автордың кітабынан сөз тіркестері  7000 дней в ГУЛАГе

Карл Штайнер

Теперь мне стало ясно: тот, кто арестован, виноват наперед. Это главный и непоколебимый принцип НКВД. Суд – это формальность. Обман и ничего больше.

Приведу тебе еще несколько примеров. Начнем с Колымы. Ты ведь знаешь Гундарова, шесть лет пробывшего на Колыме, и, вероятно, помнишь, что он нам рассказывал? Колыма находится на северо-востоке Советского Союза. Еще несколько лет назад там не было европейцев. Как и здесь, в Норильске, там жили племена кочевников, занимавшихся разведением северных оленей. Сейчас там огромный лагерь с полутора миллионами заключенных. Большинство из них работает на золотых приисках. Неужели ты думаешь, что этот лагерь нерентабелен? Хочешь еще примеры? Пожалуйста! Воркутинский лагерь – это рудники. Уголь, добываемый там, лучше донбасского угля. Железную дорогу из Воркуты, протяженностью две тысячи километров, по которой транспортируется уголь, построили заключенные. В Эмбанефти добывают нефть. Нефтяные вышки построили заключенные, они же работают и на очистительных заводах. А деревообрабатывающая промышленность? Известно, что древесина является одной из важнейших статей экспорта. Не только бревна, но и доски, а особенно шпалы приносят огромные суммы долларов, фунтов и другой валюты. А кто работает на лесоповале? 95 % всего количества древесины дают заключенные. Работают они и на большинстве лесопильных заводов в Сибири, на Урале и на севере России. На каждого из этих людей советское правительство выделяет всего по двести сорок рублей в месяц, а в европейской части и того меньше.

– Ты говоришь о предприятиях, которые уже освоены и работают на рынок. Я согласен, что такие предприятия дают большую прибыль, но как быть с большими стройками? Я имею в виду большое строительство железных дорог, например, БАМ или южносибирскую трассу, которая от Челябинска через Абакан тянется до монгольской границы. Или дорогу вдоль побережья Северного Ледовитого океана от Воркуты до Игарки, которую будут продолжать до Якутии, или железную дорогу Тайшет-Братск-Лена-Комсомольск, и многие другие. Затем, как быть с гидроэлектростанциями, строящимися на сибирских реках?

– Это другой вопрос. Здесь речь идет не о рентабельности, а о финансировании строек.

– Да, я это и имею в виду, – согласился Саша.

– Заключенные некоторым образом финансируют и эти стройки.

– Что?… Это смешно.

– Я не шучу. Это правда! Я подчеркиваю, что заключенные финансируют все эти за

Норильску было всего три года, но кладбище у него было, как у городов, простоявших не одно столетие

построения социализма». Советское правительство, естественно, не может отказать

По дороге мы дважды останавливались на несколько минут на отдых. В 23 часа мы прибыли в лагерь. Но, несмотря на поздний вечер, было светло, как днем, так как солнце в это время года не заходило. После долгого мучительного ожидания ворота открылись. С той стороны стояли представители лагерной администрации. Нарядчик называл каждого пофамильно, проверял данные и распределял в бригады, вернее, все оказались в одной бригаде.

Когда подошла моя очередь, он сначала назвал тот же номер бригады, но тут же передумал и закричал:

– Нет, ты пойдешь в другую бригаду. Ты еще слишком слаб, чтобы работать в песках.

Посоветовавшись со своими помощниками, он снова обратился ко мне:

– Ты пойдешь в двадцать первую бригаду, барак номер девять.

Я отправился в сооруженный из досок девятый барак. Все спали. Я попробовал найти свободное место, но барак был переполнен. Так я и стоял с небольшим узелком в руке, пока не услышал, как кто-то за моей спиной цыкнул. Я обернулся. На нижних нарах лежал человек, делавший мне руками знаки, чтобы я приблизился. Когда я подошел, он спросил, что мне здесь нужно. Я объяснил ему, что меня сюда направил нарядчик.

– Куда мне тебя положить? Ты и сам видишь, что мест нет.

Он поднялся в задумчивости, дважды в поисках места прошелся по бараку, затем разбудил четверых человек и приказал им немного потесниться. Люди стали ругаться, и лишь двое немного ужались. Остальные продолжали спать.

– Втискивайся сюда, – произнес дневальный.

Я снял телогрейку и ботинки и залез на нары, улегшись на половину на своего соседа. Ботинки и мешочек с хлебом я сунул под голову. Только после этого люди немного потеснились, и я почувствовал, что лежу на голых досках. Накрывшись телогрейкой, я поспешил заснуть, поскольку было уже очень поздно, а на работу выходили рано утром. Вдруг мне на лицо что-то упало. Я глянул на доски верхних нар. Они были черны от клопов! Я привык спать вместе с клопами, но то, что я увидел здесь, было уже слишком. Клопа, упавшего на меня, я раздавил, но тут же почувствовал, как они атаковали все мое тело.

Среди бумаг я нашел и протоколы допросов арестованных вместе со мной моих друзей – Йозефа и Георга, а также показания свидетелей против них.

И действительно, новый следователь, к которому меня привели, сразу же сообщил, что расстрел мне не грозит.

Новый следователь, кавказец, капитан Гизаев, эвакуировался из Нальчика после того, как немецкие войска заняли Северный Кавказ. Гизаев начал допрос следующими словами:

– Я ваш новый следователь и хотел бы закончить ваше дело, которое тянется слишком долго.

– Если вы хотите его закончить, то вы должны снять обвинение с меня и моих товарищей, – ответил я.

– Я не могу этого сделать, так как против вас есть неопровержимые доказательства.

– Вы имеете в виду используемые следствием показания уголовников?

– Нет, даже если не принимать во внимание показания уголовников, против вас достаточно других свидетельств.

– Для меня это что-то совершенно новое, – удивился я.

– Но вы еще больше удивитесь, услышав имена свидетелей.

– Вы меня очень заинтриговали.

Прежде чем назвать имена новых свидетелей, Гизаев произнес целую речь, в которой подчеркнул, что к этому моему делу он не проявляет особого интереса и желает лишь закончить то, что начали другие. Он дал слово вести следствие объективно и не допускать противоречащих закону вещей. В то же время он сообщил, что ОСО нас троих приговорило к смерти, но Верховный Суд СССР отменил приговор и назначил новое следствие. Я вполне такое допускал, но меня весьма удивило, что об этом мне сообщает следователь НКВД. В конце Гизаев добавил, что даст мне просмотреть все акты.

– Могу ли я узнать имена свидетелей? – спросил я.

– Конечно! Но прежде чем я назову вам имена, вы должны обещать, что дадите показания и подпишете протоколы.

Когда я ответил согласием, Гизаев произнес:

– Главные свидетели против вас – Рожанковский и Ларионов.

Я был удивлен, но потом вдруг понял, почему Ларионов и особенно Рожанковский проявляли обо мне такую заботу. Я даже не мог подумать, что они являются сексотами, секретными сотрудниками, как их называли в лагере.

Но теперь возник вопрос, как их доставлять в Норильск.

Я должен быть здоров, так как мне предстоит еще долгая жизнь. Сейчас мне семьдесят шесть лет, а мне нужно прожить еще двадцать пять. Я не могу оставаться должником Советского государства и великого Сталина

Говорят, что царь Петр приказал какого-то своего придворного отправить в ссылку. Когда этого придворного спросили, куда его посылает государь, тот ответил: «К е… матери». От этого и получилось сокращенное название – Кемь