Николай Духинов

Вера

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Николай Духинов, 2018

Дружба, любовь, сострадание, честность и честь — банальные и избитые повседневностью истины, но разве без них можно обрести счастье? Что такое настоящее счастье? В чём его суть и в чём смысл жизни? Возможно, кому-то удастся приблизиться к ответам, задумавшись над историей героев книги.

18+

ISBN 978-5-4496-0582-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Вера
2. ЧАСТЬ I. Дять
   1. Глава 1. Друзья
   2. Глава 2. Дять-Виталь и Дять
   3. Глава 3. И помощь пришла
   4. Глава 4. Легенда
   5. Глава 5. Скрытая цель
   6. Глава 6. Тася
   7. Глава 7. «Женщины — моя слабость и мой крест, моё проклятие и счастье!»
   8. Глава 8. Сердце Матери
   9. Глава 9. «Женщины — мой крест…»
   10. Глава 10. «Женщины — моё проклятие…»
   11. Глава 11. «… и счастье?»
   12. Глава 12. Пляжный зомби, или «Дай шанс объяснить то, как сильно я тебя люблю!»
3. ЧАСТЬ II. Снежная королева
   1. Глава 1. «Мы просто друзья!»
   2. Глава 2. Когда не можешь дуть на воду
   3. Глава 3. Сердце Снежной королевы
   4. Глава 4. «Уходи!»
   5. Глава 5. «Просто сука!»
   6. Глава 6. «Какая же я дура!»
   7. Глава 7. Ложка дёгтя
   8. Глава 8. Что случилось на самом деле
   9. Глава 9. «Что же я наделал?»
   10. Эпилог

ЧАСТЬ I. Дять

Глава 1. Друзья

Очередная годовщина, очередной октябрь, уже восьмой по счёту. Тот самый день, в который никто из троих друзей не планировал иных дел, кроме обязательной встречи в том же составе, в то же время. Ровно в девять утра, собравшись в условленном месте, они, в молчаливом приветствии пожав друг другу руки, направились к первому пункту однажды и навсегда утверждённого маршрута…

Раннее серое промозглое утро второй половины октября. Пустынный для пешеходов уголок восточной окраины Москвы, зажатый со всех сторон кольцом автомобильных магистралей и железной дорогой Казанского направления. Летом местечко не кажется унылым — это всё-таки часть старинного парка известной московской усадьбы, пусть и отрезанная от него улицами с вечными пробками. Но сейчас, словно повинуясь настроению трёх друзей, несмотря на транспортную суету вокруг, местечко выглядело тихим и отрешённым от мира островом.

К месту встречи, не торопясь, они подошли почти одновременно. Первым появился высокий представительный мужчина. Он вышел из припарковавшегося невдалеке чёрного внедорожника. Сказав несколько слов водителю, мужчина не спеша двинулся к условленному месту, поднимая на ходу воротник пальто, ёжась от холода и противной мороси. Глядя на серьёзного господина, топчущегося под водяной пылью осеннего дождя, можно подумать, что через некоторое время к нему присоединится ещё один или несколько похожих «хозяев» нынешней жизни. Ещё минута-другая, и припаркуется рядом парочка лимузинов с затенёнными стёклами в сопровождении авто охраны… Однако через пару минут ничего похожего не произошло. Через пару минут он приветствовал двух товарищей, выглядящих совершенно обычно.

Не успел толком господин оглядеться по сторонам, как со стороны железнодорожной платформы показался парень, шагающий неторопливо, но целеустремлённо. Мужчина, увидев молодого человека, оживился и, искренне обрадовавшись, сдерживая радостную улыбку, тронулся было навстречу. Шум подъехавшей машины на секунду отвлёк внимание. Он обернулся на звук хлопнувшей двери остановившегося рядом такси и остался на месте, ожидая когда оба — парень, идущий со стороны платформы, и второй, вышедший из такси, — подойдут к нему.

На первый взгляд, троица мужчин может показаться странной, вызвав недоуменный немой вопрос: «Что же связывает этих людей?» Быть может, возраст? Но и по возрасту, на тот же первый взгляд, троица разнится значительно. На самом же деле они ровесники. Самому старшему почти тридцать восемь, а младший лишь на два с половиной года моложе.

Непохожи всем: внешним видом, темпераментом и поведением. С другой стороны, если принять во внимание, что противоположности склонны тяготеть друг к другу, то нет ничего удивительного в капризе судьбы, навсегда связавшей жизни друзей.

Они знали друг друга давно, с самого детства. Для двоих, Николая и Тимофея, отношения начались с детской дружбы, а третий — Алексей…

Третьего двое сначала считали не то чтобы врагом, но недружелюбно настроенным соперником уж точно. В этом нет ничего особенного. Алексей — самый старший, да и к тому в детстве — лидер компании соседнего двора. Но об этом немного позже…

Младший, Николай, на фоне товарищей всегда выглядел не очень-то серьёзно. Тридцать пять лет ему никак не дашь. Двадцать пять — да, с очень большой натяжкой — тридцать. Интеллигентного вида, ростом выше среднего, худощавый и энергичный парень. Улыбчивый и, кажется, дружелюбный, но присмотревшись внимательней, чувствуешь, что перед тобой очень непростой человек, с насмешливым и язвительным характером. Одет вроде обычно, но с каким-то неуловимым шармом: совокупность с одной стороны утончённого вкуса, а с другой — некоторой непутёвой расхлябанности. Показная небрежность в одежде — скорее всего, часть созданного Николаем имиджа. Он — эдакий вечный мальчик со взглядом умудрённого жизнью взрослого человека.

В детстве и юности несоответствие внешнего вида реальному возрасту вызывало у Кольки некоторую закомплексованность. Легко представить себе, что должен чувствовать молодой человек, скажем, двадцати семи лет, когда окружающие его принимают за студента-первокурсника или, ещё хуже — за школьника. Однако к тридцати пяти годам юношеские комплексы Николая уже не беспокоили. Даже напротив, своей моложавостью он чертовски доволен. Причина произошедшей перемены лежит во вполне понятной плоскости: с некоторых пор Коля отчётливо почувствовал, что женщины всех возрастов смотрят на него с благожелательным интересом. Приятно для мужчины, не правда ли? Но, кроме морального удовлетворения, интерес посторонних женщин для него давно не имеет никакого значения. Всё дело в том, что последние восемнадцать лет Николай влюблён. Предмет его долгой, нежной и трепетной страсти — собственная жена Лена.

Для женщин Николай представляет недостижимую цель. Впрочем, он любит поболтать о том, о сём и ни о чём с симпатичной ему девушкой или дамой, галантно пофлиртовать в меру. Образ милого мальчика Коля культивирует всю жизнь и считает лучшим выбором. Труда особого ему это не составляет. Он действительно интеллигентный, приятный, симпатичный молодой человек — лёгкий и весёлый в общении. Да и к тому же одна небольшая особенность с детства приковывает к нему внимание всех без исключения. Николай рыжий! По-настоящему. Можно даже сказать, вызывающе рыжий, без полагающихся обычно рыжим людям каких-либо конопушек на лице или ещё где-нибудь на теле. Для многих такая необычность внешнего вида могла бы превратиться в проблему, но только не для Кольки. С детства он с гордостью носит свою шикарную шевелюру, избегая частых посещений парикмахерской. Наверное, слышанные им в раннем возрасте восторженные восклицания взрослых вроде: «Ой, какой миленький мальчик! Какой красавчик!» — подтолкнули Николая к созданию образа приятного во всех отношениях, непосредственного в общении мальчишки. Ему оставалось лишь научиться поддерживать внимание к своей персоне правильным образом: «Миленький мальчик? Да, я такой! Ещё к тому же умный, речистый, словно соловей. Посмотрите на меня! Разве я не хорош?»

Его свояк и друг Алексей — стопроцентная противоположность. В отличие от Николая, возраст Алексея всегда угадывали правильно, иногда с невообразимой точностью, вплоть до полугода.

Алексей Михайлович Бродкин — только так и никак иначе для малознакомых людей, а для друзей — Лёха. Почему для остальных столь официально? Никто и не рискнёт фамильярно обратиться к этому господину. Алексей — очень представительный мужчина, словно сошедший с обложки журнала герой, олицетворяющий успех, достаток, удачу и грозную силу настоящего самца. За метр девяносто, широкоплечий, мощный на вид и одновременно стройный. Черты лица немного грубоватые, но не отталкивающие и в целом приятные.

В отличие от Кольки, говорливого болтуна, Алексей немногословен и с виду немного флегматичен. Но при этом он производит впечатление умного, отвечающего за каждое слово мужчины. Его речь — скупая, но складная — всегда по делу и к месту. Однако в случае необходимости Алексей вполне может заболтать любого, легко обставляя в этом младшего товарища.

Сильный внешне и внутренне, он производит впечатление очень жёсткого человека. К такому хулиганы на улице не подойдут, вне зависимости от численного превосходства. От Лёхи будто веет животной необузданной силой. Свой колючий оценивающий взгляд он изредка, бывает, усиливает нехорошим прищуром, убивая напрочь даже намёк на слабую попытку оппонента в чём-то перечить.

Поскольку природа не наградила Алексея пышной шевелюрой, да и лысеть он начал рано, решение с причёской Лёха принял логичное и естественное: «Налысо и побрить!» Алексей всегда уделял внешнему виду самое пристальное внимание. Одежда — самая лучшая, будь то повседневная домашняя или официально-деловая. Деловой костюм — обязательно сшитый на заказ, идеально подогнанный по фигуре. В этом нет ничего удивительного. Директор и совладелец солидной фирмы обязан выглядеть соответственно. Хотя, одна характерная черта, своеобразный пунктик, в манере одеваться у Алексея всё же есть.

Алексей ненавидит всевозможные украшения, особенно ювелирные. Он никогда не носил ни часов, ни запонок, ни заколку на галстук, ни, упаси Господь, золотую цепь на шею навесить, не говоря уж, чтобы какие-нибудь кольца или печатки напялить. Из украшений у него только обручальное кольцо — самое простое. Неприятие ювелирных цацек дополняет нелюбовь Алексея ко всякого рода парфюмерным изыскам. Из необходимых каждому мужчине косметических средств Лёха использует исключительно не имеющие никакого запаха или, в крайнем случае, с запахом нейтральным и еле уловимым.

Последний из троицы друзей, Тимофей, — главный герой повествования. Ему тридцать шесть. Он не выглядит на свой возраст, но и слишком молодым его не сочтёшь. Глядя на Тимофея, любой скажет: «Около тридцати, скорее чуть старше…»

Тим — обычный с виду молодой мужчина: среднего роста, приветливый и улыбчивый, далеко не красавец, но приятный и обаятельный. В нём нет Лёхиной брутальности или Колькиной язвительной насмешливости. Крепкого телосложения, не худой и не толстый, Тимофей чем-то напоминает медведя. Он немного сутулится и чуть-чуть косолапит при ходьбе, выворачивая слегка левую ступню и приволакивая ногу. Непутёвая походка — следствие серьёзной травмы, полученной в молодости. Когда вы увидите его впервые, не возникнет и тени сомнения, что перед вами человек среднего достатка: довольный жизнью, ухоженный и опрятный, скорее всего счастливый глава многочисленного семейства — обычный работяга, выбившийся в мастера или прорабы. Такой с неба звёзд не хватает и живёт счастливо тем, что у него есть. Единственное, что может сбить с толку, — манера общения. Речь Тимофея не соответствует первому впечатлению — уж больно красиво и правильно он говорит. Однако это не вносит диссонанса в первоначальное впечатление. Достаточно предположить, что работяга выбился в люди не просто так и, благодаря талантам и большому опыту общения с разными людьми, развил в себе такую особенность. Почти все впервые встречающие его приходят к похожему мнению. И все они, все без исключения, ошибаются в своих выводах.

Действительно, Тимофею пришлось потрудиться на рабочих специальностях, и во многих он безусловный эксперт. Более того, его хобби до сих пор позволяет поддерживать высокий уровень навыков. Что же касается социального статуса…

Ох уж этот пресловутый статус! Не дай Бог кому-нибудь со всей серьёзностью начать рассуждать о социальном статусе, социальном лифте и прочих «цветовых дифференциациях штанов» в присутствии трёх друзей. Очень быстро этот человек почувствует себя не очень-то уверенно. Лёха ничего не скажет, лишь улыбнётся про себя. Тим не удержится от смущённой улыбки, он почувствует себя неловко, может, даже устыдится за такого. А вот Колька…

Николай высмеет разглагольствующего с умным видом собеседника ничуть не стесняясь, включив на полную свой дар язвительного насмешливого красноречия. Да ещё и парочку не совсем приличных анекдотов в тему расскажет. А уж если демагогу не хватит сметливости перевести разговор в шутку и он затеет с Колькой спор… Эх, тут не только Тимофею, в такой ситуации любому его будет жалко. Разделает Николай собеседника со всеми его жизненными установками в пух и прах. Выбора не оставит. Придётся спорщику замолчать, развернуться и уйти несолоно хлебавши. Если незадачливый спорщик — мужчина, то переходить на личности ему уж очень не советую. Вне зависимости от того, есть у Кольки за спиной два крепких друга или нет, он способен постоять за себя.

Три друга, непохожие внешне, духовно очень близки. Взгляд на жизнь, жизненные цели и моральные устои у ребят одинаковы. Бывает, собравшись вместе, они спорят до хрипоты, случается, и обижаются друг на друга. Но как поругались, так и помирились. Уж слишком долго они вместе и жизни их настолько переплелись, что ничто не сломает дружеских отношений. Периодически возникающее недовольство скорее верно для отношений Тима и Кольки. Они вечные спорщики, а Лёха — арбитр и судья. Хотя, привычные споры для ребят — лишь обмен мнениями единомышленников и на самом деле — упражнения ума с отработкой риторических приёмов. Да и спор-то обычно сводится к тому, какой из итоговых общих выводов обсуждаемой темы поставить во главу, а какие принять за второстепенные.

Что касается взаимоотношений Алексея и Коли, то по сути они достаточно просты, а при взгляде со стороны, особенно в дружеском кругу, у человека, не знакомого с ними близко, может возникнуть множество вопросов. Алексей и Колька представляют собой довольно разительный контраст двух типажей, и люди, впервые ставшие свидетелями их общения, постоянно испытывают стойкое недоумение и непонимание: «Почему мачо терпит этого хамоватого хлюпика? Не просто терпит, но и к тому же заискивает перед ним!» Николай вечно панибратски подшучивает над другом, а тот, с виду, лишь не совсем удачно пытается огрызнуться. Словно это Колька — мужественный герой, а его друг — хлипкий на вид интеллигент. Но внешний показной антураж, которым они обставляют свою весёлую и давно ведущуюся перепалку якобы в одни ворота, на самом деле скрывает истинные дружеские чувства, усиленные к тому же родственными отношениями. Незнакомцам и не понять суть сцены, что разыгрывают перед ними два закадычных друга. Впрочем, играют они лишь для себя и их вовсе не волнует чьё-то мнение.

История близкого знакомства Николая и Лёхи произошла в конце июля далёкого восемьдесят третьего года. До этого Лёха знал Николая и относился к нему весьма неважно. Он считал Кольку кем-то вроде рыбы-прилипалы рядом с акулой. Акула, понятное дело, — Тимофей.

Тим и Лёха с детства соперничали. Они учились в одной школе, только Лёха на класс старше. Алексей — неформальный лидер в своём дворе, а Тим — в соседнем. Дворы, несмотря на непосредственную близость друг к другу, постоянно конкурировали. Именно конкуренция, а не вражда, и конкуренция во всём. К тому же Тим и Лёха занимались в школьной спортивной секции самбо. Примерно одного возраста, веса и силы, постоянные спарринг-партнёры, несмотря на все усилия, на борцовском ковре ни один из них так и не добился явного преимущества. В детстве и ранней юности, уважая друг в друге достойного соперника, о дружеских отношениях они и помыслить не могли.

Колька в глазах Лёхи представлялся маленькой собачкой, которая только и может, что тявкать из-за спины хозяина — трусливое, никчёмное создание. Усугубляло негативное отношение ещё и то, что Николай лишь в каникулы приезжал в гости к деду и бабушке. Алексей считал Колю чужаком, выглядящим весьма непрезентабельно и жалко: неполных тринадцати лет, маленький и хилый на вид ребёночек — пустое место с гонором.

В юности, как и большинство сверстников, Лёха переживал период подросткового максимализма. Он красил весь мир исключительно в два цвета: чёрный и белый. Однако такой подход к пятнадцати годам уже давал трещины. Как раз в возрасте пятнадцати лет в картине мира к белому и чёрному Лёха начал добавлять некоторые промежуточные оттенки серого. Наверное, тому способствовала его первая влюблённость — чистая и непорочная.

Девочка Лёши, Таня, жила во дворе Тима и училась с ним в одном классе. Но, несмотря на прекрасное отношение к Тиму, своим кавалером она выбрала Лёху. Лёше очень льстило то, что предпочтение Татьяна отдала ему. Они встречались уже более двух месяцев, с середины мая.

Тот памятный день Лёша проводил в общении с Танюшей. Они, держась за руки, вошли в его двор в момент кульминации жестокой и бескомпромиссной, явно не до первой крови, драки. Мелкий Колька отчаянно отбивался сразу от трёх парней, каждый из которых на голову его выше и по весу тяжелее чуть ли не в два раза. Отбивался не без успеха, отвешивая точные удары то одному, то другому противнику. Но и Кольке досталось очень крепко. Он оставался на ногах, сражаясь из последних сил, без сомнения проигрывая схватку. От окончательного поражения Колю спасло появление Лёхи и Тани, вернее сказать — Тани. Увидев происходящее, она бросилась в самую гущу побоища и, растолкав противников Николая, закрыла его собой.

— Вы что?! Озверели?! — в ярости закричала она. — Сволочи! Вы что творите?! Трое на одного! Коленька, милый, как ты? Что они сделали с тобой? Вот гады!

Таня, достав из кармана цветастый платочек, пыталась остановить кровь, хлеставшую из носа Кольки.

— Тань, ты чего? — начал Лёха.

— Да иди ты… — Татьяна добавила несколько точных направлений, куда надобно следовать Алексею и его товарищам.

Обескураженный Лёха молча смотрел, не веря глазам, на невозможную в его понимании ситуацию: девушка, с которой он всего лишь несколько минут назад страстно целовался, уводит Николая, оборачиваясь и бросая на Алексея взгляды, полные ненависти и презрения.

Лидерство не такое уж простое дело, особенно если желаешь лидерства справедливого. Лёха, сдерживая эмоции, с невозмутимым видом немедленно приступил к дознанию с целью выяснить обстоятельства отвратительного происшествия, которому стал свидетелем в присутствии своей девушки.

— Что за дела, Ваня? Вы что, действительно умом подвинулись? — обратился он к самому адекватному из троицы.

— Лёш, — подбоченившись, пытаясь держать себя по-взрослому, начал объяснять Иван, сплёвывая сгустки крови, — этот рыжий совсем ополоумел…

— Какое ополоумел? Его же каждый из вас соплёй перешибить может!

— Лёха, он ворвался во двор и начал метелить всех подряд, — в тон Ивану вторил один из ребят, потирая скулу.

— Да вы чего? Совсем разум потеряли? Он — и метелить?

— Ага! Юрасик и Петька во дворе были. Мы потом подтянулись, — продолжал Ванька, потупившись.

— Где они?

— Домой пошли.

— Что значит «домой пошли»? — Алексей начал терять терпение. — Какое «домой»?

— Рыжий их отдубасил так, что мама не горюй!

— Этот? Отдубасил? Юрасика и Петьку? Двоих?

— Он реально крутой, — встрял неожиданно третий, Сашка по прозвищу Ватсон. — Ты бы видел его глаза — взгляд безжалостного убийцы…

— Ватсон, ты бы поменьше детективов читал. «Крутой!», скажешь тоже, — раздражённо прервал его Лёха.

— Не знаю я, с чего он на них накинулся, — продолжил извиняющимся голосом Иван. — Видел из окна, как он с дрыном за ними гонялся по всему двору. Мы потом выскочили. Юрасик домой побежал, а следом и Петька. Ты бы их видел, Лёха!

Дело прояснилось немного. Выходило, что Колька пришёл один в чужой двор и накинулся на двух здоровых по сравнению с ним парней, избил их, а эти три дурня впряглись, не разобравшись, чуть позже. На сумасшедшего Колька явно не похож. Видать, по серьёзной причине рыжий парень вступил в заранее проигрышный бой. По причине настолько важной, что он немедля, как только узнал, кинулся сюда творить расправу и праведную, с его точки зрения, месть.

Весь остаток дня Лёха провёл в раскапывании причин неординарного поведения Коли и не без труда выяснил всё. История приключилась аховая, и в ней Николай прав на все сто! Лёха на его месте поступил бы ровно так же, если не ещё суровей. А ситуация заключалась в следующем…

Мелкие детки обоих дворов устроили обычную забаву тех лет. Собравшись в две команды по дворовому принципу, восьми–одиннадцатилетние ребята и девчонки затеяли игру в войнушку, где в качестве основного оружия использовались брызгалки с водой, сделанные из пластиковых флаконов из-под шампуня. В весёлой и безобидной летней возне команда двора Тима одержала верх и загнала противников в их двор. Случайно или в азарте игры одна из девочек, Тася, облила водой двух старших ребят, Юрасика и Петьку. Те, возмутившись, решили её наказать. Они легко поймали девочку и… За такое бьют сразу и без разговоров. Бьют сильно. Бьют так, как бил их Николай. Эти два четырнадцатилетних урода лапали маленькую девочку своими грязными руками. Для Лёхи, переживавшего первый в жизни роман, произошедшее не укладывалось в сознании.

Выходило, что рыжий Колька вовсе никакая не трусливая собачка, напротив — стоящий парень. Колька бился за правое дело, а он, Лёха, стоял и смотрел на творимое его друзьями несправедливое зло. Он не вмешался и не остановил сразу безумную и жестокую драку. Вместо него это сделала Танька. Лёха не долго размышлял о случившемся. Чего, собственно, размышлять-то?

Решение Алексей принял тут же и, не откладывая в долгий ящик, приступил к исполнению. Он направился в соседний двор для того, чтобы извиниться перед Тасей, Колькой, перед Тимом и всем их двором. Он поступил, как должно — так, как велела совесть. Извинения, пусть и не сразу, приняли все. С этого случая началась его дружба с Колькой и Тимофеем. Всего через неделю Лёха вполне естественно и легко влился в компанию Тима. Два соперничающих, казалось, вечность двора превратились в один.

Долгое время Лёха полагал, что Николай — единственный человек, который не только удивил, но и резко поменял его судьбу. Так он считал до тех пор, пока не встретил другого человека, оказавшего на него ещё более сильное влияние, чем Коля. По иронии судьбы этот человек — родная сестра Николая. Лёша познакомился с ней на свадьбе Николая и Лены…

Николай, несмотря на то что самый младший, первым из трёх друзей создал семью. В тридцать пять лет Колька, счастливый многодетный отец, любил удивлять новых знакомых этим фактом. Он наблюдал с внутренним удовлетворением за реакцией человека, восхищённого тем, что, оказывается, у молодого парня есть старшая дочь почти на выданье и ещё двое детей-подростков.

С Еленой Коля познакомился в институте. Он влюбился в будущую жену с первого взгляда, в тот самый миг, когда увидел её на одной из первых лекций. Целый год он сох по ней, не смея подойти. Факультет технического вуза, где они учились, никогда не пользовался большой популярностью у абитуриенток. В шутку факультет называли мужским монастырём. В группу Николая входили одни парни, да и на всём потоке из двухсот с лишним студентов девушек училось всего восемь. Легко представить, какое внимание в институте оказывали им мальчики. Немудрено, что симпатичную Лену постоянно окружали поклонники. Елена, принимая ухаживания окружающих воздыхателей, почему-то никому из них не отдавала явного предпочтения. Колька ревновал и страдал, тем более что виделись они исключительно на лекциях.

Можно подумать, что нерешительность Николая связана с маленьким опытом общения с девушками, а точнее с отсутствием какого бы ни то было опыта. На самом деле нерешительность охватила Николая по совсем иным причинам. Несмотря на юный возраст, почти семнадцать, Коля считал себя умудрённым опытом мужчиной. Впрочем, такое самомнение свойственно всем молодым людям.

Мальчишки в возрасте, близком к совершеннолетию, любят прихвастнуть перед сверстниками мнимыми, как правило, победами на любовном фронте. С этим ничего не поделаешь — таков их возраст. Что же до Кольки, то в мужских разговорах он всегда молчал, выслушивая с улыбкой фантазии институтских однокашников, выдаваемые за реальность: «Грош цена такому!» С высоты немаленького по сравнению со сверстниками опыта Николай полагал, что для настоящего мужика с кем-либо обсуждать женщин, подаривших ему любовь, совершенно недопустимо.

Отчего такая нерешительность? Трудно однозначно ответить. На самом деле для Николая и для девчонок, с которыми у него дошло до постели, произошедшее не более чем игра гормонов, а с Еленой всё складывалось по-другому — серьёзно. Серьёзность чувств останавливала Кольку от общения с ней целый год.

В начале второго курса Николай сделал над собой усилие и подошёл к Лене. Первый разговор выглядел ужасно смешно. Супруги сами пришли к такому выводу много лет спустя. Смешно, глупо, наивно! Для обоих. Колька без полагающегося вступления, с места и в карьер, попросил Лену помочь с английским, а она, ничуть не сомневаясь, будто они давно и близко знакомы, тут же ответила: «Конечно, я помогу. Ты готов встретиться после занятий?» Не нуждался он ни в какой помощи, а она не так уж хорошо знала предмет, чтобы помочь. Весь первый курс Ленка, отвергая одного за другим ухажёров, ждала, когда же наконец рыжий бестолковый мальчишка наберётся смелости и подойдёт к ней. Среди двухсот с лишним парней она выбрала его — Кольку, первого и единственного мужчину в жизни.

Коля и Лена поженились в начале девяностого года. Причина ранней женитьбы банальна — ребёнок. И это не случайность. Молодые люди планировали создать семью к окончанию учёбы, но, рассуждая о браке со взрослой основательностью, в душе оба желали совсем иного. Они хотели жить вместе, хотели любви и детей. В какой-то момент Коля и Лена отставили осторожность в сторону…

«Я стал отцом! У меня дочка!» — радость и гордость переполняли Николая. В тот день с утра он не находил места — волновался и переживал. Что-то заставило его сбежать с последних двух пар и погнало на другой конец Москвы к родильному отделению районной больницы. В дождливый майский день Николай не замечал капризов природы, лишь досадуя на мелкие дорожные неприятности, не позволяющие скорее добраться к неказистому зданию больницы, где на сохранении уже почти две недели лежала Ленка.

Когда, преодолев все трудности долгой дороги, промокший насквозь, он наконец добрался, почему-то его не расстроило то, что в списке родившихся, висящем у двери перед входом, долгожданная запись отсутствовала. Он уверенно открыл дверь и направился к стойке регистратуры. Две полноватые женщины в белых халатах прервали неспешную беседу и с удивлением посмотрели на него. Колька назвал фамилию.

— Там на входе… — начав фразу, одна из женщин, заглянув ему в глаза, почему-то тут же прервала её и подняла телефонную трубку. — Какое отделение? Фамилию повторите, пожалуйста… У вас двадцать минут назад родилась дочь, поздравляю…

Ошалелый Колька со светящимся стоваттной лампочкой лицом стоял и слушал женщину, привычно и без выражения наговаривающую обычную в таких случаях информацию: вес младенца, рост, самочувствие мамы… «Мама! Ленка теперь Мама! А я — Папа! У нас дочка! Оля — наша дочка!» — мелькали в голове по кругу снова и снова радостные мысли. Коля что-то пробубнил в ответ, развернулся и двинулся к выходу. Его рассеянный взгляд попал на обшарпанный таксофон, висящий рядом с дверью на улицу. Он остановился с сомнением, развернулся и неуверенно спросил у женщин:

— А у вас не найдётся двух копеек?

— Нет, молодой человек, не найдётся…

Ответ вовсе не обескуражил свежеиспечённого отца, как и не расстроили слова, сказанные второй дамой громким шёпотом:

— Да он сам совсем ещё ребёнок! Сколько ему лет? Не больше шестнадцати на вид.

Колька лишь ухмыльнулся мысленно: «Мне почти двадцать! Скоро исполнится двадцать! Меньше чем через пять месяцев!» Он вышел на улицу и, остановившись на крыльце, озабоченно оглянулся. У списка с печальным видом топтался лысоватый мужик средних лет.

— Здравствуйте, — обратился к нему Николай.

— Чего тебе? — недовольно буркнул в ответ мужчина и тут же продолжил злобно, с раздражением ткнув пальцем в список: — Опять девка! Представляешь, какая несуразица?

— Зачем вы так? — ответил счастливый отец. — Девочка — это же хорошо! У меня дочь родилась только что!

— Да что ты понимаешь… — мужчина, смерив Кольку неприязненным взглядом, сдержался, проглотив последнее — «сопляк»; тут же, немного смягчившись, спросил: — Закурить есть? А то сигареты все промокли.

— Нет, я бросил недавно. А у вас не будет двух копеек, позвонить?

Мужик, чертыхаясь, принялся ковыряться в карманах, гремя мелочью.

— На, — протянул он Кольке несколько двушек. — Бери все, — и добавил с покровительственной усмешкой: — Сигарет нет, мелочью не озаботился, тоже мне — папаша…

В тот день в его душе словно перевёлся в другое положение какой-то внутренний переключатель, и Николай начал меняться. Внутренние перемены через совсем небольшое время заметили все. Он изменился очень сильно. Ранее безалаберный и беспечный парень на глазах превратился в совсем другого человека: уверенного, целеустремлённого, чёткого и до невозможности расчётливого. При этом его непосредственность, чуткость к окружающим и изощрённый юмор лишь усилились и наполнились новым содержанием, свойственным взрослым опытным людям. Сам же Николай не придавал особого значения происходящим переменам. Он и не задумывался особо об этом.

Приятные хлопоты, связанные с рождением дочери, укрепили молодую семью, добавив Николаю и Лене уверенности в своих силах. Через полгода после рождения дочери они переехали от родителей Лены, где жили со дня свадьбы, в отдельную квартиру. Самостоятельная жизнь и нежелание молодых сидеть на шее родителей требовали от главы семьи принятия вполне понятных и однозначных решений. На две стипендии особо не разгуляешься, особенно в начале девяностых. Николай устроился работать в ночную смену сторожем на стройку. Но денег всё равно катастрофически не хватало. Пришлось Кольке забыть о красном дипломе. Сложно совмещать отличную учёбу на дневном отделении вуза и сдельную работу электромонтажника в строительном кооперативе. Хорошо, что погоня в добывании средств для семейного бюджета не привела к перерыву в обучении. Николай и Лена получили дипломы инженеров, как и планировалось, в начале девяносто третьего года. Но немногим ранее, летом девяносто второго, в семье Николая родилась вторая дочка.

Две дочки — хорошо, но Колька мечтал о сыне. Говорят, что самое сокровенное желание рано или поздно сбудется. В девяносто пятом Лена порадовала Кольку рождением третьего ребёнка — сынишки. Трое детей и жена-домохозяйка — неслабая ответственность для главы семьи, которому всего-то двадцать пять лет! Однако трудности Николая не пугали ничуть. «Когда у тебя голова на плечах и руки растут из правильного места, чего бояться-то?» — вот и весь самоуверенный ответ Николая. Хотя, в случае Николая самоуверенность, с каким-то, порой уж слишком неприкрытым бахвальством, поначалу вызывая у новых знакомых неприятие и скепсис, довольно быстро в их глазах превращается в противоположное — почти что скромность. Колька не то чтобы держит слово — он всегда делает намного больше того, что обещает. Такой он человек. Уж слишком сильно Николай любит приятно удивлять, поражать и очаровывать…

Что до Алексея, то он, вернувшись из армии в восемьдесят девятом, ударился во все тяжкие. На два года лишённый женского общества, Лёха навёрстывал потерянное время с какой-то сумасшедшей одержимостью. Он вовсе не спешил связывать себя с кем-либо из знакомых девушек не то чтобы узами брака, но и даже хоть сколько-нибудь длительными отношениями. Женщин у него в тот период было много — очень много. Алексей, довольный личной жизнью, не собирался ничего менять. Он даже и не смел предположить, что приглашение на свадьбу друга окажется счастливым билетом, круто и бесповоротно изменившим его судьбу. Выходит, что Колька, совсем не желая того, второй раз наставил Алексея на путь истинный. И свет, озаривший дальнейший жизненный путь недавнего дембеля, имел созвучное произошедшему имя — Светлана.

Знакомство Лёхи и Светы ознаменовалось нешуточным скандалом, и вплоть до свадьбы отношения напоминали все возможные буйства природы: ливень, град, ливень с градом, шторм, наводнение, буран, ураган, смерч… Они то сходились и жили вместе, то расходились с громкими ссорами, неизбежно вовлекающими почти всех близких и родных. Сколько раз, уж и не сосчитать, попеременно то Колька, то Тимофей мирили их. В этом, ставшем уже обыденным и почти сакральном действе Николай и Тимофей не проявляли никакой инициативы. Друзья здраво рассуждали, что вмешиваться в чужие отношения не стоит, и пытались оставаться в стороне, но Светка и Лёха, вдрызг разругавшись и разойдясь, а затем остыв со временем, в тайне друг от друга приходили к ним и упрашивали помочь в примирении, причём частенько просили помощи одновременно.

Собственно, скандал, чуть не дошедший до мордобоя, что в целом отражает традицию русских свадебных торжеств, весьма показателен для дальнейших отношений Алексея и Светланы. На свадьбе они увиделись впервые. Лёха, поражённый в самое сердце красотой прелестной восемнадцатилетней Светланы и отчасти возмущённый тем, что Николай прятал от него сестру, немедленно начал откровенно за ней ухлёстывать, наплевав на все приличия и ничуть не стесняясь ни Кольки, ни Ленки, ни родителей, ни остальных гостей.

Разумеется, Алексей приехал на свадьбу не один, а в обществе очередной подруги, как, впрочем, и Свету сопровождал почти официальный жених! Вот на виду у всех Лёха и Светка начали первое безумное представление. Он волочился за ней, а она поощряла его в этом: два сапога пара. Само собой, кавалер Светланы не стерпел такого нахальства и потребовал от Лёхи сатисфакции.

Их драка готовилась на глазах множества гостей. Они стояли в окружении приглашённых на свадьбу друзей и родственников молодожёнов. Жених Светы выговаривал Лёхе, набираясь смелости для решительной битвы, а Алексей, опустив руки, с безмятежным видом, как какая-нибудь флегма, смотрел куда-то в сторону, поверх голов стоящих вокруг людей. Вдруг неожиданно для всех Лёха, встрепенувшись, уверенно и чётко сказал, глядя в глаза своему противнику:

— Извини, друг. Я не со зла. Мне очень сеструха Николая по душе. Ничего поделать с собой не могу. Если хочешь, то бей меня. Я тебе мешать не стану. Пальцем тебя не трону. Без обид.

Противник стушевался, не зная, как поступить, принялся нервно топтаться на месте и, повернувшись к Светлане, чуть ли не плачущим, просящим голосом истерично прокричал:

— Свет, мы уходим! Собирайся!

— Уходим? С чего бы? Я на свадьбе родного брата! Веселье в самом разгаре! Я остаюсь, а ты сам решай для себя: уходить тебе или нет.

Бегством бывшего жениха Светланы закончилась публичная часть первого представления, данного Лёхой и Светой. Подруга Алексея гораздо раньше всё поняла и, подцепив какого-то одинокого парнишку со стороны гостей невесты, продолжала веселиться со всеми, словно ничего и не случилось особенного. Что же касается Алексея и Светы, то они, воспылав всё усиливающимся желанием, тихо удалились с торжества в направлении квартиры Алексея.

Роман со скандальным началом имел соответствующее продолжение. Основная причина периодически возникающего недовольства Светы заключалась в том, что Алексей никак не мог оставить в стороне других женщин, сосредоточившись исключительно на ней. Измены вскрывались Светланой немедленно. Каждый раз она устраивала Алексею бурные сцены ревности с чётко контролируемыми с её стороны эмоциями и действиями при всей их внешней взбалмошности и эксцентричности. Видимо, расчётливость и холодность разума в сочетании с одновременно бушующими страстями свойственна не только Кольке, но и его сестре, что и не удивительно.

После очередного разрыва и ухода Светы Алексей первые несколько дней не горевал ничуть, даже более того — слышать ничего не желал об этой ревнивой дуре. Но не проходило недели, как он приползал к ней с повинной, принося клятвы, что маленький инцидент приключился в последний раз и на самом деле — банальная случайность, произошедшая по глупой привычке.

Первый раз Лёху приняли обратно без чьего-либо посредничества, как, впрочем, и во второй. Но в третий Света прогнала Лёшу, отлупив от всей души «ссаным веником» — роскошным букетом роз, что он принёс в очередной раз, пытаясь установить мир в отношениях. Избиение неверного колючим букетом сопровождалось пинками и соответствующими моменту речами разгневанной дамы Лёхиного сердца. В целом, исключив нецензурные и около них идиоматические выражения, речь Светланы можно свести к простой фабуле: «Ты повторяешься. Мог бы придумать уже что-нибудь другое, проявив смекалку. А теперь вали, откуда явился, тупой дегенерат! Видеть тебя не желаю!» Промаявшись неделю, Лёха обратился за помощью к Кольке. Первое участие Николая в примирении молодой пары прошло на редкость удачно. В конце-то концов, за три недели, прошедшие с последней размолвки, Лёша и Света так изголодались друг по другу, что терпения не оставалось ни с той, ни с другой стороны.

За последующие два с половиной года истории разрыва всех отношений и примирений происходили с завидной регулярностью. Круг привлекаемых посредников расширялся с каждым разом. В составе группы парламентёров в разных комбинациях принимали участие и старший брат Светланы и Николая, и Лена, и Тимофей, и даже родители Светы.

Всё закончилось самым грандиозным дебошем из всех происходивших ранее. Очередная неистовая буря на самом деле представляла собой своеобразное предложение руки и сердца. В первой части действия Лёха, выломав дверь в квартиру Светкиной подруги, у которой та скрывалась от разъярённого поклонника, устроил очередное выяснение отношений раз и навсегда. Предварительные дебаты влюблённых завершились обычной потасовкой — битьём Лёхи Светкой. После первоначальной стандартной церемонии Алексей покинул жильё подруги Светы, сжимая в руке отобранный у любимой с боем гражданский паспорт. Паспорт у Светы Алексей забрал для выполнения твёрдого решения — подачи заявления в ЗАГС.

Вторая часть Балета дроздования происходила в доме родителей, куда Светка перебралась, пытаясь укрыться от настырного воздыхателя. Квартиру защищала отличная металлическая дверь с мощными замками, но и эта крепость пала под решительным напором Алексея. Лёше помогла мама Светланы. Она открыла Алексею дверь, улучив удобный момент, пока Николай отвлекал сестру. Последующая, ещё более бурная сцена объяснений молодых происходила между ними тет-а-тет, так как находившиеся в квартире Колька и мама покинули жилище, перебравшись на лестничную площадку. Сделали они это по причине невозможности нахождения в квартире из-за невообразимого шума. К тому же к месту военных действий прибыл наряд милиции.

Вызов милиции соседями представлял собой отработанный за несколько лет ритуал, венчавший раз за разом процедуру примирения влюблённой пары. Диалог милиции с Николаем и его матерью можно было и не начинать, но порядок есть порядок.

— Что у вас случилось, граждане? Почему шумим на этот раз? — спросил добродушно патрульный, пожимая Кольке в приветствии руку.

— Всё нормально, товарищ лейтенант. Обычное дело: милые бранятся — только тешатся! — в ответ улыбался Николай старому знакомому.

— Надеюсь, обойдётся всё не так, как в прошлый раз?

— Ага.

— Давно уже они там?

— Прилично. Думаем, что скоро всё закончится.

— Пять минут, пока перекурим, дадим им. Потом не обессудьте, придётся нам зайти и навести порядок.

— Этот раз, скорее всего, последний.

— Ну дай-то бог!

Как и обещал Николай, всё закончилось где-то через пять отведённых милицией минут. Милиционеры, для окончательной уверенности в том, что всё действительно успокоилось, подождали ещё минут десять, тихонько перешёптываясь на площадке с Колей и его мамой, словно боясь вспугнуть наступившую тишину. Через десять минут входная дверь в квартиру открылась, и Лёха, держа на руках обнимающую его за шею Светку, вышел и, как будто не видя ни Николая, ни будущую тёщу, ни двух милиционеров, прошёл мимо и уверенно и споро начал спускаться по лестнице.

— Куда это они? — спросил озадаченно лейтенант.

— В Одинцово — там у Лёхи квартира, — ответил Николай.

— Умычка невесты — класс! — съехидничал второй милиционер.

Пошутив ещё немного по поводу кражи невесты и получив от Николая традиционные уже две бутылки коньяка за беспокойство, милицейский наряд удалился с чувством исполненного долга.

Коля будто в воду глядел — вечные ссоры между Лёхой и Светкой закончились. Через положенный по закону минимально возможный срок ожидания Светлана вышла за Лёху. Нельзя сказать, что молодые не ругались больше — случались, конечно, размолвки, но только в русле старой русской поговорки, упомянутой Николаем в разговоре со стражами общественного порядка.

Причина бурных проявлений чувств молодых людей банальна до невозможности: два сильных характера, две противоположности столкнулись между собой и, ввиду невозможности дальнейшего раздельного существования пожертвовав для другого тем, чем можно поступиться, и смирившись с тем, что изменить не в силах, окончательно договорившись, навсегда связали свои судьбы. То, что процесс переговоров протекал так долго и внешне столь громогласно, вовсе не отменяет его сути и закономерного итога. Всякое бывает в жизни, вот у Алексея и Светланы произошло так, а у кого-то, быть может, всё случилось иначе.

Не берусь утверждать, что следующие тринадцать лет супружества Алексей хранил верность жене. Бывали у него любовные приключения на стороне. Избавиться полностью от дурной привычки он не мог долгое время. Правда, такие шалости происходили редко, да и носили они действительно случайный характер. Грешил он с соблюдением всех возможных мер безопасности, страшась того, как бы жена не узнала или даже не заподозрила. Слишком крепко вбила Светлана в Лёхино сознание простую истину, фактически убившую притязание на мужское право на лево: «Когда ты развлекаешься с девицей на стороне, то помни, что, возможно, в этот самый момент какой-нибудь отвратного вида мужик шпилит во все места Твою женщину! Не стоит переживать, ведь всё по-честному! Ты захотел развлечься с новой цыпочкой, и Твоей женщине тоже захотелось развлечься. Но Тебя же не было рядом, Ты же был Занят! Вот она и заменила Тебя временно на этого жирного плешивого мужичка. Ты отлично развлёкся? Так порадуйся теперь и за Свою женщину, что её вертели как хотели, к её же полному удовольствию!»

Воспитательная работа Светланы над будущим мужем принесла свои плоды, тем более что в интимной жизни ураган страсти между ними, не утихая, бушует до сих пор. Этот ураган, в сущности, делал бессмысленными измены Лёхи. К чему ходить на сторону, если дома есть всё, что ты только можешь пожелать? Ради сомнительного чувства новизны? Лёха, всё чаще задумываясь на эту тему, постепенно оставил в стороне всех посторонних женщин и сосредоточился исключительно на своей Светке. К тому же всё больше внимания стоило уделять старшему сыну Василию, перешагнувшему двенадцатилетний рубеж, и младшей четырёхлетней дочери Людмиле, которая, к удовольствию Лёхи, с детской непосредственностью вила из него верёвки.

То, как могла сложиться жизнь Алексея, если бы не встретилась ему Светка, добившаяся поразительного успеха в его перевоспитании, наглядно демонстрировал второй лучший друг — Дмитриев Тимофей Витальевич по прозвищу Дять.

Глава 2. Дять-Виталь и Дять

Странное на первый взгляд прозвище Тим получил в раннем детстве — ещё дошколёнком. За несколько месяцев до того как пойти в первый класс, Тимофей с мамой переехал в новую квартиру. Отца он почти не помнил: какой-то совсем смутный образ родителя мелькал порой в воспоминаниях, не задерживая особо внимание. Это бывает в жизни достаточно часто, и так, увы, сложилось, что рос маленький Тимофей в неполной семье. Вся семья до некоторого времени состояла всего из двух человек: Тим и мама. Он несколько раз спрашивал у матери: «А где мой папа?», но не получал никакого ответа, лишь расстраивая своим любопытством. Что произошло в отношениях родителей, Тим никогда и не узнал, как не знал: кем был отец, чем занимался, куда делся и жив ли ещё. Из своего свидетельства о рождении Тим выяснил лишь имя — Григорьев Фёдор Осипович. Почему Тим носил фамилию Дмитриев, да ещё и с отчеством Витальевич? Ответ на этот вопрос прост…

Мама, Юлия Тимофеевна, родила Тима достаточно взрослой, в тридцать. Скромная, невысокая, невзрачная женщина, она не блистала красотой в молодости, да к тому же небольшая полнота вовсе ей не шла. Словом, вполне заурядной внешности одинокая женщина с ребёнком.

Работала Юля дежурным оператором котельной — сутки через трое. Режим работы позволял и собой заняться, и в воспитании сына участвовать самым деятельным образом. Одна беда: на зарплату в сто с небольшим рублей особо не разгуляешься, к тому же быстро растущему сорванцу постоянно надо то одно купить, то другое. А он, неугомонный мальчишка, то куртку единственную разорвёт об какой-нибудь гвоздь, то брюки испачкает так, что и не отстираешь. Что поделать?! Любящая мать, обделяя себя, тратила почти все скудные средства семьи на сына, для себя ничего не оставляя. Как же выглядеть достойно, если ни на косметику нормальную, ни на приличную одежду средств не хватает? Подходящего мужчины она не могла найти долгое время. Никто из претендентов, к сожалению, не годился ни на роль мужа, ни на роль отца для сына.

В новую квартиру они переехали одни из первых. О том, почему так получилось и к чему стоило спешить, можно только догадываться. Видимо, совсем несладко жилось небольшой семье в прошлом коммунальном жилище. Новый дом — маленькая, по нынешним временам не просто маленькая, а малюсенькая двухкомнатная квартира, зато — отдельная, своя. Нехитрый скарб семьи, казалось, растворился в квартире. Это и немудрено. Откуда взяться многочисленному имуществу у бывшей воспитанницы детского дома? Старенький продавленный диван, отданный кем-то из соседей по коммуналке, раскладушка, на которой спал Тим, пара стульев и табурет, небольшой столик, две книжные полки, платяной трёхстворчатый шкаф да предметы необходимой роскоши: холодильник «Бирюса», купленный через год после рождения Тима, и приобретённый в комиссионном магазине чёрно-белый телевизор «Чайка» — вот и вся обстановка нового жилья. Но несмотря на убогость неказистой мебели, новая квартира казалась огромным дворцом, где ждёт их счастье.

Шестилетний — уже почти семилетний — Тим — озорной весёлый мальчишка, выдумщик и проказник, которому всё и везде интересно. Общительный, без малейшей стеснительности, он подходил к любому незнакомому взрослому и с детской непосредственностью вступал в разговор или обращался с какой-нибудь просьбой. Доверчивый и благодарный парнишка, он искренне радовался, если взрослый, особенно мужчина, начинал обстоятельно с ним общаться. Если же взрослому недосуг, то из-за такого невнимания Тим не особо расстраивался. Он шёл дальше в поиске новой жертвы бесконечных вопросов. Начиная знакомство, Тим представлялся в самой вежливой форме, как понимал её, обращаясь к взрослому собеседнику с неизменным своим «Дять», если разговаривал с мужчиной, или «Тёть», если с женщиной:

— Здравствуй, дять! А что ты тут делаешь такое? Дверь красишь? — Ага! — Меня Тимофеем звать, а тебя? — Пётр Иванович? Очень приятно! — Я с десятого этажа, из шестьдесят второй квартиры. Я с мамой живу. — Дять-Петь! А, дять-Петь?! А можно я тебе помогу красить? — Конечно, смогу. Ты же меня научишь! — Так сложно? Ну ладно… А можно я просто постою и посмотрю? А, дять-Петь?! Я тихо. Я мешать не буду!

Из-за обращения «дять» с лёгкой руки кого-то из соседей Тим получил своё, прилипшее на всю жизнь прозвище.

Въехав в новую квартиру и быстро, но дотошно обследовав в ней каждый уголок, Тим, расширяя географию исследований, принялся бегать по этажам, звоня и стучась в каждую дверь. На первых порах изысканий во всей четырнадцатиэтажной одноподъездной панельной башне он обнаружил всего пяток квартир, куда жильцы уже вселились или где делали ремонт, но не прошло и двух месяцев, как дом словно ожил, наполнившись новыми жильцами. За лето неугомонный парень перезнакомился почти со всеми соседями, и к началу учебного года его знал весь дом.

В новые квартиры въезжали семьи новосёлов с детьми приблизительно одного возраста — ровесниками Тима или немного младше. К окончанию августа Тим возглавил внушительную компанию — весёлую и озорную детскую ватагу, сотрясавшую шумными играми до недавнего времени спокойную тишину вечно сонного двора. Игры, затеваемые Тимом, родители соседских детей поощряли самым настойчивым образом, выпроваживая своих чад на улицу, лишь только увидев там Тимофея или услышав его голос:

— Дим, ты что сидишь дома? Шёл бы погулять. Погода какая отличная! Смотри, Дять во дворе уже футбольную команду собирает…

С самого раннего детства Тимофей во дворе превратился в безусловного авторитета и среди сверстников, и у их родителей. Для своего возраста Тим выглядел крупным мальчиком, гораздо выше любого из ровесников: эдакий плотный крепыш — кровь с молоком. Он сошёл бы и за толстяка, но из-за неуёмной энергии и постоянных активных игр, вроде футбола летом или хоккея зимой, Тим казался сильным и юрким парнишкой. Не имея во дворе явных соперников, общительный, спокойный и неконфликтный парень, да и к тому же заводила во всех начинаниях детской компании двора, Тимофей по праву занял место главаря дворовой детской ватаги, арбитра в спорах и защитника слабых.

Лидер во дворе, в школе, в своём классе он также верховодил. В начальной школе всё давалось ему легко и просто. За первые успехи стоит поблагодарить Юлю. Мать весьма деятельно занялась подготовкой маленького Тима к школе. К семи годам он свободно и бегло умел читать на уровне четвероклашки, да и к тому же связно пересказывал прочитанное, неизменно добавляя в ответе свои комментарии. Со счётом в пределах двадцати проблем у Тима также не возникало. Не получив в молодости достойного образования, мама настойчиво внушала сыну простую истину: «Первое и самое главное — это учёба. От успешной учёбы зависит всё твоё будущее!» Особо наседать на сына Юле не приходилось. Тим занимался с явным удовольствием. Больше всего ему нравилось чтение. Так что отличные оценки в начальной школе вполне закономерны.

Однако с переходом в среднюю школу дела у Тима серьёзно не заладились. К середине шестого класса он скатился на тройки и двойки по всем предметам. Возможно, кто-нибудь подумает: «Обычное дело — мальчик не привык к труду, раз всё в начальной школе ему давалось легко». Быть может, в этом мнении есть доля истины. По мне, всё не так просто. Скорее, главная причина в том, что в августе восемьдесят первого года в жизни парня произошла самая настоящая большая беда. Погиб его отец. Не настоящий отец, а отчим — Дмитриев Виталий Ефремович.

Юля, казалось, тщетно искала подходящего спутника жизни. Несмотря на невзрачную внешность, она — жизнерадостная и добрая одинокая женщина — привлекала внимание мужчин. Но многие из них, увы, лишь беззастенчиво пользовались доверчивостью и открытостью Юли. А чего не попользоваться-то? Ну не красавица, и что же? Накормит, обласкает, в постельку уложит, что только пожелаешь, с готовностью исполнит — даже и просить ни о чём не надо. Желающих сладенького — хоть отбавляй. Знала ли она об этом? О таком отношении? Конечно же, знала. Конечно же, всё видела и чувствовала, но…

Кому-то покажется неприличным её поведение, неприличным и распущенным. Да ну и ладно! Ханже не понять чувств тридцативосьмилетней одинокой женщины с ребёнком. Не понять её страданий и тихих слёз в подушку, лишь бы сын не услышал. Но сын — маленький мальчик — пусть и не слышал, пусть и не видел, но чувствовал и откликался по-своему на боль матери, на её безуспешные попытки обрести счастье для себя и любимого ребёнка.

Обычно Юля приглашала мужчину в гости. Свидания — скорее случайные, нежели заранее обговорённые и подготовленные встречи — несколько раз приводили к тому, что Тим, вернувшись из школы, заставал дома мать в обществе очередного дять-Миши, или дять-Саши, или ещё какого-нибудь «дять». Ситуация не очень приятная для всех, а особенно для Тима.

Его быстро кормили обедом и выпроваживали на улицу погулять, чтобы не мешал. Вместо занятий любимыми домашними играми или чтения книжек Тиму приходилось слоняться одному во дворе — большинство товарищей оставались на продлёнке в школе. Тим в такие дни не мог скрыть разочарования и неудовольствия очередным гостем. После он сидел надувшись, не разговаривая с матерью весь остаток дня. А она, чувствуя состояние сына и свою вину, пыталась сгладить очередную обиду обещанием свозить его в воскресенье в парк — покататься на каруселях — или сходить с ним в кино. Но однажды с новым маминым гостем получилось не так, как раньше…

В тёплый субботний день первой половины мая всё началось как всегда: Тим, вернувшись из школы, застал маму в обществе нового «дять» — дять-Виталя. Мама и дять-Виталь сидели на кухне и чаёвничали, ожидая его возвращения из школы. Тим сразу упал духом и повёл себя букой, но новый мамин знакомец отреагировал иначе, не так, как прошлые гости. Обычно общение с мамиными мужчинами сводилось к обыденным и ничего не значащим фразам, на которые Тим либо не отвечал вовсе, либо мычал что-то невразумительное. Вроде: «Привет, пацан! Как дела? … Пока, пацан. Мамку не обижай. Она у тебя хорошая». Разговор, что завёл с Тимом за обедом Виталий Ефремович, развивался наперекор ожиданиям парня.

— Тим, ты извини меня, что я твои планы нарушил и в гости заглянул, — неожиданно начал Виталий. — Я с твоей мамой давно знаком. Мы вместе в детском доме росли. Потом разбросало нас в разные стороны, а тут — получилось, что встретились мы случайно, и я в гости напросился.

Тим с удивлением посмотрел на сидящего перед ним мужчину, а тот, улыбаясь, примирительно продолжил:

— Сам понимаешь, брат — давно мы не виделись. Больше двадцати лет прошло с тех пор. Слушай, а может, махнём все вместе? Погуляем где-нибудь? А поехали в зоопарк? Ты как? Не против?

Что значит «ты не против»? Конечно же, Тим — за! Прогулка восхитила Тимофея. Сначала они поехали в зоопарк. Поехали не так, как обычно, как все — на метро, а на машине. И не на такси — на машине Виталия. И не на какой-нибудь, а на шикарной новенькой белой «Волге» — ГАЗ-24. Сама поездка на машине для советского мальчишки — событие в жизни, да ещё к тому же вся дорога от дома до зоопарка прошла в обстоятельном и деловом обсуждении Тимом и Виталием чудесного транспортного средства — «Волги». Удовольствие от разговора на столь интересную для парня тему усиливалось манерой общения с ним Виталия. Впервые в жизни взрослый человек, мужчина, разговаривал с ним на равных — без тени панибратства и высокомерия.

Общение продолжилось в том же духе в зоопарке и после него.

— Ну что, брат? Не устал ещё? — спросил с улыбкой Виталий, когда они вышли из зоопарка.

— Не-ет! Не устал! Совсем не устал, — отвечал весело Тим.

— Тогда предлагаю сходить на Красную площадь, — подмигивая Тиму, сказал Виталий.

Они гуляли по центру вечерней Москвы. Тим безостановочно забрасывал Виталия всё новыми и новыми вопросами. И что удивительно для парня, тот с удовольствием отвечал на любой вопрос, интересуясь каждый раз его мнением, неизбежно вовлекая в дискуссию. Иногда бывало, что Виталий не находил ответа, и в этом случае он так и признавался без тени смущения: «Извини, брат, не знаю я этого. Стоит на эту тему почитать чего-нибудь…» Новый знакомый очаровал Тима, и мальчишка никак не хотел расставаться с ним. Они вернулись домой уже поздним вечером, и, выходя из машины, Тимофей уверенно начал приглашать Виталия в гости:

— Дять-Виталь, может, зайдёшь? Поужинаешь с нами?

— Тим, уже поздно, да и ужинали мы в кафе. Ты разве не помнишь? — улыбаясь, отвечал Виталий.

— Тогда чаю попьём, — не унимался Тим.

— Если только чаю… — Виталий переглянулся с Юлей.

Мама Тима весь вечер не участвовала в разговорах, а шла молча рядом с ними и счастливо улыбалась. Да и к чему женщине вмешиваться в мужскую беседу?!

Чуть позже, после обещанного Тимом чая, он, боясь, что Виталий теперь-то точно уйдёт, предпринял отчаянную, как ему казалось, попытку задержать гостя:

— Дять-Виталь, уже поздно. Куда ты по такой темноте поедешь? Оставайся лучше у нас. У нас переночуй. А, дять-Виталь?

— Тим, да где же мне у вас разместиться? — вроде возражал тот.

— Как где? На диване. С мамой. Это маленьким мальчикам с девочками нельзя в одной кровати. Вы же взрослые. Вам же можно.

Ему очень хотелось, чтобы Виталий остался. И Виталий остался. Он уехал вечером следующего дня, обещая вернуться.

В начале лета Тим первый раз поехал в пионерский лагерь. До этого он с восхищением слушал рассказы друзей, побывавших в похожих местах отдыха советских детей. Но что значили рассказы друзей по сравнению с тем, что Тим увидел сам?! Потрясающий воображение пионерский лагерь! Малюсенький — всего четыре или пять отрядов, но занимаемая им небольшая территория не имела значения по простой причине: лагерь находился в военном городке громадной подмосковной танковой части. Оно и понятно — в пионерском лагере отдыхали дети сотрудников и слушателей академии бронетанковых войск.

Каждый день дети проводили в походах и экскурсиях по военной части и окрестностям. Чего стоило только одно посещение танкового парка, где стояла боевая техника, среди которой встречались советские танки времён Великой Отечественной и трофейная немецкая техника? А танкодром? А учения, проходившие на нём? Сколько искреннего восторга испытал мальчишка, видевший воочию танк, переправляющийся под водой по дну водоёма. Или боевую машину пехоты, переплывающую тот же пруд, словно катер. А неизменная для всех пионерских лагерей детская игра «Зарница»? В той игре всё происходило по-настоящему: военный поход на БМП, затем весёлый штурм безымянной высоты, захват флага и стрельба из автомата. Пускай автомат держал в руках солдат, на спусковой крючок-то жал Тим!

В лагере велись и кружки по интересам, но в отличие от обычных пионерских лагерей не кружки резьбы по дереву, чеканки по металлу или плетению макраме, а совершенно невозможные для остальных пионеров: «Юный танкист» или «Юный мотострелок». Три смены провёл Тим в лагере, вернувшись полным впечатлений, с чемоданом, можно сказать, набитым гильзами и пулями от стрелкового оружия всевозможных калибров и размеров.

Каждую смену мама и Виталий навещали его. В конце третьей смены очередной визит, в день рождения, стал особенно дорог Тиму. Он запомнил его до мельчайших подробностей на всю жизнь.

Вожатый отряда сообщил о приезде матери и то, что вместо обеда и тихого часа Тим проведёт время с мамой — до самого вечера, до ужина. Они ждали его у столовой пионерского лагеря. Как же так получилось, что он сразу не узнал их? Он стоял и смотрел на маму и Виталия непонимающим и удивлённым взглядом. Смотрел на симпатичную, даже не просто симпатичную, а красивую женщину рядом со стройным мужчиной в ладно сидящей на нём офицерской форме.

— Ну что же ты, Тим? — с улыбкой голосом матери спросила его красавица. — Неужели не узнал?

— Ну ты, брат, даёшь! — вторил ей офицер.

Так получилось, что несмотря на уже достаточно длительное знакомство с Виталием, несмотря на ворох вопросов, которыми Тим каждую встречу заваливал его, он не удосужился ни разу поинтересоваться, чем тот занимается в жизни, кем работает. За три смены, проведённые в лагере, Тим научился определять звание военнослужащих и род войск, к которым они относятся. Перед ним стоял и улыбался ему подполковник бронетанковых войск.

В тот тёплый солнечный день они втроём отправились гулять. Мама и Виталий устроили для Тима праздничный пикник на песчаном берегу одного из самых красивейших озёр Подмосковья, запечатлённого на последней в жизни картине величайшего гения пейзажа, которая так и называется — Озеро.

День рождения превратился для Тима в один из счастливейших моментов в жизни, наполненный светом, теплом и радостным удивлением. В конце праздника, перед самым возвращением в пионерский лагерь, Юля и Виталий наконец с волнением спросили его о втором, не менее важном деле.

— Тим, это очень важно, брат. Нам надо знать, — начал Виталий, чуть отведя мальчишку в сторону от матери. — Мы — я и твоя мама — решили жить вместе, решили пожениться. Скажи, ты не против?

Что мог ответить девятилетний парень? Он смотрел то на серьёзное лицо Виталия, то на маму, стоящую в нескрываемом волнении поодаль. Счастье! Настоящее Счастье!

Счастье продолжалось три года. Что рассказывать об этом? Любой может живо представить то, как прошли три счастливых года, а потом… Потом случилось непоправимое — Виталия не стало. Он погиб. Погиб в командировке. В какой командировке, надеюсь, объяснять не надо.

Гибель отчима выбила Тима и маму из привычной уже колеи счастливой жизни. Надев траур на похороны мужа, Юля никогда больше его не снимала, продолжая скорбеть и оплакивать любимого мужчину до конца своих дней.

Сын вовсе не выпал из круга внимания, просто они разошлись в горести по близкому человеку. Мать нашла утешение в молитве, а сын — в размышлениях и попытках найти ответы на вопросы: за что? Почему жизнь так несправедлива? Почему она лишила их самого дорогого? Постоянная внутренняя работа неокрепшего разума подростка в результате привела к тому, что к концу зимы восемьдесят второго года Тим завалил учёбу по всем школьным предметам. Угроза остаться на второй год в шестом классе обрела реальные черты.

Глава 3. И помощь пришла

Нельзя сказать, что Тим забросил учёбу. Это совсем не так. Пребывая в постоянных раздумьях о произошедшем, он превратился в рассеянного и невнимательного парня. Постепенно Тимофей всё больше и больше отставал по школьной программе, скрывая неудачи от матери. Он скрывал их не из-за боязни наказания, но лишь потому, что не хотел огорчать её, не хотел добавлять к личному горю дополнительные переживания. Скрытность перед матерью постепенно переродилась в скрытность перед другими людьми, интересовавшимися успехами в учёбе. Но тайное неизбежно однажды становится явным. Первым Тима в середине зимы расколол друг — Колька.

С Колькой, соседским мальчиком, приезжавшим неизменно каждые каникулы к деду и бабушке, Тим познакомился на следующий год после переезда в новую квартиру — осенью. Николая, в то время довольно стеснительного парнишку, Тим вовлёк в дворовую компанию, где Коля быстро освоился и занял место одного из заводил. Столь высокий авторитет тщедушный на вид Колька заработал уживчивостью и неуёмной фантазией в изобретательстве игр. Точнее, не в изобретательстве, а скорее скрупулёзном развитии задумок других товарищей по двору, в основном предложений Тима. Колька брал идеи Тима за основу, перерабатывал и наполнял деталями, доводя до совершенства. К тому же Николай принёс во двор несколько забав, которых никто не знал. Вернее, знать-то знали (как не знать, что есть игра в лапту или в чижа?!), а вот правила игр дворовые ребята представляли весьма отдалённо. Нововведения Николая прижились. До сих пор уже дети тех ребят гоняют во дворе «чижа». Для игры в лапту, увы, места нет.

Тим дорожил дружбой с Колькой. Его мнение значило для Дять очень многое. Доверительные отношения вкупе с чуткостью Николая позволили Тиму поделиться с другом проблемами.

— Зря ты матери не рассказываешь, Дять, — Коля всегда проявлял разумность и рассудительность, — без помощи тебе не обойтись.

— Не могу я, Колян, — возражал Тим с печалью. — Мама и так… Неужели ты не видишь, какая она стала? Не могу я.

— Дять, а давай я бабушку свою попрошу помочь?

— Нет, Коля, не надо. Я сам. Понимаешь? Сам!

Варвара Георгиевна, бабушка Николая, с того самого дня, когда познакомилась с Тимом, взяла над ним своеобразное шефство. В этом нет ничего удивительного — Варвара любила детей. Москва — большой город. Так получилось, что сын и дочь со своими семьями жили достаточно далеко и внуки приезжали к деду и бабушке лишь в праздники или на каникулы. Шебутной, весёлый и любознательный соседский парнишка частенько общался с Варварой, и, поскольку мама Тима работала сутками, добрая соседка предложила присматривать за озорником в её отсутствие. Тим заходил в гости к Варваре почти каждый день.

Колька предложил отличный вариант решения проблемы, но гордость, упёртость и стыд не позволили Тимофею последовать совету друга. Он чувствовал, что помощь не помешает, но не решился просить её.

Всё произошло вопреки нежеланию Тима просить помощи. В конце зимы, к середине третьей четверти шестого класса, во время одного из посещений квартиры Варвары Георгиевны она в конце обязательного чаепития непринуждённо и ненавязчиво выведала Тимохин секрет. В общем-то, Варвара даже не спрашивала ни о чём. Разговор сложился таким образом, что он сам против своей воли выложил всё в мельчайших подробностях и расплакался в конце исповеди, словно какая-нибудь маленькая девчоночка.

— Слезами горю не поможешь, — довольно жёстко, без сантиментов и ложной жалости сказала Варвара. — От тебя всё зависит, Дять. Если ты готов, то я помогу тебе собраться с силами и выправить ситуацию. Но ты должен слушаться меня и делать так, как я тебя научу. Ты готов?

— Да, тёть-Варь. Я готов, — хлюпая носом, но уже не плаксивым голосом отвечал ей Тим, чувствуя, что самое страшное позади и теперь-то всё встало на свои места.

— После школы ко мне сразу приходи. Будешь заниматься под моим присмотром. С завтрашнего дня и начнём. Договорились?

— Договорились!

— Чтоб без лени, всяких там отговорок и вранья. Каждый день. Каждый!

Тим нуждался в помощи, и он получил её. Суть совместных занятий свелась к обычному контролю со стороны тёть-Вари и пресечению попыток Тима пофилонить, оправдываемых тем, что он не может или не понимает. Тимофей приходил к соседке, и они занимались до самого вечера, до прихода с работы её мужа, Василия Алексеевича. Дед Николая, если находился в настроении и был не слишком уставший, присоединялся к последнему этапу подготовки домашних заданий — устным ответам.

Оба супруга, признаться, положив руку на сердце, не блистали значительными знаниями: не семи пядей во лбу, вполне обычные и достаточно пожилые люди, слишком далёкие в силу своего возраста от сути школьных дисциплин шестого класса. В качестве основного критерия усвоения изучаемого Тимом материала они принимали складность и гладкость ответов. Если Тим начинал мямлить, запинаться или обильно сдабривать речь междометиями и словами-паразитами, то Василий Алексеевич довольно грозно требовал повторить ответ вновь или заново прочитать ему вслух, а затем пересказать. Поначалу Василий оставался почти всегда недоволен результатами, которые демонстрировал Тим.

— Дять, очень плохо ты подготовился, просто безобразно. Надо прилежнее относиться к учёбе, — очень строго отчитывал Тима Василий Алексеевич. — Завтра: сперва читаешь вслух несколько раз с выражением, а как получится хорошо, то закрываешь книгу и пересказываешь, пока ответ не станет складным и полным. Пересказываешь стоя, в книгу не подглядывая. Если чувствуешь, что забыл что-то, то садишься и опять читаешь вслух. И так пока не получится совсем хорошо. По математике так же: все задания читаешь вслух с выражением и только потом приступаешь к выполнению. Когда решаешь задачу, то вслух проговариваешь и объясняешь себе то, что делаешь. В ответ не подглядываешь. Все решения на черновике. Если задача не получается, то выбрасываешь черновик и начинаешь всё с начала — читаешь условия задачи вслух и так далее. Ты понял меня?

— Да, дять-Вась, я понял.

— А вы, Варвара Георгиевна, проверяете его. Пусть с выражением читает и вслух, а если плохо получается, то пусть повторит. Потом пересказ с выражением, и обязательно стоя перед вами.

Василий Алексеевич — суровый, но справедливый — пожалуй, единственный человек в жизни Тима, по отношению к которому он всегда испытывал благоговейный трепет, замешанный на восхищении и преклонении перед сильной личностью. Тим старался со всем прилежанием. В какой-то момент ответы по заданиям начали получаться именно так, как того желал услышать его строгий наставник. Успехи не заставили себя ждать. Помимо слов похвалы от Василия Алексеевича, Тим почувствовал, что учёба даётся несравненно легче. Если вначале он не успевал выучить и сделать заданное в школе, то через месяц с небольшим, к весенним каникулам, уроки занимали от силы часа два и оставалось время для того, чтобы подтянуть пропущенное и недоученное ранее.

Но, увы, выправив оценки по отдельным предметам, а по истории получив в конце третьей четверти твёрдую четвёрку, с большинством остальных дисциплин Тим справлялся совсем плохо. Причина неудач скрывалась в том, что Тимофей испортил личные отношения с учителями по самым проблемным предметам. Учителя, несмотря на очевидные старания парня, отплатили несправедливым отношением. Они принялись мстить за его упрямство и настойчивость. За всего лишь одно, как ему казалось, логичное и простое требование: Тим желал, чтобы к нему не обращались более по фамилии Григорьев. Он хотел носить фамилию Дмитриев и боролся с безысходным упрямством за это.

В начале последней четверти произошло ожидаемое — маму вызвали в школу. К очевидным проблемам с учёбой добавились жалобы учителей на отвратительное поведение сына, вернее на последний проступок, переполнивший чашу терпения преподавателей. Тим, в борьбе за право носить фамилию погибшего отчима проигрывая непреклонным учителям, решился и совершил возмутительное с точки зрения педагогического коллектива деяние: он пробрался в учительскую, когда та была пуста, и в классном журнале, зачеркнув, вернее заштриховав шариковой ручкой фамилию «Григорьев», подписал вместо неё: «Дмитриев». Отчаянный «героический подвиг» вызвал скандал грандиозных масштабов.

Слабый голос немногих защитников среди учителей потонул в дружном хоре оскорблённых его проступком. Недовольные педагоги открыто, в лицо и пред всеми начали третировать Тима, называя его без тени сомнения и с каким-то яростным безапелляционным возмущением ленивым неучем, бездарем, хулиганом, выродком и дебилом. Часть школьных учителей, естественно, не одобряла такое отношение к ребёнку, пусть и совершившему неблаговидный поступок, но большинство из них не преподавали в классе Тима, и всякое возражение прерывалось возмущёнными репликами вроде:

— Да вы, Марина Владимировна, даже не представляете, кто он на самом деле! Это же будущий социопат! Он хулиган. Он мешает всему классу, подавая дурной пример. Вот попадёт такой в ваш класс — умоетесь горькими слезами!

Учителя, не знавшие хорошо Тима, не находили что возразить, оставляя лишь близкое к нейтральному мнение:

— Всё равно нельзя так с ребёнком.

— У нас обычная школа с обычными детьми — кто лучше, а кто хуже, но все они нормальные, не как этот. Для таких детей есть специальные школы, — возражали им с непоколебимой уверенностью.

Увы, первая учительница Тима покинула школу, выйдя на заслуженную пенсию. Быть может, если бы она ещё преподавала, то ситуация не дошла бы до крайности. В защиту Тимофея слышалось лишь два голоса: учительницы по истории и учителя по физкультуре — тренера в секции самбо. Но первая и сама белая ворона среди остальных педагогов, а второй, Юрий Юрьевич, совсем недавно пришёл работать в школу и ещё не набрал в коллективе учителей достаточного авторитета. К физруку пока осторожно присматривались, приближаясь к весьма неприятному для него общему мнению как о человеке ограниченном и весьма неумном, если не вовсе глупом.

В целом перспективы Тиму представлялись безрадостно: либо «лесная школа», что очень вероятно, либо, что не подлежит сомнению в любом случае, — остаться на второй год в родной школе. Он не плакал, не умолял о прощении, а стойко сносил все оскорбления молча, полный собственного достоинства и уверенности, что дело его правое. Он, словно военный фрегат в последнем неравном бою, объятый пламенем, но с поднятым флагом, ведя огонь из всех оставшихся орудий, шёл ко дну…

— Вот смотрю я на тебя, Дять, и диву даюсь! Вроде умный мальчик, а такое безобразие устроил. Вот скажи, зачем ты так поступил? — Василий Алексеевич негромким и ровным голосом выговаривал стоящему перед ним понурому Тиму.

— Ты о чём думал-то вообще? — продолжал он.

— Дять-Вась, а что они так ко мне? Я же ничего такого… Просто хочу Дмитриевым быть.

— Хотелка у тебя ещё не выросла, парень. Нельзя так! Понимаешь? Нельзя! Нельзя так с людьми, какими бы они ни были. Плохими они тебе кажутся или хорошими — не важно. Ты сам должен понимать, что вести себя надо разумно: ругаться и дерзить, особенно взрослым, нельзя. Вот ты сам подумай! Это я знаю, кто такой Виталий, да ещё лучше тебя знаю, поверь. Отличным человеком он был — героем! Светлая ему память! Ты знаешь, за что его орденом наградили посмертно? Молчишь. Не знаешь, а я знаю! И я тебя хорошо понимаю. Понимаю, почему ты фамилию его решил взять. Знаю, как он тебе дорог. Но они, учителя твои, не знают этого. Учился бы ты хорошо — ещё полбеды, а ты учёбу запустил, на двойки скатился, да ещё вдруг ни с того ни с сего начал требовать от всех к себе уважения. Уважения к своему выбору и решению фамилию другую взять. Ладно бы ты к директору школы сходил или к завучу, поговорил, объяснил, как и что. Но ты не так поступил, как все воспитанные люди делают. Ты не поступил так, как правильно было, а стал требовать и дерзить! Да к тому же ещё и обиделся на весь свет. Вот стоишь сейчас и даже на меня дуешься.

— Не дуюсь я, — пробурчал Тим, — мне обидно.

— На обиженных воду возят! — неумолимый в горькой правде, которая и для Тима казалась теперь очевидной, возразил Василий и продолжил: — И вот, разобидевшись на всех, ты, как вор, пробрался в учительскую и, стащив журнал, измарал и испортил его — официальный документ, между прочим. Ты о других не думал в тот момент, а думал только о себе и об обиде своей на весь свет!

— Ладно уж, — глядя на готового расплакаться парня, подытожил Василий Алексеевич. — Когда там у тебя педсовет-то?

— Послезавтра в четыре часа.

— Я помогу тебе, Дять. Схожу с тобой. Надеюсь, что получится убедить учителей простить тебя. Только дай мне обещание, что больше никогда не будешь так себя вести. Я не хочу за тебя краснеть. И вот ещё что: запомни! Заруби себе на носу раз и навсегда! Нет безвыходных ситуаций в жизни. На то тебе голова и дадена, да и разум в ней, чтобы понимать это. У человека всегда есть выбор. Всегда! Просто многие за лицемерием своим и эгоизмом не желают увидеть и сделать этот выбор. Когда кто-нибудь ныть начинает и оправдываться, мол, поступил я так потому, что выбора другого не было, то мне противно становится от такого и стыдно за него. Главное в жизни — научиться не только видеть выбор, а понимать и отвечать за принятые решения. Не разочаровывай меня больше, Тимофей. Будь достоин фамилии и отчества, что ты взял себе. Всё! Хватит нравоучений. Ты умный мальчик — сам разберёшься. Иди! Увидимся послезавтра в школе. И не опаздывай!

Два следующих дня Тим не находил места. Ужасные картины будущего разбирательства со страшным названием «педсовет» рождались одна за другой в воображении. Он боялся предстоящего и, силясь взять себя в руки, утешался одним — Василий Алексеевич обещал помочь. Тем ужаснее он почувствовал себя, когда в назначенный час пришёл к школе. Он надеялся, что встретит Василия Алексеевича у входа, но не увидел его там. Не нашёл он наставника и в холле первого этажа, и перед дверями учительской. Время бежало неумолимо, приближаясь к назначенному часу. Ровно в четыре часа пополудни, так и не дождавшись Василия Алексеевича, Тим, совсем упав духом, постучался в дверь учительской. Щёлкнул замок запертой на ключ двери:

— Да-да, войдите, — голос директора, Светланы Игоревны, звучал как-то необычно приподнято и, казалось, весело.

— Можно? — промямлил проштрафившийся школяр, вползая боком в полуоткрытую дверь.

Педсовет представлялся Тиму совсем другим. Увиденное в кабинете никак не согласовалось с тем судилищем, которое он ожидал со страхом, сжимавшим сердце. В учительской находилось всего трое: Светлана Игоревна, завуч Анна Петровна и… Василий Алексеевич. Они сидели за столом и пили чай. То, что чаепитие продолжалось довольно долго, наглядно демонстрировал беспорядок на столе. В центре стола располагалось блюдо с немногочисленными остатками торта и полупустая вазочка с печеньем и конфетами. Лица присутствующих, раскрасневшиеся и безмятежно весёлые, выражали благостную умиротворённость. У взрослого человека не возникло бы никаких сомнений в том, что участники своеобразного празднества пили не только чай, а наверняка что-нибудь более крепкое. Безуспешно пытаясь скрыть радостное выражение лица за напускной строгостью, Светлана Игоревна, давя невольный смех, но вполне официально сказала, обращаясь к Тиму:

— Здравствуйте, Дмитриев. Это хорошо, что вы пришли, выполнив обещание. Честно говоря, мне казалось, что мужества у вас не хватит. Мы внимательно слушаем вас. Вам есть что сказать в своё оправдание?

— Простите меня, Светлана Игоревна. Я не прав и виноват. Я больше не буду так…

— Что же, — молвила директор, после небольшой паузы взявшая себя наконец в руки, и с упором на официальность обращения продолжила: — Ваше счастье, Дмитриев, — нашёлся защитник, который убедил нас в вашем искреннем раскаянии и поручился за вас. Вам следовало не доводить до такого и сразу обратиться к педагогам: к классному руководителю, ко мне или к Анне Петровне. Вы понимаете это?

— Да, Светлана Игоревна, понимаю.

— Хорошо. Что касается успеваемости: всё будет зависеть от того, как вы напишете итоговые годовые контрольные работы. В том случае, если вы напишете контрольные успешно, думаю, мы войдём в ваше положение и исправим, авансом, прошлые неудовлетворительные оценки. Но в любом случае очень рекомендую заниматься дополнительно. Никакого снисхождения не будет, напротив — будет самое пристальное внимание, так что если начнёте лениться, то пеняйте на себя. Вам всё понятно?

— Да.

— Отлично. А теперь идите домой и готовьтесь. Первая контрольная на следующей неделе, в среду. У вас не так уж много времени осталось на подготовку, Дмитриев.

С контрольными, напряжением всех сил, Тимофею удалось справиться довольно успешно. Позже ему пришлось выслушать серию внушений от недовольных педагогов, мямля извинения и уверения, что более подобного не случится. Покаяния перед всем классом больно били по самолюбию, но он же обещал Василию Алексеевичу и не мог его подвести. Итоговые оценки за шестой класс учителя скорректировали, и Тима перевели в седьмой.

Всё лето Тим провёл дома в непрерывных занятиях по дополнительным заданиям, которые на него навалили учителя. Взрослые люди не любят менять собственное мнение, и, увы, предвзятость недовольных учителей так и осталась, превратившись в дальнейшем в пристальное внимание к его персоне на уроках. Тима спрашивали каждый раз, на каждом классном занятии. Даже когда отвечал кто-нибудь другой, за ответом одноклассника следовало неизбежное:

— Дмитриев, что вы можете дополнить?

Или:

— Дмитриев, скажите, где Смирнова ошиблась? Выходите к доске и исправьте решение задачи.

Или, когда всё решено правильно:

— Дмитриев, какие другие решения есть для этой задачи?

Как он ни старался — оценка за ответ неизбежно понижалась. Даже когда придраться не к чему, то всё равно — четыре, ну а когда он ошибался хоть в чём-то, то — три. Он стойко сносил несправедливое отношение некоторых учителей, держа в памяти: «Надо вести себя достойно и спокойно. Я обещал Ему. Я не должен Его подвести. Я дал Слово!»

С остальными дисциплинами, особенно с новыми: физика, химия, география — ситуация складывалась зеркально. Их преподавали учителя, знавшие о приключившейся истории, но они относились к Тимофею так, как он того заслуживал. Даже более того: ему прощались мелкие огрехи и оценки не только не занижались, наоборот — завышались. Вот и получалась забавная мешанина в дневнике: химия — пять; физика — пять; география — пять; биология — пять; алгебра — три; геометрия — три с минусом; русский — три; литература — три; история — пять с плюсом. Переход Тимофея в девятый класс сопровождался открытой дискуссией педагогов школы. Коллектив учителей разделился. Одни из них выступали безусловно за, восхваляя таланты Тима, а другие — категорически против. В итоге первые пересилили, и Тим остался в школе до конца обучения, до десятого класса.

Весь седьмой класс Тиму пришлось доказывать свою состоятельность. Постоянные занятия привели к тому, что у него, как и в самом начале, когда Варвара начала помогать, на подготовку домашних заданий уходило всё меньше и меньше времени. Тим успевал за какой-нибудь час с небольшим выполнить все уроки, заданные на дом, и в контроле со стороны он уже не нуждался.

Довольно спорный способ изучения устного материала, подаренный соседями, Тим вывел на новый уровень. Ему хватало одного раза пробежать глазами текст, после чего он пересказывал прочитанный материал свободно, складно, без слов-паразитов, лёгким правильным языком, неизбежно развивая ответ собственными трактовками и выводами. Успехи устных ответов на уроках льстили самолюбию подростка, и он уделял оттачиванию мастерства декламации всё больше и больше времени. В повседневности это мастерство проявлялось в феерической способности вести дискуссию или спор непринуждённо, весело и убедительно. Почти никто не мог составить Тимофею конкуренцию. Николай — единственный из товарищей, кто спокойно бросал Тиму вызов в словесной дуэли. Но Колька — друг, а не соперник. С детства их споры представляли собой лишь упражнения, своеобразные битвы на словах со своим отражением, с альтер эго.

Пускай некоторых учителей Тиму не удалось переубедить. Но самое главное то, что он не обманул доверия, которое оказал ему Василий Алексеевич, вступившись за него. И тот решил поощрить Тима. Может, поощрить, а может, просто занять появившееся у подростка свободное время нужным и интересным делом.

Жил в доме один сосед, Геннадич — так его все звали. Вполне обычный, тихий и безобидный мужичок. Но беда Геннадича, как и многих его ровесников, состояла в пагубной привычке, захватившей всё сознание некогда умного и грамотного специалиста. Геннадич спивался, и, несмотря на усилия жены, спивался окончательно и бесповоротно.

Когда-то, в молодые годы, Геннадич увлекался мототехникой. Венец увлечения — подержанный мотороллер «Тула-200М» — Геннадич приобрёл, вернувшись из армии. На старой квартире он держал мотороллер в гараже соседа, почти весь досуг отдавая любимому увлечению. Но переехав на новую квартиру, он потерял удобное место для хранения мотороллера, и старый его двухколёсный друг прозябал на балконе, разобранный до мельчайших деталей: рама — отдельно, двигатель и коробка передач, развинченные на составные части, — в двух деревянных ящиках, ну и прочие части — какие где. Забитый хламом балкон со временем превратился в одну из причин вечных скандалов Геннадича со второй половиной. Он стойко сражался за свои права, но жена, наседая на него с непреклонной уверенностью в правоте, в какой-то момент наконец добилась обещания избавиться от этого мусора. Геннадич попытался продать мотороллер, но у него ничего не вышло. Кому нужна эта «Тула» — разобранная, ржавая, без документов, давно пропавших без следа? Вот Геннадич однажды и подарил Тиму свой мотороллер. Вернее, так всегда думал Тимофей. На самом же деле «Тулу» выкупил у Геннадича Василий Алексеевич за трёхлитровую банку спирта.

Сокровище! Четырнадцатилетний парень, ставший счастливым обладателем железного монстра, именно так отнёсся к мотороллеру — как к Сокровищу. Это не какой-нибудь мопед. Это серьёзная техника: заводится от электростартёра, четыре передачи, девять лошадей, двести кубиков, почти два метра длиной и весом в сто пятьдесят килограммов. На таком легко можно втроём с удобством ехать восемьдесят километров в час! А то, что он разобран на составные части, — так это даже интересней! К тому же мотороллер, выпущенный в начале шестидесятых, в середине восьмидесятых довольно редко встречался на дорогах. Вне всяких сомнений, Тула-200М» уже тогда, в эпоху «Явы» и «Чезета», почти превратилась в раритет.

Перетащив составные части мотороллера в квартиру, Тим отчётливо понял, что мама явно не одобрит приобретение. Раму — самую громоздкую деталь — с трудом удалось разместить на балконе, где она заняла почти всё свободное пространство. Ящики с частями двигателя и коробки передач, по степени важности, Тим расположил в своей комнате, расставив по углам, ну а остальное рассовал, где пришлось. Всё выглядело весьма пристойно, если не считать балкона, потерявшего все балконные функции. Мама поначалу отнеслась к увлечению сына довольно ровно, но в дальнейшем, когда Тим с друзьями занялся вплотную подготовительными работами по сборке мотороллера, потеряла лояльность к происходящему.

Подготовительные работы заключались в сортировке деталей в зависимости от назначения и чистке от старого масла, ржавчины и грязи в керосине. Мальчики старались сохранить квартиру в чистоте, но, увы, так и не достигли требуемого Юлей качества. Всё-таки квартира мало предназначена для подобных занятий — это не гараж и тем более не ремонтный бокс. За советом, что делать в сложившейся ситуации, Тим, Колька и присоединившейся к ним новый товарищ Лёха обратились к деду Николая, который помог в решении возникшей проблемы самым неожиданным для ребят образом.

— Да, ребятки, — говорил с усмешкой Василий, — тут вы правы: Квартира для такого дела мало предназначена. И Юля уже Варваре Георгиевне жаловалась…

— А как же быть, Василий Алексеевич? — спросил Лёха.

— Есть у меня хорошая идея, надеюсь, вам понравится. Был когда-то у нас на заводе мотоклуб. Он и сейчас есть, но давно уже хиреет. Даже, я бы сказал, захирел совсем. Раньше наши заводские ребята на соревнованиях выступали, первые места, между прочим, брали. Только сейчас мало кто интересуется этим у нас из молодых, а старики по возрасту не в состоянии, да многие уж на пенсию вышли. Жалко, конечно. Вот моё предложение: устрою я вам уголок в помещении мотоклуба, где можно спокойно заниматься мотороллером, да и помочь на заводе есть кому. А там, глядишь, может и возродите наш мотоклуб, если в охоту вам такое дело…

В назначенное время, ранним утром, трое друзей и с ними несколько товарищей из обоих дворов — всего с десяток ребятишек — приехали на завод. Первое посещение представляло собой экскурсию по предприятию. В конце экскурсии ребят отвели в мотоклуб.

Мотоклуб — некогда гордость завода, а ныне находящийся в печальном запустении — занимал отдельную небольшую территорию, не входящую в охранную зону военного производства и имевшую проход на предприятие через специальный пост охраны. Состоял он из небольшой площадки за собственным забором, двухэтажного неказистого старенького здания послевоенной постройки, бывшего некогда корпусом заводоуправления, такого же старого ангара — самого первого заводского цеха, двух ремонтных боксов для техники и пары сараев для складирования всякой нужной рухляди. Несмотря на запустение, хозяйство, которое предполагалось отдать в пользование молодому пополнению клуба, вызвало у самого пополнения небывалый энтузиазм.

В те времена, на пороге крушения советской системы руководство страны, спохватившись и узрев накатывающийся вал проблем, пыталось как-то усилить воспитательную работу среди молодёжи, особо не желающей становиться теми самыми строителями коммунизма, что так хотели создать из них престарелые лидеры государства. По этой причине, худо-бедно, государством выделялись средства на создание всякого рода спортивных секций, клубов по интересам и проектов ДОСААФ. В данном случае мотоклуб существовал. Потребовалось совсем немного усилий и желания со стороны руководства завода и, главное, наличие людей, готовых посвятить свободное время любимому увлечению молодости и передать его, словно по завещанию, пытливым мальчишкам с горящими от восторга глазами.

Для подростков мототехника — всегда вожделенная мечта. В советское время для ребят, живших в деревнях и небольших населённых пунктах, мопед, позже мотоцикл, представлял собой обычное средство передвижения и увлечение, а для городских парней — почти несбыточную мечту. Некоторым городским ребятам родители покупали мопеды и мотоциклы, н