, - все на месте. Теперь надо решить, как бы получше разместиться, чтобы легче выдержать толчок от выстрела. Какое положение наиболее выгодно? Прежде всего надо предотвратить приток крови к голове.

- Совершенно верно, - заметил Николь.

- Ну так встанем вверх ногами, как клоуны в цирке! Чего же лучше! - воскликнул Ардан, готовясь тотчас же привести в исполнение свою выдумку.

- Нет, нет, - возразил Барбикен, - лучше всего лечь на бок. Лежа на боку, мы легче перенесем толчок. Заметьте, что в момент выстрела никакого значения не будет иметь, находимся ли мы внутри снаряда или впереди него.

- Ну, раз это не имеет никакого значения, я могу быть спокоен, - сказал Мишель Ардан.

- Одобряете ли вы мою мысль, Николь? - спросил Барбикен.

- Вполне, - отвечал Николь. - Остается тринадцать с половиной минут.

- Наш Николь не человек, - воскликнул Мишель Ардан, - а ходячий хронометр с секундомером на восьми камнях...

Но товарищи уже не слушали его; с непостижимым хладнокровием они заканчивали последние приготовления к вылету. Со стороны их можно было принять за двух аккуратных пассажиров, которые со всеми удобствами располагаются в железнодорожном купе. Спрашивается, из чего только сделаны сердца у этих американцев! Их пульс не ускоряется даже в минуту самой страшной опасности.

В снаряд были положены три толстых, туго набитых тюфяка. Николь и Барбикен вытащили их на середину диска, образующего подвижный пол. На эти тюфяки путешественники намеревались улечься за несколько минут до выстрела.

Неугомонный Ардан суетился и вертелся в своей тесной тюрьме, как он называл снаряд, словно дикий зверь в клетке. Он без умолку болтал с друзьями и с собаками - Дианой и Сателлитом, которым, как мы помним, он незадолго до отъезда дал эти символические клички.

- Эй, Диана, сюда! Эй, Сателлит! - кричал он, подбадривая собак. - Ко мне! Мы с вами покажем лунным собакам, как ведут себя псы на Земле! То-то прославится ваша собачья порода! Черт возьми! Приведись нам только вернуться назад, мы уж конечно привезем с собой новую, скрещенную породу "лундогов", которая произведет здесь страшнейший фурор.

- Если только на Луне водятся собаки! - заметил Барбикен.

- Разумеется, водятся, - уверенно заявил Мишель Ардан. - Там водятся и лошади, и коровы, и ослы, и куры. Держу пари, что мы найдем там кур.

- Пари на сто долларов, что их там нет, - заявил Николь.

- Принимаю вызов, капитан! - воскликнул Ардан, пожимая руку Николя.

- Впрочем, ты уже трижды проиграл пари с нашим председателем: деньги для нашего полета собраны, выплавка снаряда удалась как нельзя лучше и, наконец, зарядка колумбиады выполнена без малейшей аварии, - итого ты, стало быть, проиграл шесть тысяч долларов!

- Ну что ж, ну и проиграл, - согласился Николь. - Десять часов тридцать семь минут шесть секунд!

- Прекрасно, капитан. Не пройдет, значит, и четверти часа, как тебе придется отсчитать председателю девять тысяч долларов: четыре тысячи за то, что колумбиаду не разорвало, и пять тысяч за то, что снаряд взлетит дальше, чем на шесть миль.

- Что ж, доллары со мной, - отвечал Николь, спокойно хлопнув себя по карману, - и я охотно расплачусь.

- Я вижу, Николь, что ты человек порядка, чего я никогда не мог сказать про себя. И все-таки позволь тебе заметить, что все твои пари - верный убыток.

- Почему?

- Да потому, что если ты выиграешь, значит, колумбиада взорвется, а с ней и снаряд... И тогда Барбикен не сможет заплатить тебе свой проигрыш.

- Моя ставка внесена в Балтиморский банк, - вмешался Барбикен, - и если Николь погибнет, деньги достанутся его наследникам.

- Фу-ты, что за практичные люди! - воскликнул Ардан. - Чем меньше я вас понимаю, тем более вам удивляюсь.

- Сорок две минуты одиннадцатого! - сказал Николь.

- Остается всего пять минут, - заметил Барбикен.

- Да, всего-навсего! - воскликнул Мишель Ардан. - А мы закупорены в снаряде, в стволе девятисотфутовой пушки! И под снарядом - четыреста тысяч фунтов пироксилина, что равняется шестнадцати тысячам фунтам обычного пороха. Наш приятель Мерчисон с хронометром в руке вперился сейчас в стрелку, положил палец на электрическую кнопку, отсчитывает секунды и готовится швырнуть нас в межпланетное пространство.

- Будет тебе шутить, Мишель! - серьезно сказал Барбикен. - Приготовимся! От торжественной минуты нас отделяет всего несколько мгновений. Пожмем друг другу руки, друзья!

- Да, да, всего несколько секунд, - подхватил Ардан, не в силах скрыть волнение.

Трое смельчаков обнялись в последний раз.

- Храни нас бог, - сказал набожный Барбикен. Ардан и Николь растянулись на тюфяках, положенных в середине диска.

- Десять часов сорок семь минут! - прошептал капитан.

- Еще двадцать секунд!

Барбикен проворно погасил газ и улегся около товарищей.

Безмолвие прерывалось только стуком хронометра, отбивавшего секунды.

Вдруг друзья почувствовали страшной силы сотрясение, и снаряд под давлением шести миллиардов литров газа, образовавшегося от взрыва пироксилина, взлетел в пространство.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Первые полчаса

   Что же произошло? Какие последствия имело это страшное сотрясение? Удалось ли остроумным конструкторам снаряда добиться желаемых результатов? Удалось ли смягчить удар благодаря пружинам, стеганым прокладкам, водяным буферам и разбивным перегородкам? Выдержали ли они невероятный толчок скоростью в одиннадцать тысяч метров, которого было бы достаточно, чтобы в одну секунду пересечь весь путь от Парижа до Нью-Йорка? Вот какие вопросы занимали и волновали миллионы свидетелей необычайного события. В эти минуты никто уже не помнил о цели путешествия, все думали только о самих путешественниках. Что же увидели бы в снаряде провожающие вроде Дж. Т. Мастона, доведись им хоть одним глазком заглянуть в него?

   Да ровно ничего.

   В ядре царствовал глубочайший мрак. Но цилиндро-конические стенки выдержали выстрел как нельзя лучше: ни одной трещинки, ни одного прогиба, ни одной деформации. Чудесный снаряд ничуть не испортился от неимоверного взрыва - не расплавился, не пролился алюминиевым дождем на землю, как опасались иные скептики.

   Внутри снаряда все было в порядке. Некоторые предметы только сильно подбросило кверху, но самые нужные из них нисколько не пострадали. Их крепления оказались в полной сохранности.

   На подвижном диске, опустившемся до утолщенного дна снаряда, после того как сплющились перегородки и вылилась заполнявшая их вода, лежали три неподвижных тела. Живы ли были Барбикен, Николь и Ардан? Или же снаряд превратился в металлическую гробницу и уносил в пространство только их трупы?

   Через несколько минут одно из тел зашевелилось. Руки задвигались, голова приподнялась. Человек встал на колени. Это был Мишель Ардан. Ощупав себя и испустив громкий вздох, он заявил:

   - Мишель Ардан целехонек! Посмотрим, что с другими.

   Бравый, француз хотел встать, но не смог устоять на ногах. Голова у него кружилась, от бурного кровообращения он словно ослеп и шатался, как пьяный.

   - Брр! - сказал он. - Точно выпил две бутылки кортона. Только, пожалуй, это не так приятно.

   Ардан провел несколько раз рукой по лбу, потер виски.

   - Николь! Барбикен! -- крикнул он громко и со страхом прислушался.

   Ответа не было.

   Ни одного вздоха, который сказал бы ему, что сердца его товарищей еще бьются. Он позвал вторично. То же молчание.

   - Черт возьми! - проговорил Ардан. - Они словно с пятого этажа вниз головой свалились! Ба! - прибавил он с обычной непоколебимой уверенностью. - Уж если француз мог стать на колени, то американцы-то уж наверняка вскочат на ноги! Однако прежде всего исследуем обстановку.

   Ардан чувствовал, что жизнь быстро к нему возвращается: кровь отлила от головы, пульс бился ровнее. Несколько новых усилий вернули ему равновесие. Ему удалось встать на ноги и вынуть из кармана фосфорные спички.

   От трения спичка зажглась, и он поднес ее к газовому рожку. Газовый баллон был цел: газ не улетучился. Впрочем, в случае утечки Ардан почувствовал бы запах газа, да и не мог бы безнаказанно зажечь спичку в помещении, наполненном светильным газом. Соединясь с воздухом, газ образовал бы взрывчатую смесь, и взрыв, может быть, довершил бы то, что начало сотрясение.

   Как только газовый рожок вспыхнул, Ардан склонился над своими товарищами. Они лежали друг на друге и казались бездыханными. Николь лежал сверху, Барбикен снизу.

   Ардан поднял капитана, прислонил к дивану и принялся что есть мочи растирать его. Усердный и умелый массаж привел Николя в чувство. Он открыл глаза, и к нему тотчас же вернулось привычное хладнокровие. Схватив Ардана за руку и озираясь по сторонам, он спросил:

   - А Барбикен?

   - Всякому свой черед, - спокойно отвечал Ардан. - Я начал с тебя, потому что ты лежал сверху, а теперь примемся за Барбикена.

   Они вместе, приподняли председателя "Пушечного клуба" и положили его на диван. Барбикен, по-видимому, пострадал сильнее своих товарищей. Он был весь в крови. Николь, однако, скоро убедился, что кровотечение вызвано легкой раной в плече - пустячной царапиной, которую он тотчас же тщательно перевязал.

   Однако Барбикен не скоро пришел в себя и перепугал друзей, не щадивших сил на растирание.

   - Он еще дышит, - сказал Николь, прикладывая ухо к груди раненого.

   - Да, - отвечал Ардан, - дышит, как человек, привыкший к этому ежедневному процессу. Растирай его, растирай сильнее!

   Оба массажиста работали так усердно, что Барбикен, наконец, пришел в сознание. Он открыл глаза, приподнялся, взял за руки обоих друзей, и первыми его словами были:

   - Ну что, Николь, летим? Николь и Ардан переглянулись. Они еще не успели подумать о снаряде. Их первой заботой были пассажиры, а не вагон.

   - В самом деле, где мы? - спросил Ардан. - Летим мы или нет?

   - Может быть, мы преспокойно лежим на флоридской земле? - спросил Николь.

   - Или на дне Мексиканского залива? - добавил Ардан.

   - Что вы! - воскликнул Барбикен.

   Обе догадки, высказанные друзьями, тотчас вернули его к действительности.

   Как бы там ни было, пока еще невозможно было сказать что-нибудь достоверное относительно состояния снаряда. Кажущаяся неподвижность его и отсутствие всякого сообщения с внешним миром не позволяли решить этого вопроса. Может статься, снаряд летел по траектории в межпланетном пространстве, а может быть, поднявшись на короткое время вверх, он упал на землю или в Мексиканский залив... Принимая во внимание незначительную ширину Флоридского полуострова, падение в Мексиканский залив представлялось вполне вероятным.

   Дело было нешуточное, и задача чрезвычайно интересная. Надо было разрешить ее как можно скорее. Барбикен, взволнованный, усилием воли преодолевая физическую слабость, поднялся на ноги и прислушался. Снаружи - глубочайшее безмолвие. Стены были так толсты, что не пропускали ни малейшего звука. Но одно обстоятельство поразило Барбикена: температура внутри снаряда сильно повысилась. Барбикен вынул из футляра термометр: он показывал сорок пять градусов по Цельсию!

   - Мы летим! - сказал Барбикен. - Мы летим! Эта удушающая жара проникает сквозь стенки снаряда! Она объясняется трением ядра об атмосферные слои. Скоро она спадет, потому что мы несемся уже в пустоте. И после того как мы чуть не задохнулись от зноя, нам придется вытерпеть жестокий холод.

   - Почему же? - спросил Ардан. - По-твоему, Барбикен, мы уже за пределами земной атмосферы?

   - Конечно, Мишель, разумеется. Слушай! Сейчас пятьдесят пять минут одиннадцатого. Мы вылетели восемь минут назад. Если бы скорость полета не уменьшилась от трения снаряда о воздух, нам было бы достаточно шести секунд, чтобы преодолеть шестнадцать лье земной атмосферы.

   - Совершенно верно, - подтвердил Николь, - но насколько, по-вашему, снизилась от трения наша начальная скорость?

   - На одну треть, Николь, - отвечал Барбикен. - Это снижение действительно громадно, но оно соответствует моим расчетам. Таким образом, если начальная скорость снаряда равнялась одиннадцати тысячам метров, то по выходе из атмосферы она должна была снизиться до семи тысяч трехсот тридцати двух метров. Что бы там ни было, этот перегон мы уже миновали и...

   - И наш друг Николь проиграл оба пари, - перебил Ардан. - Четыре тысячи долларов за то, что колумбиада не взорвалась, и пять тысяч долларов за то, что снаряд поднялся выше шести миль. Ну-ка, Николь, раскошеливайся.

   - Проверим сначала, - ответил капитан. - А за расплатой дело не станет. Весьма возможно, что предположения и расчеты Барбикена совершенно верны и что я проиграл девять тысяч долларов. Но мне приходит в голову другое соображение, которое лишает смысла самое пари.

   - Какое же? - встрепенулся Барбикен.

   - А такое, что по той или по другой причине искру не попала в порох, и мы не взлетели.

   - Черт возьми, капитан, - вскричал Мишель Ардан. - Вот гипотеза, которую даже такой невежда, как я, может мигом опровергнуть. Ты говоришь глупости. А толчок, который нас чуть было не прикончил? Не я ли приводил тебя в чувство? А рана на плече председателя, которая все еще кровоточит...

   - Согласен, Мишель, - ответил Николь, - но позволь задать тебе один вопрос.

   - Есть, капитан.

   - Ты слышал выстрел, который, несомненно, должен быть оглушительным?

   - Нет, - отвечал озадаченный Ардан, - я действительно не слышал выстрела.

   - А вы, Барбикен?

   - Я тоже не слыхал.

   - Ну так как же? - спросил Николь.

   - В самом деле странно, - пробормотал председатель. - Отчего же мы не слышали выстрела?

   Приятели недоуменно переглянулись.

   Они столкнулись с необъяснимым явлением. Снаряд полетел, значит, должен быть и выстрел!

   - Погодите, - сказал Барбикен, - сначала осмотримся, где мы. Откроем-ка ставни.

   Эта простая операция была тотчас же выполнена. Гайки, которые сдерживали болты наружных ставен, поддались нажиму английского ключа; болты были выдвинуты наружу, и металлические пробки, обшитые каучуком, мгновенно заткнули болтовые отверстия. Наружная ставня, как крышка на шарнире, тотчас опустилась и обнажила вставленное в раму выпуклое стекло иллюминатора. Такое же окно имелось на другой стене снаряда. Третье - было устроено в куполе, четвертое - на полу, на дне снаряда. Таким образом через боковые окна можно было в двух противоположных направлениях наблюдать небо, а через верхний и нижний иллюминатор - Луну и Землю. Барбикен с товарищами кинулись к окну.

   В окно не проникал ни один луч света. Снаряд был окружен полнейшим мраком.

   - Нет, друзья, мы не упали на Землю! - воскликнул Барбикен. - И не погрузились на дно Мексиканского залива! Нет, мы несемся в пространстве! Взгляните только на сверкающие во мраке звезды и на непроницаемую темноту, сгустившуюся между нами и Землей!

   - Ура! Ура! - в один голос вскричали Николь и Ардан.

   Густой мрак действительно подтверждал, что снаряд покинул Землю, так как иначе путешественники видели бы земную поверхность, ярко освещенную в эту минуту лунным светом. Темнота доказывала также, что снаряд уже прорезал земную атмосферу, в противном случае рассеянный в воздушном слое свет отражался бы на его металлических стенках. Этот свет проникал бы и в окна, а они оставались неосвещенными. Сомнения не было. Путешественники действительно оторвались от Земли.

   - Я проиграл, - признал Николь.

   - С чем тебя и поздравляю! - сказал Ардан. - Получите девять тысяч долларов, - сказал капитан, вынимая из кармана пачку банковых билетов.

   - Прикажете расписку в получении? - спросил Барбикен, беря деньги.

   - Если это вас не затруднит, - ответил Николь. - Порядок никогда не помешает.

   И Барбикен серьезно и флегматично, словно он сидел у себя в конторе, вынул записную книжку, вырвал из нее чистый листок, набросал карандашом расписку по всем правилам бухгалтерии, расписался, проставил дату, приложил печать и вручил расписку Николю, который бережно спрятал ее в свой портфель.

   Мишель Ардан, сняв фуражку, отвесил товарищам безмолвный поклон. Такой формализм в подобных условиях лишил его дара речи. Ардан отроду не видел ничего более "американского"...

   Покончив с деловыми формальностями, Барбикен и Николь снова подошли к окну и принялись разглядывать созвездия. На черном фоне неба звезды выделялись яркими точками, но Луны с этой стороны нельзя было видеть, потому что, двигаясь с востока на запад, она мало-помалу приближалась к зениту. Ее отсутствие удивило Ардана.

   - Где же Луна? - сказал он. - Неужели наше свидание с ней не состоится?

   - Успокойся, - ответил Барбикен. - Наша будущая "Земля" на своем месте, но с этой стороны мы не можем ее видеть. Отворим другое боковое окно.

   Барбикен уже двинулся было к противоположному ставню, как вдруг, его внимание было привлечено каким-то приближающимся блестящим предметом - Это был сверкающий шар, колоссальные размеры которого трудно было определить. Поверхность шара, обращенная к Земле, была ярко освещена. Его можно было принять за какую-то маленькую Луну, отражавшую свет большой Луны. Шар двигался с необычайной быстротой и описывал, по-видимому, вокруг Земли Кривую, пересекавшую траекторию летящего снаряда. Поступательное движение этого тела дополнялось вращением его вокруг своей оси; таким образом, оно в своем полете ничем не отличалось от других небесных тел, движущихся в пространстве.

   - Это еще что же такое? - воскликнул Мишель Ардан. - Еще один снаряд?

   Барбикен не ответил. Появление этого громадного небесного тела удивило и встревожило его. Он понимал, что их ядро вполне могло столкнуться с неизвестным болидом и такая встреча грозила путешественникам самыми плачевными последствиями, либо отклонив снаряд с его пути, либо ударом повергнув его обратно на Землю; либо, наконец, этот астероид вследствие непреодолимой силы притяжения мог увлечь снаряд за собой.

   Председатель Барбикен быстро оценил все три возможности, которые тем или иным путем привели бы его предприятие к роковому концу. Его спутники безмолвно уставились в пространство. Шар, приближаясь, все увеличивался, и вследствие известной оптической иллюзии путешественникам казалось, что снаряд летит прямо ему навстречу.

   - Тысяча чертей! - воскликнул Мишель Ардан. - Поезда вот-вот столкнутся!

   Путешественники инстинктивно подались назад. Их ужас был неописуем, но продолжался недолго. Астероид пронесся в нескольких сотнях метров от снаряда и исчез так же внезапно, как и появился. Это объяснялось не столько быстротой его полета, сколько тем, что его поверхность, обращенная к Луне, быстро потухла в непроглядном мраке.

   - Счастливого пути! - проговорил Мишель Ардан со вздохом облегчения. - Подумайте только! Неужели же Вселенная так мала, что какое-то жалкое ядро не может на свободе прогуляться по небу? Что это за важная особа, эта планета, которая чуть было нас не сшибла? Кто знает?

   - Я знаю, - сказал Барбикен.

   - Ты всегда все знаешь, чтоб тебе неладно было! - Да, это простой болид, но болид очень крупный, который благодаря силе притяжения Земли превратился в ее спутник.

   - Неужто? Стало быть, у Земли две Луны? Как у Нептуна!

   - Да, Мишель, две Луны, хотя считается, что Луна - единственный спутник Земли. Вторая Луна так мала и скорость ее до того громадна, что жители Земли не в состоянии ее обнаружить. Французский астроном Пти на основании известных отклонений планет сумел установить наличие второго спутника Земли и дать его характеристику. По его наблюдениям этот болид якобы обращается вокруг Земли за три часа двадцать минут, то есть с неимоверной быстротой.

   - Все ли астрономы признают существование этого спутника? - спросил Николь.

   - Нет, не все, - отвечал Барбикен, - но если бы он им встретился, как сейчас нам, они перестали бы в нем сомневаться. А знаете, мне пришло в голову, что этот болид, который здорово насолил бы нам, столкнись он со снарядом, поможет нам теперь определить наше положение в пространстве.

   - Каким образом? - удивился Ардан.

   - А вот каким. Расстояние его от Земли известно, значит, в той точке, где мы его встретили, мы находились на расстоянии восьми тысяч ста сорока километров от поверхности земного шара.

   - Ого, свыше двух тысяч миль! - воскликнул Ардан. - Куда же годятся перед такой скоростью поезда-экспрессы нашей жалкой планеты - Земли!

   - Еще бы! - сказал Николь, взглянув на хронометр. - Сейчас одиннадцать часов, а мы покинули американский континент всего только тринадцать минут тому назад.

   - Неужели же всего только тринадцать минут? - удивился Барбикен.

   - Да, ровно тринадцать, - подтвердил Николь. - И если бы наша первоначальная скорость в одиннадцать километров оказалась постоянной, мы делали бы около двух тысяч лье в час.

   - Все это прекрасно, друзья, - проговорил Барбикен, - но перед нами все еще стоит неразрешимый вопрос: почему мы не слыхали выстрела колумбиады?

   Не находя ответа, все замолчали, и Барбикен принялся опускать ставень второго бокового иллюминатора. Эта операция удалась ему как нельзя лучше, и через открытое окно полился лунный свет, ярко озаривший внутренность снаряда. Экономный Николь поспешил погасить ненужный теперь газ, который к тому же только мешал наблюдению межпланетных пространств.

   Лунный диск сиял с поразительной яркостью. Лучи, уже не задерживаемые туманной атмосферой Земли, струились через окно и наполняли снаряд серебристыми бликами. Черная завеса неба оттеняла яркость Луны, которая в этой пустоте, не рассеивавшей света, уже не затмевала соседних звезд. Теперь небо представляло совершенно особое, невообразимое для земного жителя зрелище.

   Легко понять, с каким интересом рассматривали наши смельчаки ночное светило - конечную цель своего путешествия. Спутник Земли в своем поступательном движении незаметно приближался к зениту - математической точке, которой он должен был достигнуть примерно через девяносто шесть часов. Горы, равнины, весь рельеф Луны казался ничуть не крупнее, чем с любой точки земного шара, но в пустом пространстве свет Луны достиг ослепительной яркости. Диск сверкал словно платиновое зеркало.

   О Земле, которая все дальше уходила от них, путники забыли даже и думать. Капитан Николь первый вспомнил о покинутой планете.

   - Не будем неблагодарными. Наш последний взгляд должен быть обращен к нашей родине в минуту разлуки с ней. Я хочу еще раз увидеть Землю, прежде чем она совсем скроется из глаз, - сказал он.

   Барбикен охотно согласился исполнить желание товарища и начал поспешно распечатывать окно в дне снаряда, откуда можно было наблюдать Землю. Подвижный диск, который при взлете снаряда был прижат к самому дну, друзья разобрали не без труда. Части его бережно расставили вдоль стен - они могли еще пригодиться. Тогда в нижней части снаряда образовался круглый просвет в пятьдесят шесть сантиметров ширины. Этот просвет закрывало толстое стекло толщиной в пятнадцать сантиметров, укрепленное медной арматурой. Снаружи к окну была прилажена алюминиевая ставня на шурупах. Шурупы отвинтили, болты ослабили, алюминиевая ставня отошла, и открылся вид на небо.

   Мишель Ардан, став на колени, нагнулся над окном. Оно было темное, точно матовое.

   - Что это! - воскликнул он. - Где же Земля!

   - Земля? - переспросил Барбикен. - Да вот она!

   - Как, эта узенькая полоска? Этот серебристый серп?

   - Ну конечно, Мишель. Через четыре дня, в полнолуние, в тот момент, как мы достигнем Луны, Земля будет находиться в фазе "новоземелия". Сейчас мы видим Землю только в форме узкого серпа, который скоро исчезнет, и Земля на несколько дней погрузится в полнейший мрак.

   - Вот тебе на! Вот так Земля! - повторял Ардан, глядя во все глаза на тонкий серп родной планеты.

   Объяснение Барбикена было правильно. Земля по отношению к снаряду переходила в свою последнюю фазу. Ее серп, составляющий восьмую часть диска, ясно вырисовывался на фоне черного неба. Свет этого серпа, синеватый от плотного слоя атмосферы, был так же ярок, как и свет Луны, а самый серп можно было сравнить с огромным, растянутым по небу луком. Некоторые точки, особенно в его вогнутой части, были ярко освещены и свидетельствовали о наличии высоких гор; но эти точки по временам заволакивались темными мутными пятнами, каких мы никогда не видим на поверхности Луны. Это были кольца облаков, окружавших земной шар.

   Впрочем, благодаря тому же закону, который проявляется и на Луне, находящейся в фазе новолуния, весь диск земного шара был хорошо различим на фоне неба. Диск светился пепельным светом, менее, однако, сильным, чем пепельный свет Луны. Причину этой меньшей яркости пепельного света понять легко. Пепельный свет Луны обусловлен солнечными лучами, отраженными от поверхности Земли. На Землю же, наоборот, отраженный свет Солнца падает с Луны. Стало быть, отражение с Земли в тринадцать раз сильнее лунного вследствие разницы объемов обоих небесных тел. Этим объясняется разница в силе пепельного света: темная часть Земли вырисовывалась менее четко, чем темный диск Луны, так как яркость освещения пропорциональна силе света обоих светил. Надо также добавить, что земной серп казался более вытянутым в длину, что объяснялось явлением иррадиации.

   В то время как путешественники вглядывались в глубокий мрак межпланетного пространства, перед ними внезапно рассыпался сверкающий букет падающих звезд. Сотни болидов, воспламеняясь от сопротивления атмосферы, прорезали темноту блестящим огненным дождем и исчертили сверкающими линиями темную часть земного диска. В этот период Земля находилась в перигелии, а декабрь всегда изобилует падающими звездами, которых астрономы насчитывают до двадцати четырех тысяч в час. Мишель Ардан, однако, пренебрегая научными объяснениями, предпочитал думать, что Земля этим искрометным фейерверком провожает в опасный путь своих троих детей.

   Вот и все, что видели друзья от погруженного во мрак родного светила, одной из меньших планет нашей Солнечной системы, восходящей и заходящей утром и вечером, как и остальные более крупные планеты. Земля была теперь едва заметной точкой в пространстве, бледным, исчезающим во мраке серпом - и это было все, что оставалось от планеты, на которой они покинули все дорогое сердцу.

   Долго три друга, в полном молчании, но взволнованные одинаковыми чувствами, смотрели вдаль, между тем как снаряд уносил их от Земли с постепенно убывающей скоростью.

   Наконец путешественников стало непреодолимо клонить ко сну. Была ли то физическая усталость или упадок душевных сил? Естественно, что после того возбуждения, в котором они находились в последние часы на Земле, неизбежно должна была последовать реакция.

   - Ну что ж, спать так спать, - сказал Мишель. Друзья улеглись на тюфяках, и скоро все трое погрузились в глубокий сон.

   Но не проспали они и сорока пяти минут, как Барбикен вскочил и начал будить товарищей.

   - Понял! Понял! - кричал он.

   - Что понял, что? - спросил Мишель Ардан, вскакивая с тюфяка.

   - Понял, почему мы не слыхали выстрела колумбиады!

   - Ну? - спросил Николь.

   - Потому что наше ядро летит быстрее звука и опередило его!

    

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Путешественники устраиваются на новоселье

   После этого поразительного, но, конечно, вполне правильного объяснения трое товарищей снова заснули глубоким сном. Да и где бы могли они отыскать более тихое и спокойное место для отдыха? На Земле и городские дома и сельские хижины воспринимают все сотрясения, какие только возможны на поверхности земного шара. На море корабль качается на волнах, находясь в постоянном движении. В воздухе аэростат непрерывно болтается вследствие разной плотности воздушных слоев. Только снаряд, летевший в полной пустоте, среди полного безмолвия, мог обеспечить своим обитателям полный покой.

   Поэтому сон наших смельчаков продолжался бы, может быть, бесконечно, если бы внезапный шум не пробудил их в семь часов утра 2 декабря, через восемь часов после их вылета.

   Этим звуком был самый обыкновенный собачий лай.

   - Что это, собака? - воскликнул Мишель Ардан, сразу вскакивая. - Ах, это же наши собаки!

   - Они проголодались, - заметил Николь.

   - Черт возьми! Мы совсем забыли про них!

   - Да где же они? - спросил Барбикен.

   Все трое принялись за розыски и скоро обнаружили одну собаку, забившуюся под диван. Толчок при вылете так ошеломил ее, что она молча лежала в углу до тех пор, пока голод не заставил ее залаять.

   Это была бедная Диана, которая еще не вполне пришла в себя, но все-таки выползла из своего убежища на призыв хозяев.

   Ардан подбадривал ее самыми нежными прозвищами.

   - Диана, милочка, сюда, - говорил он, - поди ко мне, дочка! Твоя история будет воспета в охотничьих летописях; язычники сделали бы тебя подругой Анубиса, а христиане - спутницей святого Роха; ты достойна, голубушка, чтобы бог Анда выковал тебе свинцовую статую, как тому псу, которого Юпитер уступил прекрасной Европе за один только поцелуй; твоя слава превысит славу героев Монтаргиса и горы Сен-Бернар; взлетев в межпланетные миры, ты, того гляди, станешь Евой лунного собачьего рода Ты оправдаешь на Луне изречение Туссснеля: "Вначале бог создал человека и увидел, что он слаб, и дал ему собаку!" Сюда, Диана, ко мне!

   Неизвестно, польстил ли Диане этот высокопарный дифирамб, но она, жалобно скуля, мало-помалу выползла из-под дивана.

   - Так, - сказал Барбикен, - Ева налицо, а где же Адам?

   - Адам? - повторил Ардан. - Адам, верно, недалеко. Он где-нибудь тут. Надо его покликать. Сателлит, сюда! Сателлит! Сателлит!

   Но Сателлит не показывался, и Диана продолжала жалобно скулить.

   Друзья установили, однако, что она не ранена, и угостили ее аппетитным куском пирога, что сразу же прекратило ее жалобный вой.

   Что же до Сателлита, то он исчез. Лишь после долгих поисков его удалось обнаружить в верхней части снаряда, куда он был самым непостижимым образом отброшен толчком при вылете снаряда. Бедный пес был в жалком состоянии.

   - Экое горе, - воскликнул Мишель Ардан. - Вот тебе и акклиматизация!

   Несчастного пса бережно спустили вниз. Он разбился головой о свод снаряда и едва ли мог поправиться после такого удара. Тем не менее раненого перенесли вниз и уложили на подушку.

   - Бедный пес, мы будем ухаживать за тобой, - сказал Мишель Ардан. - На нас лежит ответственность за твою жизнь. Я предпочту потерять руку, чем допустить, чтобы бедняга Сателлит охромел хотя бы на одну лапу!

   Мишель дал раненому псу несколько глотков воды. Пес с жадностью набросился на воду. После этого путешественники снова вернулись к своим наблюдениям над Луной.

   Теперь Земля уже представлялась им в виде пепельного диска, который с одной стороны был окаймлен еще более узким серпом, чем накануне; но по сравнению с Луной, постепенно приобретавшей очертания правильного, круга, земной серп все еще казался огромным.

   - Экая досада, что мы не вылетели в минуту "полноземелия", то есть тогда, когда наш земной шар был как раз против Солнца, - вздохнул Ардан.

   - Почему? - удивился Николь.

   - Потому что тогда мы увидели бы в совершенно новом свете все наши материки и моря. Первые переливались бы под солнечными лучами всеми цветами радуги, а последние темнели бы и синели, как на географических картах. Мне бы также хотелось взглянуть на полюса Земли, которых никогда еще не видел человеческий глаз.

   - Все это так, - сказал Барбикен. - Но если бы Земля была "полной", то в фазе новолуния находилась бы Луна. Другими словами, она была бы невидима в солнечных лучах. А для нас выгоднее видеть цель, к которой мы стремимся, чем точку нашего отправления.

   - Вы совершенно правы, Барбикен, - согласился Николь. - К тому же заметьте, что когда мы доберемся до Луны, то за долгие лунные ночи мы вдоволь успеем наглядеться на земной шар, где копошатся нам подобные.

   - Нам подобные? - переспросил Мишель Ардан. - Они теперь такие же нам подобные, как и жители Луны - селениты. Ведь наш снаряд - новый мир, населенный только нами одними. Мне подобен Барбикен, Барбикен - Николю. Над нами и вне нас человечество кончается; мы трое - единственные жители этого мирка до той самой минуты, пока мы не превратимся в обыкновенных селенитов.

   - Это случится почти через восемьдесят восемь часов, - сказал Николь.

   - А это значит? - спросил Мишель Ардан.

   - Это значит, что теперь половина девятого, - ответил Николь.

   - На мой взгляд, - заключил Мишель, - невозможно привести никаких возражений против завтрака; теперь самое время закусить.

   Действительно, жители новой планеты не могли обойтись без еды, и их желудки повелительно заявляли о своих законных правах.

   Мишель Ардан в-качестве француза объявил себя шеф-поваром и главным распорядителем. По этой части ему не было соперников. Газ доставил необходимое тепло, а в ящике с провизией нашлись припасы для первой закуски в межпланетном пространстве.

   Сначала были поданы три чашки превосходного бульона, который Мишель приготовил, распустив в горячей воде драгоценные таблетки Либига из лучших сортов говядины. За мясным бульоном последовало несколько ломтиков бифштекса, спрессованных под гидравлическим прессом. Бифштекс был так сочен и нежен, словно он только что вышел из кухни английского кафе. Мишель, отличавшийся чрезвычайным пылким воображением, уверял даже, что бифштекс этот "с кровью".

   Вслед за мясом появились консервированные овощи - "первой свежести", по уверению Ардана, и, наконец, завтрак завершился превосходным чаем с печеньем, приготовленным по-американски. Этот напиток, признанный друзьями восхитительным, был изготовлен из листиков первосортного чая, несколько ящиков которого предоставил в распоряжение путешественников российский император. Роскошный пир увенчался бутылкой великолепного бургундского, "случайно" обнаруженной Мишелем в ящике с припасами. Три друга выпили за союз Земли с ее спутником.

   И Солнце, словно не довольствуясь участием в изготовлении этого благодетельного вина, напоенного его лучами и теплом на холмах Бургундии, само захотело присоединиться к компании трех собутыльников. Как раз в эту минуту снаряд вышел из конуса тени, которую отбрасывал земной шар, и лучи дневного светила озарили нижнюю часть снаряда благодаря углу, образуемому орбитами Земли и Луны.

   - Солнце! - воскликнул Ардан.

   - Конечно, Солнце! - ответил Барбикен. - Я все время дожидаюсь его появления.

   - Однако же теневой конус, отбрасываемый Землей в пространство, простирается и по ту сторону Луны.

   - И даже на довольно значительное расстояние, - подтвердил Барбикен, - если не учитывать преломления лучей в атмосфере. Но когда Луна окружена этой тенью, это значит, что центры трех светил - Солнца, Земли и Луны - находятся на одной прямой. Тогда точки пересечения их орбит совпадают с фазами полной Луны и происходит затмение. Отправься мы в момент лунного затмения, все наше путешествие совершилось бы в темноте. А это было бы крайне неприятно.

   - Почему?

   - Да потому, что хоть мы и несемся в пустоте, наш снаряд залит лучами Солнца, снабжающего нас светом и теплом. Благодаря этому мы можем экономить газ. А он нам еще пригодится.

   Действительно, блеск и теплота солнечных лучей, не смягченные никакой атмосферой, освещали и согревали снаряд так, словно он внезапно перекочевал из зимы в лето. Снаряд был затоплен сверху лунным светом, а снизу - солнечным.

   - А ведь у нас недурно! - заметил Николь.

   - Еще бы! - подхватил Ардан. - Будь у нас в нашей алюминиевой квартире хоть горсточка земли, я бы за сутки вырастил сахарный горошек. Боюсь только, как бы стенки снаряда не начали плавиться.

   - Успокойся, милый друг, - сказал Барбикен. - Когда снаряд прорезал атмосферу, он выдержал температуру повыше теперешней. Я нисколько не удивился бы, если бы жители Флориды приняли наш снаряд за раскаленный болид.

   - Значит, Мастон считает, что мы изжарились?

   - Я и сам удивляюсь, что этого с нами не случилось, - сказал Барбикен. - Вот опасность, которой никто из нас не предусмотрел.

   - Ошибаетесь, я очень этого опасался, - просто сказал Николь.

   - И ты ни слова не проронил об этом, доблестный капитан? - воскликнул Ардан, пожимая ему руку.

   Тем временем Барбикен продолжал устраиваться в снаряде, словно он собирался остаться здесь навсегда. Мы помним, что воздушный вагон представлял в основании площадь в пятьдесят четыре квадратных фута, а в высоту достигал двенадцати футов. Он был очень искусно отделан внутри: каждому предмету - дорожной утвари, поклаже, приборам и инструментам - было отведено свое место, и поэтому, не загромождая снаряда, они оставляли пассажирам довольно большое пространство. Толстое стекло, занимавшее часть дна, могло выдержать большую тяжесть. Барбикен и его друзья спокойно расхаживали по стеклу, как по обыкновенному полу, а солнечные лучи, падая отвесно снизу, освещали внутренность снаряда, создавая самые фантастические световые эффекты.

   Путешественники осмотрели бак с водой и ящик с провизией. Благодаря мерам, принятым для ослабления толчка, кладовые нисколько не пострадали. Провизия имелась в изобилии, и ее хватило бы для троих путешественников на целый год. Барбикен позаботился запастись продуктами на тот случай, если бы снаряд опустился в совершенно бесплодных областях Луны. Что же касается водки и воды, запасы которой достигали пятидесяти галлонов, то они были рассчитаны всего на два месяца. По последним наблюдениям астрономов, атмосферное давление на Луне считалось очень низким, атмосфера была плотной и насыщенной парами, в особенности в глубоких низинах, где, несомненно, имелись многочисленные ручьи. Таким образом, во время путешествия и первого года пребывания на Луне мужественные исследователи не должны были испытывать ни голода, ни жажды.

   Оставалась проблема воздуха внутри снаряда. Но и здесь все оказалось предусмотренным. Аппарат Рейзе и Реньо, предназначенный для производства кислорода, был заправлен хлорноватокислым калием с запасом на два месяца. Он, конечно, расходовал некоторое количество газа, так как калий подогревался до температуры свыше четырехсот градусов. Но и в этом отношении все было рассчитано с запасом. К тому же аппарат не требовал почти никакого обслуживания и работал автоматически. При указанной высокой температуре хлорноватокислый калий, превращаясь в хлористый калий, отдавал весь содержащийся в нем кислород. Какое же количество кислорода можно получить из восемнадцати футов хлорноватокислого калия? Семь фунтов - все, что требовалось для дыхания обитателей снаряда.

   Задача, однако, не ограничивалась только восполнением израсходованного запаса кислорода; надо было также позаботиться об удалении выделяемой при дыхании углекислоты. За двенадцать с лишним часов атмосфера внутри снаряда была перенасыщена этим газом, представляющим продукт соединения элементов крови с кислородом. Капитан Николь сразу же заметил по учащенному трудному дыханию Дианы, что воздух в снаряде тяжелый. Как и в знаменитой Собачьей пещере, углекислота вследствие своего веса собиралась на дне снаряда, и бедная-Диана, лежавшая головой на полу, должна была гораздо раньше своих хозяев испытать действие этого вредного газа. Капитан Николь поспешил исправить дело. Он тотчас же расставил по дну снаряда несколько банок с раствором едкого натра, предварительно их встряхнув. Это вещество, жадно поглощающее углекислоту, быстро очистило воздух внутри ядра.

   После этого друзья перешли к осмотру инструментов и приборов. За исключением одного минимального термометра, у которого разбилось стекло, все термометры и барометры уцелели. Превосходный металлический барометр был вынут из выложенного ватой ящика и повешен на стену. Он показывал, конечно, только давление воздуха внутри снаряда, но зато был снабжен гигрометром, определявшим влажность воздуха. В данную минуту его стрелка колебалась между 765 и 760 миллиметрами. Это означало хорошую, ясную погоду.

   Взятые Барбикеном компасы тоже оказались в целости и исправности. Внутри снаряда их стрелки бешено вращались, не указывая никакого направления. Естественно, что на таком расстоянии от Земли магнитный полюс не мог оказывать ощутительного влияния на прибор. Но на Луне компасы могли бы обнаружить любопытнейшие явления. Во всяком случае, было очень интересно проверить, подчиняется ли спутник Земли тем же законам магнетизма, как и сама Земля.

   Осмотрели и гипсометр - прибор для измерения высоты лунных гор, секстант для определения высоты Солнца, теодолит - геодезический инструмент, служащий угломером. И наконец, проверили подзорные трубы, которые должны были сыграть важную роль во время приближения снаряда к Луне. Все эти инструменты и приборы после тщательного осмотра и проверки были найдены в хорошем состоянии, несмотря на резкий толчок при вылете.

   Рабочие орудия - кирки, заступы и прочие, - о которых специально позаботился Николь, всевозможные семена и саженцы, которые Ардан мечтал пересадить на лунную почву, - все лежали на своих местах, в верхних помещениях снаряда. Здесь, под куполом, образовался своего рода чердак, который изобретательный француз завалил целыми горами какой-то утвари. Что именно там хранилось, было неизвестно. Мишель не считал нужным ставить об этом в известность своих товарищей. Они заметили только, что Мишель время от времени поднимался в этот тайник по вделанным в стене ступенькам и наводил там порядок. Он что-то раскладывал, переставлял, торопливо шарил в каких-то таинственных коробках, напевая старинную французскую песенку и при этом немилосердно фальшивя, чем несказанно веселил всю компанию.

   Барбикен придавал большое значение сохранности ракет и фейерверков. Эти важные приспособления с тяжелым зарядом предназначались для замедления скорости ядра, когда, пройдя нейтральную зону, оно должно было войти в область лунного притяжения и затем упасть на поверхность Луны. Впрочем, благодаря различию в массах Земли и Луны сила падения была в шесть раз слабее той силы, с которой ядро упало бы на Землю.

   Итак, весь осмотр закончился ко всеобщему удовлетворению. Затем каждый из путешественников снова вернулся к наблюдениям межпланетного пространства через стекла боковых иллюминаторов.

   Их глазам представлялось все то же зрелище. Все пространство небесной сферы усыпано было звездами и созвездиями необычайной яркости, способной свести с ума любого астронома. С одной стороны сверкало Солнце, как жерло громадной огнедышащей печи, как ослепительный диск без сияния, на фоне совершенно черного неба. С другой стороны Луна отбрасывала отраженные солнечные лучи и казалась неподвижной среди окружающего ее звездного сонма.

   Внизу виднелось темное пятно, словно глубокий колодезь в небе, окруженное серебристой каемкой, - это была Земля. Там и сям проступали туманности, точно громадные комья звездного снега, а от зенита до надира тянулось исполинское кольцо, образованное из россыпи неисчислимых звезд - Млечный Путь, - в котором наше Солнце представляет светило всего лишь четвертой величины. Друзья долго не могли оторвать глаз от невиданного зрелища, не поддававшегося никакому описанию. Сколько новых мыслей, сколько неведомых доселе чувств рождала эта картина Вселенной в их душах! Барбикен под свежим впечатлением решил приступить к путевым заметкам; он отмечал час за часом все события, сопровождающие осуществление его дерзкого замысла. Он писал спокойно, крупным, словно квадратным почерком, сухим слогом, напоминающим коммерческие отчеты.

   Математик Николь тем временем проверял свои расчеты траекторий и с необычайной ловкостью орудовал астрономическими цифрами. Ардан то и дело заговаривал с Барбикеном, который ему не отвечал, или с Николем, который его не слушал, или, наконец, с Дианой, ничего не понимавшей в его рассуждениях. Он вел длинные диалоги сам с собой, задавая вопросы, сам же отвечая на них, вертелся, шмыгал то сюда, то туда, то приседая на корточки над нижним иллюминатором, то залезая под самый купол снаряда, - и при этом всегда напевал себе под нос. В этом микрокосме он олицетворял собою подвижность и способность приспосабливаться к любым условиям, столь свойственные французской нации, и надо сказать, что его родина имела в нем достойного представителя.

   День, или, точнее говоря, двенадцатичасовой промежуток, составлявший день на Земле, закончился обильным, мастерски приготовленным ужином. Никакое событие до сих пор не нарушало беспечного настроения друзей, не поколебало их уверенности в успехе.

   Так, полные надежд, не сомневаясь в удаче, они мирно заснули, в то время как снаряд со все убывающей скоростью летел по неведомым путям Вселенной.

    

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Немного алгебры

   Ночь прошла без приключений. Собственно говоря, слово "ночь" в данном случае не подходит.

   Снаряд нисколько не изменил своего положения относительно Солнца. По астрономическому времени в нижней части снаряда был день, в верхней - ночь. Поэтому каждый раз, когда в нашем рассказе мы будем употреблять слова "день" и "ночь", их надо понимать как время от восхода до захода Солнца на Земле.

   Глубокий сон наших путешественников был тем спокойнее, что снаряд, несмотря на громадную скорость полета, казался совершенно неподвижным. Никакое сотрясение не обнаруживало его движения в пространстве.

   Движение, с какой бы скоростью оно ни происходило, никак не отражается на человеке, когда оно совершается в пустоте или когда масса воздуха, окружающая тело, движется вместе с ним.

   Кто из обитателей Земли замечает скорость ее движения? Однако же он несется вместе с нею со скоростью девяносто тысяч километров в час. Движение в таких условиях не ощущается так же, как и покой. Ни одно тело на него не реагирует. Если тело находится в покое, оно продолжает оставаться в покое, пока его не выведет из этого состояния какая-либо посторонняя сила. Если же тело в движении, оно не остановится до тех пор, пока ему не преградит путь какое-либо препятствие. Это безразличие к движению или к покою и есть инерция.

   Барбикен и его спутники, заключенные в снаряде, чувствовали себя в полной неподвижности. Впрочем, их ощущение покоя не прекратилось бы, даже если бы они расположились на поверхности снаряда. Не будь Луны, которая все увеличивалась над ними, они могли бы побиться об заклад, что реют в какой-то совершенно неподвижной среде.

   В это утро, 3 декабря, друзья были разбужены радостным, но совершенно неожиданным звуком. Это был крик петуха, раздавшийся в самом снаряде.

   Первым вскочил Мишель и проворно вскарабкался на свой "чердак". Он поспешно запер какой-то приоткрывшийся ящик.

   - Да замолчишь ли ты, - сказал он шепотом. - Эта тварь провалит всю мою затею! Николь и Барбикен проснулись.

   - Петух! - воскликнул Николь.

   - Успокойтесь, друзья мои!-с живостью ответил Мишель. - Я просто захотел вас потешить сельской музыкой.

   И он издал такое великолепное "кукареку", которое сделало бы честь самому гордому представителю петушиной породы.

   Оба американца разразились громким смехом.

   - Необычайный талант, - сказал Николь, лукаво посматривая на своего товарища.

   - Такие шутки очень приняты у нас во Франции, - ответил Мишель. - Это совсем по-галльски. У нас кричат петухом даже в самом лучшем обществе.

   Затем, желая перевести разговор на другую тему, он добавил:

   - А знаешь, Барбикен, о чем я думал всю ночь?

   - О чем? - спросил председатель.

   - Я все думал о наших кембриджских друзьях. Ты, конечно, заметил, что я ни черта не смыслю в математике. Так вот я никак не могу понять, каким образом наши ученые в обсерватории могли вычислить скорость, которую должен иметь снаряд, чтобы долететь до Луны.

   - Ты хочешь сказать, - перебил Барбикен, - до той нейтральной точки, где силы земного и лунного притяжения одинаковы, потому что с этой точки, которая находится почти на девяти десятых всего расстояния между обеими планетами, снаряд полетит на Луну сам собой, вследствие собственной тяжести.

   - Ну да, именно это я и имел в виду, - сказал Мишель. - Но как же все-таки они вычислили эту скорость?

   - Ничего нет легче.

   - А ты сумел бы сам провести это вычисление?

   - Ну разумеется. Мы с Николем вычислили бы эту скорость и сами, если бы справка обсерватории не избавила нас от этого труда.

   - Подумать только, - вздохнул Мишель. - А я бы не мог решить этой задачи даже под страхом смертной казни.

   - Потому что ты не знаешь алгебры, - спокойно ответил Барбикен.

   - Эх вы, "иксоеды"! Вы, думаете, сказали: "Алгебра", и этим все объяснили!

   - Мишель, - сказал Барбикен, - ты, надеюсь, не станешь отрицать, что нельзя ковать без молота или пахать без плуга?

   - Не стану, конечно.

   - Ну так алгебра - такое же орудие, как соха или плуг, и орудие весьма полезное для тех, кто умеет с нею обращаться.

   - Не может быть.

   - Сущая правда.

   - А ты согласен воспользоваться этим орудием тут же при мне? Если тебе, конечно, не скучно.

   - Разумеется.

   - И показать мне, как вычислить начальную скорость нашего снаряда?

   - Да, дорогой друг. Приняв в расчет все известные условия задачи: расстояние от центра Земли до центра Луны, радиус Земли, массу Земли, массу Луны, я могу с точностью установить начальную скорость нашего снаряда, и при этом с помощью самой простой формулы.

   - Какая же это формула?

   - А вот увидишь. Но только я не стану вычеркивать кривой, описанной нашим снарядом между Луной и Землей, учитывая их относительное движение вокруг Солнца. Предположим, что обе планеты неподвижны. Этого будет совершенно достаточно.

   - Почему же?

   - Потому что именно так решаются задачи, называемые "задачами трех тел", интегральный же метод для решения таких задач еще недостаточно разработан.

   - Скажите пожалуйста, - насмешливо произнес Мишель Ардан, - стало быть, математики еще не сказали своего последнего слова!

   - Ну разумеется, нет, - ответил Барбикен.

   - Ну что ж! Авось лунные жители довели интегральное исчисление до большего совершенства, чем вы! А кстати, что такое интегральное исчисление?

   - Этот способ, противоположный дифференциальному исчислению...

   - Благодарю покорно!

   - Другими словами, это исчисление, дающее нам конечные величины, дифференциалы которых нам известны.

   - Вот кто по крайней мере понятно! - воскликнул Мишель с видом полного удовлетворения.

   - А теперь, - сказал Барбикен, - дай мне кусочек бумаги, огрызок карандаша, и через полчаса я покажу тебе нужную формулу.

   С этими словами Барбикен принялся за вычисления. Николь продолжал изучать в окно необозримые межпланетные пространства, предоставив Мишелю заботу о завтраке.

   Не прошло и получаса, как Барбикен, подняв голову, показал Ардану бумажку, исписанную алгебраическими знаками, среди которых выделялась следующая формула:

   - Что же это значит? - спросил Мишель.

   - Это значит, - ответил Николь, - что одна вторая V в квадрате минус V нулевое в квадрате равно gr, помноженное на r, деленное на х, минус единица плюс m прим, деленное на m, умноженное на r, деленное на d минус х, минус r, деленное на d минус r...

   - Икс плюс игрек на закорках у зета и верхом на р, - расхохотался Мишель. - И все это тебе понятно, капитан?

   - Ничего нет понятнее.

   - Ну еще бы! - сказал Мишель. - Да ведь это же ясно с первого взгляда; теперь мне больше ничего не требуется.

   - Вечно ты издеваешься! - вмешался Барбикен. - Захотел алгебры, ну и получай.

   - Пусть уж лучше меня повесят!

   - В самом деле, - сказал Николь с видом знатока, читая формулу. - Мне кажется, эта формула совершенно правильна. Это интеграл уравнения действующих сил, и я не сомневаюсь, что она приведет к искомому результату!

   - Но я тоже хочу хоть что-нибудь понять! - вскричал Мишель. - Я готов отдать за это десять лет жизни... Николя.

   - Ну так послушай, - начал Барбикен. - Половина V квадрат минус V нулевое в квадрате - это формула, дающая нам полувариацию действующей силы.

   - Ну допустим. А Николь тоже понимает, что это значит?

   - Конечно, Мишель, - ответил капитан. - Все эти, кажущиеся тебе каббалистическими знаки составляют собой простой, самый точный и логичный язык для тех, кто им владеет.

   - И ты полагаешь, Николь, - сказал Мишель, - что при помощи таких иероглифов, еще более непонятных, чем египетские "ибисы", ты сможешь найти начальную скорость, которую следовало сообщить снаряду?

   - Безусловно, - ответил Николь. - Припомощи этой формулы я смогу даже сказать тебе, с какой скоростью летит снаряд в любой точке пространства.

   - Честное слово?

   - Честное слово.

   - Подумать только, ты, значит, ученый не хуже нашего председателя!

   - Нет, Мишель. Барбикен сделал как раз самое трудное. Он нашел уравнение, определяющее все условия задачи. Остальное - вопрос арифметики и требует только знания четырех правил.

   - Ну это действительно пустяки! - ответил Мишель Ардан, хотя ни разу в жизни не одолел ни одной задачи на сложение и называл эти упражнения "китайскими головоломками, позволяющими получать бесконечно разнообразные итоги".

   Барбикен, однако, уверял, что и Николь, поразмыслив, смог бы самостоятельно найти ту же формулу.

   - Не знаю, - возразил Николь, - чем больше я ее изучаю, тем больше она меня восхищает.

   - А теперь, - сказал Барбикен, обращаясь к своему невежественному другу, - слушай. Ты поймешь, что все эти буквы имеют определенные значения.

   - Слушаю, - смиренно сказал Мишель.

   - d означает расстояние между центрами Земли и Луны, - сказал Барбикен. - Эти точки нам нужны для вычисления сил притяжения.

   - Понятно.

   - r - радиус Земли.

   - Радиус... Допустим.

   - m - масса Земли, а m прим - это масса Луны. Эти величины приняты в формуле потому, что притяжение тел пропорционально их массам.

   - Понимаю.

   - g - сила тяжести, скорость, приобретаемая телом в течение секунды при падении на поверхность Земли. Ясно?

   - Как божий день!

   - Буквой х я обозначил то переменное расстояние, которое отделяет нас от центра Земли, а V - скорость снаряда при данном расстоянии.

   - Прекрасно !

   - Наконец, скорость снаряда по выходе из атмосферы обозначим V нулевое.

   - Правильно, - сказал Николь, - до этой точки и следовало вычислять скорость, так как известно, что начальная скорость в полтора раза больше той, которую снаряд сохранил при выходе из атмосферы.

   - Ничего не понял! - воскликнул Мишель.

   -- Это же так просто! - сказал Барбикен.

   - Просто, да, видно, не для меня! - ответил Мишель.

   - Это значит, что когда наш снаряд достиг границы земной атмосферы, он уже потерял треть своей начальной скорости.

   - Так много?

   - Да, милый друг, и притом только вследствие сопротивления воздуха: трения о воздух, понимаешь? Ты представляешь себе, что чем быстрее движется снаряд, тем большее сопротивление оказывает ему атмосфера?

   - Это понятно, - согласился Мишель, - это я себе представляю, но все эти ваши V нулевое и V нулевое в квадрате отскакивают от моей тупой башки как от стены горох...

   - Первая естественная реакция на алгебру. Но погоди, голубчик, - сказал Барбикен, - сейчас, чтобы доконать тебя, мы вставим в эту формулу числовые значения, соответствующие каждой букве.

   - Делать нечего, приканчивайте меня! - с отчаянием воскликнул Мишель.

   - В этой формуле, - продолжал Барбикен, - есть величины известные, а есть и такие, которые еще придется вычислить.

   - Этим займусь я, - сказал Николь.

   - Итак, во-первых, r представляет собой земной радиус, величина которого на широте Флориды - точке нашего отправления - равняется шести миллионам тремстам семидесяти тысячам метров; и - расстояние между центрами Земли и Луны, равное пятидесяти шести радиусам Земли, значит...

   - Значит, - перебил Николь, уже успевший сделать вычисление, - это самое расстояние будет равно тремстам пятидесяти шести миллионам семистам двадцати тысячам метров в то время, когда Луна находится в перигее, то есть в наиболее близкой точке от Земли.

   - Правильно, - подтвердил Барбикен. - Далее: т прим, деленное на т, есть отношение массы Луны к массе Земли, равное одной восемьдесят первой.

   - Отлично, - заметил Мишель.

   - g - сила тяжести, которая во Флориде равна девяти метрам и восьмидесяти одному сантиметру; отсюда следует, что gr равно...

   - Шестидесяти двум миллионам четыремстам двадцати шести тысячам квадратных метров, - подхватил Николь.

   - А дальше что? - спросил Мишель Ардан.

   - А дальше, - ответил Барбикен, - когда буквы заменены числовыми величинами, я могу приступить к определению V нулевого, то есть скорости, которую снаряд должен иметь при выходе из атмосферы, чтобы с нулевой скоростью достигнуть точки равного притяжения. Итак, если в этот момент скорость должна быть равной нулю, то х будет расстоянием, на котором находится эта нейтральная точка, и может быть выражено девятью десятыми d, то есть мы получаем расстояние между двумя центрами.

   - Сплошной туман, - вздохнул Мишель.

   - У меня, стало быть, получится: х равно девяти десятым d и v равно нулю, а тогда моя формула примем вид...

   Барбикен быстро выписал формулу:

   - Так! Именно так! - вскричал Николь, жадно впиваясь глазами в формулу.

   - Все ли ясно? - спросил Барбикен.

   - Чего же яснее! - воскликнул Николь.

   - Ну и мудрецы! - прошептал Мишель.

   - Понял ли ты, наконец? - спросил его Барбикен.

   - Еще как! - воскликнул Мишель. - Того гляди, голова треснет...

   - Итак, - продолжал Барбикен, - v нулевое в квадрате, равно двум gr, помноженным на единицу минус десять r, деленных на девять d, минус одна восемьдесят, первая, помноженная на десять r, деленных на d минус r, поделенных на d минус r.

   - А чтобы получить искомую скорость снаряда по выходе его из атмосферы, - добавил Николь, - остается только произвести вычисление.

   И капитан, не страшась никаких трудностей, с неимоверной быстротой принялся за вычисление. Столбцы цифр вырастали из-под его карандаша, и скоро вся страница была испещрена делениями и умножениями. Барбикен внимательно следил за капитаном, а Мишель, сжав обеими руками голову, старался избавиться от начавшейся мигрени.

   - Ну как? - спросил Барбикен после некоторого молчания.

   - Готово! - ответил Николь. - Для того чтобы снаряд мог долететь до нейтральной точки, где притяжения Земли и Луны уравновешиваются, скорость его при выходе из атмосферы должна быть равной...

   - Чему? - с нетерпением спросил Барбикен.

   - Одиннадцати тысячам пятидесяти одному метру в первую секунду.

   - Как? - воскликнул Барбикен. - Сколько?

   - Одиннадцать тысяч пятьдесят один метр, - повторил капитан.

   - Проклятье! - воскликнул в отчаянии Барбикен.

   - Что с тобой, дорогой? - спросил Мишель Ардан, не понимая волнения председателя.

   - Что со мной? Если в данный момент скорость от трения уже уменьшилась на одну треть, то первоначальная скорость должна была равняться...

   - Шестнадцати тысячам пятистам семидесяти шести метрам! - ответил Николь.

   - А по расчетам Кембриджской обсерватории выходило, что достаточно скорости в одиннадцать тысяч метров. И именно с этой скоростью мы и вылетели из колумбиады!

   - Ну так что ж? - недоумевал Николь.

   - Да то, что эта скорость, значит, была недостаточной.

   - Ну?

   - И мы не долетим до нейтральной точки!

   - Черт возьми!

   - Мы не пролетим и половины пути!

   - Проклятое ядро! - завопил Мишель Ардан, вскакивая с такой поспешностью, словно снаряд через несколько минут должен был грохнуться о Землю.

   - Значит, мы упадем обратно на Землю!

    

ГЛАВА ПЯТАЯ

Холод межпланетных пространств

   Результат вычислений как громом поразил наших путешественников. Кому бы могла прийти в голову мысль о подобной ошибке? Барбикен все еще не верил в такую возможность. Николь, однако, снова проверил все свои расчеты и убедился в их правильности. Точность же формулы, взятой в основу вычислений, не подлежала, никакому сомнению. После вторичной проверки оказалось, что для достижения желаемой точки снаряду действительно нужно было сообщить начальную скорость в 16 576 метров в первую секунду, в противном случае снаряд не мог долететь до намеченной цели.

   Трое друзей молча переглянулись. О завтраке никто уже не думал. Барбикен, стиснув зубы и конвульсивно сжав кулаки, нахмурившись смотрел в окно. Николь, скрестив на груди руки, уставился на свои цифры.

   - Вот тебе и ученые! Только положись на них! - бормотал Мишель Ардан. - Я не пожалел бы двадцати золотых, если бы наш снаряд обрушился всем грузом на Кембриджскую обсерваторию и раздавил ее вместе с ее шарлатанами.

   И вдруг Николя словно осенило.

   - Стойте! - сказал он. - Сейчас семь часов утра. Стало быть, мы вылетели тридцать два часа тому назад. Значит, мы проделали больше половины всего пути и, как видите, не падаем!

   Барбикен ничего не ответил. Быстро взглянув на Николя, схватил инструмент, которым пользовался на Земле в качестве угломера. Подойдя к нижнему окну, он произвел измерения с точностью, допускаемой кажущейся неподвижностью снаряда. Затем, вытирая со лба капли пота, он снова принялся за вычисления. Николь с тревогой глядел на него; он сообразил, что председатель хочет по величине земного диаметра определить расстояние снаряда от Земли.

   - Нет! - воскликнул, наконец, Барбикен после нескольких минут молчания. - Нет, мы не падаем! Мы находимся сейчас за пятьдесят тысяч лье от Земли! Мы уже миновали ту точку, в которой снаряд мог бы остановиться, если бы его начальная скорость была равной только одиннадцати тысячам метров!

   - Это очевидно, - подтвердил Николь, - и, значит, начальная скорость от взрыва четырехсот тысяч фунтов пороха была значительно больше одиннадцати тысяч метров! Теперь понятно, почему мы встретили второй спутник Земли уже по истечении тринадцати минут: он обращается на расстоянии восьми тысяч ста сорока километров от Земли.

   - Это объяснение тем более правдоподобно, - добавил Барбикен, - что, выбросив воду, находившуюся между разбивными перегородками, наш снаряд внезапно освободился от довольно значительного балласта.

   - Верно, - подтвердил Николь.

   - Ах, дорогой Николь, - воскликнул Барбикен, - мы спасены!

   - А поэтому, - спокойно произнес Ардан, - раз мы спасены, давайте завтракать!

   В самом деле, Николь не ошибся: начальная скорость снаряда была, к счастью, значительно больше той, которую вычислили кембриджские астрономы, но это не умаляло ошибки Кембриджской обсерватории.

   Успокоившись после ложной тревоги, наши путешественники уселись за стол и весело принялись за завтрак. Много было съедено за этим завтраком, но еще больше сказано. После случая с алгеброй их уверенность еще возросла.

   - Почему бы нам, собственно говоря, и не достигнуть цели? - твердил Мишель Ардан. - Ведь мы продолжаем лететь. Преград перед нами нет: дорога ровная, без единого камешка. Путь свободен. Куда свободнее, чем путь корабля, которому приходится рассекать волны океана; свободнее пути аэростата, борющегося с ветром. А раз корабли пристают куда им полагается и аэростаты поднимаются куда им вздумается, почему бы и нам не добраться до намеченной цели?

   - Мы и доберемся! - сказал Барбикен.

   - Хотя бы для поддержания престижа американской нации! - прибавил Ардан. - Единственной нации, которая оказалась в силах поднять такое дело, единственной нации, способной породить нашего председателя Барбикена! А ведь знаете, теперь, когда нам больше не о чем беспокоиться, я боюсь, что нам придется скучновато. Не правда ли?

   Барбикен и Николь запротестовали.

   - Я это предвидел, дорогие друзья, - продолжал Мишель. - Скажите только слово, и к вашим услугам будут и шашки, и шахматы, и карты, и домино! Недостает только бильярда!

   - Как? - удивился Барбикен. - Неужели ты захватил с собою все эти пустяки?

   - А то как же! - ответил Мишель. - И не только для собственного развлечения, но и для снабжения ими лунных ресторанчиков.

   - Друг мой, - сказал Барбикен, - если на Луне есть жители, то они, конечно, появились на свет на сотни тысяч лет раньше нас, потому что сама Луна, несомненно, старше нашей планеты. А если эти жители существуют уже сотни тысяч лет и их мозг устроен так же, как и наш, то они уж наверное не только давно изобрели все, что придумано нами, но даже и такие вещи, которые появятся у нас только через несколько столетий. Едва ли нам придется их учить чему-нибудь: скорее они многому нас научат.

   - Как? - возразил Мишель. - Ты допускаешь, что у них были такие художники, как Фидий, Микеланджело и Рафаэль?

   - Конечно.

   - И такие поэты, как Гомер, Виргилий, Мильтон, Ламартин и Гюго?

   - Я в этом уверен.

   - Такие философы, как Платон, Аристотель, Декарт и Кант?

   - Без сомнения.

   - Такие ученые, как Архимед, Евклид, Паскаль, Ньютон?

   - Могу в этом поручиться.

   - И такие комики, как наш Арналь, такие фотографы, как... Надар?

   - Разумеется.

   - Однако, дружище Барбикен, если они так же умны, как и мы, а может, и того умнее, то почему же им до сих пор не пришло в голову попытаться завести сношения с Землей? Почему они не запустили лунный снаряд на Землю?

   - А кто тебе сказал, что они этого не сделали?

   - В самом деле, - заметил Николь, - им это было легче сделать, чем нам, и по двум причинам: во-первых, сила притяжения Луны в шесть раз слабее силы притяжения земного шара, а это значительно облегчило бы взлет снаряда; во-вторых, им пришлось бы выбросить снаряд всего на восемь тысяч лье, а не на восемьдесят тысяч, что потребовало бы вдесятеро меньшей метательной силы.

   - А тогда, я повторяю, - сказал Мишель, - отчего же они этого не сделали?

   - И я повторяю, - ответил Барбикен, - кто тебе сказал, что они этого не делали?

   - Когда же?

   - Да, может быть, за тысячи лет до нашего появления на Земле.

   - А снаряд? Где же их снаряд? Покажи!

   - Милый друг, - ответил Барбикен. - Пять шестых поверхности земного шара покрыты водой. Отсюда пять шансов из шести, что если такой снаряд и был пущен с Луны, то он погребен теперь на дне Атлантического или Тихого океана; а может быть, попал в какую-нибудь пропасть в те времена, когда земная кора еще не успела окончательно затвердеть.

   - Дружище Барбикен, - воскликнул Мишель, - у тебя на все находится ответ! Я просто преклоняюсь перед твоей премудростью. И все-таки я выдвигаю гипотезу, которая мне больше по сердцу: хотя лунные обитатели и древнее и мудрее, чем мы, а пороха еще не выдумали!

   В эту минуту громкий лай Дианы прервал разговор друзей; собака, по-видимому, требовала своей доли в завтраке.

   - Батюшки! - воскликнул Мишель. - Мы так увлеклись спорами, что совсем позабыли о наших псах.

   Диане был тотчас же предложен здоровенный кусок пирога, который она проглотила с большим аппетитом.

   - Знаешь, Барбикен, нам следовало бы сделать из нашего снаряда второй Ноев ковчег и доставить на Луну каждой земной твари по паре.

   - Ну, для этого у нас не хватило бы места, - ответил Барбикен.

   - Пустяки, - возразил Мишель, - стоило бы только немного потесниться!

   - Это было бы тем более остроумно, - заметил Николь, - что такие жвачные, как бык и корова или лошадь, оказались бы нам очень полезны на Луне. К несчастью, в нашем вагоне довольно мудрено устроить конюшню или хлев.

   - Можно было бы по крайней мере, - сказал Мишель, - взять с собой хотя бы осла, ну хоть бы самого маленького ослика, это мужественное и терпеливое животное, на котором так любил кататься верхом старичок Силен! Люблю я этих бедных ослов! Они сущие пасынки и неудачники среди прочих созданий природы. Их избивают не только при жизни, но даже и после смерти

   - Что ты хочешь сказать? - спросил Барбикен.

   - Да ведь барабаны выделываются из ослиных шкур!

   Это глубокомысленное замечание Мишеля вызвало веселый смех друзей. Но внезапный крик Ардана скоро прервал общее веселье.

   - Друзья мои, - сказал Мишель Ардан, заглянув в логово Сателлита. - Болезнь Сателлита прошла!

   - Тем лучше, - сказал Николь.

   - Да нет же, - отозвался Мишель, - я хочу сказать, что он издох. Вот это действительно печально, - продолжал он с огорчением. - Диана, бедняжка, боюсь, что тебе уже не придется стать родоначальницей лунной собачьей породы!

   Несчастный Сателлит действительно так и не оправился от полученной раны. Он околел - в этом невозможно было сомневаться.

   Мишель Ардан растерянно глядел на своих друзей.

   - Теперь перед нами встает вопрос, - сказал Барбикен, - мы не можем на целые сутки оставлять труп пса в снаряде.

   - Конечно, не можем, - ответил Николь, - но наши окна на шарнирах, их легко можно открыть; распахнем одно из окон и выбросим труп пса в пространство.

   - Так мы и сделаем, - сказал Барбикен после некоторого раздумья, - но при этом мы должны быть очень осторожны.

   - Почему же? - полюбопытствовал Мишель.

   - По двум причинам, которые ты легко поймешь, - ответил Барбикен. - Первая причина касается воздуха, заключенного в снаряде. Мы должны постараться, чтобы его улетучилось как можно меньше.

   - Но ведь мы же возобновляем воздух!

   - Да, возобновляем, но только частично, - возразил Барбикен. - Наш аппарат, дорогой Мишель, производит только кислород. Кстати, нам нужно следить за тем, чтобы количество вырабатываемого кислорода не превышало известного предела. Избыток кислорода может вызвать в нашем организме чрезвычайно нежелательные физиологические явления. Так вот, мы возобновляем кислород, но не можем возместить потери азота - газа, который не поглощается нашими легкими и содержание которого в воздухе должно оставаться неизменным. А именно азот-то и может быстро улетучиться через открытое окно.

   - Много ли его улетучится, пока мы выбросим нашего бедного Сателлита, - возразил Мишель.

   - Хоть и немного, а все-таки постараемся не мешкать.

   - А вторая причина? - спросил Мишель.

   - Вторая причина - нельзя напускать наружного холода в наш вагон. Температура за стенками нашего снаряда настолько низка, что мы рискуем замерзнуть.

   - А Солнце на что?

   - Солнце согревает наш снаряд, потому что он поглощает его лучи, но Солнце не согревает пустого пространства, в котором мы летим. Там, где нет воздуха, нет и тепла, так же как нет и рассеянного света. Следовательно, там, куда не проникают непосредственно лучи Солнца, и темно, и холодно. Здесь температура пространства определяется только излучением звезд; такая же температура установилась бы и на Земле, если бы в один прекрасный день наше Солнце погасло.

   - Ну уж этого опасаться не приходится, - ответил Николь.

   - Кто знает, - возразил Мишель Ардан. - К тому же, даже если Солнце и не потухнет, разве не может случиться, что наша Земля отдалится от него?

   - О господи! - воскликнул Барбикен. - У нашего Мишеля опять новые идеи!

   - А то как же, - продолжал Мишель, - разве вы не знаете, что в тысяча восемьсот шестьдесят первом году Земля пересекла хвост кометы? Допустим, что притяжение какой-нибудь кометы оказалось бы сильнее солнечного притяжения. Тогда земная орбита изогнулась бы в направлении этого блуждающего светила, а Земля, став его спутником, умчалась бы на такое расстояние от Солнца, что его лучи уже не могли бы согревать земную поверхность.

   - Это действительно может случиться, - согласился Барбикен, - но весьма вероятно, что последствия такого происшествия окажутся менее угрожающими, чем ты предполагаешь.

   - Почему же?

   - Потому что холод и тепло все же пришли бы на нашей планете в некоторое равновесие. Ученые рассчитали, что если бы Земля была увлечена кометой тысяча восемьсот шестьдесят первого года, то на самом большом расстоянии от Солнца она получила бы в шестнадцать раз больше того количества тепла, которое получает Земля от Луны. Такое тепло, даже сконцентрированное самыми сильными линзами, не дает никакого сколько-нибудь ощутимого эффекта.

   - Ну! - сказал Мишель.

   - Погоди, - остановил его Барбикен. - Вычислено также, что в перигелии, когда Земля наиболее близка к Солнцу, она подвергалась бы действию температуры, в двадцать восемь тысяч раз превышающей среднюю температуру нашего лета. Благодаря этой жаре, которая переплавила бы в стекло все твердые вещества на Земле и испарила всю воду, вокруг Земли образовалось бы облачное кольцо и смягчало бы этот чрезмерный зной. А следовательно, холод, испытываемый Землей в афелии, и зной - в перигелии, были бы уравновешены, и в результате получилась бы какая-то средняя, более или менее выносимая температура.

   - Какая же температура предполагается в межпланетных пространствах? - спросил Николь.

   - Раньше считали, что эта температура беспредельно низка, - ответил Барбикен. - Вычисляя снижение температуры в межпланетных пространствах термометрическим способом, астрономы получали цифры порядка миллионов градусов ниже нуля. Знаменитый ученый Фурье, соотечественник Мишеля, член французской Академии наук, произвел более точные вычисления. По Фурье, температура Вселенной не опускается ниже шестидесяти градусов.

   Мишель насмешливо свистнул.

   - Это приблизительно соответствует температуре наших полюсов, - продолжал Барбикен. - На острове Мелвилл или у форта Релианс температура достигает приблизительно пятидесяти шести градусов Цельсия ниже нуля.

   - Остается доказать, - сказал Николь, - что Фурье не сбился в своих расчетах. Если я не ошибаюсь, другой ученый, Пуйэ, считает температуру межпланетных пространств равной ста шестидесяти градусам ниже нуля. Вот мы теперь и проверим, кто из них прав.

   - Только не сейчас, - сказал Барбикен. - Сейчас солнечные лучи прямо падают на наш градусник, и поэтому мы, конечно, получим преувеличенные цифры. А вот когда мы доберемся до Луны, то в течение лунной ночи, равной нашим пятнадцати суткам, у нас будет достаточно времени, чтобы произвести этот опыт - ведь спутник Земли вращается в пустоте.

   - А что ты понимаешь под пустотой? - спросил Мишель. - Ты имеешь в виду абсолютную пустоту?

   - Да, пустоту, абсолютно не содержащую воздуха.

   - И в этой пустоте ничто не заменяет воздуха?

   - Нет, заменяет - эфир, - ответил Барбикен.

   - А что такое эфир?

   - Эфир, дорогой мой, это смесь невесомых атомов, которые, согласно учению молекулярной физики, соответственно своим размерам, так же удалены один от другого, как небесные тела во Вселенной. И вместе с тем эти расстояния меньше трех миллионных долей миллиметра. Атомы-то вследствие своего движения и вращения и оказываются источником тепла и света. Они производят в одну секунду четыреста тридцать триллионов колебаний амплитудой от четырех до шести десятимиллионных миллиметра.

   - Миллиарды миллиардов! - вскричал Мишель Ардан. - Подумать только, что люди не поленились измерить и сосчитать эти колебания. Ну знаешь, дорогой друг, все эти цифры и выкладки твоих ученых потрясают слух, но ничего не говорят уму.

   - И все-таки приходится прибегать к цифрам...

   - Ну нет. Мне гораздо понятнее метод сравнений. Любой предмет, принятый за мерило, скажет нам гораздо больше. Например, если ты мне твердишь, что объем Урана больше объема Земли в семьдесят шесть раз, а объем Сатурна - в девятьсот раз, Юпитера - в тысячу триста раз, Солнца - в миллион триста тысяч раз, никакого наглядного представления эти цифры мне не дают. Я предпочитаю систему Льежской обсерватории, которая попросту и без дураков говорит: "Солнце - это тыква диаметром в два фута, Юпитер - апельсин, Сатурн - анисовое яблоко, Нептун - черешня, Уран - крупная вишня, Земля - горошина, Венера - горошинка, Марс - булавочная головка, Меркурий-горчичное зернышко, Юнона, Церера и Паллас - песчинки". Это дает мне хотя бы некоторое представление о сравнительной величине планет.

   После этого выпада Мишеля Ардана по адресу ученых и астрономических цифр, которыми они не моргнув глазом испещряют бесчисленные столбцы своих трудов, путешественники приступили к погребению Сателлита.

   Надо было выбросить его труп в пространство так же, как моряки выкидывают в море мертвецов.

   По указаниям Барбикена, вся процедура похорон требовала крайней расторопности, чтобы предотвратить потерю воздуха, который благодаря своей эластичности мог быстро улетучиться в мировое пространство. Болты правого окна, шириной около тридцати сантиметров, были осторожно отвинчены, и Мишель, подняв на руки труп Сателлита, приготовился вышвырнуть его в окно. При помощи мощного рычага, позволявшего преодолеть давление внутреннего воздуха на стенки снаряда, стекло быстро повернулось на шарнирах, и Сателлит был выброшен... Из снаряда улетучилось при этом самое большее несколько молекул воздуха, и вся операция была выполнена так удачно, что впоследствии Барбикен уже не боялся таким же манером отделываться от всякого хлама, загромождавшего их вагон.

    

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Вопросы и ответы

   4 декабря хронометры показывали пять часов земного утра, когда путешественники проснулись после пятидесятичетырехчасового путешествия. Они провели в снаряде только пятью часами сорока минутами больше половины предполагаемого срока, а между тем ядро успело пролететь уже семь десятых всего пути. Это несоответствие объяснялось непрерывным снижением скорости снаряда.

   Когда друзья через нижнее окно поглядели на Землю, она показалась им темным пятном, померкшим в солнечном сиянии. Ни серпа, ни пепельного света - ничего уже не было. На следующий день в полночь нужно было ждать "новоземелия" в то самое время, когда Луна вступит в фазу полнолуния. Наверху ночное светило становилось все ближе и ближе к траектории снаряда, так что встреча должна была произойти точно в назначенный срок. Весь черный небосвод был испещрен множеством сверкающих точек, которые как будто медленно передвигались, но вследствие огромных расстояний, отделяющих их от снаряда, относительная величина их не изменялась. Солнце и звезды видны были так же, как и с Земли. Луна же хотя и казалась значительно крупнее, но в сравнительно слабые подзорные трубы путешественников еще нельзя было наблюдать деталей ее поверхности, ни топографического или геологического строения.

   Время протекало в непрерывных беседах. Говорили главным образом о Луне; каждый высказывал все, что знал: Барбикен и Николь, как и всегда, делились научными сведениями, а Мишель угощал их своими неистощимыми фантазиями. Много толковали о самом снаряде, о его положении в пространстве и направлении пути, о возможных случайностях, о необходимых предосторожностях, которые следовало принять при падении на Луну.

   Как-то раз во время завтрака один вопрос Мишеля о снаряде вызвал очень любопытный ответ Барбикена, который стоит здесь привести.

   Мишеля интересовало, что случилось бы со снарядом, если бы при начальной скорости полета его остановило какое-либо препятствие.

   - Я не представляю себе, - сказал председатель "Пушечного клуба", - что могло бы остановить снаряд?

   - Ну все-таки предположим, что это случилось бы? - Твое предположение совершенно невероятно, - ответил Барбикен. - Разве что сила толчка оказалась бы недостаточной; но в таком случае скорость снаряда стала бы снижаться постепенно, а внезапной остановки все-таки произойти не могло.

   - Ну а если бы он столкнулся с каким-нибудь телом?

   - С каким же, например?

   - Да хоть с тем же огромным болидом, который мы встретили.

   - Тогда, - сказал Николь, - снаряд вместе со всеми нами разлетелся бы на тысячу кусков.

   - Мало этого, - добавил Барбикен, - мы бы при этом заживо сгорели.

   - Сгорели! - удивился Мишель. - А жаль, что ничего подобного не случилось: интересно было бы посмотреть.

   - Много бы ты увидел! - отозвался Барбикен. - Теперь известно, что тепло есть особый вид движения; если ты нагреваешь воду, то есть сообщаешь ей теплоту, это значит, что ты приводишь в движение частицы воды.

   - Подумайте! - воскликнул Мишель. - Вот остроумная теория.

   - И совершенно правильная, милый друг. Теплота - это движение молекул, то есть попросту движение мельчайших частиц тела. Если нажать тормоз железнодорожного поезда, он остановится. А куда же при этом денется движение? Движение превратится в теплоту, и тормоз нагреется. Почему смазывают оси колес? Чтобы предотвратить нагрев, иначе произойдет потеря движения, превращенного в тепло. Понимаешь?

   - Еще бы! - воскликнул Мишель. - Прекрасно понимаю! Значит, например, если я очень долго бежал или плавал и с меня градом валит пот, почему я останавливаюсь? Очень просто: мое движение превратилось в теплоту!

   Шутка Мишеля заставила Барбикена улыбнуться. Затем он снова вернулся к своей теории.

   - Таким образом, в случае столкновения нашего снаряда с каким-нибудь телом случилось бы то же, что и с пулей, которая отскакивает горячей после удара о металлическую пластину. Ее движение превращается в теплоту. Я утверждаю, что если бы наше ядро столкнулось с болидом, резкое сокращение его скорости вызвало бы такую температуру, что снаряд в одно мгновение не только расплавился, а даже испарился бы.

   - А что же случилось бы, если бы Земля внезапно прекратила свое поступательное движение? - спросил Мишель.

   - Ее температура повысилась бы до такой степени, что наша планета тотчас превратилась бы в пар.

   - Здорово, - сказал Мишель, - вот прекрасное средство покончить с нашим миром и избавить людей от всех земных несчастий.

   - А если бы Земля упала на Солнце? - спросил Николь.

   - По расчетам, - ответил Барбикен, - такое падение вызвало бы развитие теплоты, равной теплоте сгорания тысячи шестисот шаров угля, по объему равных земному шару.

   - Недурная порция тепла для Солнца, - воскликнул Мишель. - Обитатели Урана и Нептуна вряд ли пожаловались бы на такую прибавку, ведь они, должно быть, замерзают от холода на своих планетах.

   - Итак, друзья мои, - продолжал Барбикен, - всякое резко прерванное движение порождает теплоту. На основании этой теории можно допустить, что солнечное тепло поддерживается множеством болидов, которые непрерывным градом падают на поверхность Солнца. Вычислено даже, что...

   - Берегись, осторожнее, - вставил Мишель, - мы опять подходим к цифрам.

   - Вычислено даже, - продолжал невозмутимо Барбикен, - что при ударе каждого болида о поверхность Солнца развивается количество тепла, равное теплу от сгорания четырех тысяч единиц каменного угля того же объема.

   - А какова теплота Солнца? - спросил Мишель.

   - Если бы Солнце окружить слоем угля толщиной в двадцать семь километров, то сгорание его дало бы теплоту, равную солнечной.

   - И эта теплота?..

   - Посредством этой теплоты можно бы в час вскипятить два миллиарда девятьсот миллионов кубических мириаметров воды.

   - Почему же мы до сих пор не изжарились! - воскликнул Мишель.

   - Потому что атмосфера, окружающая земной шар, поглощает четыре десятых солнечного тепла. К тому же тепло, получаемое Землею, составляет не более одной двухмиллиардной доли всего солнечного тепла.

   - Я вижу, - сказал Мишель, - что все к лучшему на этом свете и что эта ваша атмосфера полезная штука, потому что она не только позволяет нам дышать, но и мешает нам изжариться.

   - Да, - сказал Николь, - но на Луне, к несчастью, дело обстоит по-другому.

   - Подумаешь! - воскликнулнеунывающий Мишель. - Если там есть жители, они чем-то дышат. Если их уже нет, они, я надеюсь, оставили достаточно кислорода на троих человек хотя бы где-нибудь в долинах, где он мог скопиться благодаря своей тяжести. Ну что ж, мы не будем взбираться на горы, вот и все!

   С этими словами он встал и направился к окну смотреть на сиявший ослепительным блеском лунный диск.

   - Черт возьми! - воскликнул он. - Здорово же там жарко!

   - Не говоря уже о том, - прибавил Николь, - что день на Луне длится триста шестьдесят часов.

   - Но зато, - пояснил Барбикен, - и ночи там такие же длинные, а так как тепло теряется в пространство от излучения, ночная температура Луны не должна отличаться от температуры межпланетных пространств.

   - Теплое местечко, что и говорить! - сказал Мишель. - Ну что же, не беда! Я бы хотел уже быть там! Эх, дорогие друзья, а ведь и впрямь забавно иметь Землю вместо Луны, видеть, как она встает из-за горизонта, угадывать очертания ее материков и говорить себе: "Вот тут Америка, а вон там Европа", потом следить, как она меркнет в солнечных лучах. Кстати, Барбикен, могут ли лунные жители наблюдать затмения?

   - Да, солнечные затмения могут, - ответил Барбикен, - когда центры Солнца, Луны и Земли находятся на одной прямой линии и притом Земля стоит между обоими светилами. Но эти затмения частичные, потому что Земля, заслоняющая, как экран, солнечный диск, слишком мала и оставляет видимой большую часть Солнца.

   - А почему же не может быть полного затмения? - спросил Николь. - Ведь теневой конус, отбрасываемый Землей, выходит далеко за пределы Луны!

   - Да, если не учитывать преломления лучей в земной атмосфере. И нет, если мы будем иметь в виду это преломление. Обозначим дельтой прим горизонтальный параллакс, а р прим видимый диаметр...

   - Ух, - вздохнул Мишель, - опять половина v плюс ноль в квадрате. Говори, пожалуйста, так, чтобы тебя могли понять простые смертные, ходячая ты алгебра!

   - Изволь! - согласился Барбикен. - Итак, говоря вульгарно, так как среднее расстояние от Луны до Земли равно шестидесяти радиусам Земли, то длина теневого конуса вследствие преломления сократится по крайней мере до сорока двух радиусов. А поэтому во время затмений Луна оказывается за пределами чисто теневого конуса и освещается не только периферийными, но и центральными солнечными лучами.

   - Тогда почему же все-таки затмение происходит, раз, по-вашему, его быть не должно? - шутливо допытывался Мишель.

   - Только потому, что эти солнечные лучи оказываются ослабленными преломлением и большая их часть поглощается атмосферой, через которую они проходят.

   - Такое объяснение меня вполне удовлетворяет, - заявил Мишель. - К тому же мы все это проверим, когда окажемся на Луне. А теперь, Барбикен, скажи мне, веришь ли ты, что Луна - древняя планета?

   - Что за идея?

   - Представь, - сказал Мишель с забавной важностью, - мне тоже иногда приходят в голову разные идеи.

   - Эта идея принадлежит не Мишелю, - сказал Николь.

   - Ну и слава богу, значит, я плагиатор.

   - Ну конечно, - ответил Николь. - Если верить преданиям древних, жители Аркадии, например, считали, что их предки жили в те времена, когда Луна еще не была спутником Земли. На основании этого некоторые ученые считали Луну кометой, чья орбита однажды приблизилась к Земле настолько, что оказалась в сфере притяжения Земли.

   - Ну а что же в этой гипотезе соответствует истине? - спросил Мишель.

   - Да ничего, - ответил Барбикен, - и доказательством тому служит тот факт, что на Луне не осталось и следа той газообразной оболочки, которая всегда окружает кометы.

   - А разве Луна, - предположил Николь, - прежде чем она стала спутником Земли, не могла, находясь в перигелии, настолько близко подойти к Солнцу, чтобы все ее газообразные вещества испарились?

   - Могло быть и так, друг Николь, но это маловероятно.

   - Почему?

   - Потому что... Впрочем, не знаю почему.

   - Ага! - торжествовал Мишель. - О том, чего мы не знаем, можно написать сотни томов.

   - А скажите, пожалуйста, который теперь час? - спросил Барбикен.

   - Три часа, - ответил Николь.

   - Как незаметно проходит время в беседах таких ученых, как мы, - сказал Мишель. - Я чувствую, как с каждым часом я становлюсь умнее и образованнее.

   С этими словами он залез под свод снаряда, "чтобы лучше наблюдать Луну", как он выразился: Товарищи его в это время смотрели в нижнюю раму, где не видно было ничего нового.

   Через несколько минут Ардан снова спустился вниз и, подойдя к боковому иллюминатору, вскрикнул от изумления.

   - Что случилось? - спросил Барбикен.

   Председатель "Пушечного клуба" поспешно подошел к окну и увидел нечто вроде сплющенного мешка, который летел в нескольких метрах от снаряда. Мешок, казалось, висел неподвижно. Следовательно, он летел с тою же скоростью, что и ядро.

   - Это еще что за штука? - спросил Ардан. - Может быть, это какая-нибудь межпланетная частица, которую наш снаряд захватил в сферу своего притяжения, и этот "спутник" будет сопровождать нас до самой Луны?

   - Меня вот что удивляет, - заметил Николь. - Каким образом это тело, удельный вес которого несомненно намного меньше удельного веса нашего снаряда, может так стойко держаться на одном уровне с нами.

   - Николь, - сказал Барбикен после нескольких минут размышления, - я не знаю, что это за тело, но могу вам объяснить, почему оно держится на одном уровне с нашим снарядом.

   - Почему же?

   - Потому что мы теперь летим в пустоте, мой дорогой капитан, а в пустоте все тела падают или движутся (что одно и то же) с одинаковой скоростью, независимо ни от формы тела, ни от его веса. Это воздух своим сопротивлением создает различия в весе. Если из длинной трубы выкачать насосом весь воздух, то всякий предмет, который вы введете в эту трубу, будь то пылинки или кусочки свинца, станет двигаться в ней с одинаковой скоростью. И здесь, в межпланетном пространстве, мы имеем ту же причину и те же следствия.

   - Совершенно верно, - подтвердил Николь. - Значит, все, что бы мы ни выкинули из снаряда, будет лететь вместе с нами вплоть до самой Луны.

   - Какие же мы дураки! - воскликнул Мишель.

   - Чем же мы заслужили такую лестную характеристику? - спросил Барбикен.

   - А тем, что мы не догадались наполнить наш вагон всякими полезными предметами: книгами, инструментами, орудиями и так далее. Мы теперь могли бы их выбросить, и все это следовало бы за ними к месту назначения. Вот это мысль! Почему бы нам самим не прогуляться, как этот болид? Почему бы не выпрыгнуть в пространство через одно из окон? Какое должно быть наслаждение парить в эфире! И притом в более выгодном положении, чем птица, которая должна работать крыльями, чтобы не упасть.

   - Прекрасно, - сказал Барбикен. - А чем бы ты стал дышать?

   - Проклятый воздух, его всегда не хватает там, где он нужен!

   - Зато если бы воздуха хватило, Мишель, ты очень скоро отстал бы от нас, так как твои удельный вес меньше веса снаряда.

   - Выходит, что это заколдованный круг?

   - Самый что ни на есть заколдованный!

   - Значит, придется еще посидеть взаперти в этом вагоне?

   - Придется.

   - Черт побери! - неистово закричал Мишель.

   - Что с тобой? - спросил Николь.

   - Я угадал, что это за мнимый болид. Никакой это не астероид и не осколок планеты!

   - Что же это, по-твоему? - спросил председатель "Пушечного клуба".

   - Это наш несчастный пес! Это супруг Дианы. Действительно, этот предмет, сплющенный, неузнаваемый, плоский, как волынка, из которой выпустили воздух, был труп сателлита, летевший вслед за снарядом к Луне.

    

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Минута опьянения

   Это любопытное, но вполне логичное, странное, но объяснимое явление могло произойти только при данных необычайных условиях. Всякий предмет, выброшенный из вагона наружу, должен был следовать по той же траектории и мог остановиться только вместе со снарядом. Эта тема дала повод к беседам, которые затянулись до самой ночи. Волнение путешественников увеличивалось по мере их приближения к цели. Они готовились к неожиданностям, ждали новых "чудес" и находились а таком состоянии, что ничто не могло бы их удивить. Их воображение намного опережало снаряд, скорость которого, незаметно для пассажиров, уже значительно снизилась, и Луна с каждой минутой увеличивалась на их глазах. Казалось, им достаточно протянуть руку, чтобы дотянуться до нее...

   На другой день, 5 декабря, все трое были уже на ногах с пяти часов утра. Если верить вычислениям, то этот день должен быть последним днем их странствия. Именно в этот день, ровно в полночь, в самый момент полнолуния, они должны были достигнуть блестящего диска Луны. В ближайшую же полночь должно было завершиться самое необычайное из всех путешествий, какие только предпринимались в древние или в новые времена. Поэтому уже ранним утром, сквозь окна, посеребренные лучами Луны, они приветствовали ночное светило радостными и дружескими возгласами: "Ура!"

   Луна величественно плыла по звездному небу; еще несколько градусов - и она очутится именно в той точке пространства, где должна произойти ее встреча со снарядом. Барбикен на основе собственных расчетов установил, что снаряд упадет в северном полушарии, где тянутся обширные равнины и лишь кое-где попадаются редкие горы - обстоятельство благоприятное, если лунная атмосфера, как полагали, действительно сохранилась только в лунных низинах.

   - Равнина к тому же гораздо удобнее для нашей посадки, чем горы, - заметил Ардан. - Житель Луны, которого высадили бы в Европе на Монблане или в Азии на вершине Гималаев, еще не вправе был бы сказать, что находится на Земле.

   - Есть и еще одно удобство, - добавил капитан Николь, - если снаряд упадет на плоскую поверхность, он остановится тотчас же, как только прикоснется к ней. С горы же, наоборот, он покатится как колесо, а так как мы не белки, то нам уже не выйти живыми из ядра. Стало быть, все к лучшему.

   Успех дерзкого предприятия и в самом деле казался уже несомненным. Но Барбикен был все же чем-то озабочен, хотя и хранил молчание, не желая волновать своих спутников.

   Дело в том, что движение снаряда по направлению к северному полушарию Луны доказывало, что его траектория несколько отклонилась. По математическим выкладкам, выстрел должен был нацелить снаряд в самый центр лунного диска. Отклонение было очевидным, но что же могло его вызвать?

   Барбикен, не имея каких-либо исходных данных, не мог понять, ни даже определить степень такого отклонения. Однако он надеялся, что это отклонение не будет иметь иных последствии, кроме их посадки в северных областях Луны, как раз наиболее для этого благоприятных.

   Поэтому Барбикен, не делясь ни с кем своими опасениями, довольствовался тем, что внимательно наблюдал Луну, стараясь по возможности уловить степень отклонения снаряда.

   Что могло быть ужаснее предположения, что снаряд, не достигнув цели, начнет удаляться от Луны и унесется в межпланетное пространство!

   Теперь Луна уже не казалась плоским диском, уже все яснее вырисовывались ее выпуклости и горы. Если бы солнечные лучи падали сейчас на Луну косо, а не отвесно, то благодаря отбрасываемой ими тени можно было бы ясно различить высокие кольцеобразные лунные горы, увидеть зияющие кратеры и причудливые трещины, бороздящие необозримые лунные равнины. Но сейчас весь этот рельеф стушевывался из-за яркого солнечного освещения. Можно было лишь с трудом разглядеть крупные темные пятна, которые придают Луне сходство с человеческим лицом.

   - Лицо, да и только, - сказал Ардан. - Но я обижен за прекрасную сестру Аполлона - оказывается, она рябая!

   Путешественники на таком близком расстоянии от цели не отрываясь вглядывались в этот неведомый мир. В своем воображении они уже странствовали по новой стране. Они взбирались на высокие пики, спускались на дно широких кратеров. То тут, то там им чудились обширные моря, едва сдерживаемые в берегах давлением разреженной атмосферы, горные потоки, несущие свои воды в эти моря. Склонясь над бездной, они надеялись услышать хоть какой-нибудь звук с этого вечно безмолвного светила.

   Этот день ярче всего запечатлелся в памяти друзей. Ни одна подробность не изгладилась из их воспоминаний. Безотчетная тревога овладевала ими по мере приближения к цели. Эта тревога, конечно, усилилась бы если бы они только знали, насколько уменьшилась скорость снаряда: она показалась бы им явно недостаточной, чтобы долететь до цели.

   В это время снаряд уже почти ничего не "весил". Вес его уменьшался непрерывно и должен был полностью исчезнуть; такое поразительное явление возможно лишь в точке, где лунное притяжение уравновешивается земным.

   Однако, несмотря на все волнения, Ардан с привычной ему аккуратностью не забыл приготовить завтрак. Друзья закусили с большим аппетитом. Что может быть вкуснее бульона, сваренного на газе? Что может быть лучше консервированного мяса? В довершение пиршества было выпито несколько стаканов отменного французского вина, причем Ардан не упустил случая заметить, что лунные виноградники - если они существуют - должны под палящими лучами Солнца давать самые прекрасные сорта вин. Предусмотрительный француз захватил с собою на всякий случай несколько драгоценных лоз Медока и Кот д'Ора, на которые он возлагал большие надежды.

   Кислородный аппарат Рейзе и Реньо действовал с необычайной точностью. Воздух в снаряде был совершенно чистым. Ни одна молекула углекислоты не могла устоять против едкого натра, а кислород, по словам капитана Николя, был "самого первого сорта". Небольшое количество водяных паров, заключавшихся в снаряде, смешиваясь с воздухом, умеряло его сухость; немногие дома Парижа, Лондона, Нью-Йорка, немногие театральные залы находились в столь идеальных гигиенических условиях.

   Но для правильного действия аппарата за ним требовался тщательный уход. Поэтому Мишель каждое утро осматривал регуляторы утечки, проверял краны и устанавливал температуру газа. До сих пор все шло как нельзя лучше, путешественники, подражая почтенному Дж. Т. Мастону, начинали заметно полнеть, и, доведись им провести в своей "тюрьме" еще несколько месяцев, они вышли бы из нее совершенно неузнаваемыми. Одним словом, с ними происходило то же, что и с цыплятами в клетке - они жирели с каждым днем.

   Глядя в окно, Барбикен видел труп пса и прочие предметы, выкинутые из снаряда, которые неотступно следовали за ними. Диана грустно подвывала при виде останков Сателлита. Но весь этот хлам казался неподвижным, словно он лежал на земле.

   - Знаете ли, друзья, - сказал Ардан, - если бы один из нас не перенес первого толчка при вылете, было бы очень трудно "предать земле" его останки, то есть я хочу сказать "предать эфиру", так как здесь эфир заменяет землю. Посмотрите на труп Сателлита, он преследует нас как угрызения совести!

   - Да, это было бы невесело, - ответил Николь.

   - Ах, - воскликнул Мишель. - Я жалею только о том, что здесь нельзя погулять! Какое было бы наслаждение парить в этом лучезарном эфире, купаться и кувыркаться в живительных солнечных лучах! Если бы Барбикен догадался запастись скафандром и воздушным насосом, я бы рискнул вылезти из снаряда и умостился бы на нем в позе какой-нибудь "химеры" или "гиппогрифа".

   - Неисправимый мечтатель, - рассмеялся Барбикен, - поверь, что ты недолго бы красовался в виде своего гиппогрифа, потому что, несмотря на скафандр, тебя раздуло бы от содержащегося в тебе самом воздуха, ты лопнул бы как граната или как воздушный шар, залетевший слишком высоко в небо. Брось свои сожаления и запомни: пока мы парим в пустоте, всякие сентиментальные прогулки за пределами снаряда запрещаются.

   Мишель Ардан нехотя поддался убеждениям товарища. Он согласился, что его мечты трудно выполнимы, но все же не невозможны, так как слова "невозможно" в его словаре не существовало.

   Беседа переходила с одной темы на другую и не прерывалась ни на минуту.

   Трем друзьям казалось, что в их головах родятся самые разнообразные идеи с тою же быстротой, как распускаются молодые побеги под первыми лучами весеннего солнца. Они чувствовали себя просто переполненными "идеями".

   Среди множества вопросов и ответов, обсуждавшихся в это утро, Николь затронул вопрос, который озадачил друзей.

   - Вот что, - сказал капитан, - лететь на Луну, конечно, очень интересно, а как-то мы вернемся назад? Собеседники с изумлением переглянулись. Можно было подумать, что этот вопрос встал перед ними впервые.

   - Что ты хочешь сказать? - серьезно спросил Барбикен.

   - Мне кажется неуместным толковать о возвращении из страны, в которую мы даже еще и не прибыли, - добавил Мишель.

   - Я же не говорю об отступлении, - возразил Николь, - но я повторяю свой вопрос: каким способом мы вернемся?

   - Этого я не знаю, - ответил Барбикен.

   - А я и знал бы, все равно не вернулся бы, - ответил Мишель.

   - Вот так ответ! - воскликнул Николь.

   - Я его одобряю, - заявил Барбикен. - И прибавлю со своей стороны, что ваш вопрос в настоящую минуту не имеет никакого существенного значения. Впоследствии, если мы найдем нужным вернуться на Землю, мы и подумаем об этом. Если колумбиады на Луне и не будет, то снаряд-то ведь всегда останется с нами.

   - Хорошо утешение! Пуля без ружья!

   - Ружье всегда можно сделать, - возразил Барбикен, - порох тоже: ни в металлах, ни в селитре, ни в угле не может быть недостатка в недрах Луны. К тому же, чтобы возвратиться на Землю, нужно преодолеть лишь лунное притяжение; достаточно будет подняться над Луной на восемь тысяч лье, чтобы потом, в силу закона тяготения, снаряд сам собой упал на Землю.

   - Довольно, - перебил Мишель, воодушевляясь. - И слышать не хочу о возвращении! Поговорили, и будет. А вот что касается сообщения с нашими старыми земляками - по-моему, наладить его будет нетрудно.

   - Каким же это образом?

   - Посредством болидов, извергаемых лунными вулканами.

   - Весьма остроумная идея, Мишель, - серьезно сказал Барбикен. - Лаплас высчитал, что для отправления болида с Луны на Землю совершенно достаточно силы, в дать раз превышающей метательную силу наших пушек. А ведь вулканы обладают гораздо большей силой извержения.

   - Ура! - закричалМишель. - Болиды - прекрасные почтальоны, и при этом еще даровые! Ну и посмеемся же мы над нашим почтовым ведомством! Но я думаю...

   - О чем ты думаешь?

   - Прекрасная идея! Как нам не пришло в голову прицепить к снаряду проволоку! Мы могли бы обмениваться с Землей телеграммами!

   - Черт возьми! - ответил Николь. - А вес проволоки длиной в восемьдесят шесть тысяч лье тебе нипочем?

   - Конечно, нипочем! Можно было только удвоить заряд колумбиады! Его можно было бы утроить, учетверить, упятерить! - кричал Мишель, все больше разгорячаясь.

   - Против этого проекта, - сказал Барбикен, - я выскажу только одно возражение. А именно, проволока при вращательном движении Земли наматывалась бы на снаряд, как цепь на вал, и, стало быть, неизбежно притянула бы нас обратно на Землю.

   - Что за дьявольщина! - вскричал Мишель. - Значит, все мои нынешние идеи невыполнимы. Идеи, достойные Мастона! Кстати, я уверен, что если мы не вернемся на Землю, то Мастон непременно навестит нас на Луне!

   - Не сомневаюсь в этом, - горячо подтвердил Барбикен. - Он верный и смелый товарищ. Да к тому же это и не так уж трудно! Колумбиада прочно врыта в землю Флориды! Хлопка и азотной кислоты для пироксилина хватит! Луна снова пересечет зенит Флориды! Через восемнадцать лет она будет в точности в той же самой точке, что и сейчас.

   - Ну еще бы, - вторил Мишель, - Мастон, конечно, навестит нас, а с ним и наши друзья: Эльфистон, Бломсбери, все члены "Пушечного клуба"... Ну и устроим же мы им прием! А там, глядишь, между Луной и Землей установятся уже регулярные рейсы поездов и снарядов! Ура Мастону!

   Если уважаемый Мастон и не был в состоянии расслышать эти "ура", выкрикиваемые в его честь, то в ушах у него звенело наверняка. Что-то поделывал он в это время? Стоял, бедняга, на своем наблюдательном посту в Скалистых горах, на астрономической станции Лонгспика, и старался разыскать в беспредельном пространстве снаряд колумбиады. Если он думал в эту минуту о своих дорогих друзьях, то надо сказать, что и они не оставались в долгу, и под влиянием какого-то странного возбуждения все их лучшие мысли к чувства были связаны с ним.

   Чем же, однако, объяснялось это усиливавшееся с каждой минутой возбуждение пассажиров снаряда? Лица их раскраснелись, точно они сидели перед раскаленной печью: дыхание сделалось бурным: легкие работали как кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое слово вылетало из их уст как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения. Однако они были трезвы, это не подлежало никакому сомнению. Следовало ли приписать это странное мозговое возбуждение необычайной обстановке, близости ночного светила, от которого их отделяло всего несколько часов пути, или таинственному влиянию Луны на их нервную систему?

   - А теперь, - резко произнес Николь, - раз не известно, возвратимся ли мы с Луны, я хочу знать, что мы станем на ней делать.

   - Что мы станем делать? - воскликнул Барбикен, грозно топая ногой, словно он находился в фехтовальном зале. - Я этого и знать не хочу!

   - Ах, ты не знаешь? - взревел Мишель, и его крик вызвал громкое эхо в снаряде.

   - Нисколько об этом не забочусь! - в унисон ему кричал Барбикен.

   - А я знаю! - воскликнул Мишель.

   - Ну и скажи! - завопил Николь, который тоже не в состоянии был сдерживать раскаты своего голоса.

   - Захочу - скажу! - ответил Мишель, резко хватая товарища за руку.

   - Говори сию минуту, - гремел Барбикен, сверкая глазами и грозя кулаком. - Ты увлек нас в это безумное путешествие, и мы желаем, наконец, знать зачем!

   - Да, - заорал Николь, - если я не знаю, куда иду, то хочу знать, зачем я иду!

   - Зачем! - вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр. - Ты хочешь знать зачем? Затем, чтобы именем Соединенных Штатов завладеть Луной! Чтобы присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать ее, заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и, наконец, провозгласить у них республику, если они еще не догадались сделать это сами!

   - Да существуют ли еще на Луне эти селениты? - зарычал Николь, которым под влиянием непонятного опьянения словно овладел дух противоречия.

   - Кто говорит, что селенитов нет? - угрожающе завопил Мишель.

   - Я! - проревел в ответ Николь.

   - Капитан! Посмей только повторить эту дерзость, и я заткну тебе глотку!

   Противники готовы были кинуться с кулаками друг, на друга, и нелепый спор грозил превратиться в побоище, если бы Барбикен, подскочив, не бросился их разнимать.

   - Стойте, безумные! - крикнул он, разводя Николя и Мишеля. - Если селенитов нет, мы обойдемся и без них.

   - Ну конечно, - орал Мишель, уже позабыв все свои предшествующие утверждения. - Мы можем обойтись и без них!

   - На черта нам селениты!.. Долой селенитов!

   - Луна будет наша! - кричал Николь.

   - Мы втроем провозгласим республику!

   - Я буду конгрессом! - вопил Мишель.

   - А я сенатом! - орал Николь.

   - А Барбикен президентом! - рычал Мишель.

   - Президент должен быть избран народом! - крикнул Барбикен.

   - Президент будет избираться конгрессом, - завопил Мишель. - А так как я и есть конгресс, то я едино-гласно избираю тебя президентом!

   - Ура! Ура! Да здравствует президент Барбикен! - кричал Николь.

   - Гип-гип, ура! - подхватил Мишель Ардан. Затем "президент" вместе с "сенатом" громовыми голосами затянули популярную песенку "Янки дудл", а конгресс вторил им, распевая в басовом регистре "Марсельезу".

   Тут началась такая безудержная пляска, с исступленными жестами, дикими конвульсиями и клоунскими кульбитами, что Диана, присоединившись к этой вакханалии, неистово завыла и подпрыгнула к самому своду снаряда. Оттуда послышалось непонятное хлопанье крыльев и необычайно звонкий петушиный крик.

   Пять или шесть кур, как обезумевшие летучие мыши, взлетели под потолок, ударяясь с размаху о стенки снаряда.

   Тут путешественники пришли в состояние полного опьянения. Непонятно почему, воздух обжигал им легкие и дыхательное горло. Наконец в беспамятстве они замертво упали на дно снаряда.

    

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

На расстоянии 78114 лье от Земли

   Что же случилось? Что было причиной такого странного опьянения, грозившего, может быть, гибельными последствиями?

   Причиной была ошибка забывчивого Мишеля, которую Николь, к счастью, вовремя заметил и успел исправить.

   После полного изнеможения, продолжавшегося несколько минут, капитан очнулся раньше других и постарался привести в порядок свои мысли.

   Несмотря на то что он позавтракал всего лишь два часа тому назад, он чувствовал такой мучительный голод, точно не ел несколько дней. Весь его организм, от желудка до мозга, находился в высшей степени возбуждения.

   Он поднялся на ноги и потребовал у Мишеля дополнительного завтрака, но обессиленный Мишель ничего не мог ответить. Тогда Николь решил сам заварить побольше чаю, чтобы запить дюжину сандвичей. Прежде всего, разумеется, потребовался огонь, и Николь чиркнул спичкой.

   Каково же было его изумление, когда серная спичка вспыхнула таким ярким огнем, что глазам стало больно. Из газового рожка, к которому Николь поднес спичку, вырвалось пламя яркое и ослепительное, как поток электрического света.

   Тут-то Николь понял все. И яркое пламя газовой горелки, и странные физиологические явления, происходившие в его организме, и неимоверное возбуждение всех душевных и физических способностей - все стало ему ясно.

   - Кислород! - воскликнул он.

   И, наклонись к кислородному аппарату, он убедился, что из крана бьет струя этого бесцветного газа, не имеющего ни вкуса, ни запаха. Без него немыслима жизнь, но избыток его в чистом виде может привести в полное расстройство человеческий организм. Беспечный Мишель по рассеянности оставил кран аппарата открытым!

   Николь поспешил прекратить истечение кислорода, которым был настолько насыщен воздух в снаряде, что пассажиры могли в конце концов умереть, если не задохнувшись, то заживо сгорев.

   Через час воздух очистился и вернул легким способность работать нормально. Мало-помалу три друга очнулись от опьянения. Но еще долго, как пьяницы после выпивки, они не могли стряхнуть с себя похмелье.

   Мишель ничуть не смутился, узнав, что он один повинен во всем случившемся. Что за беда? Эта неожиданная оргия нарушила однообразие путешествия: под ее влиянием друзья наговорили кучу глупостей, но все это было забыто так же быстро, как и высказано.

   - Ну что ж, - весело сказал француз, - право, я нисколько не раскаиваюсь, что отведал этого хмельного газа. По-моему, друзья мои, очень забавно было бы открыть заведение с кислородными кабинами, где люди с ослабевшим организмом могли бы хоть несколько часов пожить более активной жизнью. Представьте себе, например, какое-нибудь собрание, где воздух был бы насыщен этим возбуждающим газом, или, положим, театр, куда администрация впускала бы его в увеличенных дозах: какой темперамент обнаружили бы актеры и зрители, сколько было бы огня, сколько восторгов! А если бы можно было подпоить кислородом не собрание, а целую нацию! Как закипела бы ее жизнь! Нацию истощенную можно было бы превратить в великую и могучую! Я думаю, что для поправления здоровья многие государства нашей старушки Европы не мешало бы подвергнуть подобному кислородному лечению!

   Мишель рассуждал с такой горячностью, словно кран кислородного аппарата был все еще отвернут. Неожиданное замечание Барбикена умерило его восторг.

   - Все это прекрасно, милый Мишель, - сказал он, - но не объяснишь ли ты нам, откуда взялись куры, принявшие столь деятельное участие в нашем концерте?

   - Куры?

   - Ну да.

   В самом деле, полдюжины кур во главе с красавцем петухом, подпрыгивая и кудахча, бродили по снаряду.

   - Эх, негодницы! - воскликнул Мишель. - Это кислород произвел такой переполох.

   - Что ты хочешь с ними делать? - спросил Барбикен.

   . - Разводить их на Луне, черт возьми!

   - Зачем же ты их прятал?

   - Сюрприз, уважаемый председатель, неудавшийся сюрприз! Я хотел, не говоря ни слова, выпустить их на Луне. Воображаю ваше изумление, когда вы увидели бы, как эти земные пернатые преспокойно пасутся на лунных полях!

   - Ах, озорник, ах, мальчишка! - воскликнул Барбикен. - Чтобы вскружить тебе голову, не нужно никакого кислорода; ты вечно в таком состоянии, которое мы пережили, нанюхавшись газа. Ты всегда как безумный.

   - А кто знает, не были ли мы именно тогда умнее всего? - спросил Мишель.

   После этого философского изречения друзья принялись наводить порядок в своем вагоне. Куры и петух были водворены в клетку. Но тут Барбикен и его товарищи заметили новое поразительное явление.

   С той самой минуты, как они стали удаляться от Земли, их собственный вес, вес ядра и всех предметов, находившихся в нем, постепенно уменьшался.

   Если они и не могли обнаружить уменьшения веса снаряда, то в конце концов должна была наступить минута, когда это странное явление они заметили бы на самих себе, на приборах и предметах, которыми они пользовались.

   Обычные весы, конечно, не могли бы обнаружить этого уменьшения тяжести, потому что гири, при помощи которых взвешивается всякий предмет, потеряли бы такую же долю веса, что и самый предмет. Другое дело - пружинные весы: упругость пружины не зависит от земного притяжения, и такие весы позволили бы точно определить уменьшение веса.

   Как известно, сила притяжения, или, другими словами, тяжесть, прямо пропорциональна массе и обратно пропорциональна квадрату расстояния. Отсюда вытекает, что если бы Земля была единственным телом во всей вселенной, а другие небесные тела по какой-либо причине внезапно исчезли, то снаряд, по закону Ньютона, весил бы тем меньше, чем дальше он находился бы от Земли. Но при этом он не потерял бы своего веса полностью, так как земное притяжение давало бы себя знать независимо от расстояния.

   Но в данном случае должен был наступить момент, когда снаряд вышел бы из сферы действия законов всемирного тяготения, так как притяжение других небесных тел можно было считать равным нулю.

   Путь снаряда лежал между Землей и Луной. По мере того как снаряд удалялся от Земли, земное притяжение изменялось обратно пропорционально квадрату расстояния. Лунное же притяжение изменялось прямо пропорционально. В какой-то точке пути оба притяжения - лунное и земное - должны были уравновеситься, и тогда снаряд должен был потерять всякий вес. Если бы массы Луны и Земли были одинаковы, эта точка находилась бы как раз на середине расстояния между обеими планетами. Но так как массы их различны, то легко вычислить, что эта точка находилась на части всего пути, или в численном выражении в 78 114 лье от Земли.

   В этой точке равновесия притяжении всякое тело, не имеющее никакой скорости и никакого двигателя, осталось бы навеки неподвижным, потому что оба светила притягивали бы его с равной силой и ничто не могло бы заставить его лететь в ту или другую сторону.

   Если сила толчка была рассчитана правильно, снаряд должен был достигнуть этой точки при нулевой скорости, утратив какие бы то ни было признаки веса вместе со всеми находящимися в нем предметами.

   Что же случилось бы после этого? Представлялись три возможности.

   Либо снаряд, все же сохранивший некоторую скорость, пройдя точку равных притяжении, упал бы на Луну, так как лунное притяжение возобладало бы над земным.

   Либо снаряду не хватило бы скорости для достижения нейтральной точки, и тогда он упал бы обратно на Землю, так как земное притяжение возобладало бы над лунным.

   Либо, наконец, двигаясь с достаточной скоростью для достижения нейтральной точки, но недостаточной, чтобы перейти за нее, он навеки остановился бы, паря на этой линии, как легендарный Магометов гроб, между зенитом и надиром.

   Таково было положение, возможные последствия которого Барбикен подробно объяснил своим спутникам, чрезвычайно заинтересовав их. Как же узнать, достиг ли снаряд этой нейтральной точки, расположенной в 78 114 лье от Земли? Действительно, как это сделать, когда ни сами они, ни предметы, заключенные с ними в снаряде, уже ни в малейшей степени не подчинялись законам тяготения?

   До сих пор путешественники хотя и знали, что земное тяготение постепенно убывает, однако не могли еще заметить полного его исчезновения. Но как раз в этот день утром, около одиннадцати часов, Николь уронил стакан, и, к общему изумлению, стакан не упал, а повис в воздухе.

   - Вот так штука! - воскликнул Ардан. - Вот тебе и законы физики!

   Действительно: различные предметы, оружие, бутылки, брошенные и предоставленные самим себе, словно чудом держались в воздухе. Мишель поднял Диану, и собака без всякого труда воспроизвела чудесный фокус висения в воздухе, показанный в цирке Кастоном и братьями Робер-Гуден. Собака, кстати, даже и не заметила, что она парит в воздухе.

   Путешественники, вступившие в этот новый мир чудес, изумленные, потрясенные, несмотря на все свои научные рассуждения, чувствовали, что телам их недостает веса. Вытянутые руки не опускались; головы качались на плечах; ноги не касались пола снаряда. Они вели себя как пьяные, потерявшие равновесие и устойчивость. Человеческая фантазия создавала людей, лишенных отражения, лишенных тени! А тут сама реальность благодаря равновесию сил притяжения двух планет создала людей, лишенных веса!

   Мишель вдруг подпрыгнул и, отделившись на некоторое расстояние от дна снаряда, повис в воздухе, как добрый монах в "Ангельской кухне" Мурильо. В одно мгновение оба приятеля присоединились к Мишелю, и в центре снаряда произошло своего рода "чудесное вознесение".

   - Подумать только! На что ж это похоже! Невероятно! - кричал пораженный Мишель. - Непостижимо, и все-таки это так! Вот если бы Рафаэль увидел нас в таком положении! Мы послужили бы ему прекрасной натурой для его "Вознесения"!

   - Это не может долго продолжаться, - сказал Барбикен. - Как только снаряд перейдет за нейтральную линию, тотчас же начнет действовать лунное притяжение, и мы начнем падать на Луну.

   - Что же, тогда нам придется стоять на верхушке снаряда, кверху ногами? - спросил Мишель.

   - Нет, этого не случится, - успокоил его Барбикен, - потому что снаряд, центр тяжести которого расположен в самом низу, начнет постепенно поворачиваться дном к Луне.

   - Значит, и все наше хозяйство кувырнется кверху дном?

   - Успокойся, Мишель, - сказал Николь. - Бояться нечего. Ни один предмет не тронется с места, мы даже и не заметим, как перевернется снаряд.

   - Совершенно верно, - добавил Барбикен. - Как только мы достигнем нейтральной точки, нижняя, относительно более тяжелая часть снаряда повернется перпендикулярно к поверхности Луны. Но чтобы это могло произойти, нам нужно пройти точку равного притяжения.

   - Ах вот как: мы пересекаем линию равного притяжения! - подхватил Мишель. - В таком случае мы должны последовать обычаю моряков, пересекающих экватор: вспрыснем это событие!

   Одним движением Мишель достал со стены бутылку и стакан, расставив их в "пространстве" перед приятелями, и, весело чокаясь, они троекратным "ура" приветствовали переход границы земного притяжения.

   Состояние равновесия лунного и земного притяжении продолжалось не более часа. Путешественники чувствовали, что мало-помалу опускаются на дно, и Барбикен стал замечать, что конический купол снаряда начинает уклоняться от прямой, направленной к Луне, а дно приближаться к ней. Это значило, что лунное притяжение преодолевало силу земного. Падение на Луну, пока что очень незаметное, началось. Скорость падения в первую секунду равнялась всего только трети миллиметра, или 590 тысячных линии.

   Но мало-помалу притягательная сила Луны неизбежно увеличится, и снаряд, обращенный конической частью к Земле, начнет с возрастающей скоростью стремиться к Луне, пока не упадет на ее поверхность. Стало быть, цель будет достигнута. Ничто уже теперь не могло помешать успеху предприятия. Николь и Ардан разделяли радость Барбикена.

   Друзья обсуждали все эти столь новые для них явления, которые поражали их на каждом шагу. Восторженный Ардан делал из всего самые фантастические выводы.

   - Друзья! - воскликнул он. - Какой прогресс сулила бы Земле возможность каким-нибудь способом отделаться от закона тяготения, от этой грузной цепи, которой мы прикованы к Земле! Ведь это все равно что дать свободу пленнику. Никакой усталости ни в руках, ни в ногах. Если теперь, чтобы держаться над Землею в воздухе одной только работой мускулов, нужна сила, в сто пятьдесят раз превышающая силу человека, то тогда, без законов тяготения, нам достаточно будет только усилия воли, чтобы по своей прихоти взлетать в пространство.

   - Да, - заметил Николь смеясь, - если бы можно было уничтожить силу тяжести, как уничтожают боль при помощи наркоза, многое изменилось бы в нашей современной жизни!

   - Решено, - вопил Мишель, воодушевленный своим фантастическим проектом, - уничтожим силу тяжести! Тогда не понадобится никаких лебедок, никаких кранов, тросов, рычагов, - все эти приспособления потеряют всякий смысл.

   - Хорошо сказано, - заметил Барбикен, - но если все потеряет вес, то ничто и не сможет держаться на месте: ни шляпа на твоей голове, дорогой Мишель, ни дом на своем фундаменте, потому что камни, из которых он сложен, держатся только силой тяжести. Не существовало бы лодок, которые держатся на воде только силой земного притяжения. Не осталось бы даже океана, воды которого удерживаются в равновесии только благодаря силе тяготения! Наконец от нас ушла бы и сама атмосфера, потому что ее частицы, ничем более не сдерживаемые, рассеялись бы в беспредельном пространстве...

   - Какая жалость, - огорчился Мишель. - Уж эти мне положительные люди! Вечно стараются стащить меня с небес на землю!

   - Утешься, Мишель, - продолжал Барбикен. - Если и не существует на свете планеты, где бы не действовали законы притяжения, то все же ты побываешь на планете, где это притяжение гораздо слабее, чем на Земле.

   - Это на Луне-то?

   - Ну да, на Луне. Все предметы на ней весят в шесть раз меньше, чем на Земле, и это очень легко установить.

   - И мы будем в состоянии заметить это?

   - Разумеется, потому что сто наших килограммов на поверхности Луны весят только тридцать.

   - А наша мускульная сила там не уменьшится?

   - Нисколько. Если ты употребишь усилие, необходимое для прыжка на метр от земли, то на Луне при том же усилии ты подскочишь на восемнадцать футов.

   - Стало быть, на Луне мы будем настоящими геркулесами! - вскричал Мишель.

   - Да, тем более, - сказал Николь, - что если рост селенитов пропорционален массе их планеты, они будут казаться нам просто карликами, ростом не больше фута.

   - Лилипуты! - обрадовался Мишель. - А я буду разыгрывать роль Гулливера! Мы воплотим в жизнь легенду о великанах. Подумайте только, как выгодно бросить собственную планету и пуститься в странствие по Солнечной системе!

   - Погоди, Мишель, - остановил его Барбикен. - Если уж тебе непременно хочется быть Гулливером, советую тебе посещать только меньшие планеты нашей системы - вроде Меркурия, Венеры или Марса, массы которых меньше массы Земли. Если же ты отважишься отправиться на планеты вроде Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна, роли переменятся: там ты сам будешь лилипутом.

   - А на Солнце?

   - Плотность Солнца в четыре раза меньше земной, объем его в миллион триста двадцать четыре тысячи раз больше, а притяжение больше земного в двадцать семь раз. При таких условиях тамошние жители должны быть ростом по крайней мере футов в сто.

   - Тысяча чертей! - вскричал Мишель. - Значит, сам я был бы на Солнце пигмеем, букашкой!

   - Гулливером у великанов! - подсказал Николь.

   - Именно так! - согласился Барбикен.

   - Тогда нелишне было бы захватить с собой на Солнце несколько пушек.

   - Ну это напрасно! - сказал Барбикен. - Снаряды на Солнце не произвели бы никакого эффекта и не пролетели бы и нескольких метров.

   - Вот это здорово!

   - И вполне достоверно. Притяжение этого огромного светила так сильно, что предмет весом в семьдесят килограммов на Земле будет весить на поверхности Солнца тысячу девятьсот тридцать килограммов. Твоя шляпа - десяток килограммов! Твоя сигара - полфунта. И наконец, если ты упадешь на солнечную "землю", твой вес будет настолько велик - около двух тысяч пятисот килограммов, - что ты не сможешь подняться и стать на ноги!

   - Что за черт! - воскликнул Мишель. - Стало быть, там всегда надо таскать при себе небольшую карманную лебедку! Ну, дорогие друзья, на первый раз удовольствуемся Луной. Здесь по крайней мере мы будем важными особами. А там посмотрим, стоит ли отправляться на Солнце, где нужна подъемная машина даже для того, чтобы поднести ко рту стакан вина.